Свой человек.

Сюмин почувствовал этот запах, как только вошел в гудящую голосами аудиторию. Незнакомый, резкий, отличающий доминанту некой агрессивностью, и почему-то даже приятный, такого он прежде не ощущал, поэтому не мог остановить себя, вглядываясь в толпу, выискивая глазами запашистого альфу, изредка дергая подбородком в приветственном жесте, ловя взгляды своих приятелей, которых к слову у него было не так уж и много. Его утро буквально пообещало быть удивительным, когда проходя на свое место, Сюмин вздрогнул от неожиданного шлепка по заднице и обернулся на потенциального самоубийцу. То, что в этот момент все затихли, ему не показалось странным, Сюмин кажется, этого и не заметил вовсе, взглядом останавливая двух шкафообразных парней в нескольких метрах от себя. Он буквально чувствовал липкий оценивающий взгляд парня, развалившегося на стуле в вальяжной позе. Очевидно, это был один из залетных, раз ему хватило смелости коснуться его королевской задницы. Сюмин мысленно закатил глаза, но в следующую секунду сладко улыбнулся и плавно нагнулся к молодому альфе, приблизившись почти вплотную, он шумно втянул воздух, и, убедившись, что это совсем не тот запах, который он чувствовал несколькими минутами ранее, Сюмин томно выдохнул, касаясь губами чужого уха, а потом выпрямился и демонстративно скривился. – Я раздавлю тебя, как мошку, малыш, – его голос прозвучал презрительно и жестко в плотной тишине. Пару секунд он смотрел на удивленного парня и разочарованно цокнул языком, это не принесло ему никакого удовлетворения, но он не смог отказать себе в удовольствии, и мило улыбнулся напоследок. Это был не тот запах, слишком приторный для него, и совсем не то лицо, хоть и достаточно симпатичное. Вообще было все не то, и ему внезапно захотелось, чтобы этого смазливого альфу размазали по стенке, хотя желание тут же пропало. Сюмину было достаточно щелкнуть пальцами, чтобы обеспечить любому задиристому ублюдку ад на земле, и он прекрасно это знал, да всем вокруг это было известно, но в этот раз, у него не было настроения наблюдать за этим зрелищем, к тому же, первый день нового учебного года не хотелось омрачать чужой окровавленной рожей. Он звучно фыркнул, как только раздались первые шепотки, и прошел к своему месту, не занятому даже после длительных каникул. Деканат должен был провести небольшое собрание по поводу новой учебной лаборатории, оборудованной этим летом, и для того чтобы торжественно озвучить начало учебного года для прибывших студентов по обмену из Южной Кореи. Не смотря на то, что сам Сюмин был родом оттуда, ему было откровенно наплевать на всю эту ерунду. Шанхай стал его домом еще шесть лет назад, как только он переехал сюда с отцом, и иногда он забывал о том, кто он на самом деле, потому что это было не так важно, как то, кем он должен быть. Сюмин скучающе смотрел по сторонам, окончательно выкинув из головы идею найти того альфу, запах которого все еще витал в воздухе. Когда весь преподавательский состав вошел в аудиторию, он лениво поднялся с места и поправил лацкан пиджака. У Сюмина внезапно вспотели ладони, и непривычно зашумело в голове, когда кто-то встал позади него. Он не позволил себе обернуться, когда ощутил уже знакомый запах, и уж тем более он не смог обернуться, услышав шумный вздох около своего уха. Этот альфа его нюхал! Да так, что у него волосы на загривке дыбом встали, и впервые не захотелось приказать размозжить ему башку. – Моя омега,– глубокий, но тихий голос раздался у Сюмина над ухом, и он окончательно окаменел, с каким-то мазохистским удивлением отмечая про себя, что даже не в состоянии повернуться, чтобы посмотреть, кому принадлежит этот чертов запах и голос, взбудораживший его тело. Когда он все-таки пересиливает себя, позади уже никого нет, разве что несколько пар удивленных глаз уставившиеся на него. Ну, еще бы, к нему впервые без разрешения приблизился альфа. Да еще какой, слишком агрессивный, чтобы Сюмину удалось заткнуть свои инстинкты. Он мысленно проклинает себя за эту слабость, и прикусывает губу с внутренней стороны, окончательно приходя в себя. Это того не стоит, ведь он давно решил чего хочет добиться от этой жизни, и отказываться от своей пусть и туманной цели, ради удовлетворения физиологических потребностей он не собирался. Сюмин не всегда был таким самодостаточным и гордым, хотя вырос он в богатой семье крупного предпринимателя. Минсок рос открытым и приветливым мальчиком, всегда легко сходился с людьми и показывал блестящие результаты в учебе. Мальчик нравился практически всем, кто хоть раз перехватывал его улыбку. Его растили наследником крупного состояния, и само собой, без едких комментариев завистников и врагов его родителей не обходилось, но мальчику было все равно, что считают его не более чем предметом хвастовства, потому что он свято верил в то, что его любят, а его достижениями непременно гордятся. Все изменилось, едва ему стукнуло пятнадцать, когда организм проявил все свои генные прелести. Минсок перестал быть пухлощеким мальчуганом, бегающим во дворе и таскающим булочки из соседней лавки. Он превратился в красивого стройного парня, с блестящими раскосыми глазами и необыкновенно яркими губами. Для всей семьи это стало шоком, справиться с которым не получилось. Сюмин вспоминает тот вечер почти каждый день, думая о том, что неугасающая боль и обида дает ему стимул двигаться дальше. Он помнит каждую морщинку на лице отца, когда тот сокрушался над тем, кем оказался его единственный наследник. Он помнит, какой обжигающей была его пощечина, когда он, оледенев от оскорблений старшего, заявил в лицо своему родителю, что это только его вина, и что только его отец виноват в том, что не был способен сделать из него альфу. После этой оплеухи, мать схватила подростка, прижимая к себе, она проклинала его отца, и ее слезы капали на щеки оцепеневшего мальчика. Минсок запомнил, как мама успокаивала его, всхлипывая через раз, дрожащими руками пристегивая ремень безопасности, говорила про уютный дом бабушки, про то, как превратит его жизнь в сказку, и он обязательно обо всем забудет. Но он не забыл, наоборот запомнил второй перекресток, на котором в машину на огромной скорости вписался грузовик со стороны водителя. Все было кончено. Минсок перестал существовать, он умер тогда вместе с матерью, а на больничной койке, перед которой на коленях молил о прощении его отец, родился Сюмин. Полный ненависти и цинизма. В Шанхай они переехали почти сразу же, как только Сюмин покинул больницу. Отец окружил его заботой, хотя в понимании парня эта была лишь вычурная роскошь и качественная охрана из нескольких амбалистых парней. Еще несколько месяцев отец пытался сблизиться с сыном, но все эти попытки были тщетны, на все его действия у Сюмина был лишь один ответ: « Ты лишил меня жизни» и, слыша это раз за разом, отец уходил ни с чем, каждый раз, с ненормальным рвением погружаясь в работу, только бы убежать от реальности, где его собственный сын полон ненависти к нему. Несмотря на все произошедшее, Сюмин не пустился разрушать собственную жизнь, более того, его не привлекало то, чем жили его сверстники. Каждый раз глядя на себя в зеркало, он видел в нем утонченного парня, одетого с иголочки, и улыбался уголком губ. С тех пор, как он достиг совершеннолетия, всюду его сопровождает нанятая им самим вооруженная охрана. Ему нравится, как он выглядит на фоне пары двухметровых мужчин облачённых в черные костюмы, Сюмин чувствует, как власть плавно течет в его руки. Желание управлять захлёстывает его с головой. Он далеко не сентиментальный человек, как считает он сам, даже когда уходит от своего первого альфы. Сюмину до тошноты противна мысль о том, что ему нужно раздвигать колени, когда зад начинает гореть. Ему кажется, что у природы дрянной характер, она вообще конченная сука, раз наградила его этим. Когда у Сюмина появляется его первый друг в Шанхае, он перестает на какое-то время колоться своим характером и даже позволяет себе улыбаться. А Бекхен и рад стараться, он столько времени потратил, пробивая каменную стену, за которой, по его мнению, прятался настоящий Сюмин с солнечной улыбкой, хотя он не говорит об этом вслух. Только ему было позволено трепать рыжую макушку своей ладошкой. А у Сюмина даже налаживаются приятельские отношения с его альфой, Чанелем, хотя в первую встречу с ним, охрана Сюмина едва не убила парня за чрезмерно самоуверенный нрав. Сюмин, правда, старается не думать о том, каково это быть со своим человеком, со своим альфой и какой процент успеха таких отношений. Он смотрит на друга, слушает его, и почти верит, что тот счастлив, вот только ему это ни к чему. Сюмин давно определил, в какое русло пустит свою жизнь, и в его планах нет ни семьи, ни детей. Счастье-то – понятие относительное.