Полеты вне неба

У Флинта шершавые ладони и короткий, колючий ежик волос. От него пахнет драконьей кожей и полиролью для метлы. И он целуется так, будто они снова дерутся. И на все это Вуду насрать. Когда Флинт ловит его за ладонь в людном, мать его, коридоре, сжимает пальцы своими, передаёт записку — в три, кабинет истории — и пропадает из виду, оставляя Вуда наедине с сильно бьющимся сердцем, Оливеру плевать вообще на все: заметили ли Джордж и Фред, которые не отходят от него ни на шаг, увидел ли Пьюси — чертов Пьюси — прилипший к Флинту, как пиявка, поймают ли их, отстранят ли от занятий прямо перед выпускными экзаменами — Оливеру плевать. Единственное, о чем он думает: вот бы быстрее уроки закончились, и часы показали долгожданную цифру три. Он думает — вот бы уже быть там, в пыльном кабинете истории, чтобы Флинт вжимал всем горячим телом его в стену, напирая сверху, спереди, сдавливая, уничтожая мир вокруг. Он думает только о Флинте, день и ночь. Его словно прокляли, все, что он может — это летать и ложиться под Флинта, словно его создали только для двух этих вещей. Успокаивает только то, что крышу Флинту снесло не хуже, если не сильнее, больше, куда дальше, чем Оливеру. Он еще кое-как пытается шифроваться, пока Маркус ведет себя так, будто им нечего бояться - будто бы ему наплевать, что будет, если кто-то узнает. Он оставляет засосы на шее Оливера, на горле, так, чтобы обязательно было видно. Он пялится на него в Большом зале, голодным, жадным взглядом, и все это замечают: Анджелина даже уверена, что Флинт что-то затеял, и Вуду не стоит тренироваться больше в одиночку. Оливер не знает, как сказать ей, что он и не тренируется в одиночку, что Маркус вечно там, на подхвате, что он соревнуется с ним в скорости и ловит квоффлы со смехом, от которого внутри Оливера что-то горит, тает и течет, течет наружу, диким желанием и безумными поступками. Он отсасывает Флинту в душевой раздевалки. И даже не думает о том, зайдет ли кто. И Маркус его ни к чему не принуждает, он сам, добровольно, опускается на колени, гладит короткие, жесткие волоски, спускающиеся вниз по животу, слушает, как у Флинта перехватывает дыхание — вода льется на него горячим потоком, и он не открывает глаза, ему не надо, он привык, — обхватывает его член, сжимает в кольце пальцев, ведет вверх-вниз-вверх — Флинт невнятно матерится себе под нос — а потом берет в рот, за щеку, пытаясь делать так, как делает Маркус, и это что-то дикое и абсолютно правильное. Маркус кончает на раз-два, спускает ему в рот, и Оливер даже не ожидает — потому что Флинт остаётся Флинтом, нафига предупреждать — и сплевывает половину, но это все не важно: Маркус хватает его за скользкие плечи, и тянет вверх, и целует так, что у Оливера подкашиваются ноги. Оливер кончает на пальцах Флинта, слушая горячечный бред, который потоком льется ему в ухо, шею, плечо, и думает: вот бы это никогда не прекращалось. И ведь он даже не помнит, не понимает, как оно началось: просто в один вечер Оливер не уходит с остальными игроками, потому что Флинт сидит все три часа тренировки на трибунах, внимательно следя за каждым их маневром, и это бесит, потому что мудак думает, что наверняка обыграет их, и всё равно пытается разузнать заранее их стратегию. Он идет прямиком к Флинту и кричит ему в лицо, что он тролль и орк, и хрен ему, а не кубок, папаша Малфоя может хоть разориться, покупая им каждый день новые метлы, победа им не светит. И Флинт ухмыляется, молча слушая его, а потом говорит: — Заткнись, Вуд. И стратегию свою засунь знаешь куда? Там ей самое место. — Это тебе там самое место, — орет Вуд, потому что ему очень хочется уже врезать Флинту, разбить ему губы и нос в кровь, так, чтобы мать родная не узнала, и он только собирается именно это сделать, как Маркус спокойно отвечает: — Согласен. И Оливер не знает, что это все значит, поэтому разжимает кулак, и пялится на Флинта: — Чего? — Мне там самое место, - пожимает плечами тот. — Если предлагаешь, конечно. — Предлагаю что? — тупит Оливер, но внутри уже разливается что-то жарким и горячим, и опять чего-то хочется, но далеко не врезать Маркусу. — Трахнуть тебя, — все так же ровным тоном говорит Флинт. — В задницу твою. Где мне самое место. Оливер делает шаг назад и моргает, потому что это, конечно, какая-то тупая шутка или хрен знает что. — Ну или наоборот, — пожимает плечами Флинт. — Мне все равно. Вуд очень хочет убежать, но это совсем лажа и бред, так что он переминается с ноги на ногу и сипит: — Флинт, ты свихнулся? — Ага, — лыбится тот внезапно. — Кажется, да. У него неровные зубы и все еще сбитые костяшки пальцев после последней драки, где он серьезно навалял Оливеру, но все это — чепуха, когда Маркус в два шага закрывает пространство между ними в ноль, берет его за шкирку, как нашкодившего котенка, и чуть ли не силой прижимает к себе. И целует. И это неожиданно, и почему-то одновременно в порядке вещей. Флинт не умеет целоваться: уж насколько Вуд мечется, не понимая, то ли он всё-таки может с девчонками или вообще нет, даже у него получается лучше. Но Флинт старается, ловит Оливера на лету, подражает, ну и, если честно? Вуду плевать. Поцелуй хорош, просто потому что он есть, и его целует Маркус, и это сюрреализм какой-то. Они целуются, пока у Оливера не начинают ныть губы, и вот тогда это все начинается: потому что Вуд отстраняется, но Флинт снова удерживает его и тянет за собой на скамью, и усаживает к себе на колени, и держит за бедра, и Оливер задницей чувствует, какой он твердый, там, под слоями мантии и одежды. Они ничего не делают в тот вечер, оба слишком взбудораженные и нервные, но на следующий день, в обеденный перерыв, Маркус ловит его за локоть и быстро говорит на ухо: — В три, в кабинете истории, — и пропадает из виду. И Вуд бы мог не идти, но его тянет словно магнитом: он заходит в кабинет, а Флинт уже там, сидит на учительском столе, и Оливер кидает сумку с книгами на пол и в три шага оказывается рядом, и Маркус ловит его и зажимает между своими коленями, подаваясь всем телом навстречу, и снова целует, целует, целует, пока Вуд не готов орать от безысходности. А потом Флинт соскальзывает на пол и оказывается на коленях перед ним, а потом — это Вуд оказывается у него во рту, и там, где Флинт не умеет целоваться, он вполне восполняет тем, как он сосет, как забирается пальцами между ягодиц и гладит, заставляя Оливера дрожать, потому что он раньше никогда, он даже не думал, он… Он кончает, как девственник — ну он и есть почти девственник, кому он врет, — быстро и громко. — Я тоже хочу, — сипит он, когда Маркус встает на ноги, и тот ухмыляется, и это хорошо, это знакомая территория: соперничество до посинения. — Валяй, — великодушно разрешает Флинт, хотя у него трясутся руки, и Вуд бы, честное слово, ему врезал, но есть дела поважнее: расстегнуть Маркусу штаны, забраться пальцами внутрь, туда, сжать, погладить, услышать, как резко вдыхает воздух Флинт. Оливера ведет, как будто он выпил слишком много медовухи, но ему так хорошо, как никогда не бывает ни от какой чертовой медовухи. Он почти решается повторить за Маркусом и погладить его по заднице, но страшно, что тот его оттолкнет, поэтому он просто вытаскивает его член из штанов и облизывает: сначала головку, потом ведет выше, и Флинт стонет, и это почему-то очень, очень возбуждает. Челюсть устает почти сразу, но ему плевать, хотя когда головка тычется куда-то глубоко — Флинт почти сразу ловит его за волосы на макушке и гладит затылок, то ли извиняясь, то ли что еще, — ему становится трудно дышать. А потом он все-таки решается завести руку за спину Флинта, погладить ягодицу, и Маркус вместо того, чтобы отстраниться, шире разводит ноги, подставляясь, насколько это возможно в штанах, приспущенных на щиколотки. — Валяй, — выдыхает он снова. У Вуда сносит крышу. Надолго, совсем. Они встречаются раз в два-три дня. Будь воля Флинта — они бы встречались каждый день. Но Вуд боится: близнецы подозрительно косятся на него, Анджелина пытает, кто его новая пассия, и ему совсем не нужны проблемы, а Флинт — это одна большая, нерешаемая проблема. — Я хочу по-настоящему, — говорит Оливер в одну из их встреч — не сосчитать, какую по счету — толкаясь навстречу руке Флинта. Тот дрочит ему быстро, уже привычно и чуть жестко: так, как нравится Оливеру. Так, чтобы довести его до края и оставить там на долгие, мучительные и очень приятные минуты. — Флинт, сукин ты сын! Флинт улыбается ему в губы. Ему очень идет. Улыбаться. Особенно в губы Вуда. Особенно, когда его ладонь ласкает Вуда, а Оливер в это время дрочит ему самому. — По-настоящему — это как? — кусает он Оливера за плечо, сильно, больно кусает: Вуда выгибает дугой. — А это что, по-твоему? — Я хочу… — Оливер жмурится, пальцы Флинта делают что-то с ним, и он почти умирает, и одновременно — совсем нет. — Боже, Флинт, я не… Я сейчас… — Давай, — разрешает Маркус, и Оливер спускает ему в ладонь, и перед глазами темнеет, и он, должно быть, слегка теряет рассудок, потому что говорит, поглаживая член Флинта в руке: — Я хочу, чтобы ты меня трахнул. Флинт кончает вот так вот просто. Но просто — это кончить и сказать. Где все это провернуть, Вуд не знает, но уверен в одном: подставлять задницу в кабинете истории он не будет. Флинт предлагает душевые раздевалки для квиддитча, и это чуть лучше, чем ничего. Чуть, но все равно. Он врет близнецам, что хочет полетать один, попробовать какой-то трюк, и те, конечно, ему не верят, потому что за окном льет дождь, но Анджелина обещает, что не даст им следить за Оливером, хотя видно, что ей тоже не нравится его затея. Что говорит своим Флинт, он не знает. Они вообще почти не общаются ни на какие темы, кроме квиддитча и, ну собственно, того, что они делают, хотя что там общаться? Флинт иногда рассказывает о своих планах после выпуска, и они перекликаются с планами Вуда: найти команду, которая предложит контракт, а там как пойдет. У Маркуса тоже нет никаких других идей: он ненавидит чары, зелья, Министерство, вообще все, кроме квиддитча. Вуд надеется, что он тоже как-то вписывается в этот короткий список привязанностей. До выпуска всего два месяца, но они не говорят и о том, что будут делать после него. Продолжат? Расстанутся? Хотя расстанутся — сильное слово, думает Оливер, быстро шагая в сторону квиддитчного поля. Для этого сначала надо быть вместе. Он бесит сам себя: развел тут нюни, как девчонка, которой долго не делают предложение. Когда он заходит в раздевалку, Флинт уже там, полирует древко метлы, которую, как и Вуд — он же летать собрался — притащил с собой. Оливер нервно отставляет свою метлу в сторону, аккуратно прислоняя к стене, и одновременно с этим Флинт встает на ноги. — Вуд, — говорит он, и, Мерлин, как же бесит его манера спокойно разговаривать. Как будто они здесь для чаепития собрались. — Флинт, — в тон отвечает Вуд, но у него слегка дрожат колени, как перед важным матчем, и выходит не так ровно. Флинт молчит, задумчиво глядя на него. Оливер облизывает губы, потому что ситуация — из ряда вон. Что вообще принято делать, когда, ну, такое? — Если ты передумал… — начинает Маркус, и Оливер пинает его в щиколотку: не подумав, просто, потому что Флинт бесит. Маркус охает от неожиданности, но затыкается: — Ладно. Он берет Оливера за руку — идиотское сердце пропускает удар — и тянет за собой к скамьям, прежде чем наложить на двери чары. Они не слишком сильные, в общественных местах заклинания получше не сработают: те, что можно применить, как раз подходят для быстрого душа или переодевания. Они вряд ли управятся за десять минут, но это лучше, чем ничего. Флинт аккуратно снимает с Вуда мантию — его собственная, мокрая после дождя снаружи, висит на крючке — и неожиданно ерошит влажные волосы. — Не трясись, — говорит он. — Все будет нормально. — Откуда ты знаешь? — огрызается Оливер и хмурится: — Ты что, раньше, ну, пробовал? — Нет, — закатывает глаза Флинт, стаскивая с Вуда футболку. Его пальцы гладят плечи, руки, спускаются к ладоням и на секунду задерживаются там: Флинт держит его за руки, и, черт, черт, черт, как же Оливера ведет. — А ты? Вопрос даже не сразу до него доходит. А он что? Он поднимает глаза на Флинта, и у него странное выражение лица: он так выглядит, когда следит за Малфоем на поле, наблюдает, поймает ли тот снитч. Весь напряженный, будто готовится к очередной потасовке. — Конечно, — говорит Оливер серьезно. — А ты как думал? Раз в неделю, обязательно. Флинт смотрит на него, и Оливера тянет засмеяться, потому что Флинту явно не по себе от его заявлений, что бы это не значило. Ну и поделом. — Я предпочитаю Флитвика, — говорит он. - Хотя мадам Хуч, знаешь, тоже, с ее метлами… В этот раз пинает его Флинт, и Оливер ржет, потому что Маркус кажется почти счастливым. — Иди на хрен, — ворчит он, сдирая с себя футболку и расстегивая штаны Оливера. — Именно это я и собираюсь сделать, — отзывается тот, и Маркус вздыхает, но ничего не говорит, хотя Оливер видит, как он ухмыляется. А дальше — дальше как по накатанной. В душевой быстро становится жарко и влажно, Оливер стоит под горячими струями, зажмурившись, опираясь руками о скользкие стены. Флинт где-то там, позади, на коленях между его ног, и Вуда уже даже не ведет, он вообще не уверен, что существует: голова гудит, щеки пылают, и он со стоном прислоняется лбом о кафель. Флинт съедает его заживо, разбирает его на составные, и Оливер давно бы свалился, если бы он не поддерживал его за бедра. Язык Маркуса горячий, он оставляет влажную дорожку между ягодиц, ласкает, тревожит, пока Флинт не заменяет язык пальцами. Они и раньше пробовали так, но это — совсем другое. Флинт сначала растягивает его одним пальцем, затем добавляет второй, третий, пока Оливера не выгибает, и он не кричит: — Хватит, хватит, давай уже! — Не сломаешься, Вуд? — поднимается с колен Маркус, но у Оливера, честно, в мозгах совсем пусто, и обмениваться колкостями совсем не выходит. Он просто мотает головой, чувствуя, как Флинт накрывает его тело своим, напирая сзади и разводя ноги в стороны коленом. А потом Маркус входит в него, и никакие пальцы не могли подготовить его к этому: это больно. Вуд шипит сквозь зубы, но Маркус охает и сдавленно говорит: — Вуд, ты не представляешь, - и Оливер, наверное, засмеялся бы, потому что он очень даже представляет, практически участвует в моменте, но голос подводит, потому что Флинт начинает двигаться. Боль тупеет где-то через пару секунд, теряется на фоне всех остальных ощущений. А их дофига: холодная стена напротив и жаркое, горячее тело Флинта позади зажимают его в тисках, лишая хоть какой-то силы воли. Он практически висит на руках Флинта, и хорошо, что тот поддерживает его за талию, потому что иначе — Вуду прямая дорога в лазарет. Маркус говорит, не переставая. Оливер не уверен, что он раньше слышал от него столько слов за раз. Он говорит: — Вуд, ты такой узкий, — и Оливер чуть не всхлипывает. Он говорит: — Так хорошо, Вуд, тебе хорошо? — и Оливер не знает, но он готов кончить от одного голоса Флинта, и, ну того факта, что он его трахает, так что, да, наверное, лучше не бывает. Он говорит: — Оливер, скажи что-нибудь. И, кажется, в этот момент Вуд понимает, как сильно он попал, потому что его тянет сказать какой-то бред, чепуху, и сердце бьется так громко. Ему приходится укусить себя за руку, чтобы не начать молоть ерунду. Вместо ответа он всем телом подается назад, навстречу Флинту, позволяя ему войти еще дальше — Маркус матерится — и кладет ладонь на свой член, но Флинт убирает его руку и заменяет своей. Вуд со стоном откидывает голову ему на плечо и думает, что если он умрет прямо сейчас — это не страшно, оно того стоило. Вместо этого он кончает почти с криком, и Флинт догоняет его через пару толчков. Они расцепляются, и Оливер скользит на пол и усаживается на мокрый пол душевой. Вода все еще льется на них, так что Флинт каким-то образом поднимает его на ноги — «ну ты и слабак, Вуд» — и моет под горячими струями, ладонями намыливая тело. Он все еще одной рукой держит Вуда, пока сам быстро смывает с себя все разводы, а потом вытаскивает их из душа и накидывает на Оливера полотенце. — Вытереться ты сам в состоянии, надеюсь? — ухмыляется он. Если бы Оливер знал его чуть хуже — что просто охренеть, он знает Флинта — подумал бы, что это издевка. Но нет, это своеобразное проявление заботы, и скажи Оливер нет, не в состоянии, — Флинт бы скорее всего вытер его сам. Может, даже натянул обратно одежду. Странный он, этот Флинт. С этим не поспоришь. — Ты назвал меня Оливером, — невпопад говорит Вуд. Маркус хмурится, глядя на него. — И что? — Давай еще, — улыбается Вуд, и Маркус закатывает глаза: — Обойдешься, — и добавляет спустя секунду: — Оливер. После этого все как-то легче: они иногда делают домашнее задание вместе, и Оливер смеется над почерком Флинта, потому что даже сам Маркус не может разобрать, что он написал, хотя у него у самого ситуация с конспектами не лучше. Иногда Флинт зовет его полетать поздно вечером, когда на поле никого нет. А иногда Оливер тащит Флинта к озеру, потому что уже совсем тепло, и там спокойно и никого нет, и разве можно найти место лучше для поцелуев? Флинт теперь целуется совсем хорошо. Настолько, что Вуда периодически накрывает, когда он думает, что до выпуска остался жалкий месяц, а потом Флинт забудет о нем и будет целовать кого-то другого. Это нечестно, потому что ведь это Оливер его всему научил, так какого хрена? Еще это нечестно, потому что Оливера слегка подташнивает при идее Флинта с кем-то еще, но он не собирается это обсуждать. Вместо этого он сидит между ног Флинта, прислонившись к его груди спиной, и слушает, как тот зубрит ингредиенты для зелья. Когда до выпуска остается три, а до экзаменов — две недели, Вуду приходит письмо из «Паддлмир Юнайтед» с предложением попробоваться в запасные вратари. Близнецы вместе с Анджелиной устраивают вечеринку, хотя он даже не прошел отбор, и весь вечер Вуд думает только о том, что без Флинта — все не то. Он говорит Маркусу на следующий день, и тот улыбается и говорит: — Дерьмовая команда, но сойдет для начала, — и Вуд бы его пнул, но Флинт ерошит ему волосы, и до выпуска — считанные дни, так что он просто целует его. Маркус отвечает на раз. Они сдают экзамены. Даже Флинт каким-то образом умудряется набрать нужные баллы, и теперь остаётся всего неделя до того, как они все отправятся во взрослую жизнь. Оливер лежит на траве неподалеку от озера и щурится, глядя на солнце. Все собрались вокруг Гремучей Ивы и ее тени, так что тут относительно спокойно. Флинт в библиотеке, пытается отчитаться перед мадам Пинс за пропавшие еще во время первого курса книги. До отборов еще пара недель, у него есть время потренироваться. У Флинта тоже отборы, в «Соколы Сеннена», но Оливер даже не сомневается, что его возьмут: стиль игры Флинта идеально подходит «Соколам» с их вечными попытками кого-то убить на поле. Он лениво грызет яблоко, когда подходит Маркус и кидает сумку на землю рядом с ним. — Привет, — машет ему огрызком Оливер. Флинт усаживается на траву и отбирает то, что осталось от яблока. — Эта Пинс прямо как дементор, — говорит он. — Две книги, блин! Как будто я всю библиотеку украл. — Да забей, — смеется Оливер. — Еще дешево отделался. Флинт пожимает плечами: — Я себя после тренировок лучше чувствую. Если это дешево отделался… — Я посеял ключ от раздевалок, — вздыхает Оливер. — Ты представь, что со мной сделал Филч. Флинт ерошит ему волосы и откусывает от яблока. Оливер смотрит на него краем глаза. В последнюю неделю Флинт совсем забил на то, кто их увидит. Близнецы вовсю издеваются над Оливером, но, если честно, ему плевать. Он не собирается терять то, что осталось от их времени тут, вместе, только потому что Фред и Джордж нашли новый повод для шуточек. — Что ты сделаешь после выпуска? — спрашивает он. — Ну вот прямо первое. Сожжешь школьную форму там, или учебники, что-то такое. — Ну, сначала мне нужно будет убедить мать, что я живой, у меня ничего не сломано в этот раз, и я не болею, — закатывает глаза Маркус. — Потом я собираюсь перепробовать все виды мороженого у Фортескью. Ты когда свободен? Оливер озадаченно смотрит на него: — Что? А он тут при чем? Маркус моргает и запускает пальцы в чуть отросший ежик волос на голове. — Ну, когда ты сможешь выбраться из дома? — спрашивает он озадаченно. — Наверняка, твои предки тоже насядут на тебя пару дней, но потом-то ты не собираешься торчать все лето дома? Оливер все еще не понимает, о чем он, но сердце пропускает удар. — Что? — повторяет он, и Флинт уже начинает сердиться. — Что, что, — огрызается он. — Ты что, на солнце перегрелся, Вуд? Я тебя спрашиваю, когда ты хочешь пойти есть мороженое, что тут такого? — С тобой? — как идиот переспрашивает Вуд, потому что Флинт всерьез зовет его есть мороженое? Маркус хватает его за подбородок: — Вуд, ты что, с метлы свалился? Со мной, конечно. Или ты с МакГонагалл собрался в Косой Переулок? — Да нет, — неуверенно отвечает Вуд. — Я… Нет, конечно, не с МакГонагалл. Флинт смотрит на него тяжелым взглядом и быстро говорит: — Вуд, если ты не хочешь, говори прямо. Не веди себя как идиот. И, честно, Оливер бы ему врезал, потому что это Флинт вел себя как идиот все это время, но ему жаль терять баллы. Даже если ради такой благой цели. — Да хочу я, — шипит он. — Я не знал, что ты тоже. Хочешь. Маркус слегка толкает его в бок и вдруг улыбается: — Ты, что, правда идиот? Я ж с самого начала сам, первый, к тебе лез. — Это не одно и то же, — возражает Оливер, но Маркус отмахивается: — Одно и то же. Заткнись. А потом целует его, и Вуду уже как-то плевать, что все это — на виду у всего Хогвартса, так что он целует его в ответ. И смеется, ну, потому что у Фортескью очень вкусное мороженое. Спустя неделю, когда школа, наконец, остается позади, и они садятся в поезд до Лондона, Флинт находит его в Хогвартс-Экспресс и плюхается рядом, несмотря на то, что кроме Оливера в купе ещё близнецы и Анджелина. — Ты мудак, — дежурно сообщает Флинту она. — Но ты, кажется, нравишься Оливеру, так что я тебя потерплю. Пока он не придет в себя. — Спасибо, — цивилизационно отвечает Маркус. — Но ты — последняя мегера, так что нафиг оно мне надо. — И добавляет безо всякого перехода: — Будешь пробоваться на роль капитана? У тебя неплохо получится. Анджелина криво улыбается ему: — Я знаю. Дальше все идет чуть лучше, несмотря на идиотские шуточки близнецов. Спустя неделю Оливер и в самом деле оказывается в кафе у Фортескью и с пеной у рта спорит с Флинтом, что клубничное мороженое — это отстой, а вот фисташковое — совсем другое дело. И Флинт говорит что-то насчет того, как они с Пьюси — чертов Пьюси — собираются арендовать вместе квартиру в Лондоне, и Вуд говорит: — Иди на хер, Флинт. И Маркус сначала привычно отвечает: — Собираюсь. — А потом озадаченно спрашивает: — Ты чего, Вуд? И Оливер говорит: — Ничего. — А затем, помолчав, добавляет: — Если тебе так надо, можешь съехаться со мной. — У тебя мороженое на губе, — невпопад отзывается Флинт и, потянувшись, пальцем вытирает ему рот, пока Оливер смотрит на него, не моргая. — Ладно. Ты тоже сойдешь. — Спасибо большое, — фыркает Вуд, но Маркус уже не слушает его, просто толкает его ногу под столом своей, и Оливер улыбается, как идиот. Они оба проходят отбор. Квартира, которую выбирает Вуд, конечно, совсем не нравится Флинту, но он даже не возражает и молча помогает таскать вещи. Анджелина валяется у них на диване, вместо того, чтобы убираться, как они договорились, и Пьюси торчит рядом с ней, но, если честно, Вуду уже плевать.