paracosm

Год спустя

Волны облизывали песчаный берег, высоко в небе пели чайки. Всё вокруг серое, солнца нет, ни лучика. Сидя здесь в одиночестве, думалось только об одном: не было в океане никакой прелести, когда внутри тебя всё погасло, затухло, как ни старайся — даже искры не выходило. Чонгук рисовал пальцем звёзды на мокром песке, Чуи бегал где-то рядом, гонялся за прибоем, лаял и рычал на него. Чонгук слышал перед глазами вой сирены, видел красный мигающий огонь, чувствовал скорость, стрелку спидометра, мечащуюся около двухста миль в час. Он никогда не участвовал в погонях, не думал, что ему удастся это сделать с хвостом скорой помощи позади. Он действительно выкрал Тэхёна из больницы и, как и было обещано, увозил к океану. Тэхён в ознобе, в поту, белый, почти полупрозрачный. Крови из него выходило слишком много, его сердце, сосуды, органы, лёгкие — все внутренности поражены. Ему всегда больно, каждый вдох — испытание. Никто не говорил, что он умирал, но все знали это. Чонгук украл Тэхёна, а ещё машину Элис, но сохранил доверие Тэхёна. Как и обещал — больница не станет последним, что он увидит. Он будет освобожден от всех оков, будет лежать в мягком песке и вокруг простор: вода, небо, звуки свободы. Машина остановилась с визгом, Чонгук выбрался из неё за одну секунду, открыл дверь Тэхёна, подхватил его на руки и побежал. Хотелось кричать. Молить. Рушить. Нельзя заразиться аспергиллом от его носителя, но Чонгук чувствовал, что он был там, внутри него, связывал лёгкие, разрастался. Симптомы такие же: спазмы в груди, одышка, озноб, затруднённое дыхание. — Какое же оно красивое, — Тэхён говорил почти неслышно сухими, едва шевелящимися губами. — Да, Чонгук? У Чонгука в горле спазм, слово никак не выдавить. Он лишь крепче прижимал к своей груди Тэхёна, внутри всё стенало и просило: «Останься, пожалуйста, останься со мной, не уходи». Он всхлипнул. — Чонгук? Его что-то щекотало по щеке — пальцы Тэхёна. Чонгук посмотрел на него красными глазами, прижимая горячую руку теснее к своему лицу. Перед взором всё размывалось, картинка ускользала, туманилась. — Проснись, Чонгук. Чонгук резко распахнул глаза, глотая воздух полной грудью. Тэхён нависал над ним, глядя с беспокойством. — Ты не выспался вчера, снова писал книгу допоздна? Он без ответа наблюдал за Тэхёном, не отрывая от него взгляда. Сердце бешено колотилось в груди после кошмара. Он у него теперь такой один, самый страшный. Сценарий всегда повторяется, но Чонгук всё не привыкнет, что это сон: так явно чувствуется каждая деталь. — Кошмар приснился, — наконец смог просипеть мужчина, потирая лицо ладонью. — Опять этот сон? — Тэхён потянул руку и помог подняться с кровати. Чонгук всё ещё смотрел на него: нежные локоны, мягкое лицо, большие глаза и красивые губы, сейчас напряжённо поджатые. — Я думал, таблетки помогли тебе избавиться от них. — Они помогают. — Чонгук нахмурился, прижимая Тэхёна к себе, вдыхая запах его яблочного шампуня. — Но мы выпивали вчера в честь премьеры фильма, а Алекса сказала, что их нельзя мешать с алкоголем. Я не стал рисковать. — А, так вот в чём дело, — сказал Тэхён, расслабляясь в руках Чонгука. Льнул к нему, ощущался какой-то безумно мягкой плюшевой игрушкой — его каждый раз хотелось обнимать. — Я приготовил завтрак, на этот раз ничего не подгорело! Чонгук откинулся на подушки и рассмеялся. Сколько бы Тэхён ни пытался — готовка явно была не для него. Но этот чересчур настойчивый парень не собирался сдаваться. — Поэтому вставай, пока не остыло! Давай-давай! — Есть, сэр. Тэхён умчался на кухню, и улыбка Чонгука медленно спала с лица. Кошмар обычно портил ему весь день, потому что стоило закрыть глаза — и Тэхён умирал у него в руках. Чонгук встряхнул головой и поднялся с постели, остановился напротив белой стены, ставшей настоящей галереей из разноцветных рамок с фотографиями. Тэхён заполонил ими всю квартиру, но Чонгук не был против. Ему нравилась эта памятная стена, ведь когда он рассматривал её, на душе всегда становилось тепло. Тэхён подписывал каждую фотографию сзади, указывал дату и придумывал название. Всё началось со снимка 22 августа 2019 года «Пришелец на базе», где Тэхён позировал в лучах заката на фоне зоны 51. Затем они вдвоём напротив дерева, исполняющего желания двумя днями позже, фотография была под названием «Босоногие желания». Чонгук не очень любил «Монстры съедены», потому что здесь он пытался укусить огромный бургер и его лицо выглядело не лучшим образом. Ему нравился «Кровавый Хэллоуин», на котором были собраны Намджун в маске «Зорро», Юнги с ангельским нимбом, перевязанный простыней, Сокджин, обмотанный бинтами, Дженни с розовым аквагримом, он с вампирскими клыками и бархатным плащом, Хосок с бумажным пакетом на голове, Чимин с пиратской шляпой и Тэхён, который думал над костюмом так долго, потому что хотел всё и сразу, и в итоге был каким-то гибридом с крыльями за спиной, с ведьмовской шляпой, мечом и эльфийским ушами. Фотография была сделана напротив огромной винной лужи, возникшей оттого, что Хосок на секунду ослеп из-за своего перекрутившегося на голове пакета и неосторожно снёс бутылку со стола рукой. Юнги почти плакал: так любил выпить и ценил каждую каплю алкоголя. Особый трепет таился в «Пока не отчислен»: на ней Чимин на фоне своего колледжа, одетый как прилежный мальчик в отглаженные штаны и рубашку, бежал навстречу Тэхёну, распахнувшему руки для объятий. Это было в ноябре, вокруг жёлтые листья и удивительно ясный день. Мороз по коже шёл от «Праздник Олафа», где он и Тэхён вместе с Элис лепили снеговика перед Рождеством. Тогда в Форт-Уэрте выпало всего несколько сантиметров снега, и все собирали его перчатками, как могли, чтобы создать маленького белого уродца с носом из мини-морковки. Чонгук шутил, что ему без труда можно дать вечную жизнь, заморозив в камере холодильника. Тэхён так загорелся этим, что потащил снеговичка на ладонях в дом, но его мама преградила путь со словами «морозилка только для мороженного». Прежде чем растаять, Олаф простоял на крыльце несколько дней. В эту зиму Тэхён ловил снежинки ртом и делал ангелов среди белоснежной насыпи; когда он хотел погрызть сосульку, Чонгуку пришлось предостерегающе посмотреть на него и разрешить попробовать только небольшой кусочек, потому что слечь с ангиной было совершенно недопустимо в его положении. В суматохе была сделана «Два земных часа — 30 секунд на Марсе», размытая, чёрно-зелёная. Тэхён у Чонгука сидел на шее, размахивал телефоном, как фонариком. Их фотографировал явно кто-то пьяный, кадр был смазанным и зернистым, но Чонгук всё равно любил его. Была очень красивая фотография в золотой ажурной рамке «Розовый дождь»: на ней веял ветер, и розовые лепестки сакуры затерялись в волосах, кружились вихрями, слетая с веток. У Чонгука был покрасневший от аллергии на пыльцу нос, а Тэхён держал в руке надкусанную рыбку с фасолью, и потому лицо его оказалось сморщенным. Весной они вполне законно, на этот раз с разрешения врача, полетели в Пусан. Это было в самый расцвет сакуры, как раз на день рождения мамы Чонгука, которая была неимоверно рада такому подарку, увидев сына счастливым, да и к тому же не одиноким. В Корее было сделана уйма фотографий, но все они просто не влезли бы на стену — для этого бы потребовался как минимум Эрмитаж, — поэтому сейчас они хранились на карте памяти. Тэхён остался в восторге от страны, в которой Чонгук провёл своё юношество. Они собирались поехать туда снова и не раз. Ещё на стене в квартире Чонгука появились снимки с днями рождения всех без исключения, а это как минимум десять разных тортов и уйма задутых свечей. Необычным среди них был только день рождения Чонгука, потому что двадцать девятый оказался проведён в больнице. Тэхён тогда ещё не поправился, сентябрь выдался по-настоящему тяжёлым. Чонгук и не планировал праздновать, даже забыл про этот день, но Чимин сделал неожиданный сюрприз и принёс в больницу маленький тортик, рассказав, что на этом настоял Тэхён. Все тихо его поздравили. Каждый съел по куску ужасно приторного шоколадного брауни, даже Тэхён, который тогда ел что-либо с большим трудом. Но самая любимая фотография Чонгука была «Освобождение» от 20 октября 2019 года, когда спустя полтора месяца лечения в больнице Тэхёну наконец сказали, что организм положительно отреагировал на иммуномодуляторы и грибковые массы в его лёгких заметно уменьшились. На этом кадре у Чимина лицо на мокром месте, Тэхён смеётся, обнимая его, а Элис счастливо улыбается, глядя, неожиданно, на Чонгука. Она, как он помнил, начала разговаривать с ним только после недели, проведённой в больнице. Он тогда от Тэхёна почти не отходил, просил его есть всю поданную еду и пить лекарства согласно расписанию. И когда однажды Тэхён заснул, а спал он после операции довольно часто, Элис подошла, сжала плечо Чонгука и поблагодарила. Она оттаивала к нему постепенно, борьба в ней сменилась покорным смирением, а вскоре и принятием. Чонгуку, в конце концов, в какой-то момент удалось заполучить полное её доверие. Теперь, если Элис хотела узнать, всё ли в порядке с Тэхёном и посещает ли он еженедельные осмотры в больнице в Сан-Франциско, то звонила напрямую ему, а уже после сыну. Они переехали из Форт-Уэрта вскоре после сочельника: Тэхёну хотелось поскорее вернуться сюда, поближе к океану, пальмам и оживлённым улицам. Чонгук был готов идти за ним в любую сторону. Он всегда был где-то рядом, следовал за ним прилипшей тенью. — Завтрак остынет! Чонгук, скорее! Чонгук отвёл взгляд от фотографий, поспешил на голос. Заходя в кухню, снял с руки тонкую резинку зубами с запястья и связал спутанные волосы в маленький хвост на затылке. Тэхён хлопотал на кухне, расставляя приборы на стол. В воздухе витал манящий аромат свежезаваренного кофе и вафель. К удивлению, гарью не пахло. — Ты опять заснул? — Тэхён спрашивал не глядя, мог узнавать приближение по тихим шагам. Он был занят тем, что наливал в кофе молоко, другой рукой выдавливая на вафли сироп. Вокруг его лодыжек вилась кошка по имени Малла. Тэхён дал ей такое имя, ссылаясь на Чуи, которому она достанется в пару как новый мохнатый друг. Малла появилась у них совершенно неожиданно: она приблудилась у дома и встретилась на пути сначала один, затем второй и третий, судьбоносный раз. Кошка была трёхцветкой, а Тэхён считал, что такие приносят с собой удачу — и тем было аргументировано её появление у них в квартире. Чонгук остановился в дверном проёме, рассматривая его. Ему нравилось то, что он видел. Парень босой, в одной из своих безразмерных футболок. На его бедрах были небольшие красные следы от зубов, при взгляде на которые хотелось очертить каждый пальцем или, что ещё лучше, вновь коснуться отметин губами. Чонгуку всегда нравилось наблюдать за Тэхёном, его постоянным движением, порхающими в воздухе пальцами, изящным движением рук. Нравилось смотреть, как он хмурил брови или улыбался, закусывал губу, убирал с глаз мешающую чёлку. Ему нравилось слушать его, нравилось любить, греть в своих руках, делать счастливым. Просто оставаться рядом. — Надеюсь, нет, Цветочек. Будет слишком жестоко, если это очередной мой сон. Тэхён поставил пачку молока и банку сиропа на стол, оборачиваясь с хмурым видом. Его губы совсем немного дулись. — Мне ущипнуть тебя? Чонгук покачал головой, усмехнулся и не стал сопротивляться, когда Тэхён подошёл к нему, утягивая за стол и коротко целуя в шею, когда он наконец взялся за столовые приборы. К большому удивлению, вафли были мягкими, сладкими и действительно вкусными. — Ну как? — Тэхён нетерпеливо подался корпусом вперёд, не притрагиваясь к своей порции в ожидании ответа на вопрос. — Очень вкусно, правда вкусно. У Гордона Рамзи явно появился конкурент, — Чонгук запивал свои слова кофе. Тэхён коротко подпрыгнул на стуле от удовольствия. Его ноги качались под столом, стопы иной раз задевали Чонгука по голеням. Нельзя было сказать, делал ли Тэхён это не нарочно или каждое движение было инициировано с определённой целью. — Я сегодня получил на почту ответ от нескольких колледжей. Слова Тэхёна заставили Чонгука вспомнить, как они неделю назад подавали заявление на поступление. За прошедший год Тэхён успел определиться с тем, чем ему нравилось заниматься: он хотел поступить на режиссуру. На его камеру делались не только фотографии, но и уйма видео. Он хотел понять, каково это — снимать мир так, чтобы другие люди, от него далёкие, могли почувствовать себя его частью. — Было три отказа, но есть два положительных решения. Не верится, я пойду в колледж! Вычеркну ещё одно желание из списка. Слушая его мнение на счет полученных приглашений, Чонгук перевёл взгляд на окно. Небо за стеклом было серым, сгущающиеся тучи ложились на океан тёмным отражением. Чонгук нахмурился, его дыхание замерло. — Мне жаль, но мы больше ничего не можем сделать. Нужно прекратить мучить его, препараты больше не помогают, — Дэвид Скава покачал головой. — Мы обговорили этот вопрос с хирургом и пришли к единому решению. Организм Тэхёна слишком слаб. Искусственная вентиляция будет поддерживать его дыхание какое-то время, мы поставим капельницу с обезболивающим. Больше, к сожалению, ничего нельзя сделать. Очень хотелось, чтобы Дэвид Скава добавил предложение, начинающееся с «но» или «однако», дал хоть какую-то небольшую надежду. Этого не произошло. Все шансы исчерпали себя, надежды не было. Розы были чудесными, красивыми, но прихотливыми растениями. Неправильный уход был для них губителен. В случае с Тэхёном совершить ошибку было очень легко. Пыльный воздух, не та погода, не те условия — и он чах. Стремительно увядал, можно было только наблюдать. Пока мир вокруг с треском рушился, Чонгук направился в больничную палату с раздробленными коленками, будто кто-то замахнулся по ним молотком, безжалостно кромсая кость. Ему чудилось, что вокруг бродили тени, облики чего-то страшного. Недостаточно крепкий иммунитет и грибок вида аспергилл вдруг приобрели физическое воплощение, стали монстрами, самыми страшными кошмарами. Беспощадными, не знающими сожаления, отнимающими повсеместно миллионы людских жизней. Когда Чонгук вошёл в палату, Тэхён лежал на кровати, не двигаясь. Он находился в подобной позе уже который день. Навряд ли он мог встать, сделать хотя бы один устойчивый шаг. Никто больше не переживал, что он сбежит. Хотя теперь, безусловно, каждый хотел, чтобы он мог это сделать. — Ты всё ещё хочешь, чтобы я отвёз тебя к океану? — Это был безликий голос, принадлежавший безликому человеку. От страха всякое выражение терялось. На вопрос Тэхён медленно приоткрыл глаза. Красные, с лопнувшими сосудами. Сколько их внутри него, разорванных, кровоточащих — можно было только догадываться. — Ты думаешь, мы успеем? — Его вопрос был оглашён почти безмолвно, но Чонгук уже научился читать по губам. — Мне так больно. Так больно, что я уже ничего не чувствую, а когда засыпаю, кажется, уже не смогу проснуться. — Я обещал тебе океан, и я дам его, — уверенно проговорил Чонгук. Тэхён едва улыбнулся. Пока Чонгук сдёргивал с него датчики трясущимися пальцами, он мягко перехватил одну из ладоней своей холодной, бледной, с чётко проступающим рисунком вен. — Чонгук, посмотри на меня. Взгляд тут же в глаза, в них смотреть трудно, в них виден потухающий огонь, иссякающие силы. Их время на исходе. — Можешь пообещать мне кое-что? — Что угодно. — Мой список желаний. — Рука Тэхёна легонько похлопала по обложке блокнота, лежащего рядом. — Я не успел выполнить его. Чонгук сжал губы. Он не представлял, как люди это выдерживали. Когда смерть сидела где-то совсем рядом, выжидающе посматривая на свои часы, и её хотелось найти слепыми глазами, хотелось проорать в её белое лико: «Неужели так сложно подождать? Неужели нельзя прийти позже? Почему ты не можешь просто уйти прочь? Убирайся!». Чонгук понял, что лихорадочно обыскивал голое пространство больничной палаты, когда Тэхён крепче сжал его ладонь. — Я хочу, чтобы ты забрал его. Может, ты бы мог выполнить его вместо меня? Там много интересных желаний. — Хорошо. — Чонгук взял блокнот, бережно погладил его пальцами. А между тем в мыслях носилось только: «Как же ему теперь самому выполнить то, последнее, пятьсот восемьдесят восьмое». Оно казалось невозможным, потому что он уже начинал погибать, он явственно это чувствовал. Сам же писал об этом книгу однажды: знал, что разбитые сердца не живут долго. Чонгук очнулся от глубоких мыслей, когда его коснулись. Вынырнул из мрака, как утопающий, жадно делая глубокий глоток воздуха. — Ты всегда сам не свой после этих дурацких снов, — говорил Тэхён, бережно поднимая лицо Чонгука в своих ладонях за подбородок. Он больше не сидел за столом, а стоял рядом. Чонгук тут же обнял его, вжимаясь лицом в живот. — Цветочек… — Руки стиснули ещё крепче. — …Я так рад, что ты есть. На секунду Тэхён окаменел, но быстро расслабился. — А я рад, что есть ты. — Долетал до Чонгука сверху его ласковый тембр. Его руки почти невесомо гладили Чонгука по волосам, перебирали прядку за прядкой. — Ты следишь за приемом моих таблеток, а я, пожалуй, начну следить за твоим. Тебе нельзя пропускать их. — Я знаю. Я больше не буду. Они обнимались так какое-то время. Было слышно тихую звериную возню: старый пёс Чуи пыхтел, а бодрая кошка Малла увивалась вокруг его хвоста. — Давай сходим проветриться, — предложил Тэхён, чуть отдаляясь, — погода такая хорошая, океан нас ждёт. Ты же обещал, что мы будем ходить к нему, пока мне не надоест. — С каких пор тучи стали хорошей погодой? — Чонгук нахмурился, всё ещё не отстраняясь от Тэхёна. В такие моменты он обычно просто хотел приклеиться к нему, как репей, и никогда не выпускать из своих объятий. — Тучи? На небе ни облачка, чудесная погода. Слова Тэхёна заставили Чонгука повернуть голову к окну. Он моргнул: а ведь и правда. Тучи за стеклом рассеялись, вовсю светило солнце, небо было голубое, нежное. Океан блестел золотом, переливался лазурью и изумрудом. От гавани отплывал белый катер. — Да, — пробормотал Чонгук немного сконфуженно, — погода в самый раз. — Тогда побежали скорее, давай, наперегонки с солнцем! — Тэхён кричал, утягивая на ноги и торопливо подгоняя к действию. Всегда куда-то спешил, не мог усидеть на месте. Пытался обогнать время, обхитрить его. — Это невозможно, Тэхён. — Чонгук, как всегда, двигался покорно за ним, смеясь. — А ты постарайся! Чонгук будет. Он постарается изо всех своих сил. Уже минул страхи, расстояние, барьеры, они были теперь за его спиной, иной раз пытаясь взять реванш в догонялках, но тщетно. Ради Тэхёна Чонгук и солнце оставит позади.