paracosm

На красном сигнале светофора Чонгук резко ударил по тормозам. Вещи, сваленные в огромную кучу на задних сидениях вместе с мусором, что представлял собой композицию из обёрток снеков и коробок из-под сэндвичей «Макдоналдс», упали вниз. Кофе в подстаканнике, на который мужчина отвлёкся, разрывая пакетик сахара, выплеснулся и ошпарил его бедро. Чонгук зашипел. — Чёрт! — ругнулся сквозь зубы, принявшись растирать покрасневшую кожу. Его попутчик — лохматая собака породы бриар, сидевшая на соседнем кресле, — заскулила и спрятала нос в лапах. — Знаю, Чуи, я тоже не могу дождаться, когда мы приедем. Они находились в пути уже несколько дней. Все, кто знал Чонгука, не сдерживали смешка каждый раз, когда он говорил, что у него боязнь высоты и при выборе «долгая поездка» или «короткий полёт» он без раздумий выберет первое. Лучше утомительная качка, но не высота в тысячу метров. Чонгуку спокойнее на земле, двумя ногами на твёрдой почве. — Не переживай, нам недолго осталось ехать. — Он мимолётно посмотрел на навигатор, чтобы убедиться в этом. — Всего тридцать миль. Здорово, да? Чуи фыркнул, начиная чесать ухо задней лапой. Чонгук поморщился и поспешил поднять стаканчик кофе, пока его питомец не успел запустить в него блох. В это же время телефон в кармане его шортов начал вибрировать, оповещая о входящем уведомлении. Чонгук сделал короткий глоток американо, прежде чем вытащил смартфон. — Ну кто бы сомневался, — он усмехнулся, глядя на сообщение от директора книжного издательства, на которое он работал. Джонатан переживал так, словно Чонгук был хрупким яйцом, а он — его матерью-наседкой, каждые три часа уточняя у Чонгука его местоположение. «Риелтор написал, что оставил ключи в горшке у входной двери. Напиши, как прибудешь на место». Чонгук глубоко вздохнул и в очередной за сегодня раз нырнул в глубину мыслей. Ему не верилось, что он вновь преодолевал расстояние от Калифорнии до Техаса, преследуя одну и ту же цель — написать свою новую рукопись. Обычно он делал это без особых проблем, но на этот раз их приключилось предостаточно. Самая основная — отказ в сотрудничестве. Чонгук думал, что никогда не напишет историю Алана Гарднера, так как сам Алан Гарднер наотрез отказывался с ним даже созваниваться. Чонгук предпринимал множество попыток разговорить его и хоть как-то вывести на контакт, но мужчина только и делал, что отпирался. Чонгук понимал: Алан был опечален и полон горя. Со смерти его жены минуло два года, но время явно никак не помогало в излечении раненого сердца. Она умерла так трагично… Чонгук не знал, каково это: терять на глазах родного и самого любимого человека, но имел об этом смутное представление. Однако, даже вникая во всю пагубность ситуации, он не бросал своих никчемных попыток добиться от Алана хотя бы встречи. Месяц назад он звонил ему с периодичностью раз в сутки, безусловно надоедал, походя на пускавшего пену изо рта коллектора, но на протяжении недели никто даже не брал трубку, чтобы как всегда флегматично и весьма деликатно послать его к чёрту. Однако вскоре Чонгук узнал почему. Алан Гарднер скончался: его сразил инсульт. Эта была последняя причина в списке, которую в воображении писатель обозначил как «причины, по которым космонавты уходят из жизни». Он думал, что люди со столь опасной профессией, не раз подвергавшиеся тяжелейшим нагрузкам, просто не могли умирать от чего-то такого, как кровоизлияние в мозг. Оказалось, могли. Это, вероятно, ужасно, но после смерти Алана Чонгук тут же вцепился в возможность добыть сведения о его, с уверенностью можно сказать, непростой, но интересной жизни. Он находился в пути за ответами, голодный до новой информации, которую ему наверняка преподнесёт дом мистера Гарднера.

—•○•—

Жилой район города Форт-Уэрта был тихим и уютным, со спокойной дорогой и ровно подстриженными, точно под линейку, газонами. Домики здесь были как на подбор: все ухоженные и свежо выкрашенные, огороженные либо цветочными клумбами с низкими заборчиками, либо и вовсе ничем не огороженные. Эдакий типичный район «Американской мечты», к которой Чонгук никогда не стремился. Дом в его понимании — это наличие в нём семьи, которой он, несмотря на возраст, неуклонно приближающийся к тридцати, обзаводиться не спешил. Он жил работой, грезил о свершениях и — где-то в потаённых желаниях — о славе. Дневное солнце, как, впрочем, и любой свет, не могло скрыть угнетённость дома Алана Гарднера — двухэтажного деревянного здания с крышей из красной черепицы. Уже само наличие сорняков на его площади говорило о некой обречённости, окутывающей пространство аурой безнадёжности и утраты. Чонгук сжал руль до тихого скрипа и посмотрел на Чуи, притихшего и угрюмо смотревшего словно бы в никуда. В такие моменты становилось действительно интересно: о чём животные думают и думают ли вообще? Чонгук надеялся, что в чужих мыслях было не прошлое, которое могло быть действительно жутким и о котором он ничего не ведал. — Хэй, приятель. Ну что, пойдём? — Почесав пса за ухом, Чонгук приоткрыл дверь пикапа и бойко спрыгнул на землю, начав делать короткую разминку: мышцы после долгой поездки ныли и просили о хорошей тренировке. Последовавший за хозяином Чуи завертелся волчком у его ног, прежде чем с задорным лаем побежал к траве, тут же помечая территорию у ближайшего дерева. Скривив на короткую секунду губы и взяв с заднего сидения сумку с вещами, Чонгук захлопнул дверь и ступил на тропинку из камня, ведущую к большому крыльцу-веранде. Было сразу видно, что к созданию дома приложена женская рука: кушетка-качели и керамические горшки, ранее наверняка пестрящие красками и жизнью, сейчас сухими стеблями и сгнившими давно листьями смотрели по направлению вниз. В одном из этих горшков, с цветком фикуса, который ещё подавал небольшие надежды на реабилитацию, Чонгук и нашёл ключи от дома. — Что ж, надеюсь, я не поплачусь за это, — тихо сказал он себе под нос и решительно вставил ключ в скважину. Щелчок подвижного механизма замка был оглушителен, прогремев в ушах Чонгука басистым раскатом труб. Триумфальная ли это была мелодия — ещё предстояло выяснить. Он открыл дверь. Это была обычная прихожая любого другого дома: с зеркалом, вешалкой и тумбой под обувь. Но, даже несмотря на казавшуюся с первого взгляда обыденность, было в ней что-то, отличавшее её ото всех прочих. Медленно, словно в любой миг восставший Алан Гарднер мог бы с ворчанием выйти из-за угла, Чонгук поставил сумку на пол и двинулся вперёд, оставляя дверь открытой для Чуи, который непременно последует за ним, стоит ему только вдоволь облюбовать новую территорию. Чонгук неторопливо брёл по коридору и вёл пальцем по стене с винтажными обоями, навевавшими эпоху семидесятых, вслушиваясь в тихий звук своих шагов. Безмолвие дома оглушало, всё в нём — и жучки, и мыши, и даже мирные паучки — казалось, сгинуло прочь. Дойдя до широкой деревянной лестницы, Чонгук остановился около стены напротив фотографии в большой золотистой раме. Счастливая женатая пара смотрела на него сквозь стекло; на их лицах были навечно запечатлены застывшие улыбки. В груди заныло, и Чонгук поспешил отвести взгляд, а следом сделать шаг вперёд — к ступеням, на перилах которых осела пыль. Он провёл по дереву пальцем, как бы стремясь обозначить своё присутствие в доме, и принялся рассматривать другие фотографии, занимавшие собой всю площадь стены над лестницей. Чонгук знал, что Алан и его жена были учредителями фонда, оказывавшего поддержку детям со страшными болезнями, и потому не особо удивился наличию множества снимков женатой пары с ними. Вот они обнимают маленькую девочку в розовом платье на инвалидной коляске; вот Алан рисует с лысым мальчиком, бледным и худым после химиотерапии; вот оба сидят напротив сросшихся сиамских близнецов — очаровательных рыжих малышек; а вот стоят без возможности коснуться напротив ребёнка, находившегося в кубе из прозрачной плотной пленки. Чонгук нахмурился, смотря на неё: мальчик, огороженный крепким неподъёмным барьером, будто бы был заложником тюрьмы, неся на плечах преступление под названием собственная болезнь. Прекратить рассматривать фото Чонгуку помог Чуи, зашумевший снизу скрежетом когтей о паркет. Он проморгался и двинулся вверх по лестнице, некоторые ступени которой издавали жалобные стоны и надсадные хрипы. Просторный холл с маленькой зелёной софой и журнальным столиком широкой аркой выходил в залитую светом гостиную. Здесь-то Чонгук и заметил первую зацепку. Один яркий стикер из множества тех, которые ему вскоре ещё предстояло найти, встретил его на дверном откосе. Яркий цвет фуксии не мог не привлечь внимание. На квадратном кусочке бумаги было написано всего одно слово: «Эбигейл». Это заставило Чонгука застыть на месте. Мысли в голове зашелестели, но так и не собрались во что-то дельное. Что побудило Алана написать имя своей жены? Что же было мотивом? В поисках ответа на этот вопрос, Чонгук аккуратно сжал стикер двумя пальцами за самый край и потянул. Тот открепился быстро и легко, словно лист с декабрьского дерева, которому уже давно пора было опасть. На обратной стороне яркой бумажки не было ни слова, никакой дельной информации, никакой памятки или, быть может, цитаты — чего-то, что принято писать на стикерах. Опустив руку, Чонгук вошёл в гостиную и сразу же нашёл идентичные пёстрые записки на телевизоре, книжном шкафу, стене и абстрактной картине над комодом. — Что за чёрт, — прохрипел он, оглядывая помещение, быстро цепляясь взглядом за раскиданные по углам яркие пятна. Происходящее пахло загадкой, на которую не терпелось найти ответ. В спешке покинув гостиную, Чонгук вошёл в коридор. С каждым его шагом недоумение увеличивалось, как и расстояние между нижней и верхней губой. «Эбигейл» на большой китайской вазе. «Эбигейл» в ветвях пампасной травы. «Эбигейл» на двери, за ручку которой Чонгук поспешил схватиться. Войдя внутрь комнаты, он ужаснулся: за толщей ярких бумажек было с трудом возможно разглядеть цвет мебели. Спальня супружеской пары пестрила обилием оранжевого, розового, голубого и жёлтого. На каждом квадратике, которых, кажется, было больше нескольких тысяч, повторялось: «Эбигейл, Эбигейл, Эбигейл, Эбигейл, Эбигейл, Эбигейл, Эбигейл, Эбигейл, Эбигейл, Эбигейл, Эбигейл, Эбигейл, Эбигейл, Эбигейл, Эбигейл, Эбигейл». — Он никак обезумел. — Поражённый до глубины души, Чонгук сделал шаг назад. Мириады мыслей бороздили его ум, но ни одна из них не была достаточно чёткой и ясной, способной дать объяснение увиденному. Зачем так мучать себя? Для чего окружать именем человека, которого больше нет? Чонгук закусил заусенец на большом пальце — его вредная привычка — и уставился на стену, заполненную стикерами, без остановки думая, бесконечно прокручивая в голове одни и те же вопросы. Он был так погружен в себя, что вздрогнул, когда телефон завибрировал. Звонил Джонатан. Чонгук принял вызов, впервые не имея желания закатить глаза. — Я же просил написать, когда приедешь. — В голосе мужчины на том проводе слышалась усталость. Он говорил без раздражения: уже привык, что Чонгук вечно пребывал в себе, погружался в собственные мысли, но не в мир вокруг. — Ты уже там? — Да, Джон. — Помедлив немного, Чонгук добавил: — Здесь какая-то чертовщина. — Чертовщина? — Последовавшее после вопроса молчание длилось не дольше секунды. — Призраки? На этот раз удержаться от закатывания глаз было невозможно. — Если бы. Тут… лучше я пришлю фото. Чонгук сбросил вызов, не заботясь о том, что Джонатан собирался ему что-то сказать: это могло и подождать. Он быстро сделал фото спальни и отправил его в «Фейсбук». Сообщение было прочитано, но Джонатан не отвечал ещё около трёх минут. «Что ж, я покопаюсь в статьях, может, там будет ответ». Чонгук ничего не написал, потому что знал: в тех статьях Джонатан не найдёт ничего. Если бы ответ был, он бы уже его знал. Спрятав телефон в карман и разочарованно поморщившись, Чонгук спустился вниз: Чуи всё жалобно подвывал, прося его появиться. Эта глупая собака по необъяснимой причине боялась лестниц, так что писателю всегда приходилось брать питомца на руки, когда они возвращались с прогулок в квартиру. — Я иду, иду, не скули. Спустившись на первый этаж, Чонгук зарылся пальцами в волосы, доросшие ему уже до шеи, и обессиленно взъерошил их. После стянул зубами с запястья тонкую черную резинку и завязал их в маленький хвост на затылке, хотя несколько особо коротких передних прядей всё равно остались висеть вдоль лица. — Хочешь есть? — спросил он у Чуи, смотревшего на него снизу с дико колотящимся в разные стороны хвостом. — Да, я тоже. Так, прицепив к ошейнику поводок, они выбрались на улицу. Здание через дорогу, в отличие от дома мистера Гарднера, ослепляюще сверкало в лучах солнца — пришлось даже прикрыть ладонью глаза. Дом был белоснежен: два этажа чистоты и минимализма с большими окнами, в одном из которых на секунду что-то мелькнуло, но тут же спряталось за занавесками. Видимо, соседям уже стало интересно, кто же это приехал к опустевшему дому небезызвестной семьи астронавтов. Чонгук хмыкнул и, слегка потянув собаку за поводок, пошёл вдоль тропинки. С прошлого раза, когда он был здесь, безуспешно поджидая Алана у двери, он знал, что продуктовый находился всего в десяти минутах ходьбы от дома. Чонгук считал, что работа на голодный желудок вредила здоровью и, соответственно, настрою на хорошую работу, поэтому никогда не забывал следить за тем, чтобы полки холодильника всегда были забиты. Следуя своему золотому правилу, он наполнил тележку продуктами на неделю вперёд и также позаботился о Чуи, взяв для него большую пачку корма и новую миску. Уже на выходе из магазина они были вынуждены столкнуться с проблемой. Точнее сказать, создать её: поводок неведомым образом зацепился за ногу проходящего мимо человека, из-за чего тот споткнулся и упал. Вместе с ним на асфальт полетели и покупки. Чонгук ещё никогда не видел такого количества химии. Этот парень что, хотел отмыть дом после массового убийства? — Прости. — Чонгук тут же поспешил помочь, оставляя собственные пакеты на земле и бросая на волчком кружащего возле него Чуи укоризненный взгляд. — Ты в порядке? Пострадавший парень осторожно поднялся, отряхиваясь от грязи. Крови нигде не было, и Чонгук позволил себе выдохнуть. — Да, порядок, ничего страшного. «У него приятный голос. И лицо», — пронеслись мысли в голове на миг застывшего Чонгука. Парень перед ним был в обычной белой футболке и бежевых шортах. С серыми волосами и светло-карими глазами, ниже Чонгука на голову и моложе, возможно, лет на пять. С пухлыми губами и довольно мягкими чертами лица — точно кукла. — Собрался заметать следы после убийства? — Чонгук улыбнулся, помогая складывать чистящие средства в бумажный пакет. Парень тихо засмеялся, покачав головой. Его серёжки в ушах забавно двигались, создавая лёгкий перезвон. — Точно. Обычно я краду людей на парковках, так что будь аккуратней. Он приземлённый, это хорошо: Чонгуку такие нравились. Людей без чувства юмора он старался избегать. — Держи. — С извиняющейся улыбкой Чонгук протянул парню пакет. Тот улыбнулся в ответ, после чего они двинулись и, казалось бы, на этом должны были распрощаться, но их пути неожиданно вели в одну сторону. Чуи, этот взбалмошный несносный пёс, с интересом смотрел на нового человека и тыкался мордой ему в руку. — Как зовут? — спросил парень. — Чуи, — быстро ответил Чонгук. — О. — Глаза собеседника расширились. — Твои родители поклонники «Звёздных войн»? На секунду Чонгук потерялся, прежде чем, поняв ситуацию, не начал смеяться и махать рукой. Вышло немного неловко. — Меня зовут Чонгук. Прости, думал, ты спрашивал имя собаки. Парень тоже засмеялся, поправляя волосы и искоса глядя на Чонгука сквозь ресницы. — Я Чимин. Не видел тебя здесь раньше, Чонгук. Откуда ты? — Калифорния. Приехал сюда по работе. — Ах, тогда понятно. У тебя знакомое имя, — он задумался, будто пытаясь поймать мысль за хвост. — Дай угадаю, ты… — Парень стал сканировать Чонгука пристальным взглядом, щуря глаза и закусывая губу. Чонгуку было охота засмеяться, но он сдерживался, изо всех сил стараясь сохранить лицо. — Ты из Голливуда, да? Пишешь сценарии, верно? — Почти угадал. Я пишу книги и я не из Голливуда. — Правда пишешь? Воу. — В глазах Чимина разгоралось нечто схожее с восторгом. — Это здорово. О чём ты пишешь? — О всяком, — Чонгук небрежно покачал головой. — В основном я работаю над уже существующими историями, реальными событиями. Так что жанр от меня не зависит. — Ладно, тогда что ты пишешь сейчас? — Чимин наклонил голову; в тоне его голоса был правдивый, неподдельный интерес. — Роман. — Было видно, что Чимину хотелось знать больше. Он смотрел не моргая и вникал так, словно Чонгук говорил ужасно вдохновляющую проповедь. — Это будет книга о любви, звёздах и космосе, — дал он подсказку. Лицо Чимина мгновенно озарилось. Он чуть приоткрыл рот, хлопая ресницами и выглядя немного ошарашенным. — Ты пишешь об Эбигейл и Алане Гарднерах? — догадался он. Иначе и быть не могло. В этот миг у него было необъяснимое выражение лица: в нём смешались признаки грусти в опущенных уголках губ, удивления в больших глазах и немного страха в бледном тоне кожи. Все знали историю Гарднеров. Страшную, покрытую скорбью всего мира и всех галактик. О такой истории нельзя не написать. — Да, ты угадал. — Коротко улыбнувшись, Чонгук пустился в объяснения. — Я уже давно начал работать над рукописью, но у меня не было прав на использование настоящих имен, да и к тому же осталось ещё очень много дыр, которые требуют доработки. Предстоит много работы. — Я обязательно куплю эту книгу. Уверен, она выйдет потрясающей. В груди у Чонгука загорелось тепло: больше, чем приятные слова в свою сторону, он любил приятные слова в сторону его творчества. — Что ж, мне сюда. — Кивком головы он указал в сторону дома мистера Гарднера. Чимин понимающе кивнул и вдруг указал пальцем себе за спину на большой белый дом. — А мне сюда. — Мы соседи? — Чонгук на порядок удивился тому, что им удалось познакомиться в такой казусной ситуации, а не, к примеру, у дороги между их домами. — Не совсем. — Чимин покривил губами и потеребил в воздухе пакетом с чистящими средствами. — Я здесь работаю. Чонгуку хотелось протянуть необоснованно долгое «а-а-а, вот в чем дело», но он лишь кивнул. Чуи нюхал землю вокруг его ног и то и дело тянул куда-то в сторону, но Чонгук крепко держал поводок в руке, не сдвигаясь ни на дюйм: разговор ещё не был закончен. — Что ж, можем как-нибудь… сходить выпить? — предложил Чимин, бросая короткие взгляды. — У тебя наверняка нет здесь друзей. «У меня нигде нет друзей», — хотелось сказать Чонгуку, но он сдержался. — Конечно, можешь заглядывать в любое время. Они попрощались и развернулись, отдаляясь друг от друга. Чонгук был не против общения и знакомств, ему бы даже хотелось иметь настоящего друга, но, вероятно, не настолько сильно, чтобы полностью посвящать себя ему. В университете у него было много друзей, Чонгук в прошлом — душа компании, король пьянок и авантюр. Но это было давно. С возрастом он стал спокойнее, рассудительнее: ни шага влево, ни шага вправо. Те, кто знал его прежним, не нашли необходимости в нём настоящем. Чонгук заводил новые знакомства, но сколько бы попыток он ни предпринимал, люди будто сторонились его. Или, скорее, он их. Лишь с годами Чонгук понял простую истину: люди теряются, если не пытаться их удержать. А он не пытался, был слишком занят собой и развитием, не мог уделять другим того внимания, которого они заслуживали. Люди не глупцы — их не удержишь простыми обещаниями. Они уходят, когда в них перестают нуждаться, и наоборот: держатся слишком крепко, если им что-то нужно в ответ, причём необязательно ты сам. Чуи залаял, словно бы крича Чонгуку: «Хватит думать!», и дёрнул хозяина в сторону их нового временного жилья. Чонгук крепче сжал ручки пакета и достал из кармана ключи. Повернувшись напоследок, он бросил беглый взгляд в сторону большого, стерильно-белого дома, в котором ранее скрылся его новый знакомый. Не хотелось долго размышлять о Чимине, но мысли всё равно упорно блуждали в голове, как всегда придавая слишком много значения чему-то несущественному. Так было и будет: из маленького семечка разум взращивал большой цветок. Чонгук это ненавидел, потому что впоследствии тот всегда увядал. Останавливаясь на этом здравом выводе, он захлопнул дверь, бросил поводок Чуи на тумбу и, шурша пакетами, направился на кухню, где ещё ни разу не был. Это было светлое и просторное помещение, наполненное воздухом и залитое медовым солнцем. Тёплое из-за деревянной отделки и словно живое из-за светло-зелёных фасадов. Чонгук заглянул туда с осторожностью, ожидая увидеть ещё одну порцию стикеров с чужим именем, но, подвергнув кухню тщательному осмотру, не нашёл ни одного. Позволив себе выдохнуть, он переступил порог. Суетливо поставив пакеты на кухонный остров, Чонгук достал корм и новую железную миску для Чуи, который, завидев знакомую упаковку, взволнованно закружился и завилял хвостом. Ему было выделено комфортное местечко в углу, прямо возле окна — ближе к свету. Под аккомпанемент голодных чавкающих звуков Чонгук поставил свой будущий обед в микроволновку. Пока еда разогревалась, он принялся рассортировывать продукты на те, которым было суждено отправиться в холодильник, и те, что останутся лежать на полках шкафов. Дойдя до вредностей, он не удержался и позволил себе вскрыть пачку чипсов. Быстро, будто бы кто-то в любой миг мог осуждающе треснуть его по руке, он закинул парочку в рот: есть хотелось ужасно. Из-за того, что он увидел на втором этаже комнату, полную стикеров с чужим именем, и что в результате привело его к усердной мозговой активности, у него возник жуткий голод. Некоторые люди не ели, когда волновались или испытывали эмоциональные трудности, а некоторые же, как Чонгук, стремились заесть свой стресс. Отряхнув руки от паприки, Чонгук взял все сыро-молочные продукты и отправился к холодильнику. Открыв дверцу и расставив всё в хаотичном порядке, он хотел было закрыть её, но взгляд его упал на пол — и Чонгук замер. Вот они. Снова. Две склеенные друг к другу бумажки. Лежали прямо там, у его ног, ранее спрятавшиеся за закрытой дверцей холодильника. Они, вероятно, и раньше были приклеены к ней, но что-то заставило их упасть. Возможно, риэлтор, которого попросили в доме ничего не убирать, включая холодильник перед прибытием Чонгука, не заметил, как стикеры приземлились на пол, скрывшись в щели между полом и дверцей. Чонгук наклонился и с замиранием сердца подобрал две бумажки. На них не было имен. На них были номера телефонов. И один из них принадлежал Чонгуку. Внизу, под линией корявых цифр, была приписка: «Мёртвого достанет, не поднимай трубку», что заставило Чонгука улыбнуться, но тут же нахмуриться. Зачем человеку писать подобные заметки? Они нужны для информации, которая может быть утеряна в чертогах памяти, но разве Чонгук не надоедал Алану каждодневно? Разве его можно было забыть? А имя жены? Можно ли забыть его? Чонгук ничего не понимал. Но возможно, был тот, кто мог помочь ему с этим. На втором стикере было написано: «Перезвони, если будет пропущенный». Чонгук думал, что Алан игнорировал абсолютно всех, не выходил на контакт и ни с кем не общался, закрывшись в доме и страдая от мук утраты в одиночестве. Но, вероятно, это было не так? Возможно, существовал человек, который поддерживал с ним связь и мог быть в курсе происходящего хотя бы частично. Запищала микроволновка, но Чонгук уже забыл про то, что секундой ранее зверски хотел есть. Им овладел другой голод: голод, требующий больше информации. Быстро, не задумываясь, он ввел незнакомый номер к себе в телефон, оставив его в контактах как есть: неопределённым. Затем он нажал на значок «Ватсапа» и набрал цифры уже туда. Поиск вывел его на человека с именем Adventor и фотографией звёздного неба на заставке. Всё это время, пока экран светил кружочком загрузки, Чонгук не переставал стучать пальцем по столешнице и кусать губу, глядя в телефон так пристально, словно желая испепелить его взглядом. Он размышлял о том, стоило ли ему просто написать или всё же сделать звонок. И в связи с тем, что Чонгук не знал, как корректно и понятно выразить свои мысли в смс к незнакомцу, его выбор неизменно пал на второй вариант. Он нажал на значок звонка. Время шло, а трубку никто не снимал. Чонгук терпеливо ждал, однако звонок оборвался, так и не начавшись. Вторая попытка спустя пару минут увенчалась повторным завершением связи. Чонгук отложил телефон, практически швырнув его на стол, и начал кусать заусенец, хмурясь и тряся ногой в воздухе. И так изрядно пострадавший до этого палец начал кровить, из-за чего мужчина досадливо поморщился и покривил губы. Настенные часы отсчитывали секунды, еле слышно тикая на фоне, но Чонгук не сдвигался с места, сидя за столом и смотря в экран телефона до тех пор, пока тот не потух. Чуи завозился в своём углу, порыкивая в стремлении спугнуть сгущающуюся вокруг Чонгука гнетущую атмосферу. — Верно! В конце концов, это может быть кто угодно. Чонгук кивнул: точно. Алан Гарднер мог оставить на своём холодильнике номер любого человека, даже необязательно знавшего его. В конце концов, он же оставил номер писателя, хотя они абсолютно точно были не знакомы друг с другом. Ему стоило успокоиться: слишком долгие и бессмысленные рассуждения ещё никому не шли на пользу. Хлопнув ладонью по столешнице, он направился к микроволновке, где томилась и остывала его лазанья из отдела полуфабрикатов. Мать бы, увидев, чем питается её сын, треснула бы его по шее. Но она не видела — и славно. Чонгук был взрослым — он мог о себе позаботиться, даже если делал это из рук вон плохо. Лазанья была отвратительна. Сыр походил на пластик, пласты теста были слишком мягкими и вязкими, прилипая к зубам, а бешамеля добавили слишком уж много, из-за чего блюдо в целом казалось литым куском жира. Чонгук с трудом пережевывал, запивая съеденное водой. — Отвратительно, — начал бормотать он под нос. Кто-то мог думать, что разговоры с самим собой были признаком психологического расстройства, Чонгук же считал, что это развивало снующую в голове мысль. Да и вообще, в одной статье он как-то вычитал, что это являлось показателем высокого интеллекта. — В следующий раз точно возьму лапшу. Поев и выбросив наполовину полный контейнер в урну, Чонгук прислонился спиной к столешнице и критично обвёл взглядом кухню. Солнце садилось, и на пыльном полу расползлись лужицы оранжевого света. Воображение Чонгука рисовало, как из одной в другую прыгают блестящие золотые рыбки, а от их хвостов брызгами осыпаются бриллиантовые капли. Вздохнув, он почесал подошедшего к его ноге Чуи по макушке. Ему предстояла ещё уйма работы: требовалось найти так много ответов, но пока единственным, что удавалось отыскать, были нескончаемые вопросы. Чонгук вновь взял в руки телефон и открыл пустой диалог с пользователем Adventor. Его палец запорхал над клавиатурой. «Извините за беспокойство, меня зовут Чон Чонгук, я автор издательства Harper. Дело в том, что мне удалось найти номер вашего телефона в доме мистера Алана Гарднера. Пожалуйста, если вы знакомы с ним, позвоните мне, как только у вас будет такая возможность, я бы хотел обсудить пару вопросов». Зажав переносицу пальцами и отправив смс адресату, Чонгук принял решение не томить себя ожиданием и разгрузить машину, занеся оставшиеся в ней вещи внутрь дома. Оказавшись на задних сидениях пикапа, он начал злиться на самого себя, с чертыханьем выгребая мусор в большой пластиковый пакет. Здесь было всё: начиная от фантиков жевательной резинки и заканчивая приличных габаритов полноразмерной коробкой Dunkin Donuts, купленной у заправки. Но это было далеко не самой последней удивительной находкой. Глаза Чонгука закатились, стоило заметить между кресел погрызенную палку, которую Чуи наверняка незаметно протащил в машину, когда однажды ночью они останавливались у обочины, чтобы дружным дуэтом справить нужду. Чонгук никогда не был чистоплотным: как и в его голове, так и в жизни у него творился полный сумбур. — Могло быть и хуже, — критично резюмировал мужчина, выбрасывая пузатый пакет в зелёный контейнер, стоящий позади дома у замшелой кирпичной пристройки, где хранились инструменты и то самое барахло, которое люди не могли выбросить, традиционно скапливая его в сырых подвалах и на пыльных чердаках. Обычно к таким вещам никогда не прикасались — и они всегда лежали без дела до самой смерти их владельца. Единственное, чем гордился Чонгук в данном вопросе, так это своим умением избавляться от ненужных вещей без чувств и сожалений. Расправившись с мусором, он водрузил на плечо лямку сумки для ноутбука и коробку с папками, которые всегда держал поблизости в случае крайней необходимости. Уже стоя у открытой двери в дом, он кинул беглый взгляд на потрепанный жизнью фикус, жалобно смотревший на него с порога своими обвисшими мясистыми листьями. Чонгук никогда не заводил комнатные растения, но зато обладал огромной эмпатией: именно так у него появилась собака и именно поэтому он не позволил цветку остаться умирать на крыльце. Сжалившись, Чонгук взял его с собой и поставил у окна на кухне, протерев влажной тряпкой от пыли и не жадничая полив водой. Но, даже занятой, его разум не мог прекратить работать, заставляя взгляд то и дело опускаться на молчаливый телефон. Отправленное им смс до сих пор не было прочитано. Как и любой человек, с нетерпением ожидающий ответа, Чонгук раздражался. Чуи заскулил. Его хвост ударил о паркет с каким-то едва уловимым, но ощутимым для Чонгука возмущением. — Что? — всплеснул мужчина руками. — Никто не исключает, что у этого человека может быть другой часовой пояс. Это должно мне как-то помочь? Чуи наклонил голову, завиляв хвостом. Ему всегда нравилось, когда с ним вели диалог, даже если он не мог быть толковым собеседником. Чонгук махнул рукой и решил отвлечься на дело. Близилась ночь, после дороги он был изрядно уставшим, а спального места у него всё ещё не было. Комнату покойных Гарднеров Чонгук решил оставить нетронутой, вместо этого обосновавшись в гостиной. Он был убежден, что хороший диван был эквивалентом кровати, и никогда не понимал, почему в романтичных фильмах его удобство ущемляли самым незаслуженным образом. — Делают всё, лишь бы подтолкнуть героев к близости. Но это такой дешевый фарс, — рассуждал он, расстилая простынь. После принятия душа и очередной проверки телефона на наличие уведомлений от загадочного пользователя, Чонгук отправился на балкон, заодно решив избавить гостиную от затхлого воздуха. На улице была ночь, придорожный фонарь ровным полным кругом освещал клочок земли, в белоснежном доме через дорогу горел тёплый свет. Облокотившись о перила, Чонгук стоял на балконе непозволительно долго — даже его волосы практически полностью высохли, завившись от влажности спиралями и пружинками. Он дышал глубоко и размеренно и был невероятно рад тому, что мысли плыли незаметно и мирно, не отягощая, а, напротив, позволяя отдохнуть перед сном в своей ненавязчивости. — Хэй, Рапунцель, спусти свою косу! — Чимин привлёк чужое внимание, выходя из темноты в круг света, напоминая актера театра, внезапно появившегося после антракта. Его неожиданный отклик заставил безмятежно стоявшего на балконе мужчину едва заметно вздрогнуть. Чонгук хмыкнул, опустив глаза на своего нового знакомого. Сцена больше напоминала эпизод из «Ромео и Джульетты», но он не стал возражать представленной версии Чимина. В конце концов, у того даже не было с собой цветов — никудышный из него тайный возлюбленный. — Уже поздно, почему ты всё ещё здесь? — спросил Чонгук, выпрямляясь. Он мог видеть, как глаза Чимина блуждали по его голому торсу, но это особо не смущало его: он был доволен своим телом. Чонгук не особо понимал, как ему удавалось оставаться в форме с учетом потребляемой им всевозможной дряни, но не мог жаловаться на это. Чимин пожал плечами. — Я всегда ухожу в такое время. — Ты идёшь пешком? — бровь у Чонгука взмыла вверх. Первичный осмотр местности вокруг Чимина показал, что у того не было никакого транспорта. — Да, мой дом недалеко. — В доказательство он махнул рукой в сторону дороги. — Зачем лишний раз портить воздух выхлопами, если можно пройтись? — Точно. Что ж, тогда… удачи тебе? — Чонгук внутренне сжался. Кажется, он начал забывать правила хорошего диалога. На чужую неловкость Чимин лишь улыбнулся и прощально помахал рукой. — Ага, до встречи, Чонгук. Затем он растворился в бархатной темноте. Чонгук проводил его взглядом, плавно поднявшимся вверх — к небу. Полная Луна была яркой, отражаясь от кожи фантастически синими бликами. Чонгук поежился и провёл руками по оголённым предплечьям, подвергнув мрак вокруг себя беглому обыску. Ему вдруг показалось, будто кто-то смотрел на него. Кто-то, кого он не был в силах увидеть, но кто прекрасно мог видеть его. Возможно, кто-то там, высоко в небе. Воспоминания о рассказах людей, похищенных пришельцами, резко всплыли в сознании, и Чонгук поспешил уйти с балкона внутрь дома, запирая двери на щеколду. Он глухо засмеялся, потому что его действия пахли небывалым абсурдом. Ему двадцать семь, а собственное воображение было способно напугать так, что он закрывал двери от того, чего нет и быть не могло. Несмотря на тихий минутный испуг, он заснул крайне быстро: как только голова коснулась подушки, его тут же поглотил крепкий сон, в котором он летел в необъятном пространстве Вселенной, среди звёзд, галактик и человеческих костей, о которых не принято говорить, но которые бороздили просторы космической мглы среди обломков ракет и спутников. Это был один из тех самых глубоких снов, выйти из которых не получилось бы самовольно — лишь по зову будильника или же, в случае Чонгука, истошного лая Чуи с нижнего этажа. Эта собака являлась забавнейшим, хитровыдуманным животным: несмотря на то, что оно боялось подниматься по лестнице, спуск, однако, никогда не доставлял ему особых проблем. — Зачем идти вниз, чтобы потом не иметь возможности подняться, глупое создание, — выл Чонгук в подушку, недовольно поднимаясь на ноги. Чуи наматывал круги у края лестницы и был донельзя доволен тем, что Чонгук — крайне глупый человек, всегда потакающий его прихотям, — спустился к нему по первому же кличу. Для собак люди были легко манипулируемыми и, соответственно, весьма недалёкими созданиями, за которыми требовался постоянный надзор. — Иногда я задаюсь вопросом, почему оставил тебя. — Чонгук покачал головой, отдёрнув руку от языка собаки. Чуи громко гавкнул, из-за чего Чонгук поморщился, с зевком проходя в сторону кухни за стаканом воды. — Конечно, конечно, возмущайся, сколько тебе будет угодно. Потерев глаза и не глядя сыпнув корм в миску, Чонгук сел, смотря в никуда и думая ни о чём. Его выражение лица было идентично статуе «Мыслителя» Огюста Родена, выражая крайнюю степень задумчивости и угрюмого недовольства. Ему всегда было нелегко просыпаться. С утра он был невменяем, будто бы пьян, не в силах держать глаза открытыми и ходить прямо, не натыкаясь при этом на углы. Обычно Чонгуку требовалось много времени для того, чтобы прийти в сознание, поэтому, когда в тишине прозвучала мелодия звонка, первое время он не особо понимал, что это было и откуда оно шло. Затуманенный взгляд заметался по сторонам, пока не наткнулся на телефон, вибрирующий на краю стола и вот-вот грозящийся упасть. Чонгук моргнул, с усилием фокусируясь на экране в попытке понять, кто мог тревожить его в столь раннее время. Когда же ему удалось это сделать, он резко вскочил на ноги, сбрасывая с себя морок. Это был загадочный, покрытый завесой тайны Adventor. Чонгук ещё никогда не принимал вызов с таким волнением. Он закусил губу, прижимая телефон к уху. В течение секунды на том конце провода стояла абсолютная тишина, после раздался тихий вдох и, наконец, голос. — Здравствуйте. Вы просили связаться с вами, правильно? Загадочная личность была мужского пола. С хриплым, устойчивым тембром, обычно звучащим в рекламе духов. — Да, да, верно. — Чонгук поспешно кивнул, хоть и понимал, что этого никто не мог увидеть. — Могу я узнать, с кем разговариваю? — Ах, конечно, — прозвучало с тем самым тоном, с которым герои в фильмах бьют себя по лбу. — Меня зовут Ким Тэхён, ударение на второй слог. Чонгук приоткрыл рот, чтобы сказать, что он это знает, но решил не умничать. Ему нужно расположить к себе, а не вызвать ассоциацию «возвышенного» человека. Возможно, и, скорее всего, многие люди до Чонгука произносили имя Тэхёна неправильно. — Хорошо, что ж, моё имя вам уже известно. — Да, и не только оно. Чонгук замер. Перестал нервно бить носком по ножке стула. Нахмурился. Что? — Простите? Тэхён издал тихий короткий смешок, немного сглаживающий углы, но всё же не притупляющий их до конца. — Прозвучало опасно? Извини. — Чонгук всё ещё молчал, не совсем понимая, что ему нужно было ответить. Он, если говорить откровенно, был в полной растерянности. — Ничего, что я на «ты»? Увидел в Википедии, что мы одногодки, поэтому… Ах, Википедия. Чонгук позволил себе выдохнуть. Иногда он забывал, что являлся медийной личностью. Ему давно было пора привыкнуть к тому, что люди могли без проблем найти его биографию. Невзирая на собственную неосведомлённость, он уже мог сложить в голове короткую, но всё же какую-никакую ответную биографию своего собеседника: имя — Ким Тэхён, пол — мужской, возраст — двадцать семь лет. Этого хватило, чтобы он задался другим вопросом: какова была роль Тэхёна в жизни сорокапятилетнего астронавта Алана Гарднера? — Что ж, — он перешел на более расслабленный тон, — раз уж ты нашёл мою биографию, то знаешь, каков мой род деятельности. — Верно, — ответил Тэхён, казалось, чуть более мягко. — Ты писатель. — Да, и сейчас я работаю над книгой о жизни Алана и Эбигейл Гарднеров. — Я догадывался, — прозвучало весьма самодовольно, не хватало лишь хмыка в конце. — Я не смогу ничего сказать, пока не узнаю, есть ли разрешение на распространение информации об их личностях. Алан никогда не упоминал о чем-то подобном. «Не упоминал? Значит, они были достаточно близки», — думал Чонгук, наворачивая круги вокруг кухонного острова. Он был уверен, что походил на акулу, сторожащую лодку с паникующими за её бортом людьми. — Можем ли мы обсудить это при личной встрече? Чонгук не любил говорить о столь деликатных и важных темах по телефону. Он был уверен, что из человека можно было выпутать больше подробностей и правды, смотря в глаза и подавая невербальные сигналы с посылами доверия: улыбка и обаяние порой творили чудеса. — Не думаю, — ответил Тэхён. Его слова заставили Чонгука сжать телефон крепче. Вероятно, Ким Тэхён был несговорчив так же, как и Алан Гарднер. Неудивительно, что они были приятелями. — Почему нет? — Чонгук, в любом случае, не был намерен отступать так просто. — Я сейчас довольно далеко, — последовал расплывчатый ответ. От чужих слов писатель внутренне сжался. Насколько далеко? Аляска? Австралия? Ему, в любом случае, наверняка придётся лететь. — Сколько примерно километров от Техаса? — Хм, нельзя точно сказать, — задумчиво говорил Тэхён. Чонгука начинал напрягать их диалог: он чувствовал, будто его хотели слить, и ему это не нравилось. — Около четырёхсот? Может, четырёхсот двадцати. Ох, он ожидал намного большего. Цифра совсем не внушала страха, — и дня не пройдёт, как Чонгук будет на месте. — Четырёхсот двадцати километров не так уж и много, — возразил он и вдобавок пренебрежительно пожал плечами. — Да, — Тэхён издал смешок, на этот раз звонкий и долгий, будто предшествующий нарастающему в груди смеху. — Четырёхсот двадцати километров немного, если они не идут вверх. Чонгук пропустил слова мимо ушей, не совсем понимая их смысл. Вероятно, Ким Тэхён был одним из тех, кто любил выражаться ясными ему одному метафорами. Тот самый человек, в одиночку хохочущий над собственной же шуткой. Чонгук тихо посмеялся, чтобы просто поддержать его. — Послушай, если ты в другом городе или стране — нестрашно, я могу прилететь туда. Где бы ты ни был. Уверенность в его словах — блеф чистой воды. Когда он летал в последний раз, его состояние было близко к панической атаке — потребовалось выпить с десяток таблеток успокоительного и, уже находясь в чуть ли не наркотическом трансе, сесть в самолёт и заснуть, уповая на то, что полёт пройдёт удачно. Слыша его ответ, человек на том конце трубки мгновение молчал, прежде чем мягко ответил: — Навряд ли ты сможешь прилететь на орбиту. Билеты в космос, как я знаю, не продаются. Чонгук замер на месте, точно ноги его застыли в бетоне. В голове — писк и помехи. Думать удавалось с трудом: попробуй тут соображать, когда выдают такое. Космос? Это тот, который над ним? Там, за атмосферой. Безграничное пространство, неизмеримое и неизученное — триллионы световых лет. — Не совсем понимаю… — Чонгук отмер, с силой ущипнув себя за кожу запястья. — Можешь точно сказать, где ты? — Конечно. На международной космической станции. — Чонгук молчал, его нижняя челюсть неторопливо опускалась. Движимый образовавшейся тишиной, Тэхён дополнил: — Если с подробностями, то сейчас мы пролетаем над Тихим океаном. Возможно, через пару часов как раз будем над Техасом. — Это немного… — Немного слишком уж «много» для неподготовленного к подобному. Чонгук откашлялся, сев на стул. — Так значит, ты астронавт? — Точно, — было сказано с интонацией вожатого, прикрепляющего значок на жилет скаута. — И сейчас ты не на Земле. — От собственных слов лоб Чонгука испещрялся морщинами. — Получается так. О. Ого. Чонгук не думал, что ему когда-нибудь удастся поговорить с кем-то действительно недосягаемым. Это… это было довольно удивительно, словно ты попал в место, в котором никогда не был, и не знал, как себя там вести, как говорить. И хотя всё казалось слишком уж нереальным, это было логичным, и Чонгук не должен был быть так ошарашен. Он писал книгу об астронавте. Его не должен удивлять тот факт, что один астронавт был знаком с другим, который, так уж сложились обстоятельства, в данный момент находился вне зоны досягаемости. — На самом деле, я сейчас не могу долго разговаривать, — тон Тэхёна отдавал легким сочувствием. Чонгук моргнул и посмотрел на небо через окно. С новым приливом удивления он осознал: через пару часов над ним, будучи невозможно высоко, там, в невесомости, пролетит человек, с которым он сейчас вел диалог. Удивительно. — Можем мы связаться в другое время? — Эм... — Он почесал бровь, быстро жмурясь и открывая глаза так, чтобы посыпались искры. — Да, конечно. — Отлично, — прозвучало бодро и радостно, — тогда обсудим всё позже. — Хорошо. — Не забудь помахать в небо через… — Послышались шуршащие звуки, словно бы Тэхён потянулся за чем-то. — Два часа и сорок минут. На этот раз Чонгук позволил себе искренний, немного нервный смешок. — Если я буду махать в небо, люди сочтут меня ненормальным. Тэхён согласно замычал, но не сочувственно — беспечно, словно для него это не было большим делом. — Ну и пусть. Все ли астронавты были такими или это только один конкретный? — Верно, — ответил Чонгук тихо. Больше ему добавить было нечего. — Что ж, тогда до следующего звонка? Чонгуку, если честно, не хотелось прерывать их разговор: он же почти ничего не узнал. Однако, как и любой человек, знающий цену времени, он понимал, что ожидание оплачивалось. — До следующего звонка. Последовало два коротких выдоха, прозвучавших в унисон, затем связь оборвалась. Их звонок длился всего четыре минуты. Ещё около пяти Чонгук глупо смотрел в телефон, переваривая произошедшее точно сложную питательную пищу. Он качал головой и усмехался, фыркал, следом потирая лицо ладонью в желании отрезвиться. Это было действительно невероятно. Если бы у него когда-нибудь спросили про самый странный и необычный разговор в его жизни, он бы ни секунды не раздумывал над ответом.