Через 20 лет вы будете больше разочарованы теми вещами, которые вы не делали, чем теми, которые вы сделали. Так отчальте от тихой пристани. Почувствуйте попутный ветер в вашем парусе. Двигайтесь вперед, действуйте, открывайте! Марк Твен.
Утро встретило назойливыми лучами солнца. В открытые окна подувал свежий ветер. Встав с постели, потянувшись, быстро оделась и выглянула в окно, на Вилледор, который в данное время суток казался не таким ужасающим, безопасным. Выйдя из небольшой комнаты, я покосилась на пустой заправленный диван. Ультрафиолетовый свет сейчас можно было выключить, что я и сделала, замечая на тумбочке рядом какие-то письма, лежащие в беспорядке. Я была любознательна, поэтому посчитала нужным прочесть хотя бы одно. Всё-таки, это и мой дом, а если что-то лежит здесь криво, значит это что-то нужно сперва проверить, прежде чем убирать. Но лучше бы я этого не делала. Лучше бы Хакон не забыл про них, внезапно куда-то сорвавшись и в очередной раз оставив меня в одиночестве. Чуть ли не осев на пол после прочтения, я прижала к груди слегка мятый лист бумаги, пожелтевший в некоторых местах, часто задышав. Почувствовав, как сердце бешено забилось, мне захотелось вырвать его, чтобы более никогда не ощущать. Почерк был каллиграфический, слегка рваный. Чёрная паста в каких-то местах протекала, оставляя небрежные кляксы. Теперь ясно, куда делся опекун посреди ночи, даже не ложившись спать. И оттого на душе заскребли кошки. Письмо выпало из рук. Сев на пол, подогнув под себя ноги, я ощутила острый укол. Бывшая жена, объявившаяся спустя охренеть как много лет, воззвала его к помощи. И естественно она не знала о моём существовании. После дня рождения прошло уже пол месяца, август ночами намекал на лёгкое похолодание и приближение осени. Идея, крутившаяся у меня в голове, вдруг снова вспыхнула огнём. Рядом с нашей "халупой" имелся небольшой огород, за которым я пыталась ухаживать, но получалось у меня это с трудом. Мне всё же ближе была беготня по крышам, нежели домохозяйство. Хакон вечно подтрунивал меня, что у меня не могут выжить цветы и не вырастали семена овощных культур. А мне-то не до смеха было! Всё-таки, большинство старалось выращивать своё, а не покупать всё это на базаре. — Вот и как тебе жизнь-то доверить, если ты даже цветы засушила? — посмеивался Хакон. — Ну, это же всего лишь цветы! — с обидой отвечала я, надувая губы. — Всё проходит проверку в мелочах, Анна. Сегодня ты не смогла вырастить цветы, а завтра — спасти человека. Научись обходиться с растениями, и дальше ты покоришь большее. Шмыгнув носом, я вновь посмотрела на лист, что лежал на полу, подняв его. С тех пор я всё же научилась обходиться с растениями, а значит я не бесполезна. И жить дальше с Хаконом, когда объявилась бывшая жена — с моей стороны странно. Пока его нет, нужно собрать необходимые вещи, чтобы двинуться в путь. Нужно уйти подальше отсюда. Потому что...его прежняя семья будет ему важнее, а что я? Я ему даже не родственник. Уж лучше уйду сама, нежели он сделает мне больно, прогнав меня самолично. Долго размышлять я не стала. Бросила письмо обратно на тумбочку, силясь не прочитать остальные, вбежала в свою комнату, схватила рюкзак и начала пихать туда свои вещи: одежду, памятные вещи, одной из которых стал альбом с фотографиями на старинный полароид, который каким-то чудесным образом Хакон починил и даже где-то нашёл фотокарточки для него; на кухне взяла бутылку с водой, чуть засохшую булку, да кусок жаренного мяса из холодильника, лампу с ультрафиолетовым светом и единственный ингибитор, который был у нас в запасе, на самый крайний случай. Брать с собой много не стала. Подняв руку вверх, посмотрела на зелёный огонёк биомаркера. Хакон уже давно добыл его мне, так что на моём запястье красовалось ещё одно напоминание о нём. Поморщившись, закинула рюкзак на спину, осмотрев помещение, запоминая всё, как есть. Выйдя на улицу, оглянулась, пытаясь не заплакать. Пятнадцать чёртовых лет я жила здесь, а теперь покидала свой дом, к которому уже привыкла. Но быть обузой Хакону я больше не могла. Перемещаясь с крыши на крышу, я оказалась на базаре, бегло осматриваясь, лишь бы не встретиться с Митчем или Хаконом. Уж явно ни тот, ни другой, увидев рюкзак за моей спиной, этому рады не будут. Точнее, не поймут и будут упрекать, что я сумасшедшая. В моей руке красовалась листовка, которую я прятала уже несколько недель. Кто-то хочет восстановить строй ночных бегунов, приглашая в город, о котором я немного слышала, для некого собрания добровольцев. Уж не знаю, видел ли мой опекун эти листовки, но появлялись они крайне редко и в таких местах, где ходило меньше всего народа, которому не интересно лазать по таким местам. А ещё пару раз в баре об этом упоминали в разговорах, свидетелем которых я оказывалась случайным образом. Нет, в баре я бывала не часто, да и всякий такой раз был обязательно в присутствии Хакона, который отвлекался на общение со своими знакомыми, оставляя меня сидящую за барной стойкой под наблюдением бармена Райана, всегда предупреждая, чтобы он мне не наливал и присматривал за мной, пока он отойдёт. Райан всегда любезно соглашался, протирая полотенцем стаканы, косо посматривая на посетителей и на меня, когда возле начинали толпиться пьяницы. Вспомнив один случай, я даже улыбнулась. Как-то раз, когда мне только стукнуло восемнадцать и мне было разрешено попробовать пиво, ко мне пристал какой-то мужик, прознавший, что я уже не ребёнок. Тогда Хакон, который буквально на минуту отошёл, вернулся чрезвычайно злым и всыпал тому такой нагоняй, который я буду помнить всегда. Швырял его прямо по бару, не стесняясь даже поломать один из столов, за который потом, конечно же, заплатил. Поколошматил его так, что весь бар, все те люди, которые там находились, обходили его и меня стороной после этого случая. А я потом высказала Хакону, что он переборщил, а тот разозлился, мол я защищаю того алкоголика, который намеревался сделать со мной невесть что. Мы тогда не разговаривали дня два, потому что я обижалась на его чрезмерную опеку, а он на то, что я глупая и ничего не понимаю. Базар в это время уже был оживлён, и, конечно же, идти через такое людное место опрометчиво. Но с другой стороны, сейчас день, и то, что я взяла рюкзак, который брали зачастую те, кто выходил за стену, ограждающую Вилледор от других незаселённых районов, кишащих заражёнными, ничего не значило и внимания привлечь не должно. По мере приближения к выходу, меня остановила одна из женщин, что поинтересовалась, не иду ли я сейчас за стену, попросив передать меня лекарство её мужу, который только-только ушёл, но забыл его с собой взять. А отказывать в помощи Хакон меня никогда не учил, потому согласилась, взяв с собой шприц с инъекцией. Женщина пояснила, что он диабетик и без инсулина не может. — Не волнуйтесь, я постараюсь догнать его, только скажите, в какую сторону он пошёл. — На запад, Анна. Спасибо, что согласилась, а то ведь я свою палатку никак оставить не могу. Найти мужчину по описанию оказалось не так сложно, как думалось. Передав инсулин прямо ему в руки, услышав благодарность, я поспешила уйти в противоположную сторону от той траектории, по которой он шёл. Остановившись на одной из крыш, миновав длинный висячий самодельный мост, где уже начали загнивать доски, опустилась передохнуть, сняв рюкзак и прижавшись спиной к бетонной стене чердака, прислушиваясь к шуму, чтобы не пропустить момент, если вдруг кто-то из заражённых появится на крыше. Внизу доносился гул, медленные шаркающие шаги и постанывания. Хотелось повернуть время вспять, чтобы вновь оказаться в том времени, когда никакой вспышки заражения не было, когда все спокойно передвигались по земле, общались и радовались жизни, не боясь выйти на улицу в дневное и особенно ночное время, когда по округе блуждают мутанты, вроде крикунов, бегунов и того хуже. Достав альбом, пролистнув несколько страниц, успела поймать одну из фотографий, которая собиралась выпасть, отклеившись от страницы. На фото я, Хакон, Киллиан, Митчел и ещё парочка женщин, одной из которой была Лилиан. Уже как несколько лет она пропала. Раньше мы с ней очень дружили, относилась она ко мне почти как к родной дочери. Светлые волосы были подстрижены под каре, на лице была искренняя улыбка, на фото она приобнимала меня, слегка склонив голову ко мне. Сжав фотографию пальцами, убрала её обратно в альбом, захлопнув его. Неподалёку от зоны поражения должна была быть мельница, на которой можно было бы переночевать, включив ультрафиолет, оставленный там на случай, если кто-то из людей окажется в опасности. Был полдень, а значит пока можно было спокойно передвигаться по крышам, а не торопиться оказаться у мельницы. Однако, если напороться на кого-нибудь по пути, либо же слишком поздно увидеть, что она кем-то уже занята, то шанса спастись не будет. Обратная дорога займёт большее время, просто не хватит сил. Нужно было идти прямо сейчас, до наступления захода солнца. Несколько часов пути заняла дорога до заветного местоположения. Казалось, что мне очень повезло, никого не встретилось. Уже видя вдалеке мельницу, с облегчением выдохнула. Наступал вечер, солнце постепенно опускалось в горизонт, окрашивая небо в бардовые оттенки. Редкие перистые облака порозовели. Если не смотреть на отравленные земли едкого болотного цвета, то вполне можно было представить, что под таким красивым небом располагались города, не кишащие тварями; засеянные зерном плодородные земли, усеянные цветами поля, как раньше. Воспоминания, вот что могло одновременно вдохновить и разрушить настоящее. Потому что раньше было намного лучше, но раньше я не знала Хакона. Свесив ноги вниз, наслаждаясь последними лучами солнца, ощутила себя свободной. Однако нить, которая уже давно связывала меня с опекуном, всё равно не разрывалась. И вряд ли когда-либо разорвётся. Нужно было постараться переключиться на что-то другое, чтобы поменьше вспоминать дни, проведённые вместе. Вылазки, на которые мы ходили вместе. Тренировки, где мы занимались вместе. Завтраки и ужины, на которых мы были вместе. Каждый божий день на протяжении пятнадцати лет. Интересно, узнай Хакон о том, что я ушла...будет ли он искать меня? Или возрадуется, что ноша с его плеч сброшена? Ведь всё же жена объявилась...жена, которая могла бы доносить ребёнка, если бы судьба решила иначе. И почему же он решил утаить своё прошлое от меня? Хотя...чёрт, хватит думать, это его жизнь и он сам вправе решать, что рассказывать, а что нет... Внизу раздался рёв. Из-за того, что я задумалась и ушла в себя, не заметила, как солнце зашло за горизонт. Посмотрев вниз, увидела несколько заражённых и среди них крикуна, привлекающего внимание, созывающего собратьев к мельнице. Как он меня заметил? Крик становился всё громче, боковым зрением я заметила быстрое движение. Скорее всего, бегуны. Только они были столь быстрыми, по сравнению с остальными. — Чёрт, — ругнулась я, поднимаясь на ноги, вбегая в совсем небольшое помещение, чуть ли не сорвав скрипучую деревянную дверь с петель. На столе находилась мощная лампа, которую нужно было ещё успеть включить до того момента, как бегуны заберутся по столбам и лестнице вверх. Счёт шёл на секунды, нервно нажимая нужные кнопки, слыша позади рычание, которое приближалось молниеносно, я нажала на последнюю кнопку сильнее и резче, чем предыдущие, а затем поддалась спиной назад, чтобы вжаться в стену, находясь в ультрафиолете. В дверном проёме показались цепкие изуродованные руки, меня оглушили крики бегуна, что хотел напасть на меня, но из-за УФ-света он закричал, закрываясь тощими руками и пятясь назад. Торс бегуна был оголён, показывая нарывы и кровавые пятна с светящимися рыже-красными прожилками. Такие же изуродованные ноги скрывали порванные штанины, колыхаясь на ногах лохмотьями. Рот и вовсе отсутствовал, точнее сама челюсть, поэтому вид этот значительно ужасал. Поняв, что ко мне не пробраться — существо тут же сбежало, взывая остальных разбрестись по округе в поиске других жертв, если таковы имелись вообще. По крайней мере, пока у меня есть ультрафиолет, я в какой-никакой безопасности. Через некоторое время я осознала, что оставила рюкзак снаружи на подобии балкончика. Только вот, когда вышла, удостоверившись, что поблизости никого нет, поняла, что сумку распотрошили. Кусок мяса всё же привлёк внимание, оттого и рюкзак был весь вывернут. Всё бы ничего — альбом с фотографиями тоже куда-то исчез. Скорее всего, упал вниз. Вернувшись к свету, начала наворачивать круги. Что, если бегуны стащили и альбом? Тогда у меня ничего от прежней жизни не осталось, лишь воспоминания в голове, образы, которые со временем могут преобразиться, стереться, исказиться. Мне было не жаль ни еду, ни тёплую толстовку, которая вообще повисла на лестнице на уровне середины спуска вниз, ни лампу, которая тоже куда-то подевалась. Но вот альбом...С первыми лучами солнца придётся искать его поблизости и надеяться на то, что он найдётся.***
Альбом не нашёлся. Кажется, я обыскала каждый сантиметр вокруг мельницы на расстоянии нескольких метров. И проревела ещё час, осознав, что я знатно лоханулась. Но первая ночь в одиночку была пережита, а значит и дальнейший путь я пройти смогла бы. Ближе к обеду заурчал живот, оповещая о том, что он не ел уже сутки с момента последней трапезы. Единственное, что могло хоть как-то слегка притупить голод, так это вода, которая осталась в рюкзаке чудесным образом. По пути не встречалось ни одного магазина, но спустя час мне повезло. Заброшенный магазинчик, возле которого было несколько автоматов с напитками и чипсами вполне могли оказаться с "подарком судьбы". Но спуститься вниз с крыши было опасно — прямо возле них бродило заражённых с десяток. В сам магазин можно было попасть через чердак, но там была "тёмная зона", а значит, могли прятаться те опасные мутанты, которые выходят только по ночам. По пути сюда нашла металлическую биту, которая хорошо сохранилась. Пришлось вытереть её носовым платком, который был при мне, так как была заляпана чей-то кровью. Переждать, пока толпа рассосётся, либо же отвлечь их, увести подальше отсюда, чтобы быстренько проверить автоматы на наличие какой-либо пищи и воды? Выбор пал на второй вариант, потому что ждать — означает растягивать время и приближать ночь. Город, в который я направлялась, находился довольно-таки далеко. И почему добровольцев призывали именно в Гриндейл? Он уже давно считался не безопасным, не жилым, как Вилледор. Но как я поняла, только самые отважные и смелые могут добраться туда, ведь ночные бегуны в какой-то степени сумасшедшие, в хорошем смысле этого слова. Путь в Гриндейл означал некое испытание, благодаря которому выявятся «лучшие», кто способен выживать в ночное время и не боится оказаться за пределами более-менее безопасной жилой зоны. Хакон рассказывал про них воодушевленно, словно каждый раз окунался в воспоминания и проживал те моменты заново. А я слушала и впитывала всё, как губка. И хотела стать такой же, как он. Хотела стать кем-то, кто не будет отсиживаться в четырех стенах с ультрафиолетом, скучно доживая свой век. Мне хотелось приключений, хотелось внести хоть какой-то вклад. Не просто существовать, а жить, даже не смотря на огромный риск и опасность. Но брюнет в этом меня особо не поддерживал. Радовался, что Фрэнк спился, что ночных бегунов более не существует. Когда я пыталась сказать ему, что точно стану им, если они вернутся, то он тут же хмурился и пытался отговорить. — Не смей даже думать о таком. Этот путь точно не для тебя и не твой. Я хоть и побывал ночным бегуном, но понимаю, что это очень тяжело. Нет, я не пытаюсь сказать тебе, что женщины должны быть домохозяйками и дружить лишь с кастрюлями да сковородками...Это очень опасно. Меня не раз спасали, потому что даже я не всесилен. А ты…ты ребёнок, Аня. Мой ребёнок. Стукнув по крыше кулаком, не так сильно, чтобы услышали, но снова с обидой, выражая её жестом, поджала губы. Сука. Кто б знал, как тяжело стало с каждым годом слышать эти его «Ты мой ребёнок», «Я твой опекун, и ты должна меня слушаться», «Я заменил тебе отца, вырастил, выкормил, дал знания и навыки, которыми обладал сам, а ты выёживаешься. Хочешь свободы? Дождись совершеннолетия», «Тебе восемнадцать, но алкоголь крепче пива можно только с двадцати одного. И не смотри на меня так, я не хочу, чтобы ты совершала ошибки, которые совершал я», «Что это за парень к тебе клеился? Никаких свиданий, пока не станешь достаточно взрослой. Не хватало ещё, чтобы ребёнок родил ребёнка. Мне дедушкой становиться ещё рано». Да не нужен был мне никто. Но и смотреть на то, как он встречался то с одной, то с другой я тоже спокойно не могла. С какой стати ему можно, а мне нет? Вот и приходилось нехотя тайно видеться с ровесниками, которые меня не цепляли никак. Потому что в мыслях был только он. Я стала понимать это лет в шестнадцать, но отмахивалась от мыслей как могла. Потому что неправильно это, неправильно! Но что я сделаю-то? До сих пор не могу из головы эту дурь выбить! — Она куда-то сюда двигалась, я видел! — а вот и проблемы подъехали. Очередные. Видимо, не дойти мне до Гриндейла в спокойствии. Но на то и испытание, чтобы дойти туда живой. Спрятавшись за чердаком с другой стороны, прислушивалась, чтобы понять, откуда доносились голоса. Я слышала перепрыгивания, переговоры и скрежет деревянных брусьев и досок, оконных рам, с помощью которых можно было цепляться и подниматься на крышу. Гул заражённых возрос. Видимо, и они услышали и почуяли прибывших людей. Но сколько их? И что им нужно от меня? Ответа знать мне не хотелось, потому что встречаться с ними я не намеревалась. Единственный вариант был пробраться в магазин, туда, в неизвестность. Ведь незнакомцы вряд ли догадаются, что какая-то девушка рискнула туда сунуться днём, да и шанс, что они не последуют за мной, возрастал. Но они могут услышать скрип дверцы, ведь голоса стали заметно ближе. Приготовив биту, перехватив рукоять крепче, я всё же рискнула нырнуть в магазин через чердак, оказываясь в помещении, куда свет еле-еле просачивался сквозь забитые почти наглухо окна. Оказавшись за прилавком, услышала где-то неподалеку движение. Нужно было затаиться и передвигаться очень медленно и тихо, таким образом заражённые, обычно спящие, не проснутся. Главное, чтобы здесь не оказалось других, не спящих. Выглянув из-за укрытия, обнаружила несколько спящих тварей, стоящих и сидящих в полусогнутом положении. Они слегка посапывали, изредка подёргивались, но мимо них вполне возможно пройти. Передвигаясь на корточках, заглядывала на полки прилавков, маневрируя между витринами, петляя по ним, обходя заражённых. Удалось найти лишь пару батончиков шоколада, и то просроченных. Но лучше, чем ничего. Где-то на улице началась драка. Видимо, кто-то из незнакомцев напоролся на зомби. Шум начал привлекать тех, кто спал в темноте, там, где я сейчас находилась. В складское помещение идти не рискнула, дверь была закрыта, но узнавать, что находилось за ней не стоило. Нужно было как-то выбраться на свет, ведь лампу с УФ-светом я так и не нашла, но я находилась между двум огнями: либо я остаюсь здесь и меня обнаруживают просыпающиеся заражённые, либо оказываюсь на улице, натыкаясь на явно не по-хорошему настроенных людей. Выбор был сделан за меня, точнее, по моей вине. Задев один из прилавков, где было слишком хрупкое стекло, я услышала рев на складе после того, как стекло разбилось. Спящие начали просыпаться, рывками крутясь вокруг себя и осматриваясь. Я побежала к двери, попутно ударяя несколько зомби битой, разбивая черепа, которые со временем после их заражения стали хрупкими, нежели раньше. Поток остальных хлынул за мной. Входная дверь не поддавалась, резко дергая её, а затем выбивая её ногой, обернулась на шум позади. Один из самых опасных. Ночной охотник. Его рычание и потрескивание пробрало до костей. Выбежать я почти успела, но в последний момент меня схватили за ногу, заставляя упасть на землю. Бита выпала из руки. Ногтями впиваясь и загребая землю, я пыталась карабкаться, но была укушена в голень. Ногу пронзила адская боль. Дотянувшись до биты, развернулась, ударяя тварь со всей силы, выдыхая весь воздух из лёгких. Заражённый отпустил меня, помешкав. Я отползла на достаточное расстояние, чтобы свет меня защитил. Те, что были на улице, обернулись, начиная потихоньку идти в мою сторону, шаркая ногами по земле. Нужно было добраться до крыши, чтобы использовать ингибитор. Единственный, что у меня имелся. Хакон даже не знал, что у меня есть иммунитет… Карабкаясь вверх, по доскам, что были вбиты в здание за место лестницы, я ощущала, как начинаю терять сознание, а боль в ноге пульсировала и с каждым спазмом разрасталась по всему телу. Нога в месте укуса покрылась чернеющими венами. Лишь бы добраться до крыши…Но кое-как переставляя ноги, начала чувствовать слабость, отчего нога с укусом сорвалась, а я повисла на самой последней доске, которая отделяла меня от безопасности. Силы иссякли. Мельком заметив какое-то движение, услышала знакомый голос, зовущий меня по имени. — Хакон, — на выдохе прошептала я, уже не в силах держать свое тело навису. Пальцы горели и вскоре отцепились от деревяшки, но сильные руки перехватили мои запястья и затащили моё безвольное тело наверх. — Тебя укусили? — напугался брюнет. — Блять! — В рюкзаке… — Ты стащила всё-таки, — нахмурился Хакон, но ингибитор нашел сразу. Руки его безумно тряслись, а голос дрожал. — Аня, эта штука может не помочь или даже убить тебя… — Коли, — зарычала я, а затем ощутила резкий укол в бедро. Извиваясь, я мельком заметила, что биомаркер горел красным. Не зная куда деться от боли, я сжалась в позу эмбриона, зажмурившись. Хакон успокаивающе поглаживал меня по спине, не забывая наблюдать за прогрессированием процесса. Благодаря свету превращение не наступило, а ингибитор помог и вовсе процесс остановить, заодно притупив боль. Только вот кареглазый не знал, что со мной всё будет в порядке. Лежа на боку, распластавшись на крыше, ощущая липкость на лбу, я взглянула на брюнета, что сидел возле, смотря в одну точку. — У тебя иммунитет, верно? — дождался моего кивка. — Охуеть. Даже не сказала мне. И как ты об этом…? Сука…ясно. Была за стеной без моего ведома до этого момента. А если бы ты заразилась и... я бы даже не знал, что ты…Пиздец. Вернёмся, и я тебе так мозги промою, мало не покажется. Не смотря на явное раздражение, Хакон начал перевязывать мою ногу, предварительно обработав спиртом. Надо же, как предусмотрительно. — Я не собираюсь возвращаться, — кажется, он посмотрел на меня, как на умалишенную. — В Вилледоре я никому не нужна. — Мне нужна, — на полном серьёзе ответил Хакон. — И ты возвращаешься со мной. — А когда ты собирался рассказать о жене? — я привстала, поджав губы. Брюнет облизнул пересохшие губы. — Бывшей жене, — поправил он. — Это было по молодости и по глупости… — Ребёнок тоже по глупости должен был появиться? — я посмотрела на него, но тот лишь потупил взгляд, не поднимая глаз на меня. — Ну и как зовут человека, который тебе это рассказал? — О, имен твоих подружек я не запоминаю. Они и не представляются особо, — шикнула я. — Но это та, из-за которой ты не хотел ночевать дома в мой день рождения. — Джейн… Ясно. Письма ты тоже увидела, как я понимаю. — Не нужно оставлять такие вещи на видном месте, Хакон, если ты не хочешь, чтобы что-то узнали. — Быть может, это к лучшему. Чтобы между нами более не было никаких секретов. — Мне всё равно, — я хмыкнула, но усмешка моя оказалась не такой, как хотелось. Она получилась горькой. — И тебе всё равно, поэтому я ушла, чтобы не мешать воссоединению семьи. — Ты моя семья, Аня, — карие глаза уставились на меня. — Никакого воссоединения не планировалось и не планируется. И я пошёл искать тебя, потому что ты… — Твой ребёнок, — договорила я за него, перебив и покачав головой вверх-вниз. — Знаю. Но детей по наступлению совершеннолетия выпускают из гнезда, Хакон. — Ты уже решила, — с долей разочарования и горечи произнёс он, поднимаясь на ноги. Достав из своего рюкзака альбом, передал его мне. А я уставилась на него, не понимая, как тот его нашёл. — Больше не теряй. Воспоминания — важная часть жизни. И плохие тоже. Я знаю, куда направляешься. Эти чертовы листовки ты все-таки увидела. А я так старался срывать их, чтобы ты не заметила… — Ты всегда делал выбор за меня. — Потому что я не хочу потерять тебя, пойми наконец! Глупая девчонка! «Потому что ты мой ребёнок, а я твой отец», — вот что он должен был договорить. Посмотрев на биомаркер, который горел зелёным оттенком, с облегчением выдохнула. Всё позади. И рана быстро заживёт, укус был не глубоким. — Спасибо, что помог, но я иду в Гриндейл, и ты меня не остановишь. — Идём, — брюнет мотнул головой в сторону. — Я не единственный, кто шёл по твоему следу. Теперь было ясно, что за шум драки был на улице, пока я пряталась в магазине. Двое связанных людей сидело на другой стороне крыши. Во рту у каждого был кляп из кусков ткани. При виде нас они переглянулись, а один мужчина и вовсе начал нервно дёргаться и вырываться. Мыча, он поднял взгляд голубых глаз, уставившись на моего опекуна. Остановившись возле них, Хакон развернулся, вскинув руки вверх, мотая головой. Мол, смотри, какие проблемы тебя ожидают. А затем убрал кляп у голубоглазого. Тот откашлялся, поджал губы. Лицо преобразилось в более враждебное. — Сука ты, Хакон. Знал бы, что девка твоя, даже не стал бы следить за ней, — я перевела взгляд на брюнета. Он сцепил челюсть, желваки зашевелились. В несдержанности ему не было равных, но сейчас кареглазый держался. — Девка?! За языком своим поганым следи, Джо. Она мне как дочь, — его слова вновь задевают меня, но я лишь слегка веду плечом, начиная рассматривать незваных гостей. — Дочь, — усмехнулся, как я поняла, Джо. Его голубые глаза уставились на меня, отчего я поёжилась. — Признаться, тощевата, но на лицо хорошенькая. Неужели ни разу не помышлял в постель затащить? Я дёрнулась, когда Хакон с разворота ударил того по лицу ногой. Да уж, с ним шутки плохи, особенно подобные. Голову Джо опустил, заныв. Капли крови начали стекать по губам и подбородку. Но не смотря на боль, стал посмеиваться. Брюнет сразу же подошёл ко мне, указывая рукой на хулиганов. — Если бы не я, не известно, что бы они с тобой сделали, Аня. И если ты решила, что идёшь дальше, то таких отморозков точно повидаешь не раз. А в Гриндейле таких сотни, наверняка. Ты действительно хочешь идти туда? — Да, — на самом деле, у меня были сомнения, но нужно же было показать, что я решительна и самостоятельна... — Сука, — проведя руками по волосам, запрокинул голову назад, смотря в небо. Обращался он так не ко мне, а лишь бы просто выразить своё недовольство. Резко опустив руки вниз, пожал плечами. — Раз так, значит наш путь отныне расходится здесь и сейчас. — достав из рюкзака ещё один ингибитор, сунул его мне, небрежно, так, что я даже покачнулась назад. Его движения были резки, а по лицу трудно было сказать, что он сейчас чувствовал. — Хакон... — Всё, Аня. Вали. Но помни, что эти пятнадцать лет я посвятил тебе, а ты не посчитала это важным. Выстроив между нами воображаемую стену, Хакон отошёл назад, показывая тем самым, что отпускает меня. Но ноги мои стали вмиг ватными. Останови меня, прошу. Сделай ещё попытку. Уговори меня пойти с тобой, Хакон. Но он этого не сделал.