Куда уходят снеговики

С высоких небес со скоплениями комковатых облаков осыпались мириады лёгких снежинок. Холода улетели вместе с вольными ветрами, воющими в дымоходе. Близилась красавица-весна, готовая в этом году подменить свою сестрицу-зиму раньше, чем обычно. Ночами ещё не сильно подмораживало, но днём игривое солнце, бегущее от облака к облаку по небосводу, мало-помалу прогревало замёрзшую землю. В начале марта ожидалось потепление, считанные дни оставались для того, чтобы насладиться свежим морозным воздухом, податливым мягким снегом, позволяющим лепить из себя фигуры и быстро тающим в руках. По дворику перед домом туда-сюда бродили десятка два непохожих друг на друга снеговиков: тут и большие, и маленькие, с прямыми толстыми ветками-руками или всего лишь короткими тонкими прутиками. У кого-то счастливое личико из угольков выложено, а у кого-то тыква с вырезанной мордой. А однажды самый, как оказалось, бесстрашный среди снежных вздумал домашним мешаться. Дрова топором легко колятся, а тыквы — ещё легче, но это не наказание было, а неприятная случайность. Снеговики отчего-то суетились с самого утра, переступали снежными комками-ножками по земле, собирались в одну группу, хотя до этого предпочитали существовать поодиночке и никакого дружелюбия друг к другу не проявляли. Поодаль от них стоял только один, тот самый с повреждённой тыквой, солидный и угрюмый Капитан. — Растают они скоро. — Джаст растирает друг об друга покрасневшие ладони, опираясь на балюстраду и выглядывая во двор. — Жа-а-алко. — Интересно, будут ли они предпринимать попытки спастись. — отозвался стоящий рядом на крыльце Альфёдов. — Я бы посмотрел на это, — усмехнулся в ответ чёрт и, надев тёмные перчатки, удобнее ухватился за лопату. — ладно, за работу. Чем быстрее закончим, тем раньше сможем бездельничать. Уже вечером, когда все дела во дворе были переделаны, и солнце заходило за лес, окрашивая облака и небосвод в розовый и жёлтый, активность снеговиков только увеличилась. Со стороны это походило на собрание Ку-клукс-клана, однако его участники были более чем нейтральны к любой живности, которую видели. Снежные духи переглядывались между собой, поворачиваясь туловищами в разные стороны, будто чего-то ожидали. Наконец, к ним подошёл Капитан, заговорчески указал сучковатой рукой всем собравшимся в сторону лесной чащи. — Как думаешь, что они задумали? — Джаст мысленно решил, что на всех необъятных землях, какие они обошли и облетели, не найдется даже одного гения медицины и чего-то вроде снежной антропологии, способного мало-мальски прояснить, общаются снеговики телепатией, иным образом или способны исключительно на жестикуляцию, что за планы они строят, и какого Визера они в один из декабрьских дней решили ожить. Магия, колдовство, не иначе. Аллу такие вопросы не задашь, ибо даже если где-то в роду у него и были столь таинственные представители живой природы, он всю сознательную жизнь провёл в цивилизованном обществе, в целом был поразительно тёплым и даже не планировал таять. — Не знаю, но, если они куда-нибудь пойдут, я бы хотел проследить. — Альфёдов потянулся, смотря на яркий круг заходящего солнца. — Например, куда? — На ближайшую снежную гору или что-то вроде того, — Джаст взглядом отметил горные хребты, простирающиеся где-то далеко за лесом, — не под землю же полезут, правда? — Действительно. Между тем снеговики переходили к активным действиям: Капитан двинулся по тропинке, и за ним следом отправились остальные, растягиваясь в неровную неуклюжую колонну. — Ты со мной? — спросил полный энтузиазма Алл, для более удобного передвижения пристёгивая к своим ботинкам лыжи. — Нет, замёрз сильно. — отозвался Джаст, открывая дверь и шагнул в дом. — Подожди минутку. Он тут же вернулся с тёплым шарфом в руках. Подошёл, заботливо навязал Альфёдову на шею полосатую вещицу. — Обещай вернуться до темноты, — попросил Джаст, задерживая ладони на прохладных щеках друга. Тот мягко улыбнулся, добродушно смотря сверху вниз. — Хорошо. Не скучай, — ответил он, развернулся и, ухватив поудобнее лыжные палки, двинулся вслед за снежными духами. Оставшийся «на хозяйстве» ещё какое-то время смотрел ему вслед, пока совсем не продрог. Снеговики двигались небыстро, грузно переступая снежными ногами, поэтому Альфёдов, протаптывая сам себе лыжню, скоро их догнал. Никто не оглядывался, не тормозил, сохраняя тишину и единство движения. Лыжнику удавалось насладиться окружением, последними моментами зимы перед журчащей, щебечущей, цветущей и густо пахнущей тёплой весной. Он размышлял о планах на ближайшие недели, душой впитывая покой. Шествовали минут сорок. Прошли мимо развилки на путях возле поваленного бурей дерева, завернули глубже в лесную чащу, удаляясь от цивилизации. До ближайших заснеженных гор было далековато, и Альфёдов искренне не понимал, почему снеговики двинулись в путь под вечер. А пока он размышлял о неясных мотивах снежных духов, заприметил вдалеке место, в некоторых кругах называемое Дорогой к чёртовой матери. Обыкновенная тропа, по обе стороны от которой — довольно глубокие канавы, оставшиеся от корней толстых рослых деревьев, в которых летом рос папоротник. Бывает, поговаривают, что в незапамятные времена там жил Джаст (он, конечно, закатывает глаза и всё отрицает), а ночью у костра пьяный Жираф рассказывает про эти места непотребные сказки. Алф улыбнулся, вспоминая об этом, и так же быстро с его лица эта улыбка пропала. Он вспомнил, что на Дороге к чёртовой матери ещё поздней осенью кто-то нарочно или нет разлил воду, и теперь там всё замёрзло так, что без падений не пробраться. Снеговики, конечно, знать не знали об этом, и было уже поздно пытаться остановить колонну. Капитан, шедший впереди, будто локомотив поезда, ступил на засыпанную снегом ледовую полосу и поскользнулся, упал на землю. Остальные снеговики не остановились, просто обошли дугой опасное место и двинулись дальше. Капитан завозился, стараясь встать, но съехал со склона вниз, сгребая за собой снег. Альфёдов ринулся за ним, надеясь спасти несчастного. Он спустился, стараясь держать равновесие и не упасть следом. Капитан лежал без движения. Тыквенная голова держалась с одной только помощью высших сил, почти отпадала. Лыжник попытался поднять его, снеговик отозвался на это слабым шевелением рук. С трудом поставив достаточно тяжёлого Капитана, Альфёдов осмотрел его. Между туловищем и тыквой появился немаленький зазор, который при движении мог стать ещё больше. Алл воткнул лыжные палки в сугроб, набрал руками снег и стал латать рану, в довершение снял свой шарф и надёжно завязал. Из канавы надо выбираться. Склон был не очень крутым, поэтому Капитан пошёл по продавленному его же телом пути. Пошёл и Альфёдов, ставя лыжи боком и подталкивая снеговика в спину, чтобы тот не рухнул назад. С трудом они всё-таки вышли обратно на тропу. Лыжник дал себе пару секунд на передышку перед тем, как продолжить путь. Смеркалось. Солнце почти пропало за горизонтом. Капитан стоял рядом, будто колебался. Альфёдов глядел на него, ожидая дальнейших действий, пока остальные снеговики уходили далеко вперёд. Ещё помедлив, Капитан дотронулся до своей груди, подцепил сучковатым пальцем чёрную пуговицу, оторвал её от заледеневшего снежного тела вместе с небольшим кусочком тонкого льда и протянул Альфёдову. Тот неуверенно принял этот подарок, смотря в пустые глазницы отстающего, который медленно развернулся и пустился, пошатываясь, догонять своих. Алл выяснил наверняка: снежный дух хотел что-то ему поведать. Но что? Было ли это благодарностью за спасение или знаком свыше? Он посмотрел на слабо поблёскивающую пуговку в своей ладони, перевёл взгляд на вновь движущуюся колонну. «Капитан почти догнал свою, — почему-то ему захотелось в своих мыслях назвать это именно так. — семью,» — с расплывающейся на губах улыбкой подумал Альфёдов. Стоп. Снеговик поднял голову вверх, смотря на темнеющее небо, выдохнул небольшое облачко пара. Осознание медленно подкралось сзади и намеревалось ударить его по затылку чем-то тяжёлым, чтобы звёзды и искры не в небе загорелись, а из глаз посыпались и растерялись в снежных крупицах. Альфёдов вернулся к мысли о снеговиках, вернее, о данном им статусе. Никакого даже дружеского интереса они друг к другу не проявляли, что и говорить о привязанности. Когда Капитан не устоял на ногах и рухнул, никто и не обернулся, однако снеговик с повреждённой на затылке тыквой всё равно стремился угнаться за ними, или это просто что-то вроде стадного инстинкта? И ох уж эта человеческая черта — накладывать события поверх своей жизни, будто трафарет, и сравнивать, примерять. Тогда путник пришёл к потрясающей воображение мысли: несчастный снеговик спешил за теми, кому не было до него никакого дела, а он, Альфёдов, бежал прочь из места, в котором им дорожат. Усадьба, ставшая не просто пристанищем на зиму, а настоящим домом, где всегда было тепло, приятно пахло мятными пряниками и чем-то ещё до одури сладким. Уют, сосредоточенный в двух небольших комнатах и кухне, в прохладных сенцах и бане, которую добротно топили каждое воскресенье, достигал космических, даже вселенских масштабов. В доме всегда было что-то нежное, отчасти романтичное, маленькая искринка, зажигающая в сердце неподдельную радость. А ещё там всегда был Джаст. Альфёдов помнил бесчисленное количество часов, проведённых с ним. Приготовление ужина, работа во дворе, в доме, яркие рассветы в окнах и томные закаты, встречаемые вместе под тёплым пледом одним на двоих, походы в шумный город за провизией и другими вещами раз в неделю - любое занятие, разделённое с другом, вызывало особый трепет и нежно ноющее чувство в солнечном сплетении. Алф помнил, как они вдвоём в самом начале декабря, когда только перебрались в усадьбу, налаживали быт, разгребали какие-то вещи. Долгими вечерами он стелил постель или читал вслух, а Джаст вырезал из дерева небольшие фигурки тонконогих оленей, длинноухих зайцев и других зверьков, крупную звезду, и они вместе потом их раскрашивали в самые разные яркие цвета. От безделья в один из дней налепили десятка два снеговиков, и чёрт, растерявшись, в толпе этих холодных существ случайно потерял вполне себе тёплого Альфёдова. Потом, ближе к Новому году, бродили по лесу в поисках подходящей ёлки: пушистой, как хотел Джаст, и не слишком высокой, как хотел Алл, хотя высота потолков позволяла им разгуляться. Найдя идеальную, принесли в дом, поставили, украсили теми самыми цветными фигурками. В новогоднюю ночь к ним нагрянули гости. Посидели они недолго, Жираф быстро напился, и недовольный, но более-менее трезвый и заботливый Альцест, поклявшийся никогда больше не пить, чуть ли не взявшись за длинные худые ноги, поволок его восвояси («Я не хочу, чтобы ты замёрз насмерть, если тебе в таком состоянии приспичит выйти на улицу и полежать, идиот»). Снеговик и чёрт же забрались на диван, не дожидаясь никаких салютов. Для них хватило праздника. Опьянённый «лимонадом» Жирафа, теплом и непозволительной близостью к снеговику, Джаст долго толкал сожителю на ухо какие-то умные речи и свои, как показалось мутному разуму Альфёдова, который просто уснул спустя непродолжительное время, завиральные желания. Уже наутро Джаст дал понять, что его это задело. Какая-то мысль, мелькнувшая среди прочих, многое для него значила. Но Альфёдов, конечно, не запомнил. Обида, как показалось, вскоре забылась. Дни потекли в прежнем ритме, хотя на дне одного сердца залегла холодная неопределённость. Всё те же сладкие блинчики с мёдом на завтрак, горячий шоколад на ужин. Тёплый плед на плечах, нескончаемые разговоры. Джаст, кутающийся в подаренный снеговиком шерстяной свитер. Альфёдов, умилённый этим и с восторгом перебирающий в руках деревянные шахматы, подаренные сожителем. И они вместе сидят у камина: у Джаста растрепались волосы, серые прядки спадали на прикрытые в полудрёме глаза, и его лицо так близко-близко… «Возвращайся к семье, снеговик,» — воззвал голос разума. Это был призыв к действию, приказ, между тем мольба. Альфёдов вынырнул из своих прекрасных воспоминаний, оказываясь вновь один на один с нынешним положением вещей в заснеженном лесу. Небо стало мрачнее и темнее на несколько тонов. Снеговик развернулся, вставая в лыжню, продавленную его же лыжами некоторое время назад. До дома пара километров, и дома ждёт Джаст, который абсолютно точно уже начал беспокоиться. Альфёдов двинулся в путь, переставляя лыжные палки и двигая ногами. Не занятый ничем сложным мозг вернулся к недавним размышлениям. Снеговику было почти физически больно от того, насколько ранее он был слеп по отношению к своим собственным чувствам, а в особенности к чувствам Джаста, который всё это время мог страдать, но молчал, ведь боялся уничтожить их дружбу. Им обязательно надо обсудить некоторые аспекты их совместной жизни, думал Альфёдов. Безусловно, случалось, что они заводили разговоры на интимные темы, но никогда не касались конкретно их взаимодействия, словно на это — табу. Лишь однажды Джаст проявил инициативу, попытался продвинуться к чему-то большему, чем близкая и тёплая дружба. Алл, конечно, не мог знать, только догадываться. Возможно ли разглядеть истину в принесённом с утра кофе, нежном движении рук, поправляющих сползшее с тела одеяло, если эти действия стали обыденностью? Алф уже мысленно готовился вымаливать прощение за недосказанность, сорвался на бег. Далеко за спиной осталась Дорога к чёртовой матери. Лыжи скользили по примятому снегу, палки заныривали в сугробы, создавая лунки, отталкивали лыжника от земли, а мимо мелькали деревья, покрытые снежной посыпкой из-за дневного короткого снегопада. Он с лёгкостью отмахивался от, казалось, временного желания сжать в своих руках прохладные ладони Джаста, без веской причины приблизиться, прижать, чтобы тот носом утыкался в ключицы. Всё казалось простым и невинным. В случайные или необходимые прикосновения не вкладывались сакральные смыслы, но касаться хотелось чаще. Снеговик выехал к развилке. Тропа направо вела в город, а налево — к усадьбе. Конечно, он повернул налево, отмечая про себя, что осталось всего каких-то сто пятьдесят метров. Вскоре у Альфёдова закололо в боку (он был не самым спортивным человеком), поэтому пришлось снизить скорость. Пройдя ещё метров двадцать, он отстегнул лыжи, сунул под мышку и поковылял дальше. Впереди уже виднелся дом с горевшим в окнах светом, контрастирующим с тёмным небом, и валящим из трубы дымом. С горем пополам дойдя, Алф поднялся на крыльцо, чувствуя сильную усталость и холод. А ещё решимость. Вошёл в мрачные сени, где кругом лежали какие-то инструменты и прочее. Наконец отворил дверь в дом, устало переступил порог, прищурился от непривычного света. — Хей, ты вернулся. — Джаст встретил его, слегка улыбаясь. — Я уже начал волноваться. Альфёдов безмолвно глядел на друга, растеряв всю уверенность и думая, насколько тот кажется маленьким, однако каким сильным, местами скрытным был на самом деле. Снеговик колебался: может, он просто сделал из мухи слона, прочувствовав неясность отношений снеговиков? Джаста потряс его взгляд: встревоженный, полный сожаления вперемешку с чем-то неизвестным ранее. Теплом и безнадёжной любовью, кажется. — Всё в порядке? — он нерешительно подошёл ближе, и тот сорвался. Быстро стянул ботинки, чуть ли не прыжком преодолел расстояние между ними, затянул друга в объятия. Все слова растерялись, когда Джаст обнял в ответ. Альфёдов затаил дыхание от неуверенности и особой интимности момента. Комнату освещал теплый неяркий свет светильника, стоящего возле дивана. Образовалась неуютная тишина, слышался только треск дров в печи на противоположной стороне комнаты и сбившееся дыхание. Разорвать её решился чёрт, неловко поглаживающий плечи снеговика: — Ну, так куда эти снежные пошли? — он хотел спросить что-то ещё, но Альфёдов внезапно нашёл, что сказать. — Ты — моя семья. — Джаст, не ожидавший подобных откровений, удивлённо вздохнул. — Думаешь, что у меня поехала крыша? Наверное, но, умоляю, выслушай меня. — Продолжай, — шепнул чёрт, задержавший руки на его лопатках. Тот нервно выдохнул. — Я не представляю своей жизни без тебя. Всё сразу становится таким бессмысленным. — едва слышно продолжил снеговик и вдруг немного отстранился, чтобы видеть трепещущие ресницы Джаста, светотени на его лице, чувствуя его дыхание. — Это то важное, что ты сказал в новогоднюю ночь? Чёрт перехватил запястья Альфёдова, пока тот недоумевал, расстегнул и стянул с него куртку, замечая отсутствие полосатого шарфа. Ну ничего, за пропавшую вещь он потом с него спросит, а сейчас выключит лампу, почти в кромешной темноте, удерживая за талию, медленно проведёт друга в спальню. Алл покорно шёл вперёд до тех пор, пока не упёрся ногами в каркас кровати и рухнул в незаправленное с утра месиво из одеял и подушек, утягивая за собой проводника. Его прижали к матрасу, нависнув сверху, наугад чмокнув в уголок мягких губ. — Я люблю тебя, — прошептал он, быстро завалился на другую половину кровати, чувствуя, как щёки загораются стыдливым румянцем. Альфёдов ошарашено вглядывался в темноту: тайно для себя самого мечтал, но точно не думал, что дело примет такие обороты. — Ещё вопросы? — Да. Как давно? — Год, два? Не знаю, ты мне понравился, и это чувство усиливалось на протяжение нашего общения. — чёрт подтянул к себе ноги, обхватил их, сжимаясь в комок. Он испугался. Алл мог только слышать это, и он потянул руки в сторону шуршащих простыней и быстро нащупал спину. — Я хочу ощущать тебя ближе, чем могу себе позволить. — Прости. Я тоже хочу, правда, — он осторожно огладил его плечо и бок, придвигаясь. — и должен был заметить раньше и ценить твои чувства. — Я в состоянии скрывать свои истинные эмоции, — буркнул Джаст в ответ, переворачиваясь. — Почему ты думаешь, что достаточно хорошо знаешь меня? — Как бы там ни было, ты заботишься обо мне. А я живу и сплю с тобой уже три месяца! — рядом затихли. Снеговик поздно понял, насколько двусмысленно звучала последняя фраза и почувствовал, как кровь приливает к щекам. На секунду воцарилась тишина. — Ладно, я же сказал что-то вроде «я тоже тебя люблю», так? — чёрт смущённо засопел. Он до сих пор находился в руках Альфёдова в прямом и переносном смысле и чувствовал трепет. Он взял одну руку снеговика и приложил к своей груди: слушай, мол, что ты делаешь с моим сердцем. — Не ломайся. Тебя ведь можно поцеловать? — снеговик потянулся ближе и оставил невесомое касание на шее прежде, чем получил ответ. — Что угодно, — в ответ прозвучал мягкий шёпот. Алф свободной рукой поглаживал место за ушком, зарывался в отросшие до шеи пепельно-серые волосы. Джаст коснулся его щеки, поворачивая вверх, и прижался к его губам. Альфёдов лизнул его губы, не отрываясь, но чёрт отстранился, задыхаясь. Не так быстро, не с таким напором. — Холодный ты всё-таки, снеговик, — рассмеялся Джаст, напоминая о недавних похождениях. — Мёдом тебе намазано в этом лесу. Стоило ли лишний раз нос морозить? — Зато смотри, как хорошо всё закончилось. — Альфёдов уткнулся носом в щёку чёртика. — Согрей меня. И стяни с меня штаны, я устал. — Ещё чего, — наигранно высокомерно усмехнулся Джаст, однако помог выпутаться из лишних слоёв одежды. — Всё, спать, — скомандовал Альфёдов, снова прижимаясь к Джасту (теперь он сделает это ещё бесчисленное количество раз). — Ага, спи, семья ты моя. После ещё одной волны прощаний всё же улеглись. Оба быстро расслабились в привычном тепле друг друга, на мгновение подумали, что дальше жить будет в сто крат слаще и нежнее, ведь теперь они имеют право заходить дальше дружеских прикосновений, быть откровеннее в словах, смелее в желаниях. Погружение в светлые сны такое же приятное, каким казалось недалёкое утреннее будущее, которое они проведут вместе.