***
В самолет они смогли попасть ещё через несколько часов, сели на самый ближайший рейс, отправив Чуи вновь гостить к Джонатану. Наспех собрали вещи, точнее, собирал их Чонгук, пока Тэхён бездвижно сидел на диване, явно не в себе или где-то в другом месте, куда его прятало сознание. Чонгук Тэхёна не трогал, Чонгук сам был на опасной грани. Когда он услышал кашель второй раз за день, а после увидел окровавленную ладонь — пол под ногами стал зыбучим песком. Кровь — это нехорошо. Кровь — это всегда плохо. Чонгук как-то кашлял так. У него был сильный бронхит, он едва мог продохнуть сухим горлом, лопнуло несколько сосудов и вместе с мокротой наружу вышла кровь. Это было крайне неприятно и выглядело ужасно. Чонгук просто хотел, чтобы у Тэхёна тоже просто разорвались сосуды, что выходящие из него маки — причина, а не следствие чего-то поистине страшного. В самолёте Тэхён начал кашлять чаще, с хрипом, с таким сильным надрывом, с которым сердце Чонгука стучало о грудь. Когда они взлетали, он отчего-то даже успел забывать про свою боязнь высоты, вспомнил лишь, взглянув в иллюминатор. Ему тут же сделалось хуже, чем было уже. Пространство перед глазами то расширялось, то уменьшалось, растягивалось и сужалось вязкой массой. Уши заложило, пришлось зажмуриться и схватиться за подлокотники. — Ты как? — Тэхён вдруг коснулся его побелевшей ладони. Вопрос был ни к месту. У Чонгука в голове тысячи красочных эпитетов и синоним к слову «скверно». Он молчал, коротко кивая. Обычно Чонгук спал в течение полётов, вырубался от таблеток и не дрожал, ловя на себе сочувствующие взгляды. А сейчас не мог себе этого позволить. — Не нужно было нам лететь, стоило поехать, — сокрушался Тэхён. Чонгук встретился с ним взглядом. Он был говорящим, потому что Тэхён тут же как-то пристыдился, сжимаясь. — Даже не смей переживать обо мне сейчас, — вытолкнул из себя Чонгук, крепче прижимаясь к спинке сидения и сглатывая, дёрнув кадыком. Тэхён снова закашлялся. Только и оставалось, что протягивать салфетки из пачки. Белый хлопок окрашивался красным, кровь расцветала на них маками, которые очень легко разрастались, по ветру пуская семена в новые почвы и заполоняя собой целые поля. Сотни миль вдоль дороги с их алыми лепестками. Ничего нельзя было сделать: ветру не прикажешь остановиться. Медленно салфетки из пачки уходили одна за другой. Чонгук передавал их трясущимися пальцами, не в состоянии выказать большую помощь. Люди смотрели на них, оглядывались на Тэхёна, а когда видели, как тот кашлял маками, состраивали такое выражение лица, будто ветер мог занести цветы в их сторону. Но семена не росли на прогнившей земле. Салфетки в полупустой пачке закончились, а вместе с ними и вся выдержка Чонгука. Он погладил бледного усталого Тэхёна по волосам, поцеловал в лоб, пока тот тихо пыхтел, кажется, сопротивляясь с лёгкими за воздух. — Я сейчас вернусь, — прошептал Чонгук в его макушку, поднимаясь. Между рядов сидений его тело передвигалось колыхаясь. Мягкая фигура, аэромэн с рекламой «взгляни на меня». Люди велись, сканировали его глазами, пристально наблюдали с очевидным осуждением. Конечно, они не смотрели так, но Чонгуку чудилось, что они видели его насквозь. Чонгук читал в их взглядах укор, будто каждый из них знал ужасную правду. Все они шептали ему закрытыми губами: «Ты виноват во всём, ты убиваешь его, ты позволил ему это». Пальцы тряслись, когда он пытался замкнуть дверь в туалет. Оставшись один в маленьком пространстве с табличкой «курить запрещено», он вмазался лопатками в стену, ломая торчавшие оттуда косточки — начавшие вновь отрастать крылья. Он сел на пол рядом с туалетом, прикусывая ребро ладони и глухо крича. Стучал затылком по стене, бился с собственным бессилием. Он подозревал, что будет оказываться в таком состоянии, но всё равно не мог смириться с тем, как ужасно было это переживать. Чонгук хотел верить, что у них с Тэхёном всё хорошо, что с Тэхёном всё хорошо. Если он в порядке — в порядке и Чонгук. Они как два зеркала, стоящие напротив друг друга. — Сэр, у вас всё в порядке? — Мягкий голос стюардессы пробился сквозь дверь. Чонгук распахнул глаза. Сколько он здесь сидел? Должно быть, долго. Он знал, что если не ответит, то бортпроводница откроет дверь своим ключом, чтобы проверить его, поэтому с усилием воли заставил себя подняться. — Да, я в порядке. — Он прыснул на лицо ледяную воду, взглянув в отражение. Его волосы пора было красить. Они отросли за год до щёк и иной раз неприятно кололи кожу. Корни тёмные и нуждались в осветлении. Впервые он смотрел на себя и хотел изменить прическу просто потому, что она ему не нравилась. Хлопнув несколько раз по щекам ладонями, чтобы придать лицу хоть какой-то цвет, Чонгук вышел за порог, перед этим нахватав бумажных полотенец для Тэхёна. Когда он вышел, встревоженная Роза ожидала его рядом со стюардессой. Беспокойный Тэхён топтался на месте, сканируя Чонгука глазами-телескопами. Пересчитав каждый волос и родинку, обследовав все открытые участки кожи, включая ладонь с пятном от укуса, Тэхён вздохнул. Чонгук вздохнул тоже, подхватывая его под ладонь и уводя обратно в сторону кресел.***
Посадка, ловля сумок на бегущей дорожке с багажем и поимка такси — всё это проносится одним кадром. На каждом светофоре у Чонгука тряслась нога, он не мог ждать ни секунды. Время убивало его, время убивало Тэхёна. Оно было безжалостным, стремительно убывающим и уходящим безвозвратно. Чем ближе они подбирались к больнице, тем меньше становилась фигура Тэхёна на заднем сидении такси. Его ладонь в руке Чонгука потела; парень был белым, как полотно, а глаза до ужаса большими и испуганными. Запекшаяся кровь виднелась в уголках его губ. На парковке, высадившись из такси и оставшись одни, взгляд Тэхёна и его выражение лица приобрели тошнотворный вид. Он чуть позеленел и, казалось, был готов согнуться пополам от спазмов. — Я не хочу… — Тэхён, вероятно, даже не знал, что говорил это вслух: так тихо это было и так неосознанно. Чонгук остановился вместе с ним. Что он должен был делать? Водрузить себе на плечо, повести внутрь силком? Он тоже не любил больницы и тоже туда не хотел. — Мы потом обязательно поедем домой, ладно? Сейчас нужно, чтобы доктор тебя осмотрел. Я не оставлю тебя там. Чонгук ненавидел ложь, но был вынужден к ней прибегнуть. Он знал, что потом будет больно. Она всегда ранила и, даже сказанная во благо, рано или поздно выходила наружу и всё равно удушала. Тэхён шёл вперёд, как на каторгу. Тяжёлый, медленный шаг. Чонгук даже посмотрел ему в ноги, чтобы проверить, не сменились ли радужные скоростные кроссовки на пару деревянных оков. Затем их путь вёл по коридорам, выученным Тэхёном путям. Один доктор, быстро идущий им навстречу, резко остановился, завидев Тэхёна, и схватился за грудь. — Здраствуйте, мистер Паркер, — Тэхён вымученно поздоровался. — Здравствуй, Тэхён. — Взгляд мистера Паркера сделался тоскливым. Он вынул из нагрудного кармана служебный телефон, нажимая всего на одну кнопку, поднося его к уху и говоря монотонно и блекло: «Дэвид, ваш заплутавший пациент вернулся». Мистер Паркер повел их вперёд, хотя до этого явно куда-то спешил, и складывалось ощущение, что его роль врача сменилась на надзирателя. Он то и дело смотрел на Тэхёна, словно бы ожидал, что тот в любой миг мог дать дёру, но не мог, ведь Чонгук крепко держал его за спину, поддерживающе растирая плечо. Отдел иммунологии в восточном крыле был забит не так сильно, как прочие, пахло здесь чище и выглядел он, казалось, намного стерильнее. Тэхён гулко сглотнул, когда они добрались до него; его тремор усиливался. — Эй, всё хорошо, не волнуйся, я рядом, — шептал Чонгук ему на ухо. По коридору с громким звоном застучали каблуки, и Тэхён вдруг вцепился в ладонь мужчины рядом с собой стальной хваткой. С его губ сорвалось беззвучное «мама». Элис разъярённо шла к ним, свирепая, мечущая, похожая на дикую элегантную птицу. Она мало чем была похожа на Тэхёна внешне — тот, скорее, пошёл в отца, — но их лбы были одинаково высоки, а скулы чётко очерчены. Чонгук открыл рот, чтобы с ней поздороваться, но был ошарашен внезапной хлесткой пощёчиной. Элис смотрела на Чонгука так, будто была готова наступить на него, вонзить острый каблук в живот. — Мама! — Тэхён вскрикнул, шокировано хлопая глазами, бегавшими от чужой алой щеки до поджатых тонких губ женщины, давшей ему жизнь. — Что ты делаешь? — Что я делаю?! Что я делаю! Я забочусь о тебе, я трачу всю себя, оберегаю, как могу! Я пашу на работе, как проклятая, ради того, чтобы дать тебе всё самое лучше, что я могу! И ты даже не пытаешься понять, как это трудно, как тяжело всегда беспокоиться о тебе, как много было вложено, чтобы вылечить тебя! Ты берешь и исчезаешь с этим… — Она обвела Чонгука рукой, не находя слов для его описания. — …С этим совершенным незнакомцем, который даже на толику не понимает твоё состояние. Ты сам не понимаешь своё состояние! Кто сказал, что тебе можно отправляться в путешествие, Тэхён?! Разве у тебя закончились плановые осмотры?! Разве тебе сказали, что можно выделывать такое без надзора?! Неужели за жизнь ты не понял своё положение?! — Я сделал это именно потому, что знаю о своём положении, — сказал Тэхён безжизненно. — Ты не можешь бить людей без причин. — Без причин?! — Её ярость росла. Чонгук чувствовал витавший от неё в воздухе запах вина и чистящих средств. Взгляд холодных глаз обратился в его сторону, пока он сохранял молчание. — Вы уволокли из дома больного мальчика и непонятно чем занимались с ним всё это время. Это халатность. Он мог навредить своему состоянию. Вы хоть понимае… Она не закончила, прерванная кашлем. Тэхён чуть сгибался, держась рукой за лицо. Сквозь его пальцы просачивалась кровь. — Ему нужен доктор, — подал наконец тихий голос Чонгук. Элис всхлипнула, вырвала Тэхёна из рук мужчины и прижала к себе, утыкаясь носом в его волосы и шепча: «Мой мальчик, мой бедный ребёнок». У Чонгука разрывалось сердце. Он отвёл взгляд. Когда Элис повела Тэхёна вперёд, парень принялся оборачиваться за её плечо, ища взглядом человека, которому какие-то жалкие полдня назад признавался в любви. Чонгук шёл сзади, стараясь улыбаться так утешающе, как только умел. — Вы не пойдёте с нами дальше, — сказала Элис, преграждая Чонгуку путь рукой внутрь кабинета с табличкой «Заведующий отделением иммунологии Дэвид Джеймс Скава». Глаза Тэхёна беспокойно забегали; Чонгук нахмурился. Желваки играли на его лице, он из всех сил старался успокоиться. — Мам, пожалуйста, не надо так. — Тэхён, ему нельзя присутствовать, даже если ты этого хочешь. Он не твой родственник. Вы же не… — Она прошлась взглядом по их ладоням, словно выискивая кольца на безымянных пальцах и опасаясь, что за несколько недель отсутствия они могли обручиться где-нибудь в Лас-Вегасе. Чонгук бы сделал это, если бы знал, что сейчас регистрация брака даст ему возможность держать дрожащего Тэхёна за руку. — Неважно. — Я буду прямо здесь, Цветочек. Буду ждать тебя, никуда не уйду. Тэхён смотрел с какой-то паникой. Когда Элис чуть подтолкнула его вперёд, он вдруг вырвался и примкнул к Чонгуку, впечатываясь в его губы коротким, но при этом всеобъемлющим поцелуем. Элис охнула, покрываясь красными пятнами. Тэхёна рывком впихнули за дверь, которая с хлопком закрылась у Чонгука прямо перед носом. Он заметил, что редкие люди, проходящие по коридору, глазели на него из-за произошедшей сцены. Чонгук вобрал в себя воздух и упал на диванчик, пребывая в совершенном одиночестве и отчаянии. Оставалось только ждать, нервно дёргая ногами и сгрызая ногти до воспалённого состояния. Время замедлилось в этот миг, минуты ощущались часом. Вскоре Чонгук перестал следить за ним — слишком мучительно это было, — устремляя взгляд в пол между ног. Его руки крепко вцепились в волосы, пока незнание медленно убивало душу. Он потерял всякий счет, когда над ним прозвучало удивлённое: — Чонгук? Чонгук поднял голову. Чимин совершенно не изменился, разве что чуть скинул в весе, его щёки теперь были не такими круглыми. Он выглядел так, будто всё это время бежал до сюда. Его выражение лица… Чонгук предпочел бы не знать, как выглядел злой Чимин. Чонгук был готов принимать на себя гнев: он знал, что заслужил его. — Привет, Чимин. — Всё это время Тэхён был с тобой? — спросил пораженный парень. Какая-то глубокая обида при этом таилась в тоне его голоса. Чонгук от неё ощутил мерзопакостную оскомину во рту. Пришлось молча кивнуть, ведь слов отчего-то совсем не находилось. — Ты был с ним и не мог даже написать об этом? Мы все места себе не находили, даже в полицию обращались, но они не занимаются поиском сбежавших людей, даже если те глупые подростки, которые… — Чимин сжал губы, глаза у него были на мокром месте. — Мы так переживали, с ним же могло что угодно случиться, он никогда не был один, а сейчас в мире так опасно. Элис поседела от страха. Ладно Тэхён, но ты, Чонгук, как ты мог не понять этого? Чонгук прикрыл глаза. Всё разом обрушилось на него. Давление, которое он ощущал, придавливало его к земле. Он словно был соучастником ужасного преступления, зачинщиком кровожадного убийства. Он думал, что давал Тэхёну вкусить все прелести жизни, но оказалось, вместе с тем обрекал на смерть. У всего было две стороны, но Чонгук не хотел выбирать. Он позволял Тэхёну всё. — Прости меня. — От тяжести голова пошла вниз. В животе клубилась тревога. Чонгук чувствовал вокруг себя какую-то тёмную ауру, нависшую тучу. Он хотел разрыдаться, но не мог. — Да что с тобой такое, боже, — Чимин чуть засмеялся. Чонгук предположил, что это было нервным. — Ты чертовски без ума от него. Это даже кажется ненормальным. — А это, вероятно, была обида. — Чимин. — То, как это было произнесено и с каким выражением сказано, заставило парня перед Чонгуком осунуться. Чонгук знал, что нёс вину, и чувствовал стыд за неё, но упрекать за свои чувства к Тэхёну не был готов позволить. — Ох, извини, я просто так зол на произошедшее… — Чимин выдохнул и тихо присел рядом с Чонгуком, который не знал, стоило ли ему похлопать парня по плечу или приобнять. Он сам нуждался в поддержке сейчас. Они соприкоснулись опущенными плечами — и на этом их телесный контакт ограничился. — Я на самом деле рад, что он был с тобой. Ты бы не дал его в обиду и вообще… он здесь сейчас наверняка только благодаря тебе, я уверен. Я знал, что он хотел сбежать, потому что как-то спрашивал меня, тяжело ли уехать куда-то, не имея машины. У меня даже прав нет, я никогда не выбирался куда-то дальше Техаса, — Чимин засмеялся, качая головой. Чонгук отметил, что он не прекращая дергал бегунок молнии на своей кофте. — Нашёл, у кого спрашивать. Он, наверное, думал всё это время, что я сижу в одном месте, потому что у меня нет машины. Ему невдомёк было, почему я никуда не езжу. А я… — Чимин запнулся, потирая лицо маленькой ладонью. — …Я никуда не хотел и ни о чём таком не думал. Тэхён не понимал этого и сейчас наверняка не понимает. Я уверен, он думает, как бы ему побывать во всех местах сразу. Мы не могли загнать его домой, когда его выписали. Это было полное безумие. Он вечно устраивал истерики, эти постоянные панические атаки не прекращались. Со временем становилось лучше, но в самом начале… — Чимин зажмурился, словно ему тяжело было вновь прокручивать это в своей голове. — …В самом начале его просто нужно было видеть, чтобы понять, как он метался от вседозволенности до осознания своей ограниченности в прошлом. Он лазал по всем этим деревьям, жевал листья, валялся в траве, бегал босиком, играл с детьми в футбол. Его невозможно было оставить дома. Я понимаю, это трудно, всё внезапно обрушилось на него, но он не спал, Чонгук. Приходилось тайком подсыпать ему снотворное, чтобы он поспал хотя бы несколько часов. Доктора многое запрещали ему, хоть Тэхён и приобрёл иммунитет, он всё ещё не настолько крепок, как у обычных людей, и навряд ли таким станет. Но разве он слушал? И вот, теперь он вновь здесь. Это какой-то непрекращающийся ужас. После тирады Чимина Чонгук позволил себе обнять его. Тот сразу же накрепко вцепился в него и заплакал, оставляя мокрые пятна на футболке. Чонгук вдруг не мог ничего почувствовать: внутри него включился тот защитный механизм, что пытался удержать контроль и не дать сознанию сойти с ума окончательно. — Мы впервые с ним встретились в этой больнице. Боже, я надеюсь, что не увижу его здесь в последний раз. Он этого не заслужил, он должен жить долго и попробовать всё, что так хотел. Я обещал, что он придёт на мой выпускной вечер… — Чимин продолжал тихо плакать. — Я обещал ему, Чонгук. — Он там будет, обязательно. — Чонгук был рад, что никто не видел его болезненного выражения лица в этот момент. — Что с ним, Чонгук? — Я не знаю, я правда не знаю, всё произошло так внезапно. С ним всё было в порядке, и вдруг этот кашель с кровью. Я клянусь, как только я увидел, мы безотлагательно направились сюда. Я знаю, мне нужно было убедить его вернуться раньше, но я просто не мог, Чимин. Он был таким счастливым, я так не хотел огорчать его. Я идиот. Чонгук крепче стиснул Чимина, когда тот всхлипнул. Они сидели в тишине совсем недолго, потому что из-за двери, в которой скрылись Элис с Тэхёном, вдруг послышался грохот. Что-то падало, дребезжало, смешивалось с криком. — Нет! Нет! Нет! Это был Тэхён, Чонгук сразу понял. Его сердце упало к пяткам, разбилось всмятку. С грохотом распахнулась дверь, дикий взъерошенный Тэхён показался наружу с перемазанным в крови подбородком. Чонгук встал перед ним на каком-то рефлексе и поймал в свои руки благодаря ему же. Благо они у него были сильными, потому что Тэхён принялся барахтаться в воздухе совершенно отчаянно, скребясь ногтями по запястьям, пинаясь пятками и локтями. Он был не в себе, вереща на весь коридор и привлекая к ним всеобщее внимание. Чонгук помнил, как, казалось, совсем недавно Тэхён хохотал, пока он так же держал его в своих руках, кружа по квартире, залитой солнцем. То воспоминание сейчас казалось ему очередной фантазией. — Я не хочу! Не хочу! Чонгук, увези меня, увези! Ты обещал, что мы пойдём домой! Пожалуйста, Чонгук, я хочу домой! Прошу тебя! Пожалуйста! Это было слишком. Ещё никогда Чонгук не испытывал такой агонии. Его любимый человек молил его о том, что он мог дать ему, но что не должен был. Хотелось стянуть с себя кожу. — Что вы сказали ему? — спросил он, обращая взгляд на слишком бесстрастного доктора Скава и обескураженную Элис. Тэхён продолжал кричать во весь коридор, одновременно цепляясь за Чонгука, но в то же время отталкиваясь от него. Он был похож на раненое животное. — Ох, знакомое лицо. — Дэвид Скава выгнул бровь при виде Чонгука, но на этом его больше не тронула ни одна эмоция. Он был человеком, наверняка не раз сталкивавшимся с подобными истериками. — Тэхёну нужен карантин на время, пока мы не выясним характер его болезни. Он остро воспринял это. Чонгук наблюдал, как доктор перед ним постукивал пальцем по шприцу, выгоняя из него пузыри. Он изо всех сил сдерживал Тэхёна, понимая, что тот сейчас ужасно зол и чувствовал себя преданным. Парень даже не заметил, как его укололи в плечо, без остановки моля выпустить. С каждой проходящей секундой потуги его уменьшались, и в конце концов он повис в руках Чонгука совершенно безвольно. В возникшей тишине было слышно, как громко рыдал Чимин всё это время. — А бегает-то как быстро. — Дэвид улыбнулся, проводя по волосам Тэхёна ладонью. В движении его чувствовалась ласка, докторское сочувствие. — Давайте положим его на кушетку. Доктор исчез за поворотом и вернулся с передвижной койкой, похлопывая по коже, выкрашенной в мятный, прося Чонгука отпустить тело из своих рук. Пришлось оторвать Тэхёна от себя почти буквально: чувствовалось, как рвались связки и лопались сосуды. Лицо Тэхёна было безмятежным, его рука свисала с края и была совсем неподвижная, какая-то словно размякшая. Чонгук поджал губы, осторожно перекладывая её на кушетку и пару раз сжимая. — Миссис Рейнальдс, мы отдадим кровь на биопсию, и нужно незамедлительно сделать рентгенограмму лёгких, дело наверняка в них. Я уже подозреваю, что с ним, но нужно выявить очаг распространения, чтобы сделать какие-то заключения. Он должен прийти в сознание, чтобы мы взяли все анализы. Его нужно будет успокоить… — Дэвид Скава отчего-то обратил свой взор на Чонгука. — …Объяснить, что карантин не означает, что мы снова засунем его под плёнку, он просто не должен будет покидать свою палату. Когда он закончил говорить, медсёстры взялись за ручки каталки, увозя Тэхёна вперёд по коридору. Чонгук шагал следом инстинктивно. Элис с Чимином были позади, они шли, обнимаясь и будто держась друг за друга. Миссис Рейнальдс больше не спешила прогнать Чонгука, она даже на него не смотрела, отчуждённо глядя себе под ноги. Достигнув нужной палаты, все они сидели в ней на диване в углу, ожидая, когда Тэхён проснётся. В какой-то момент Чимин вскочил со словами «Отойду на минутку». Чонгук подозревал, что он шёл курить. Ему вдруг тоже до дрожи захотелось вдохнуть серого дыма, но не настолько сильно, чтобы оставить Тэхёна. Он перевёл взгляд на Элис и обнаружил, что та спала, упершись виском в стену. У неё и правда было несколько седых волосков, а крупные синяки под глазами и в целом помятый вид свидетельствовали о том, что она находилась здесь на каком-то резервном остатке своих сил. Чонгук вздохнул, подложил ей под голову подушку и накрыл пледом. Затем он присел рядом со спящим Тэхёном и просто смотрел на него, держа за руку. — Я знаю, что просил у тебя много, но, пожалуйста, если ты меня всё-таки слышишь, не оставляй его, — шептал он себе под нос, крепко зажмурившись. Под сомкнутыми веками глаза нещадно жгло. — Он больше всех заслуживает этого шанса, ты не можешь так поступить с ним. Или ты меня им наказываешь? Я знаю, что делал много плохого в прошлом, я раскаиваюсь за это. Накажи меня, а не его. Он не должен быть расплатой. Чонгук поднял голову и заморгал, сгоняя с ресниц непрошеную влагу. Он встал, смочил в раковине одно из полотенец и принялся вытирать им обмазанный в крови подбородок Тэхёна, а когда поправлял его волосы, не удержался и поцеловал в лоб. После того как он сделал всё, что было в его силах, оставалось только играть со временем, убивая его. Чимин вернулся в палату вместе с никотиновым шлейфом. Он выглядел измученно, как и Элис, а ведь у него на носу было долгожданное поступление в колледж. Все они, собравшись здесь, были подвержены влиянию чего-то гнетущего и тёмного, нависшего над ними тяжестью. Когда пальцы Тэхёна в руке Чонгука чуть дрогнули, он тут же вскинул на парня взволнованный взгляд. Медленно Тэхён разлеплял глаза, мыча. — Просыпается? — послышался шёпот от Чимина. Он тут же оказался сбоку от Чонгука, нетерпеливо топчась. Тэхён обвёл пространство мутным взглядом и со стоном тут же закрыл глаза. Мучительно проговорил «Это не сон», морщась. — Как ты? — Чимин осторожно поинтересовался его самочувствием. — Голова раскалывается, — хрипел Тэхён. У него была проблема с лёгкими, и к тому же он так кричал недавно, что его надсадный голос не вызывал удивления. — Мы поедем домой? — спросил он, смотря на Чонгука. Захотелось спрятаться, отгородиться. Ещё лучше сделать это вместе с Тэхёном, но Чонгук не мог, даже если очень хотел прямо сейчас поместить несчастную Розу в свой карман. — Поедем, обязательно поедем. После того, как доктор проведёт обследование. — Парень на больничной койке мучительно застонал. — Тэхён, тебе нужна помощь. — Не хочу умирать в больнице, — шептал Тэхён на грани очередной истерики. — Боже, как я не хочу умирать здесь. Худший кошмар. Чонгука куда-то вытолкнуло, куда-то, где нельзя сделать вздоха. Пространство без атмосферы, открытый космос. Тэхён рассказывал ему, что в нём без скафандра человека разрывает на куски от давления. Он много чего такого рассказывал, исполняя роль астронавта. Он тогда ничего не боялся, был существом вне всяких рамок, пришельцем, а теперь совсем очеловечился: страх лез изо всех щелей. — Пятьсот восемьдесят восьмое желание, Тэхён. Ты не можешь говорить при мне такое, когда писал его. Ты не умираешь, чёрт возьми. Если только это будет действительно так, то я самолично выкраду тебя и увезу в любое место, какое ты только пожелаешь. И Чимин и Тэхён смотрели на него так, будто это было последним, что можно услышать из его уст. Обычно люди отвергали смерть, не хотели мириться с её фактом, избегали, говорили завуалированно, словно опасались, что одно лишь упоминание сможет навлечь беду. Но зачастую беда уже была, уже существовала. Тэхён всё ещё не боялся смерти, он боялся умереть так: окружённый стенами, закупоренный запахами медикаментов. Чонгук не знал, как иначе убедить его в том, что жизнь — это не смиренное ожидание, к которому он привык. Жизнь требовала борьбы, она любила отдачу, она чувствовала потребность и оставалась с теми, кто крепко цеплялся за неё. За жизнь Тэхёна цеплялись все, кроме него самого. — Я понимаю, ты напуган, мы все сейчас напуганы. Уже так много пройдено, нельзя просто останавливаться. Тэхён сделал глубокий, судорожный вдох. Он кивнул, а затем согнулся, хрипя. Кровь вновь блестела багровостью на его губах. Чимин поспешил всучить ему салфетки, а Чонгук гладил его дрожащую спину. Дэвид Скава вошёл в палату, отчего Элис наконец проснулась, испуганно поднимаясь с дивана. — Мы провели серологическую диагностику и выявили в крови возбудитель аспергилл, — начал говорить доктор Скава с серьёзным выражением на лице. — Это неудивительно: людям с ослабленным иммунитетом хватает одного вдоха, чтобы в них поселился подобный антиген. Нам нужно сделать рентгенографию лёгких и посмотреть область распространения. — Доктор, это опасно для жизни? — Элис посмотрела на него какими-то молящими глазами, словно Дэвид Скава был её богом, способным как покарать, так и смиловаться. Все в палате замерли. Чонгук крепче прижал Тэхёна к себе, пока тот опирался о его плечо виском, дыша с громкой одышкой. — Для жизни опасен даже грипп. Если очаг распространения аспергилла в лёгких слишком велик, то будет сложно иссечь пораженные ткани и… — Дэвид посмотрел на тихого Тэхёна с сочувствием. — Своевременно выявленный, он обычно не несёт большой опасности. Это было всего несколько дней, успокаивал себя Чонгук. Они сорвались в больницу сразу же, как проблема обнаружилась. «Но в твоих возможностях было давно отвезли его обратно, ты мог сделать это раньше. Задержка способна убить его. Ты мог убить его», — говорил свирепый голос в голове.***
Тэхёну сделали КТ грудной клетки и рентгенограмму лёгких. Его состояние, казалось, ухудшалось с каждой секундой. Он жаловался на боли в груди, а температура его тела повышалась. Его знобило, и он кутался в одеяло, надсадно дыша и всё чаще кашляя. Чонгук дёргал ногой, а Чимин рядом с ним дёргал собачкой молнии. Элис сидела не двигаясь: у неё был удивительный способ оставаться собранной. За восемнадцать лет жизни с Тэхёном, над которым ежесекундно нависала опасность, эта способность была оправдана. — Я пойду за кофе. Вы будете? — Близилась ночь, и Чонгука клонило в сон. Он с ужасом думал, что ему придется оставить Тэхёна здесь вместе с Элис, потому что ему точно не позволят задержаться в больнице на ночь. Это казалось кошмаром, ведь они не расставались на такой срок в течении полумесяца, и теперь разлука была чем-то совершенно чуждым. Все в итоге хотели кофе. Чонгук хотел американо и покурить. Выйдя на улицу, он тут же затянулся, прячась за углом. Взгляд блуждал по внешнему ландшафту, а в голове сидела мысль: «Всё свое раннее детство Тэхён видел перед собой лишь это, с одного и того же ракурса. И сейчас у него опять выход на этот двор. Он наверняка всей душой ненавидел его». — Я думал, у тебя аллергия на сигареты. — Чимин возник рядом из ниоткуда, вывел своим голосом из рассуждений. Чонгук обнаружил, что ему поджигало кончики пальцев, а истлевшая сигарета прахом осыпалась под ноги. Он выбросил её с невозмутимым лицом и закурил новую, никак это не комментируя. Чимин присоединился к нему, раскрывая собственную пачку, и теперь они оба смолили и портили себе лёгкие. — После того как ты вернулся в Калифорнию, Тэхён сказал, что обманул тебя, что он не раскрыл правду о себе, выдумал какую-то историю. Я так и не понял, в чём состояла его ложь, только что он обидел ей тебя. Что это было? Он сказал, что живёт в закрытом военном городе или вроде того? Чонгук покачал головой, выпуская клубы пара. То прошлое казалось ему теперь чем-то далёким, выдуманным. Там звёзды светили высоко в небе, а теперь падали, разбиваясь, к его ногам. — Он сказал, что космонавт, и я не смогу долететь до него на орбиту. Бровь Чимина взмыла на лоб. Он подавился вдохом. — Ох, так вот, что это было. — Парень притих, рисуя замысловатые узора носком кроссовка по асфальту. — Ты влюблён в него по уши, не так ли? — Нет. — На слова Чонгука Чимин нахмурился и теперь явно ничего не понимал. — Я люблю его сильнее. Они докурили и вернулись в комнату ожидания вместе с тремя стаканчиками кофе. Дверь в палату была приоткрыта, оттуда доносились голоса. Чонгук остановил Чимина, схватив за плечо, и жестом приказал быть тихим, пока сам вслушивался в чужую речь. Сквозь щёлку двери было видно, как доктор Дэвид Скава и ещё один незнакомый врач с серьёзным видом объясняли что-то притихшей Элис. Чонгук тут же напрягся. — …Вот здесь на снимке видно, посмотрите, оно определяется множественными узлами с характерным венчиком. — Что это значит? — Элис хмурилась, глядя на рентгенограмму лёгких сына в своих руках. — У Тэхёна инвазивный аспергиллёз, он может распространяться гематогенным путём, без медицинского вмешательства этот грибок разрастается, вызывает поражение центральной нервной системы, органов брюшной полости, сердца, щитовидной железы и селезёнки. Из-за ослабленного иммунитета организм не в состоянии защищаться должным образом, и аспергилл распространяется быстрее. — Но ему ведь можно помочь? Можно же? Ещё не поздно? — Для начала мы проведем резекцию лёгких, дабы исключить прорастание грибов и уменьшить их массу. Затем назначим курс препаратов и иммуномодуляторы. — Он же поправится? Ответьте мне. — Элис была настойчива и непреклонна. Чимин рядом прижался к Чонгуку ближе, сжимая рукав его толстовки. Чонгук едва дышал, подслушивая. — Тяжело прогнозировать результат. Мы не знаем, справится ли организм Тэхёна. Любой грибок довольно тяжело вывести, если после мер предупреждения он прекратит дальнейшее распространение, от него можно будет избавиться, но есть большой фактор риска, что даже с учётом операции и препаратов аспергилл продолжит разрастаться. Летальность при осложнениях составляет от 50 до 90%. — О боже… — Элис закрыла рот рукой и зажмурилась. Дэвид Скава сжал её плечо, пока второй доктор продолжал рассказывать о назначении препаратов. У Чонгука перед глазами — белый шум. Дыхание быстрое и нечёткое. Всё путалось, даже ноги. Он о них спотыкался, но стоял, потому что Чимин рядом крепко держал за руку. — Эй, тихо, тихо. Кофе выпало из ослабевших рук, под давлением отлетела крышка, американо расплескался во все стороны, стёк лужей к ногам. Какая-то суматоха началась, но Чонгук не мог понять из-за чего. Девушка в зелёной форме, медсестра, смотрела ему в лицо и, кажется, вопрошала: «Сэр, вы в порядке?». Внутри всё сжалось — продохнуть невозможно. Сковала боль. Сверкнула короткая слепящая вспышка, а затем всё померкло. Ничего не осталось.***
Когда он пришёл в себя, в ушах раздавался странный писк. Если чуть приоткрыть глаза, сразу же мерещилось лицо Тэхёна. Чонгук сморщился и вновь разлепил веки. Мираж оказался былью. Он на больничной койке в одной с Тэхёном палате, за окном ночь, экраны и диоды медицинского оборудования — единственное освещение. Чонгук осторожно привстал, потирая виски. Понял, что упал в обморок, раз лежал сейчас с капельницей в руке. Он редко отключался вот так, только если слишком сильно нервничал. Тэхён сбоку от него заворочался, словно во сне мог видеть чужое пробуждение. Или, может, на самом деле он не спал, потому что взгляд его был слишком уж ясным, когда он открыл глаза. — Привет, — прошептал он, протягивая вперёд ладонь. Чонгук тут же схватил его пальцы. — Я уговорил оставить тебя со мной, это было трудно. — Где все? — Чимин поехал домой, сидел тут до последнего. Мама в гостевой палате. — Как ты себя чувствуешь? — Мне что-то вкололи, и теперь в груди не так болит. Завтра будет операция и потом… — он остановился, погладил ладонь Чонгука большим пальцем, — …потом, если это не сработает, отвезёшь меня к океану? — Тэхён, зачем ты… — Нет. Ты обещал. — Я отвезу тебя к океану. — Чонгук вздохнул, когда заметил, с каким облегчением Тэхён отреагировал на его слова. — Тебе станет лучше, и я отвезу тебя туда, а потом ещё столько раз, пока оно тебе не надоест. — Оно не может надоесть. Тэхён качал головой с лёгкой улыбкой. Его глаза влажно блестели; в них хотелось утонуть. Чонгук смирился: он покорно шёл ко дну, не выказывая сопротивления. Он поклялся оставаться со своей Розой в моменты расцвета и увядания, до последнего лепестка. — Я буду твоим куполом, Тэхён, всегда. Собираюсь защищать тебя, где бы ни был. — Даже если это больно? — Тэхён перевёл взгляд на проткнутую капельницей руку Чонгука. Он словно винил себя за это, за своё невезение, за то, что Вселенная так игралась с ним. — Любовь делит боль на двоих, не важно, пришелец ты или нет. Радость тоже на двоих, как и грусть. Тэхён улыбнулся. Широко, будто произошло что-то действительно хорошее. — Тогда я постараюсь радоваться, чтобы ты не грустил. Чонгук улыбнулся тоже. Больше они не говорили о смерти. В эту ночь никто не грустил, были только объятия среди стерильных простыней, писк медицинских машин и миллионы рассыпанных искр за окном. Эта ночь была для них.