Месть

      Для небольшого посёлка, чьи некоторые жители на длинные майские выходные куда-то уехали, в их дворе собралось неприлично много народу. Такой огромный ещё вчера утром, сегодня он казался совсем крохотным, а если учесть непоседливых детей, всё время шнырявших под ногами, на нём и вовсе не хватало места.       Оливер с парочкой местных мужчин жарил шашлыки, заявив, что мясо, как корабль, не терпит женского присутствия, поэтому женщинам остались только овощи, фрукты, закуски и вино, большую часть чего Ахим и Рихард вымыли и порезали ещё утром, а остальное принесли гости. Тилля, по-прежнему чувствовавшего себя недостаточно хорошо, хоть и немного лучше, чем накануне, усадили на большие садовые качели и велели не мешать остальным.       Поскольку гости начали собираться чуть больше часа назад, все ещё чувствовали себя скованно, хотя Ахим, то и дело смеявшийся с мужчинами и болтавший с женщинами, немного разряжал обстановку. Он каким-то непостижимым образом умудрялся находить общий язык со всеми. Цвен был далеко не так многословен, но ушёл недалеко. Большие компании людей он любил, чувствовал себя в них как рыба в воде. Правда, чаще всего это были всё же хорошо знакомые люди. — А почему вы решили поселиться именно здесь? — поинтересовался он у Йоханы, женщины примерно их с Ахимом лет, живущей на другом конце улицы, когда они втроём раскладывали по тарелкам фрукты. — Довольно далеко от города. — Этим посёлок и хорош, — пожала плечами та. — Я фрилансер, чаще всего сижу дома. Леон, мой муж, обожает ездить один — ему эти поездки на работу только в радость, тем более ему необязательно появляться в офисе каждый день. А здесь тихо и спокойно, опять же для детей будет безопаснее, когда мы наконец их заведём. — Она посмотрела на Ахима, ожидая его поддержки, ведь они, как она полагала, купили здесь дом по тем же причинам. — Как я вас понимаю, — протянул Фербер. — Разве ты сам этого не ощущаешь? — он посмотрел на Цвена. — Мы всего пару дней тут, а я уже чувствую себя как дома. Вчера вечером чуть не забыл запереть дверь. — Что бы он делал без меня и моей привычки проверять все замки по два раза? — усмехнулся подошедший к ним Тилль. Он не собирался весь пикник просидеть в углу, поскольку чувствовал себя не так уж и плохо после всех жаропонижающих, обезболивающих и сосудорасширяющих, которые принял. — О, мы здесь сами частенько забываем запереть дверь, — рассмеялась та. — Чужие сюда почти не заезжают: посёлок довольно далеко от основных дорог. А своих чего опасаться? Мне сначала это было странно: я в городе выросла, а Леон здесь, неподалёку, в соседнем посёлке, — она поймала взгляд мужа, который как раз смотрел в её сторону, и улыбнулась ему. — Он с детства к такому привык. — И всё же что-то случилось недавно, — напомнил Тилль, подцепляя с тарелки кружок огурца.       Однако никто из присутствующих тему не поддержал. На мгновение повисла неловкая пауза, которую нарушил мужчина примерно одного с Алексом возраста, но совершенно другой комплекции: он был полнее, а его живот и вовсе существовал как-то отдельно от остального тела. — Виктор, чего вы цедите эту минералку? — недовольно поморщился он, глядя на стакан в руках Тилля. — Давайте я лучше налью вам виски? — он схватил со столика принесённую им же бутылку, из которой пил сам. — Прекрасно прогревает, вашу простуду как рукой снимет. — Спасибо, я не пью, — отказался тот. — К тому же прогревание мне если и могло помочь, то только три дня назад. — Штефан, отстаньте от человека; не все лечат простуду алкоголем, как вы, — велела ему Йохана. — Очень зря, — назидательно поднял палец тот. — Средство-древнее как мир. Ещё наши деды так лечились, и, между прочим, были здоровее нас.       Круспе проглотил ядовитое высказывание, уже вертевшееся у него на языке. — И всё же лучше ему лечиться более традиционными методами, — твёрдо заявил он. — К местным обычаям стоит привыкать постепенно. — Ну, как знаете, — хмыкнул Штефан и налил себе ещё. — Моё дело предложить — ваше дело отказаться. Но имейте в виду: делать тут всё равно особо нечего. Кроме этого. — А почему вы тогда решили поселиться тут? — поинтересовался Тилль. — А что ещё человеку нужно, чтобы достойно встретить старость? — Штефан рассмеялся. — Хороший дом, тихое место, приятные люди, — он обвёл соседей уже начинающим туманиться взглядом. — Да и я же всю жизнь прожил в этих местах. — Тут почти все местные, — ответила за Штефана высокая худощавая женщина примерно его лет с короткой мелированной стрижкой и немного помятым жизнью лицом. Она подошла к ним, держа в руках бокал красного вина. — Я тоже уже почти тридцать лет тут, хотя родилась в Берлине. — И как же вы здесь оказались? — поинтересовался Рихард. — Да как и ваш родственник, — она кивнула на Ахима, видимо уже забыв, что «родственник» Цвена — Тилль. — Замуж вышла и к мужу приехала. Правда, мужа давно нет, а вот к месту прикипела. Домик такой мне, конечно, был не по карману, но очень уж удачный случай подвернулся. — Какой, если не секрет? — решил уточнить Тилль для поддержания беседы. — Вообще-то мы в квартиру вкладывались, знаете, на этапе котлована, что называется. Там потом всё заглохло, а я возглавила инициативную группу дольщиков, чтобы судиться с застройщиками. Застройщики хитрые попались, предложили мне тут дом, чтобы я это дело бросила. А я согласилась. Не знаю, что там потом с остальными дольщиками было, я не следила, если честно, но я своё не упустила, ещё и в плюсе осталась. — А почему вы забрались так далеко? — поинтересовалась ещё одна соседка, Инга, у Тилля. — Я никогда не жила в Берлине, но мне кажется, что ни за что оттуда не уехала бы. Если уж жить в пригороде, то недалеко. — Вы переоцениваете мои финансовые возможности, — Линдеманн скромно улыбнулся. — Дом и участок таких размеров у города стоит огромных денег, которых мне никогда не заработать. А мы хотели простора, — он приобнял Ахима за плечи, — поскольку планируем взять из дома малютки много детей. Правда, дорогой? — Больше четырёх брать не стану, даже не уговаривай, — рассмеялся тот. — Но меньше чем тремя от меня точно не отделаешься. — Так славно, когда мужчины любят детей, — умилилась Инга. — Вот мой на третьего не соглашается, говорит, не поднимем. А я считаю так: если бог дал ребёнка, даст и на ребёнка. Разве я не права?