Не спеши взрослеть, не давай втереть Их муть в разум твой грязным берцем. Продолжай летать, думать и мечтать С ясной головой, с чистым сердцем! (LOUNA — «Молодым»)
Сентябрь 2012 г.
Юля мрачно смотрела в окно на улицу, где накрапывал мелкий дождик, обещающий скоро перейти в сильный ливень. Окно она открыла, так как любила свежий осенний воздух и запах дождя. Холодно ей не было, несмотря на довольно-таки сильный ветер. В целом сентябрь погодой москвичей не радовал, но Юле нравилась осенняя прохлада. К тому же сейчас она под стать её нынешнему настроению… Очень хотелось закурить. Юля покосилась на пачку сигарет «Данхилл». Если закурить — мать влетит, начнёт зудеть… Впрочем, какая ей разница? Она давно уже не обращает внимания на её нравоучения. Выработался иммунитет. С такими мыслями Юля потянулась за сигаретой. Едва она закурила, в дверь её комнаты раздался стук и следом за ним голос Ольги: — Юля, можно к тебе? Юля хмыкнула. Как, собственно, она и предполагала. У её матери чуйка, что ли, на сигареты? Или она специально под дверью стояла? В любом случае совпадение показалось девушке забавным. Она крикнула: — Заходи. Разумеется, сигарету она не потушила. Ольга вошла в комнату и, поморщившись, укоризненно сказала: — Опять дымишь! Ну сколько можно, Юль? — Ровно столько, сколько надо, — Юля выпустила дым изо рта. — И у меня к тебе тот же вопрос: сколько можно читать мне мораль насчёт курения? Я уже совершеннолетняя, если ты забыла. Да и окно у меня открыто, так что no problem. Ольга поджала губы, со смесью недовольства и огорчения глядя на дочь. — Совершеннолетняя-то ты совершеннолетняя. Но ты же девушка! А девушка с сигаретой — вульгарное зрелище. — Да ну? А по-моему, нет, — Юля снова с удовольствием затянулась. — Если ты вдруг не в курсе, мам, женское курение может выглядеть очень даже эстетично. Вспомни Одри Хепбёрн. — Даже если и так — это ещё и очень вредно, — Ольга решила не сдаваться. — Смотри, вот заработаешь себе онкологию… Юля закатила глаза: — Боже, как мне это надоело! Интересно, отца ты так же пилила за курение? Если что, он курил больше меня. — Да, но папа — мужчина, и он… взрослый. А ты… Юля тяжело вздохнула. За-е-ба-ла! Неужели так сложно просто от неё отвязаться?! Да, она девушка и она курит! Ну и что? Курение давным-давно не считается «мужской» привычкой (да и считалось ли?). Вредно, да. А что полезно? Как бы это банально ни звучало, жить вообще вредно. А эти нотации Юле казались гораздо вреднее, чем сигареты. Ольга, видимо, поняв, что дочь переубедить не удастся (во всяком случае, сейчас), решила сменить тему: — Я, собственно, чего зашла… Дима сегодня на работе заключил очень важный контракт и по этому поводу решил, что мы должны сходить в ресторан. Юля нахмурилась. Затушив остаток сигареты в пепельнице, она переспросила: — «Мы» — это кто? — Ну как же… — Ольга растерялась. — Ты, я и сам Дима… — Надо же… Какая щедрость. А я-то тут при чём? Идите вдвоём. — Ты не хочешь в ресторан? Но почему? — Почему? Хм, дай-ка подумать, — Юля картинно приложила палец к подбородку. — Может быть, потому что он чужой мне человек, который слишком быстро стал твоим мужем? Спустя всего лишь полгода после папиной смерти. Ольга заметно обмякла и даже слегка побледнела. Юля не без удовлетворения заметила, что ей удалось в очередной раз её задеть. Ну и правильно! Пусть не думает, что она, Юля, сама про это забудет и ей позволит забыть! В ресторан он зовёт, как же! — Юль, зачем ты так… — прошептала Ольга. — Я не забыла твоего папу, мне до сих пор очень горько от его гибели, но так уж случилось… — Так уж случилось? — Юля почувствовала, как в ней нарастает злость. От негодования она даже прищурилась. — Выходить замуж за постороннего денежного мудака через шесть, шесть чёртовых месяцев после гибели моего отца, твоего мужа — это «так уж случилось»?! — она сорвалась на крик. — Закрутить с ним роман едва ли не на девятый день — «так уж случилось»?! Ты предала его, понимаешь? Ты предала его, предала память о нём! А он, между прочим, тебя любил. А ты — так просто… взяла и променяла… Юля сердито замолчала, часто дыша. Во-первых, у неё сбилось дыхание, во-вторых, она почувствовала, что сейчас разревётся. Со дня гибели её отца — Дениса Самойлова — прошёл год, а боль от его потери никак не утихала. Да и как она утихнет, когда мать живёт с этим мерзким типом, называя его своим мужем?! А он живёт в квартире, которую купил Самойлов, живёт среди его вещей, и прекрасно себя чувствует! — Юлечка! — Ольга тоже едва не плакала. — Я понимаю, я всё понимаю, но… ты скоро поймёшь, что Дима хороший. Он, разумеется, никогда не заменит тебе папу, но… — Хороший?! — Юля снова крикнула, так, что у неё самой в ушах раздался звон. — Этот «хороший» — настоящий подонок! Хотя бы потому, что он смеет приставать ко мне! — Юля! — Ольга широко распахнула глаза. — Ты опять начинаешь? Я понимаю твои чувства и твою обиду, но не смей клеветать на человека просто потому, что он тебе не нравится! Дима на такое не способен! — Не способен? — внезапно Юля поняла, что больше не хочет кричать. Вместо этого на неё навалилась страшная усталость, будто она только что таскала двадцатикилограммовые мешки картофеля. Её голос стал звучать ровно и спокойно: — Значит, я клевещу? Ну что ж… Пусть будет так. Но раз уж я такая клеветница, то, пожалуй, мне больше не стоит здесь находиться. Как знать, вдруг я ещё сотню раз буду клеветать на хорошего человека? Да и вообще мешаться вам не буду. Спасибо, мамочка, за всё. Счастливо оставаться. С этими словами Юля, схватив телефон и рюкзак, лежавший на подоконнике, побежала из четырёхкомнатной квартиры, в которой жила все свои восемнадцать лет. — Юля! Юля! Юля, вернись! — закричала Ольга. Она выскочила вслед за дочерью в прихожую, но увидела лишь захлопнувшуюся дверь. Юля, вылетев на улицу из подъезда, перевела дух и задумалась. Куда ей идти? К кому? К Максу? Нет, не вариант. Он живёт с отцом, который тоже тот ещё мудак. И неизвестно, как Морозов-старший отнесётся к проживанию Юли в их квартире. Остальные — Даша, Андрей, Рома, Тёма — тоже не вариант. У Юли со всеми ребятами были очень хорошие отношения, даже отличные, но всё-таки не настолько, чтобы напроситься к ним в жильцы. Тогда, наверное, нужно идти к Вике. Она — единственная её по-настоящему близкая подруга, которая всегда её поддерживала и не раз предлагала Юле жить у неё, когда она в очередной раз ссорилась с матерью или с отчимом. Да и мама у Вики замечательная… Только Вике ещё позвонить нужно. Юля вытащила телефон из кармана джинсов и набрала номер подруги. Она ответила почти сразу: — Привет, Юль. Что-то случилось или ты так? — Случилось, — выдохнула Юля. — Слушай, Викусь, я могу к тебе приехать прямо сейчас? Понимаешь, я ушла из дома и теперь думаю, где мне жить… — Нет проблем — мой дом всегда для тебя открыт. Могла бы об этом даже и не думать. Юль, ты что, опять с мамой поругалась? — Да ну нахер… — Юля поморщилась. — Не могу просто. — Что, совсем пиздец? — сочувственно спросила Вика. — Совсем, Вик. — Слушай, но я сейчас не дома, у меня ещё одна пара впереди. Давай ты сейчас подъедешь к моему универу, подождёшь меня, а как только у меня пара закончится — двинем сразу ко мне. — Давай, — согласилась Юля. Ей снова захотелось курить. Но, открыв рюкзак, она обнаружила, что «Данхилл» остался дома. — Блядь! — Что такое? — забеспокоилась Вика. — Сигареты дома оставила. Ладно, чёрт с ними, — Юля махнула рукой. — Не буду же я из-за этого возвращаться. По дороге к тебе куплю. — Кстати, я тебе ещё блок «Блэк Дэвила» купила, — сообщила Вика. — Сегодня, когда у нас окно было. — Ты серьёзно? — обрадовалась Юля. Сигареты «Блэк Дэвил» были ещё одной любимой маркой девушки помимо «Данхилла». — Спасибо тебе, золотце моё! Тогда я потерплю до того, как ты освободишься! — Ну смотри, ты пообещала, — хихикнула Вика. — Ладно, Юль, у меня занятие начинается, я побежала. — Удачи, студентка! Завершив звонок, Юля медленно двинулась в сторону метро, наслаждаясь осенней прохладой и заодно давая себе успокоиться после ругани с Ольгой. Впереди у неё полтора часа, можно не спешить. По дороге Юля вдруг сообразила, что не взяла с собой никаких вещей: ни сменные комплекты одежды, ни пижаму, ни гигиенические средства… Впрочем, это не проблема — зубную щётку она может купить сейчас, а пижаму даст Вика, у них один размер. А одежду Юля заберёт завтра днём, когда мать и отчим будут на работе. В голову Юли вдруг полезли разные мысли: правильно ли она сделала, что ушла из дома? Всё-таки Ольга — её мать. Пусть и довольно эгоистичная, но, в общем-то, дочь она всегда любила, поэтому… Поэтому она ей не поверила, когда Юля рассказала о приставаниях отчима? Поэтому поверила этому уроду? Да и быстрое её замужество не убавляло злости на неё, скорее наоборот. Нет, она поступила правильно. Раз Ольга верит ему — пусть с ним и живёт. А она, Юля, будет жить в другом месте. В конце концов, она даже имеет на это право, так как уже совершеннолетняя. Юля сердито смахнула выступившие было слёзы и включила в наушниках любимую «Металлику». Рок всегда помогал ей успокоиться.***
— Хэй! Макс, ну что там у тебя? Сделал? — Сейчас, — откликнулся Макс. Струну на гитаре он заменил, и теперь неторопливо протирал её замшевой салфеткой. Андрей, Рома, Тёма и Даша переглянулись. Макс всегда больше всех остальных участников их «3N» возился со своим музыкальным инструментом, так как любил гитару безмерно. И обязательно минимум два раза её протирает — в начале репетиции и после неё, а также если нужно прерваться на какой-нибудь форс-мажор вроде замены струны. Но ребята, поначалу высказывавшие недовольство, теперь с этим смирились, благо времени было достаточно. А сегодня у них была репетиция новой песни, текст которой написал Андрей. Автором музыки стал Макс. И вот теперь ребята отрабатывали звучание композиции. И в самый неудачный момент на гитаре Макса лопнула струна… Наконец Макс торжественно провозгласил: — Я готов! — Наконец-то, — выдохнул Тёма и первый взял в руки гитару. Спустя мгновение приготовились все. — Ну что, начнём? — оглядела ребят стоявшая за клавишами Даша. Остальные кивнули. Начали. Первым вступил Тёма, сидящий за ударными. После него Макс. За Максом свою партию начали Андрей, Рома и Даша. Но едва Макс начал петь первую строчку, как внезапно прервал сам себя. — Стоп! — скомандовал он. Остальные прекратили играть и удивлённо на него посмотрели. — Ты чего, Макс? — спросил Андрей. — Что-то мне не нравится в этом звучании, — протянул он. — Даш, давай ты попробуешь вступить после меня. Может, клавиши здесь должны звучать раньше соло-гитары… — О’кей, — согласилась Даша. — И давайте пока без слов, просто звучание отыграем, — добавил Макс. Начали снова. Даша вступила после Макса. За ней последовали Андрей и Рома. Кажется, дело пошло лучше. Во всяком случае, и Макс, и остальные ребята больше не прерывались и отыграли композицию до конца. Выходило недурно, однако друзья понимали, что репетировать ещё есть что, причём не одну репетицию. Как минимум потому, что Рома и Даша пару раз немного сбивались ближе к концу. Макс из-за этого немного сердился, но в целом отнёсся к «косякам» ребят понимающе, учитывая, что они все репетируют эту песню первый раз. Через какое-то время ребята решили сделать небольшой перерыв на перекус, звонки и просто посиделки на стульях. Даша, отойдя от клавишных, немедленно схватилась за телефон. — Пойду позвоню Вике. А хотя нет, — остановилась она возле самой двери, — она же ещё на парах… Ладно, тогда вечером позвоню. — Правильно, Вика ещё утром меня предупредила, что у неё сегодня семь пар. Так что иди к нам хавать! — махнул ей рукой Тёма. Рома, сидевший рядом с ним, уже уплетал бутерброд с сыром. Андрей неподалёку от них ел картофельное пюре быстрого приготовления. За день он ни разу не поел, и теперь был жутко голодный. Даша улыбнулась и села рядом с Андреем. — Я, пожалуй, только шоколадку съем, — сказала она, вынимая из сумки «Сникерс». — А я, пожалуй, Юльке позвоню, — сказал Макс. — Она сегодня выходная, так что должна ответить. — Фафа́й, — откликнулся с набитым ртом Андрей, что, должно быть, означало «давай». Макс ушёл звонить, а Даша снова взяла в руки телефон и зашла в интернет. Андрей тем временем, справившись с пюре, поинтересовался у Ромы и Тёмы: — Ребят, как дела в вашем Лите? Пока не задолбало? — Меня точно нет, — сообщил Тёма. — Ты ж знаешь, Андрюх, Лит — моя, к счастью, сбывшаяся мечта. А вот Ромыч… — Ромыч пока тоже доволен, — хмыкнул Рома. — Во всяком случае, мозговыноса в виде математики и физики нет и среди преподов пока долбоёбов не попалось. Но не исключаю, что всё впереди, — добавил он. — Ну а как с девушками дела? —подмигнул ему Андрей. — Кто-нибудь понравился? И тут, к удивлению Андрея, Рома неожиданно напрягся и побледнел. Не сильно, однако всё же заметно. Странная реакция. С чего бы это? Вполне обычный вопрос. Тёма, тоже заметивший реакцию друга, покосился на него, но ничего не сказал. — Пока… нет, — выдохнул Рома. Он схватил бутылку с водой и сделал довольно приличный глоток. Андрей невольно обратил внимание, что у Ромы ещё и стали слегка подрагивать пальцы. Да что это с ним? Или кто-то всё же понравился, но Ромка почему-то стесняется об этом сказать? К слову, у Ромки, недавно справившего восемнадцатилетие, ни разу не было девушки. Это казалось и Андрею, и Максу странным: парень весёлый, неглупый, симпатичный, девчонки ему класса с седьмого строят глазки. Однако при этом Рома никак на их глазки (как, впрочем, и на всё другое) не реагировал, более того, он буквально шарахался в сторону, едва какая-нибудь девчонка позовёт его погулять или просто скажет, что он ей нравится. Ну не то, чтобы шарахался, просто выдумывал любую причину для отказа и немедленно сливался, совершенно не заботясь о правдоподобности этой причины. Андрей с Максом не раз предлагали помочь Ромычу в его личной жизни, но тот постоянно отказывался, брыкался, иногда даже психовал, заявляя, что он не потерпит вмешательства в его жизнь, пусть даже вмешиваться будут лучшие друзья. Тёма, как самый лучший и близкий друг, похоже, вникал в слова Ромы и не вмешивался. Во всяком случае, помочь свести его с девушкой он ни разу не предлагал. А сейчас Тёма тоже напрягся. Пусть и не так явно, как Рома, но всё же Андрей уловил это напряжение и окончательно растерялся. Да что, блядь, происходит-то, в самом деле?! — Ромыч, ты чего так занервничал? — спросил Андрей. — Я вроде ничего страшного не спросил. Или, может, кто-то всё-таки понравился? — улыбнулся он. Рома растерянно взглянул на Тёму. Тот чуть заметно качнул головой. Тогда Рома глубоко вздохнул, снова отпил воду и произнёс: — Да не, всё нормально, никто не понравился. Просто я это… Я уже боюсь этих ваших с Максом вопросов, всё время жду, что вы опять захотите сводничеством заниматься, — и он тоже улыбнулся. Андрей не был уверен, но ему показалось, что улыбка друга какая-то… натянутая. Словно он улыбнулся через силу. Комментировать он это стал, но сказал другое: — Тебя бы для начала уговорить с кем-нибудь свести… Ром, ну неужели ты до сих пор ни на кого не запал? Я уверен, в вашем Литературном полно классных девчонок. Чего ты живёшь как монах? — Андрей, — вдруг произнесла Даша, не отрывая взгляд от телефона, — отвали, пожалуйста, от человека. Какая тебе разница — запал — не запал… Дай Роме право жить так, как ему комфортно. — Спасибо, Даш! — одарил её благодарным взглядом Рома. На его лице отразилось облегчение. — Не за что. — Даша выключила телефон и положила его на стол. — Серьёзно, Андрей, и ты, и Макс — прекратите на него давить! Это жизнь Ромы, и если он чувствует, что он может обходиться и без девушек, то надо это просто принять, а не заставлять его жить по вашим канонам! — Да ладно тебе, — удивился Андрей. — Никто никого не заставляет, мы просто беспокоимся за друга, как бы он не пожалел о том, что он лучшие годы своей жизни проводит без отношений. — Ну да, блядь! По-твоему, жизнь без отношений — не жизнь? — Никто этого не говорит, просто… — Ещё раз всем привет! — вернулся Макс. — О чём беседуем? — О том, что вам с Андреем нужно оставить Рому в покое, — заявила Даша. — В покое? — Макс вскинул одну бровь. — А мы что, его чем-то достаём? — Ну да, Даша утверждает, что мы с тобой давим на Ромыча из-за того, что у него до сих пор нет девушки, — объяснил Андрей. — А, — протянул Макс. — Так мы не достаём, мы просто беспокоимся за друга… Даша, Рома и Тёма в ответ дружно закатили глаза. — Ещё один! Послушайте, я думаю, Рома прекрасно справится со своей жизнью и без вас, — сердито произнесла Даша. — Реально, чуваки, — заговорил и Тёма. — Ромыч вам не раз пытался объяснить, что спасибо вам большое за беспокойство и желание помочь, но он разберётся с девушками и сам. — Вот именно, — кивнул Рома. — Ребят, я ценю ваше отношение ко мне и очень благодарен, но правда, не надо… Я действительно могу сам разобраться. — Ну ладно, не надо — так не надо, — пожал плечами Макс. — Давайте-ка за инструменты. Все поднялись из-за стола и отправились к инструментам. Даша, заметив, что Макс после разговора с Юлей какой-то хмурый и задумчивый, поинтересовалась: — Макс, у тебя всё хорошо? Ты после разговора с Юлей какой-то не такой… — Да там… блядь… Макс, взявший в руки гитару, опустился на стул. Остальные переглянулись. — Чего, опять поругались, что ли? — спросил Андрей. — Нет. Юлька с матерью поругалась и из дома ушла, — сумрачно произнёс он. — Что? Но как? Куда? Что случилось? — поразилась Даша. — Всё то же: отчим, появившийся слишком быстро после смерти её отца со всеми вытекающими из этого последствиями. Полный пиздец, короче. — И где же она будет жить? — спросил Рома. — У Вики. Они уже договорились. Юлька сейчас к её универу идёт, а когда Вика освободится, они сразу к ней домой двинут. — Кошмар, — выдохнула Даша. — Бедная Юлька… Подожди, а что отчим, он… он опять?.. — Вроде нет, просто они с матерью о нём говорили. Мать ей не верит насчёт его домогательств. Юлька психанула и ушла. — Да уж, повезло ей с семейкой, — резко проговорил Рома. — Что отчим мудила, что мать… не верящая собственной дочери. Как вообще можно допустить, что насчёт такого можно врать?! Тёма бросил на друга быстрый взгляд, но промолчал. Однако он явно встревожился за него. К счастью, остальные этого не заметили. — Ну, случаи, когда врут насчёт сексуального насилия, бывают, — вздохнула Даша. — Но, во-первых, они случаются крайне редко — реальное насилие, к сожалению, гораздо чаще, я уж молчу о харассменте, — а во-вторых, это не Юлькин случай. Я имею в виду, что она не врёт, — уточнила Даша. — Я только не понимаю, почему Юлька не напишет на отчима заявление в полицию? — поинтересовался Андрей. — Не понимаешь? — Рома фыркнул. — А что тут непонятного? Там даже если примут это заявление, всё равно вывернут так, что она ещё и виноватой окажется. А скорее всего его вообще не примут. С формулировочкой «попытка — не насилие» и вообще «сами вы, девушка, виноваты, взяли и спровоцировали несчастного гражданина». А то, что гражданин не может унять и держать, кхм, свои гормоны в узде — их не волнует! А про то, что у нас в Уголовном кодексе есть статья за изнасилование и за его попытку, вообще решили забыть! Андрей и Макс обменялись изумлёнными взглядами. Тёма же подошёл поближе к Роме, по-прежнему странно на него взирая. — А тебя-то чего это так беспокоит? — осторожно осведомился Макс. — Чего-чего, — проворчал Рома. — Новости читаю, вот и беспокоит. И… и на форумах разных об этом пишут. И можно подумать, для вас это открытие, — с нескрываемым раздражением добавил он. — Вообще-то Рома прав, — поддержала его Даша. — У нас почему-то в большинстве случаев в изнасиловании и домогательствах оказывается виновата жертва, а не преступник! Не так оделась, не так накрасилась, не так посмотрела, не так прошла — и всё, ты бедного-несчастного спровоцировала! Наступило молчание. Все обдумывали всё вышесказанное. — Ладно, — наконец сказал Макс. — Давайте репетировать. Все взяли в руки свои инструменты. Репетиция продолжилась…***
Юля, закончив разговаривать с Максом, подошла к университету имени Баумана, в котором училась Вика на факультете информатики, искусственного интеллекта и систем управления. О матери и отчиме она больше не думала. Сейчас девушка размышляла о том, что всё-таки правильно она сделала, решив не поступать никуда в этом году, а пойти работать. ЕГЭ Юля сдала хорошо и знала, куда и на кого будет поступать, но решила взять тайм-аут в учёбе, так как за последние два года она буквально заебалась и хотела просто пожить спокойно. А может, она и в следующем году не будет поступать. Результаты ЕГЭ действительны четыре года, ей через год стукнет всего девятнадцать, так что спешить некуда. Мать, конечно, начнёт бухтеть насчёт того, что Юля прожигает свою жизнь, тратит её на развлечения… Но, во-первых, не факт, что через год они вообще будут общаться, а во-вторых, кто вообще сказал, что жизнь нельзя тратить на развлечения? Кто придумал вот это «жизнь не сахар»? И кто решил, что юные годы нужно тратить на долбёжку с учёбой — сначала в школе, потом в универе, — на семью, на нацеленность на карьеру — на что угодно, только не на развлечения и не на нормальную жизнь в целом? Почему принято бороться, страдать, выживать, но только не жить? Да и не сказать, что Юля что-то там «прожигает»: она не учится, но работает. Пусть и работа у неё неофициальная — внештатный корректор в недавно открывшемся интернет-портале — и деньги за неё далеко не огромные, но на все её «хотелки» вполне хватает. График гибкий — то есть Юля сама выбирает дни для выходных, — но в остальном вполне себе «традиционный офисный»: с девяти до пяти пять дней в неделю. Вот сегодня, например, пятница, а у неё выходной. И завтра выходной. А в воскресенье начнётся рабочая неделя… От раздумий Юлю отвлёк звонкий голос Вики: — Юля, привет! Это я! Юля обернулась и увидела улыбающуюся Вику, которая вышла из учебного здания. Быстро спустившись по ступенькам, Вика подбежала к подруге и обняла её. — Привет, Викуська! — Юля заулыбалась. — Рада, что ты наконец-то закончила на сегодня. — Ой, а уж как я рада, — рассмеялась Вика, отбрасывая волосы назад. — Ну что, страдалица моя, пойдём? У меня мама, кстати, на неделю в командировку уехала, так что можем неплохо потусить в компании вина, вкуснях, сплетен и какого-нибудь сериала. Только вино и вкусняхи купить надо. — Звучит заманчиво. Идём, — Юля взяла Вику под руку. Девушки пошли к ближайшему супермаркету. В этот момент у Вики затрезвонил телефон. — О, Дашка звонит, — сообщила она. — Привет, Даш! Да, я уже из универа вышла. С Юлькой в супермаркет идём за вином и вкусняшками. Приходи, будем рады! Да, ты сразу ко мне подваливай, чего тебе по Москве петлять… Ага, давай. До встречи. Прекратив разговор, Вика убрала телефон в рюкзак. — Даша в нашу девичью компанию захотела, — сообщила она. — Ты не против? — Шутить изволите, сударыня? — фыркнула Юля. — Когда я была против Дашки? Вика улыбнулась. И тут её телефон зазвонил снова. На сей раз пообщаться с ней жаждал Тёма. — Привет, Тёма, — произнесла Вика. — Да, я уже всё. Да, мы с Юлей… Ты что, Дашу подслушивал? А, понятно. Нет, Тём, сегодня тебе ко мне нельзя. У нас тут что-то вроде девичника намечается, так что тебе здесь делать нечего. Да, вот так! — засмеялась она. — Ну извини, можем встретиться в любой другой день, а сегодня точно нет. Да, вообще никак. Ну бля, Тёма, ну представь: ты вот с ребятами решил устроить чисто мужскую тусу, а тут я к вам вваливаюсь… Ага, щас! Вот-вот, правильно, потусуйся с Ромычем! Да, хорошо, спишемся. Да. И я тебя люблю, солнце. Пока. — Что, и Тёмка к нашей компании хотел присоединиться? — покосилась Юля на Вику, убирающую телефон обратно. — Хотел, — усмехнулась Вика. — Но я ему не разрешила, и поэтому он решил провести этот вечер в компании с Ромой. — Неплохая компания, — оценила Юля. — Звучит, правда, несколько двусмысленно… — Юля-я-я! — закатила глаза Вика. — Что «Юля»? Кто бы тут глазки закатывал, пошлячка! И вообще, кто на полном серьёзе ещё летом шипперил Макса и Андрея? — Я их и сейчас шипперю, — откликнулась Вика. — Просто одно дело шипперить, когда на то есть… хм, намёки, а другое — искать их там, где их нет. — Охереть! — фыркнула Юля. — Вик, ну вообще-то, во-первых, шипперы шипперят всегда, даже когда этих намёков нет — тебе ли не знать! — а во-вторых, у Тёмы с Ромой тоже химия та ещё. — Ну это да, — согласилась Вика. — Но всё-таки Тёма и Рома просто друзья, лучшие, но не больше, а вот насчёт Макса и Андрея — я уверена, Юль: если бы не ты и Даша, они давно бы уже были вместе! — Короче, итог такой: у тебя свой ОТП — у меня свой, — резюмировала Юля. — И нехуй тут спорить. — Звучит как тост. Нужно будет первым делом выпить за него!***
На улице уже почти совсем стемнело, когда Рома и Тёма возвращались с репетиции. Так как Тёма жил ближе к репетиционной базе, было решено, что Рома сегодня будет ночевать у него. Какое-то время ребята шли молча. Тёма то и дело косился на Ромку: то напряжение, возникшее у него во время разговора с Андреем на репетиции, у него сейчас явно ушло. Но всё-таки друг пребывал не в лучшем расположении духа, поэтому Тёма решил поинтересоваться: — Ромыч, тебя сегодня триггернуло, да? Сначала Андрей, потом ты на почве разговора о Юле и её отчима сам решил высказаться… — Да ну… — Рома поморщился. — Знаю, как дебил выглядел. — Как дебил? Да нет, — Тёма вздохнул. — Ты выглядел как человек, которому случайно надавили на больное и который потом решил высказаться о наболевшем. Хотя бы завуалированно и… не о себе. Будто просто наблюдатель со стороны… — Именно так. Когда говоришь о том, что тебя тревожит, но будто не о себе, а о ком-то другом или вообще рассуждаешь абстрактно — становится легче. Надо же, — Рома невесело усмехнулся, — сам себе психолог прям. Психолух… — Я испугался за тебя, — признался Тёма, загребая носком ботинка опавшую листву. — Как бы у тебя опять не началось… Рома глянул на друга: — А что, было похоже?.. — Во всяком случае, последний раз у тебя паническая атака случилась после того, как Андрюха с Максом тебе весь вечер названивали и пытались вытащить тебя на знакомство с какой-то девчонкой. Хорошо, я тогда рядом был... Рома насупился и, помолчав пару мгновений, вытащил из кармана пачку сигарет. Тёма неодобрительно на неё покосился, но говорить ничего не стал. Однако Рома верно истолковал его взгляд и невозмутимо сказал: — Не матери меня своим взором. Я и так три часа не курил. И если я не выкурю хотя бы одну сигарету, паническая атака точно случится. — Кури, дружище, если тебе легче, — тяжело вздохнул Тёма. Дальше они снова пошли молча. Рома напряжённо думал о том, почему он избегает девушек. Может, и правда стоит вылезти из своего кокона, в который он заполз четыре года назад? Приличный срок. Должно ведь уже забыться, отболеть, отпустить… Но ни хера. Всё так же болит и помнится, будто это было вчера. И всё так же страшно… А ведь тот вечер совсем ничего плохого не предвещал. Справляли день рождения его отца. Были гости: друзья, знакомые, родственники… Вот один из этих друзей и остался ночевать. А среди ночи пришёл к Роме. Закрыл дверь его комнаты на ключ… О том, что случилось дальше, Ромка рассказал лишь Тёме, когда он явился к нему домой той же ночью — перепуганный, зарёванный, одетый лишь в пижаму и наброшенную на плечи куртку и оттого замёрзший, так как на улице было холодно. И, едва оказавшись в комнате Тёмы, он разревелся снова и всё рассказал. Тёма, разумеется, пришёл в ужас и гнев. Он настаивал немедленно идти в тогда ещё милицию, обследоваться у врачей, рассказывать родителям, друзьям, всей общественности… Но Ромка ничего этого не захотел: ни обращаться куда-либо, ни рассказывать об этом. В ответ на все аргументы Тёмы о том, что подонка нужно наказать — и как можно строже, что такое нельзя замалчивать, что насильники и рассчитывают на то, что жертва будет молчать и прочее Рома упрямо мотал головой. — Не хочу становиться предметом всеобщего обсуждения, — тихо сказал он, когда немного успокоился. — А может, и осуждения. Даже скорее всего… Нет, Тёмыч, никто об этом не должен знать. Никто и никогда. Иначе, боюсь, не выдержу того, что на меня обрушится. И поклянись, что ты тоже не станешь никому рассказывать! Что оставалось делать Тёме, который сильно переживал за друга и хотел помочь пережить ему этот кошмар? Он поклялся. И клятву сдержал. Но проводить время с Ромкой стал ещё чаще, чем раньше: вместе шли в школу, из школы, часто друг у друга ночевали, много гуляли, даже в один вуз решили поступать. Впрочем, решил тут Рома: так как Тёма класса с девятого был нацелен именно на Литературный институт на кафедру иняза, Рома подумал, что и он после школы пойдёт туда же, так как с иностранными языками и у него было неплохо. Тёма же не хотел, чтобы друг поступал в Лит только из-за него, однако Рома убедил, что дело не только в нём: ему тоже была интересна творческая атмосфера института и, к тому же, он рассудил, что иняз здесь явно не хуже, чем в том же более популярном и престижном МГУ. Однако, несмотря на поддержку Тёмы, пережитое сильно сказалось на психике Ромы. На людях он был по-прежнему весёлый, шустрый, много шутил, смеялся, но наедине с Тёмой он становился другим: серьёзным, задумчивым, даже мрачным. Шутил гораздо меньше и далеко не всегда весело. Кроме того, ему стало гораздо тяжелее знакомиться и сходиться с новыми людьми, особенно с мужчинами. А наедине с ними он вообще старался не находиться. Помимо вышеперечисленного у Ромы несколько раз случались панические атаки, а ещё вскоре после происшествия он начал курить. Чтобы, по его словам, как-то заглушить пиздец, творящийся у него внутри. Когда мальчишки уже подходили к дому, Тёма сказал: — Слушай, Ром, ты не подумай, что я давлю… Но всё же: может, стоит рассказать об этом хотя бы Максу с Андреем? Они ведь действительно не знают, в чём дело, почему ты избегаешь отношений с девчонками… Я уверен, они не будут тебя осуждать! Рома в ответ молча покачал головой. Выпустив дым изо рта, он тихо, но твёрдо сказал: — Нет. Я знаю, что они не понимают, что со мной происходит, что они тоже за меня волнуются, но это не значит, что им нужно всё рассказывать. Пусть они лучше считают меня психом, отшельником, монахом, чем будут об этом знать. — Да почему?! Ведь они тоже твои друзья! — Друзья. Давние и лучшие. Но делиться всем я могу только с тобой. Ты не только лучший, но ещё и близкий. Тёма глубоко вздохнул. Самое интересное, что Ромка для него тоже всегда был самым лучшим и самым близким. Андрея с Максом, Дашу, Юлю он, конечно, тоже любил, но Ромка — это Ромка. — Ты даже о Лизе им не рассказываешь, — заметил Тёма. — Кроме того, что она с нами учится. Рома чуть улыбнулся и сказал: — Потому что рассказывать нечего. С их однокурсницей Лизой Виноградовой ребята познакомились летом, когда подавали документы в институт. Как оказалось, Лиза тоже решила учиться на инязе. Девушкой она оказалась интересной, неглупой и Тёма с Ромой сразу с ней подружились. Впрочем, если Тёма отнёсся к Лизе исключительно как к другу — ведь у него есть Вика — то Рома буквально в первый же день их знакомства, что называется, «поплыл». Говоря проще, влюбился. У него и раньше некоторые девушки вызывали симпатию (от которых он предпочитал «шарахаться»), но такое сильное и в то же время очень нежное чувство «накрыло» его впервые. Рома попытался было скрыть от Тёмы свои чувства к Лизе — но Тёму не обманешь! Он сразу догадался, что испытывает его друг к их новой знакомой. И Рома, конечно же, не собирался их проявлять к девушке. Он старался нормально, по-дружески, с ней общаться — и, надо сказать, у него получалось — но что-то большее между ними даже не собирался развивать. Всё по той же причине… Тёма прекрасно понимал Рому, но вместе с тем он сердился на него. Потому что видел, что Лиза тоже явно что-то к нему испытывает. И видеть, как двое людей, которые друг к другу неравнодушны, до сих пор не вместе, Тёме было… скажем так, очень грустно. И что делать — он не знал. Давить на Ромку он не мог, психологические травмы так не устраняют, а скорее даже усугубляют. Рассказать Лизе о чувствах друга тоже нельзя — иначе придётся рассказывать ей о том, что с ним случилось четыре года назад, а потом… возможно, поругаться с Ромкой, ибо в таком случае он нарушит данную ему клятву никому ничего не рассказывать. И тем самым предаст его. — Как это нечего? — удивился Тёма. — Лизка такая классная: с чувством юмора, читает много… — Ага, удивительно для студентки Литературного института! — фыркнул Рома. — Я в том смысле, что она эрудированная, — улыбнулся Тёма. — Ну и… к ней-то ты неравнодушен… — Неравнодушен… — повторил Рома. — Ну… допустим. А толку-то от моего неравнодушия? Ты же не хочешь, чтобы я ребятам рассказал о том, что сохну по однокурснице, но при этом не собираюсь даже намекать ей об этом? — Нет. Ребятам ты говоришь не будешь — это и так понятно. А Лизе? — Что? — Лизе ты о том, что… чувствуешь, говорить вообще не будешь? — Тёмыч, ты совсем дурак? — вознегодовал Рома. — Я ведь только что сказал! Естественно, нет! Поравнявшись с урной, Рома выбросил в неё окурок и, вынув из кармана джинсов упаковку мятной жвачки, сунул сразу две штуки в рот. Хоть он и курил уже не один год, к табачному послевкусию парень так и не смог привыкнуть, и каждый раз после курения «заедал» его жвачкой или леденцами. Тёма, немного помявшись, осторожно сказал: — Ром… а ведь ты Лизе явно нравишься. — С чего ты взял? — нахмурился он. — С того, что это заметно. Когда мы вместе общаемся, она большей частью смотрит на тебя. Она приносит тебе твои любимые булочки из столовой. Если у нас пары в потоке, она всегда садится рядом с тобой. И тебе Лиза всегда звонит и пишет в соцсетях чаще, чем мне. Интересуется твоими делами, твоим настроением… Роме впервые за вечер стало весело. Едва сдерживая смех, он сказал: — Друг, тебя послушать — так возникает ощущение, будто тебе обидно, что мне Лиза и булочки приносит, и пишет-звонит чаще, и всё прочее по списку — а тебе нет! Ты поговори с ней, скажи, что тебя это задевает, глядишь, и тебе будет внимание уделять! И потом, ну и что? Всё, что ты перечислил — это обычные проявления дружбы. Мы вон с тобой тоже общаемся часто, и булочки друг другу носим, и на учёбе рядом сидим, и делами нашими взаимно интересуемся — выходит, мы нравимся друг к другу? — тут он откровенно уже захихикал. — Отличный вывод! Ну что, любимый, где в выходные свидание проведём — в ресторане или на крыше рассвет будем встречать? Тёма закатил глаза. Ему стало и смешно, и досадно в то же время. Действительно, то, что он перечислил Ромке, нельзя назвать однозначными признаками влюблённости. И тем не менее, почему-то всякий раз, когда они втроём о чём-нибудь разговаривали, Тёме неизменно казалось, что симпатия у Лизы к Роме есть. Хотя бы из-за её взглядов, которые она часто на него бросала. В них всегда угадывалась тайная нежность. И огонёк в её глазах, когда она видела Павленко… Так смотрела на него, Тёму, Вика, когда наконец-то в него влюбилась. А может, ему действительно только кажется? Вдруг он просто по непонятной причине что-то там себе надумал, а на самом деле Ромка ей только друг, не больше и не меньше? А если он сейчас убедит его в том, что их однокурсница испытывает что-то большее, чем дружеские чувства, если он поверит, решит ей признаться в своей симпатии, а потом окажется, что он, Тёма, ошибался… Нет уж, ещё одна психологическая травма Ромке не нужна! Тем более нанесённая его собственным лучшим другом! Поэтому Тёма выдохнул и сказал: — Ладно, может, я и ошибаюсь. Но имей в виду: если окажется, что я был прав… — Не окажется, — решительно перебил его Рома. — И вообще, чего ты застыл? Пойдём, холодно же. Ещё и дождь вот-вот опять пойдёт, — поглядел он на небо, закрытое тяжёлыми, серыми тучами. Не успел Тёма задаться вопросом, почему Ромыч так уверен, что в данном случае он не может быть прав, как с неба и впрямь стали падать капли. С каждой секундой дождь усиливался, и ребята, дабы не промокнуть, побежали к дому Тёмы, благо до него оставалось несколько метров.***
Макс, живший от репетиционной базы их нехитрого музыкального коллектива, претендующего на гордое звание рок-группы, несколько дальше, чем Тёма, добрался до своей квартиры, попав под вновь разразившийся ливень. Зонт он с собой взять забыл, поэтому вполне основательно промок. Буквально с порога его встретила домработница Маша, которая только что закончила свой рабочий день и уже переоделась из униформы в джинсы и водолазку. — Боже, ты весь вымок! — встревожилась она, увидев Макса. — Да ладно тебе, Маш, зови меня просто Максимом, — хихикнул Макс. С Машей у него сложились хорошие отношения сразу же, когда она год назад пришла к ним работать по объявлению, которое дал Морозов-старший. Макс, наблюдая за ней, всегда удивлялся: как она — невысокая, худенькая, выглядящая моложе своих тридцати четырёх лет — ухитряется содержать всю их шестикомнатную квартиру в полном порядке, ещё и готовить успевает, и о нём, долговязом юном нахале, заботится. Правда, по мнению Макса, Маша иной раз немного перебарщивала с заботой о нём. Например, не отпускает его в холодную погоду без шапки, высказывает неодобрение относительно его курения, следит за тем, чтобы он ел вовремя и так далее. Пару раз Макс даже шутил, что Маша с ним носится как мать с десятилетним сыном. Впрочем, не сказать, что Макса такая забота угнетала или раздражала — скорее наоборот. Он, выросший без матери и с отцом, который… ну, скажем так, не проявлял к нему родительских чувств, даже радовался, что хоть кто-то о нём заботится. Вот и сейчас Маша в ответ улыбнулась и сказала: — Выпей прямо сейчас чашку чая горячего и укутайся пледом. И прими циклоферон в целях профилактики. Сейчас как раз сезон вирусных инфекций начался, ещё и погода холодная. Не хватало, чтобы ты заболел. — Конечно, не хватало! — согласился Макс. — А то ведь покайфую дома без универа недельку-другую, мерзкий прогульщик! Как универ проживёт без меня, просто не представляю! — Максим, я серьёзно, — ответила Маша, вновь невольно улыбнувшись. — Нельзя так легкомысленно относиться к своему здоровью. — Я не легкомысленно, Маш. Я серьёзно отношусь к своему здоровью, но, — он поднял указательный палец вверх, — с разумной долей похуизма, потому что боюсь превратиться в ипохондрика! — Вот уж до ипохондрика тебе, к счастью, далеко, — рассмеялась Маша. — И всё-таки, пожалуйста, Максим, сделай, как я прошу. — Слушаюсь, товарищ командир! — отдал честь Макс. Маша вновь засмеялась и стала одеваться. Макс, наблюдая за ней, вдруг заметил, что она надевает на себя очень тонкую и совсем невесомую тёмно-серую ветровку. Не очень-то по погоде одежда… — Вот со мной носишься, словно курица с яйцом, а сама ничем не лучше, — упрекнул он её. — Ты бы ещё в одной футболке бегала. И кто из нас потом заболеет? Маша заметно смутилась и, оглядев себя, сказала: — Ну… просто с утра было не так холодно… — Ну да, всего лишь ливня не было, он во второй половине дня объявился, — съязвил Макс. — Кстати, зонт-то у тебя есть? Маша, по-прежнему отчего-то смущённая, неловко улыбнулась и покачала головой. — Ну ты совсем без головы! — возмутился он. — А ещё меня учишь! И похрен, что с утра дождя не было, в Интернете же писали, что будет! Могла бы с собой взять! Значит, так: бери его с собой, — Макс снял с вешалки свой зонт и протянул его Маше. — Максим, да зачем! — воскликнула она. — Не надо, я же на… я на метро, а потом меня муж на машине встретит… — А до метро ты как доберёшься — трансгрессируешь? — ехидно осведомился Макс. — В принципе, классная суперспособность, всегда завидовал героям Поттерианы, которые ею владеют — но у тебя-то её нет! Ты же, хоть и волшебница, но не Гермиона Грейнджер! Так что бери зонт и не выделывайся. Всё равно без него я никуда тебя не выпущу. Маша снова улыбнулась и взяла зонт. — Спасибо, Максим, — произнесла она. — Зонт я потом обязательно верну. Ну… я пойду. — Давай, — кивнул Макс. — И только посмей заболеть! Наша квартира без тебя сразу грязью зарастёт, — шутливо погрозил он ей пальцем. — Хорошо, постараюсь не заболеть! Ну всё, пока! — Ага, счастливо! Закрыв за Машей дверь, Макс несколько мгновений постоял в прихожей, потом, усмехнувшись, пошёл на кухню — ставить чайник и принимать циклоферон. А Маша, выйдя на улицу, убедилась, что зонт Макс не зря ей дал: дождь перешёл в сильный ливень и в ближайшее время прекращаться явно не собирался. Да и насчёт ветровки он прав: идти по улице в ней действительно холодно. Перескакивая через лужи, Маша прошла немного вперёд по проспекту и, свернув во двор, быстрым шагом отправилась к серебристому «Фольксвагену», стоявшему возле недавно отстроенной двенадцатиэтажки. По дороге она случайно наступила в довольно глубокую лужу и почувствовала, что вода проникла в её кроссовки. Придётся дома ноги сушить… Впрочем, факт промоченных ног Машу не сильно беспокоил: все остальные эмоции перевешивала радость от её общения с Максом, а также от проявленной им заботы по отношению к ней. Наконец она очутилась в автомобиле и, включив печку, вынула из бардачка телефон — не кнопочную «Нокию», которую она купила специально для работы у Морозовых, чтобы поддерживать имидж не особо обеспеченной уборщицы, а новенький айфон — и позвонила Володе. Муж ответил почти сразу: — Привет, солнце моё! Наконец-то ты отработала, — послышался в трубке его голос. — И тебе привет, родной! — Ну что, как сегодня дела? — Прекрасно! Максим обо мне позаботился и дал мне зонт, чтобы я не промокла по дороге! — радостно сообщила Маша. — Вот это действительно прекрасно! А я тебе говорил утром: возьми зонт с собой, дождь сильный обещают! А ты что? Не послушалась! Хорошо, Максим проявил здравомыслие и не позволил тебе промокнуть! — Да, это хорошо, — согласилась Маша. — А ты дома? — Дома-дома, полтора часа уже, как дома! И, кстати, скоро уже будет готово картофельное пюре и твоё любимое мясо, запечённое в духовке. — М-м-м, какая прелесть! — Маша от предвкушения любимого блюда даже зажмурилась. — Уже еду! — А ещё с минуты на минуту к нам Вера зайдёт, она только что звонила. Ты не против? Вера была двоюродной сестрой Володи и по совместительству коллегой и лучшей подругой Маши. — Разумеется, нет! Тем более это я её попросила к нам зайти, — хмыкнула Маша. — Тогда совсем замечательно! Приезжай, я, пюре и мясо ждём тебя! — Еду, — повторила Маша и, отключив звонок, пристегнула ремень безопасности и стала выезжать со двора на проспект.***
Юля, Вика и Даша, придя домой к Вике, находились на кухне и готовили бутерброды. Остальное для их посиделок уже было готово, а пару минут назад им принесли ещё и заказанную пиццу. За делом подруги ещё и разговаривали. — Юль, а ты как, насовсем из дома ушла? — спросила Даша. — Не знаю, — тяжело вздохнула Юля. — Наверное, да. Заебало меня всё это. Мать вцепилась в этого мудака и не хочет видеть, что он — мудак. Противное зрелище. А я устала от его лапаний, мерзких намёков и пошлых типа шуток, - она изобразила жестами кавычки. - Я ему и хамила, и материла, и пощёчины даже давала — ни хуя, вообще ноль реакции. Я уже просто боюсь, что… Тут Юля вдруг сбилась и замолчала. Даша и Вика переглянулись. — Боишься — что? — осторожно переспросила Вика. — Что он однажды перейдёт от намёков и домогательств к… более решительным действиям. А я не уверена, что смогу дать ему отпор. Одно дело врезать ему по роже и послать, а другое — отбиться, когда он серьёзно вознамерится меня в постель затащить. Я ж даже драться не умею… В том числе и поэтому я ушла. Даша и Вика понимающе вздохнули. Действительно, тут побежишь вон из дома, когда в любой момент ожидаешь, что тебя могут изнасиловать, и ничего с этим сделать не можешь. — Слушай, ну а твоя мама — она тебе совсем не верит? — поинтересовалась Даша. — Совсем, — угрюмо бросила Юля. — Она уверена, что Димка святой, а я клевещу на него. Вот делать мне нехуй, понимаешь, Даш! — Меня эта ситуация с харассментом и изнасилованиями бесит донельзя! — сердито воскликнула Даша. — Мало того, что у нас девчонки и женщины никак от этого не защищены — так ещё их же и обвиняют, если они пострадали! Кстати, я на репетиции сегодня об этом говорила. Накрасилась чуть поярче, юбку надела выше щиколотки, рубашку до горла не застегнула — и всё, ты уже шлюха, которая провоцирует несчастное мудачьё! Я не понимаю, нам что — нужно в парандже ходить, чтобы не провоцировать всяких уёбков, которые не той головкой думают?! — Ага, или как дементоры, — поддержала её Вика. — И даже в этом случае не факт, что мы никого не будем провоцировать! — Угу, — буркнула Даша. — И потом удивляются и спрашивают: а зачем нам нужен феминизм? А зачем нам это равноправие? А зачем нам эти психологи, центры психологической поддержки? Действительно, зачем вся эта хуйня нужна в нашем патриархальном обществе! Подумаешь, женщин у нас до сих пор за людей не считают! — горячилась она. — А феминистки у нас «тупые фемки», которые угнетают права несчастных мужчин… — Вот-вот! Кстати, девчонки, — вдруг вспомнила Даша, — когда Макс рассказал о твоём уходе, Юль, Ромка тоже высказал своё мнение. И нехило так высказался! И отчима твоего мудилой назвал, и про общественный ярлык «самавиновата» сказал, что думает, и про бездействие органов в случае заявлений… Ну и, как вы понимаете, мысли у него очень здравые, — добавила она. Вика и Юля переглянулись. — Приятно удивлена Ромкой, — проговорила Вика. — Какой он молодец, оказывается! — Ну почему «оказывается», — улыбнулась Юля. — Ромка у нас вообще солнышко. Помните, как он в одиннадцатом классе за нашу Дашу заступился? — Такое не забыть, — тоже улыбнулась Даша. Дело было в один из морозных февральских дней. Даша, недавно выздоровевшая после гриппа, оделась тепло: штаны, свитер с глухим воротом. Вдобавок ко всему в их школе были вечные проблемы с отоплением, из-за чего зимой сидеть на занятиях было холодно. А на одном из уроков к Даше вдруг привязалась математичка: якобы в школу «в таком виде» ходить нельзя, девочки должны носить в школе платья и юбки, а не выглядеть «мужеподобно» и прочее. Даша, как девушка не робкого десятка, начала задавать вопросы: в каком «таком» виде она пришла, почему штаны и свитер — это «мужеподобно» и почему она должна носить лёгкую одежду, рискуя снова заболеть, когда и на улице, и в школе холодно. Математичка в ответ начала кричать, говорить о каком-то неуважении к учителям, о том, какая Старкова «хамка»… И тут выступил Рома. Для начала он сообщил, что тоже позволит себе побыть хамом, и невозмутимо поинтересовался, почему она, взрослая женщина и педагог, позволяет себе орать и требует от недавно переболевшей девочки носить в ебейший холод одежду, из-за которой у неё могут возникнуть осложнения, а сама одета в тёплые брюки и джемпер. Потом заявил, что требовать от девчонок ходить в морозы в платьях и юбках можно хотя бы в том случае, если в школе тепло, а так это — чистое издевательство. Ну и под конец сказал, что штаны и свитера давно перестали быть «мужской одеждой» и посоветовал ей избавиться от своего внутреннего Средневековья, ибо на дворе уже двадцать первый век. На это математичка стала возмущаться уже «безобразным поведением Павленко и его беспардонным хамством». Правда, от Даши она отстала и даже пробурчала, что она «может ходить хоть в чём». А на перемене восхищённая Даша искренне поблагодарила Ромку за вмешательство. Потом его выступление долго обсуждали и в классе, и в кругу их компании. — Так, девчонки, у нас всё готово! — провозгласила Вика. — Идём в гостиную! — А почему не к тебе в комнату? — удивилась Даша. — Потому что в моей комнате рядом с кроватью стоит только одна небольшая тумбочка, на которую вся наша еда не поместится. А вставать с кровати и идти каждый раз к письменному столу мне лично лень. — Мы вполне можем поставить рядом с кроватью журнальный столик, который стоит в гостиной, — пожала плечами Юля. — Насколько помню, он у тебя лёгкий и на колёсиках, так что проблем с перемещением не возникнет. — Действительно, Вик! Давай лучше в твоей комнате посидим! Устроимся на кровати, будет суперудобно, — Даша с наслаждением потянулась. — Возьмём по паре вкуснях, по бокалу вина, включим кино… Кстати, что смотреть будем? — Может, «Доктор Хаус»? — предложила Вика. — Не-е, — поморщилась Юля. — Он, конечно, классный, но мы его всё время смотрим. — «Однажды в сказке»? — предположила Даша. — Надоел! — в один голос отозвались Вика и Юля. — Тогда… может, второй сезон «Шерлока» включим? А то с момента его премьеры лично я больше его так и не смотрела. — Я, кстати, тоже, — кивнула Юля. — А я один раз пересматривала, — сообщила Вика. — Летом, когда мы ЕГЭ только сдали. — Молодец, Викуська, хоть кто-то, — улыбнулась Юля. — Только, чур, нам не спойлерить! — добавила Даша. — А вы что, всё содержание сезона, что ли, забыли? — удивилась Вика. — По-моему, в этом нет ничего удивительного. Учёба, подготовка к ЕГЭ, само ЕГЭ, поступление… — Стоп, меня к поступлению не примазывай, — прервала Юля Дашу и хихикнула: — Я, напоминаю, в этом году отдыхаю от этой еботни в виде учёбы. — А, ну да, у тебя работа. Кстати, как работается? — Неплохо. Во всяком случае, справляюсь и, главное, получаю за неё деньги. — Молодец, Юлька. Может, и мне надо было отдохнуть годик, — улыбнулась Даша. — Ладно, девчонки, идём. Подруги, захватив еду, отправились в комнату Вики.***
Аромат запечённого мяса Маша уловила ещё на лестничной клетке, когда вышла из лифта. Она блаженно улыбнулась и вошла в квартиру. Так, судя по кедам и висевшей на вешалке кожанке, Вера уже пришла. Прекрасно! — Я дома! — крикнула она, снимая с себя ветровку и кроссовки. — Ну наконец-то! — выглянул из кухни Володя. — Вера уже здесь, и мы с нетерпением тебя ждём, чтобы всем вместе поужинать. — Ещё буквально пару-тройку минут, — улыбнулась Маша. — Мне нужно переодеться и помыть руки. — Хорошо. Так, а это что такое? — Володя перевёл взгляд на ноги Маши и заметил её влажные носки. — Ты что, ноги промочила? — Так, немножко… — Ни хрена себе «немножко»! Немедленно надевай тёплые носки и суй ноги в таз с водой! Я его сейчас тебе наполню, — и Володя направился в ванную. — А можно мне наоборот — сунуть ноги в таз с водой, а после надеть носки? — хихикнула Маша. — Как угодно! — Привет, Маш, — вышла в прихожую и Вера. — Что, в лужу угодила? — улыбнулась она. — В лужу! Там, по-моему, уже не лужа, а небольшое озеро! Если завтра дождь не прекратится, придётся с собой вёсла брать, чтобы от машины и до неё вплавь добираться. И Маша пошла в спальню переодеваться в домашние штаны и футболку. Из ванной вышел Володя с тазом воды в руках и понёс его жене. — Держи, — поставил он ёмкость на пол возле кровати. — Сиди, пока ноги не согреются. — А если они уже согрелись? — весело осведомилась Маша. — Значит, пока им не станет жарко, — в тон ей отозвался Володя. — И вот ещё… Он извлёк из шкафа две пары носков: обычных и шерстяных. — Володь, ну мне так точно жарко станет! — воскликнула Маша. — Жарко — не холодно, — безапелляционно ответил Володя. — Надевай и не спорь. Маша хмыкнула и опустила ноги в тёплую воду. Кайф! Конечности, уставшие за день и немного замёрзшие от ледяной воды, мигом согрелись и даже усталость немного прошла. Какой Володя у неё всё-таки умница! Спустя несколько минут Маша, чувствуя, что вода стала остывать, надела носки и отправилась на кухню, где её уже поджидали Володя, Вера и тарелка с пюре и запечённым мясом. — Ты и грибной соус сделал! — восхитилась она, усевшись за стол. — Боже, это просто кайф! И она с наслаждением принялась за еду. Володя и Вера последовали её примеру. — Как у тебя дела с Максимом, Маш? — поинтересовалась Вера, когда с пюре и мясом было покончено, и Володя стал готовить всем чай. — Володя мне сказал, он сегодня проявил о тебе заботу… — Да. Он мне зонт с собой дал, — подтвердила Маша. — Замечательно. И это без сарказма, он действительно молодец, — Вера секунду помолчала и спросила: — И когда же Макс обо всём узнает? Маша вмиг помрачнела. Она откинулась на спинку стула и, вздохнув, покачала головой. — Не знаю. Я знаю, что ему нужно рассказать, но… я пока не готова. — Ты уже год у него работаешь, — заметил Володя. — И, если судить по твоим словам, у вас вполне неплохие отношения… — Володя, ты не понимаешь. У нас с Максимом хорошие отношения, но он-то меня знает как домработницу. И как он отреагирует, если узнает, что я — его мать, боюсь даже представить. Вдруг он меня возненавидит? — Почему он должен тебя возненавидеть? — удивилась Вера. — Вот именно, у него абсолютно нет причин для ненависти, — поддержал её Володя. — Он может решить, что я его бросила, — грустно улыбнулась Маша. Она в очередной раз с болью вспомнила события восемнадцатилетней давности. Она, шестнадцатилетняя Маша Вершинина, готовилась рожать от пусть и непутёвого, но любимого тогда человека. Он был старше её на два года. Они были счастливы, даже несмотря на то, что он употреблял наркотики. Когда Маша забеременела, Толик был счастлив и не раз говорил ей, как они будут жить, когда у них родится сын, какая у них будет замечательная семья, что он обязательно избавится от наркозависимости и пойдёт учиться и работать. И влюблённая Маша искренне верила и мечтала о семье. А потом всё рухнуло. Едва она родила Максима, Толик за дозу героина продал новорождённого сына какому-то богатому мерзавцу, а сам бесследно исчез. Маша, разумеется, сильно переживала и впала в депрессию. У неё даже были мысли о суициде, но в какой-то момент она решила всенепременно отыскать сына, а также получить достойное образование, выбиться в люди, чтобы у Максима была нормальная мать, а не малолетняя неграмотная маргиналка. На поиски ушли годы. За это время Маша успела окончить школу, поступить на юрфак и получить диплом юриста, отработать почти девять лет следователем в прокуратуре, переквалифицироваться в адвоката и открыть свою частную адвокатскую контору, работая с уголовными делами. А Максима она нашла лишь год назад. Выяснилось, что он живёт в Пресненском районе с Морозовым Петром Алексеевичем — успешным бизнесменом, владельцем сети ювелирных магазинов и ресторанов. Приёмная мать Максима скончалась, когда ему было всего два года. Немного поразмышляв, Маша приняла решение закрыть свою контору на неопределённое время и, так сказать, внедриться в дом, где живёт сын, в качестве уборщицы. Для начала она хотела понаблюдать за ним, за атмосферой жилища, условиями, установить с ним хорошие отношения, а потом и правду о себе ему рассказать. Но вот уже прошёл год после того, как она стала работать у Морозовых, а рассказывать Максиму правду Маша не спешила. Ей действительно было страшно, что сын может всё не так понять, решить, что она сама от него избавилась, возненавидеть её… Маша с одной стороны признавала, что страх её, вероятно, иррациональный и что Максим на самом деле умный парень и всё поймёт как надо, а с другой — ну как она может предугадать его реакцию? Поэтому и молчала. Вера и Володя же считали, что Маша должна открыться Максиму и всё ему рассказать, однако Маша упорно и активно сопротивлялась их уговорам. Вот и сейчас Володя сказал: — Если ты всё ему расскажешь — он так не решит. И, я уверен, он будет рад тому, что у него появится мать, тем более такая, как ты. — «Такая» — это какая? — решила уточнить Маша. — Умная, красивая, молодая, с хорошим образованием и хорошей работой. К тому же, — он хитро подмигнул, — имеющая неплохого мужа, который тоже не асоциальный элемент какой-нибудь, а владелец пусть и небольшой, но всё же картинной галереи. Маша улыбнулась. Да, Володя, коренной петербуржец, имеет образование искусствоведа и пять лет уже является владельцем картинной галереи. Она действительно небольшая и пока не очень известная, но активно развивающаяся. С Володей её познакомила Вера, с которой они тогда работали вместе, десять лет назад, когда Маша впервые пришла к ней домой отмечать её день рождения. Познакомились, друг другу понравились, назначили на следующий день свидание — и в результате вот уже девять лет они женаты. — Так что и с тобой, и с родственниками у тебя всё в порядке, — добавила Вера. — У Максима действительно нет причин тебя ненавидеть. Он будет только рад, когда всё узнает. К тому же ты сама говорила, что у него с приёмным отцом… хм, напряжённые отношения. Маша нахмурилась и кивнула. Да. Первый раз она увидела, как Морозов ударил Макса, на третий день её работы у них. Кажется, за то, что он «недостаточно хорошо готовится к ЕГЭ». Позже она с болью узнала, что Морозов поднимает руку на её сына регулярно, причём с самого детства. Из-за этого Макс его буквально терпеть не мог и часто позволял себе в разговорах с Морозовым использовать сарказм, чем Морозова очень бесил. Придя в тот день домой, Маша очень долго плакала, и Володя целый вечер отпаивал её пустырником, валерьянкой, корвалолом и «Ново-Пасситом». Ей несколько раз хотелось вмешаться в «воспитательный процесс» Морозова, но Макс каждый раз её останавливал. — Не бери в голову, Машуль, — успокаивающе говорил он после того, как Морозов, завершив очередное своё выступление, отбывал на работу. — Спасибо тебе, конечно, большое, за сочувствие и желание помочь, но тебя папаша не послушает, ещё и может достаться от него. Лучше свари мне кофе, он у тебя здоровский получается. — Ну вот видишь, — продолжала Вера. — И почему Максим должен тебя ненавидеть? Маша болезненно поморщилась, пожала плечами и тихо проговорила: — Я не знаю, правда. Я всё понимаю, но… я пока не могу. Володя и Вера переглянулись. Володя глубоко вздохнул и сказал: — Ладно, мы тебя поняли. Раз так — тогда давайте пить чай с пирожными. Специально сегодня заезжал за ними в кондитерскую.***
Макс сидел в своей комнате и наигрывал на гитаре новую мелодию, которая придумалась совершенно неожиданно. Не сказать, что весёлая: скорее напряжённая, даже мрачная. Однако в звучание их группы, кажется, вполне вписывается. Вот бы текст на неё хороший… Можно будет представить её на концерте в клубе, который у них будет через две недели. Свою рок-группу ребята создали чуть больше года назад, назвав её «3N». Макс, Андрей и Рома давно умели и любили играть на гитаре, а Тёма с детства увлекался барабанами. В какой-то момент друзья решили попробовать вместе поиграть, так, из любопытства. К тому же Макс и Тёма писали вполне неплохие стихи. Мелодия нравилась Максу всё больше. Он даже включил диктофон на телефоне, чтобы её записать и потом показать ребятам. Перебирая струны, Макс невольно думал о Юле. Из головы не выходили её сегодняшние слова во время их разговора о том, что она не хочет возвращаться домой, потому что боится отчима. Насколько же там всё херово, чтобы Юлька — девчонка совсем не боязливая и умеющая дать отпор (и вербально, и физически), боится идти домой? Он когда-то тоже боялся идти домой. Потому что его отец в воспитании Макса применял лишь один метод — кнут. Причём по любому поводу: Макс помешал ему говорить по телефону, пролил на пол воду, разбил жуткую статуэтку в гостиной, прогулял школу — в лучшем случае было несколько затрещин. В худшем — в Макса прилетали какие-нибудь предметы типа пресс-папье, увесистой книги, кружки, иногда даже стула. Зачастую после этого Макс ходил в ссадинах и синяках. После очередного «воспитательного процесса» Морозов успокаивался, просил у Макса прощения и даже покупал ему дорогие подарки. Всё было нормально до следующей «провинности» Макса. Почему же он сейчас перестал бояться? Морозов-старший с годами лучше к сыну относиться не стал, хоть и реже, но всё же бил его. Всё дело в том, что Макс, став старше, научился уворачиваться от ударов и предметов и с сарказмом реагировать на выступления отца. Надежду на улучшение отношений между ними он потерял ещё в восьмом классе и с той поры он его тихо ненавидит. В этот момент в прихожей раздался шум. Макс прислушался: так, отец пришёл и, похоже, на этот раз один, без своих компаньонов. Что-то он сегодня рано, около одиннадцати вечера всего… — Максим! Ты дома? — послышался голос Морозова. Макс, недовольно поморщившись, бережно отложил гитару в сторону и вышел в прихожую. — Привет. Дома, — безэмоционально произнёс он. — Прекрасно! Поможешь мне искать костюм. У меня через час должна быть важная встреча. И он решительно двинулся в сторону своей спальни. Макс, чуть слышно вздохнув, отправился за ним. — А сейчас ты разве одет в халат? — съязвил он, оглядывая Морозова, облачённого в дорогой чёрный костюм. — Сейчас я одет в рабочий костюм, — снисходительно объяснил ему Морозов. — А мне нужен другой, тот, в котором я хожу в ресторан. Услышав словосочетание «рабочий костюм», Максу на ум почему-то немедленно пришла ассоциация с костюмом сантехника. А сантехник в свою очередь вызвал у него ассоциацию с немецкими фильмами определённого жанра. С трудом сдержав смех, он сказал: — Хорошо, папа. Давай искать. Морозов тем временем распахнул огромный шкаф и критически стал оглядывать свои многочисленные деловые костюмы. — Может, этот надеть? — он вытащил на свет один из костюмов и, оглядев его, отбросил на кровать. — Нет, не подходит. Этот? — он извлёк из шкафа следующий. — Нет. Вот этот… нет, к чертям его! В итоге Морозов выбрал костюм спустя лишь минут пятнадцать, вытащив все костюмы из шкафа и ещё раза по два все пересмотрев. Макс, лишь стоявший рядом, мысленно недоумевал: а зачем он, собственно, его с собой позвал, если сам всё перебрал и выбрал, даже не советуясь с ним? Кстати, из всех костюмов он снова выбрал… чёрный. Правда, не тот, в котором пришёл с работы, а другой. — Слушай, а зачем ты тут такую возню затеял, если в итоге опять надел чёрный костюм? — поинтересовался Макс. — Или тот был просто чёрный, а этот чёрный-пречёрный? — хихикнул он. — Молчи, если не понимаешь, — ответил Морозов и пошёл снова в прихожую. — Убери там все костюмы на место. Ах вот оно что! Теперь ясно, зачем он его позвал к себе! — Приду поздно, скорее всего, под утро, — говорил Морозов, надевая на себя пальто. — Не вздумай шуметь тут! До завтра. И с этими словами он вышел из квартиры. Макс, оставшись снова один, покосился на отцовскую спальню: может, ну их на хер, эти костюмы? Пусть валяются себе. Но тут же он подумал о том, что отец, вернувшись домой, может устроить скандал, испортить Максу настроение на весь день, а сам будет чувствовать себя превосходно. Нет уж. Этому энергетическому вампиру такой радости доставлять нельзя. Свои нервы дороже. Вздохнув, Макс отправился убирать костюмы, искреннее желая своему папочке провалиться сквозь землю.