Призрак семьи Берхард. Наследница Рикардо.

Ужасен. Он просто ужасен. Гремя вещами, скидывая их со стола, Рован пытался унять смешение разных эмоций внутри. Стыд побеждал злость, но та не оставалась в стороне и давала прилив сил на то, чтобы чуть ли не рвать на себе одежду. — Малолетний завистник! Урод! Схватившись за чернильницу, парень откинул её в сторону. Та с шумом ударилась об стену, размазывая по ней и полу чёрное пятно. Игнорируя чернила, оставшиеся на руках, наследник зарылся пальцами в свои лаймовые волосы. Наследник… — Вот же чёрт!.. Задыхаясь, Рован посмотрел по сторонам. Нет. Больше ему нечего ломать. Кровать, рабочий стол, стены, пол. Всё выглядело так, словно здесь держали сумасшедшую собаку, которая всеми силами пыталась выйти отсюда. «Очень на меня похоже». Но разница в том, что Ровану не хотелось отсюда выходить. Хотелось забиться в угол и сдохнуть там. Никто бы и не вспомнил о нём, если бы парень не добился своего. Он стал наследником, избавившись от кандидата. — Гав! Собачий лай заставил Рована оглянуться, перестав смотреть самому себе в глаза через зеркало. Белый большой пёс грустно толкнулся мордой в ногу хозяина, и тот не устоял, почувствовав стыд. Этот мальчик был вынужден наблюдать, как Рован сходит тут с ума, раскидывая всё подряд. Опустившись на колени, парень погладил пса по белоснежной шерсти, встречаясь с тёмно-коричневыми глазами. Животное будто понимало, что сейчас чувствует хозяин. Нет. Так оно и есть. — Прости, устроил я тут бунт, да? — Гав! — Знаю, знаю, — разочарованно улыбается подросток, продолжая гладить, — Я поступил ужасно. Зия не виновата ни в чём. — Гав, гав! — Ну-ну, не злись. Я не мог иначе, — пёс наклонил голову, глядя с неким намёком, — Ладно, согласен, мог. Рован был рад, что, несмотря на подлость в его сердце, Арчи, этот большой пушистый пёс, продолжал разговаривать с хозяином, оставаясь рядом. Никому Рован не смел, да и не смог бы, признаться, что он сделал. Однако Арчи всё ещё давал себя гладить. Это придавало новых сил, что ли? Глухой звук в углу заставил Рована испуганно обернуться. Дыхание перехватило и парня бросило в жар. — Кто вы такой? — парень тянется к кинжалу на бедре и тут же жалеет об этом, почувствовав жжение на ладони. — Не стоит, я не пришёл, чтобы драться, — рыжий мужчина, сидящий на подоконной раме, опускает руку и улыбается так, словно эта была встреча давних друзей, — Мне нужно обсудить план, как мы избавимся от наших преград. Скептически подняв бровь, Рован все же взялся за рукоять ножа и вздернул голову. — Ещё раз задаю этот вопрос: кто вы такой? Мужчина смеется, запрокидывая голову. — Надо же, даже с незнакомцем на вы. Но со мной ты знаком, причём очень сильно. Незнакомец приподнимает рукав чёрного свитера, скрытого под плащом, и Рована кидает в дрожь. — Белый Ворон… — шокировано шепчет он, смотря на татуировку в виде белой вороны. — Именно, — ухмылка касается лица мужчины, — Эрик Берхард к вашим услугам. Отойдя на пару шагов назад, Рован скривился. Его затошнило. Это был именно он: тот, кто предложил сделку с отравлением Рована прямо у всех на глазах. Тогда подросток и представить не мог, что согласится на риск убить самого себя, если бы не факт, что так он избавится от Зии, как от кандидата на роль наследника. — Не думал, что при виде меня кого-то будет тошнить. Рован нахмурился. У Эрика эмпатия. Но что спрятано за повязкой на другом глазу ему неизвестно. Однако крыло сомнения, что это точно пирокинез. — Ты заставил меня сделать ужасное со своей племянницей, — пытается оправдать свое поведение Рован, смотря мужчине прямо в глаза, — Чего ты ещё хочешь? — Ты ведь ещё не стал полноценным владельцем трона, не так ли? — ехидно спрашивает Эрик. Рован не отвечает, молчит, — Мне, как и тебе, нужна гарантия, что Зия не вернётся в Абелию и не натворит делов, принеся нам обоим проблем. Подростку хотелось сплюнуть, но от жжения совести в груди так не избавиться. Тут нужно кое-что другое. Однако Рован был достаточно сломлен, чтобы отказаться от этого способа. Он лишь вопросительно выгибает бровь. — И как я должен помочь? — Мне нравится твоё стремление к справедливости, приятель. — Я не соглашался, Берхард, — Рован почти выплевывает эти слова, глядя с искренним презрением. — Конечно, ты лишь рассмотришь моё предложение, после чего уже согласишься, — Эрик хохочет, болтая длинными ногами, — Знаю тебя, как свои пять пальцев. Впрочем, как и всех, с кем я веду дела. — Быстро выкладывай, что тебе нужно, и уходи, — не выдерживает Рован. Эрик лишь выдаёт смешок. — Мне хватит и гарантий, что ты убедишь своего папашу, что Рикардо — сущее зло. — Зия? — на всякий случай уточняет Рован. — Ну не твоя сестра же, — Эрик наигранно строит гримасу и закрывается руками, — Оу, пожалуйста, убей эту свою агрессию. Так и воняет ею. — Чтоб ты подох от неё. Рован не был уверен, что ему простят подобные высказывания, но никак не мог унять желание высказать колкости. Эрик и есть воплощение зла, Зия тут не при чем. Именно Эрик заслуживает ненависти народа, сильнее, чем она есть сейчас. Рован знает, что в нынешнее время для многих Белый Ворон был, скорее, чем-то вроде второго плана для хорошей жизни, если не сложится в Абелии, а не банда убийц, как это было раньше. Понятия и приоритеты поменялись. Эгоизм стал выше этого. Желание добиться выгоды для себя разрушало всякую клятву, данную в присяге императору. Теперь люди могут с лёгкостью солгать, дабы не быть убитыми или арестованными. Или целью чаще являются деньги. Белый Ворон умел этим пользоваться, Рован это прекрасно знает. Ведь сам оказался в той же ловушке. Посмотрев на Эрика, Рован уже открыл рот, чтобы сказать что-то, но был остановлен шумом позади. Опять. — Ваше высочество, вас зовёт ваш отец, — после томного стука в дверях появляется дворецкий. Рован уже испугался, как бы его не застали рядом с мятежником, но Эрика и след простыл. Кивнув дворецкому, он обнимает пса, и, приказав убрать всё в комнате, уходит на встречу с Филлипом. Не хотелось гадать, чего же он хочет от сына, однако догадки нельзя было остановить. Тяжело вздохнув, Рован пару секунд мешкался, не смея постучать в дверь, но сделал это. — Отец? — Проходи, присаживайся. Филлип стоял лицом к окну, смотря на улицу. М-да, хотелось бы сейчас оказаться там, где-нибудь далеко, ощущая ветер и вместе с тем свободу, а не здесь, в четырёх стенах, чувствуя давление даже в одиночестве. Вовсе не слушая приказ отца, Рован прошёл внутрь и встал в метре от него. Если он сядет, тело может подумать, что его ожидает лёгкий разговор, по типу «как твоё настроение?». А это очень маловероятно. Сейчас не такие дни, чтобы верить в нечто подобное. Рован кашлянул, пытаясь привлечь внимание. — Отец, я слушаю. — Ты уже такой взрослый, — внезапная нежность в голосе Филлипа поразила. Хоть в последние дни она и слышалась чаще прежнего, подросток не привык к этому. Ожидание упрёка или пустого, совсем не несущего ни капли искренности, вопроса про самочувствие было гораздо ближе. Повернувшись к сыну, мужчина медленно подошёл к нему и взял за плечи. — Рован, ты ведь не связался с Вороном? Ведь не из-за тебя я несправедливо обвинил Зию? — просьба сказать правду и только её была сильна заметна в тоне Филлипа. Но Рован, подавив желание выполнить эту просьбу, глубоко выдохнул и взял руки отца. — Я уже говорил вам, отец, — подросток ловит взгляд мужчины и всеми силами старается выглядеть убедительно, — Я ни за что не подставил бы дочь своей сестры. Филлип тяжело опускает голову, тихо, почти не слышно, выдыхая. — Прости, конечно, ты не мог этого сделать. Но все же. Я переживаю, как бы Ворон не добрался и до тебя… — Отец, — Рован заставляет мужчину снова поднять голову и посмотреть себе в глаза, — пожалуйста, поверь. Эта кучка убийц ни за что не смогла бы переманить меня на свою сторону. — Я бы поверил тебе, с радостью, — вяло улыбается Филлип, отпускает сына и опять поворачивается к окну, — но сколько же было предательств даже после таких, и не только, слов. Все они лгали мне прямо в лицо. — Я не они. Голос звучал уверено, однако Рован боялся, что Филлип знает его слишком хорошо, чтобы прочесть правду в его глазах. Из-за этого парень опустил взгляд. Врать, зная, что можешь пожалеть об этом, причём очень сильно, было странной вещью. В тот день, когда Зия и рыцари сбежали, Филлип узнал об этом в тот же час. Тогда злость в нём накипала, Рован понял это по дорожке вен, расплывшейся вокруг глаза отца. Это происходило именно в те моменты, когда ярость в мужчине была выше других чувств. Рован часто наблюдал это в свою сторону, но никак не в сторону Амили. От этого слегка поташнивало, особенно осознавая, что на роль невинной сестры пришла невинная Зия. «Но я смог от неё избавиться», — думает Рован, еле удерживая улыбку. — Да, ты не они, Рован, — согласно кивает Филлип, выдержав лёгкую паузу между ними, — Боюсь, что совсем скоро буду вынужден покинуть пост императора. — Отец… Это был намёк. Большой жирный намёк, что мужчина опасается за свою жизнь. Его могут убить. Вот что он действительно хочет сказать. И это была правда, ведь не факт, что убийца остановится на одной попытке лишить жизни Рована. Тут и до самого императора недалеко. Если все так пойдёт, единственным выходом из ситуации будет коронование наследника. Рован должен был обрадоваться, но осознание, что ценой этому будет не только изгнание Зии, но и смерть Филлипа взяло свое. «Ты будешь убийцей, Рован, — шепчет голос в голове, — Твои руки будут пропитаны кровью близких людей». — Отец! — испуганно вздёргивает голову Рован, — Мы не можем вот так вот запросто опускать руки! — Это в тебе говорит тот уверенный мальчишка, но никак не настоящий ты, — Филлип не смотрит на сына, но явно понимает, что ввёл того в ступор, — Я знаю, что не был к тебе добр так же, как к твоей сестре или племяннице. «Ты им завидовал». Рована пугало, как отец буквально читает его, словно открытую на распах книгу. Будто все эмоции и мысли написаны огромным шрифтом. Да, Филлип не был так близок с парнем. Но вина за содеянное сейчас накатила сильнее обычного. Однако, не смея показывать этого, Рован нахмурил брови, желая переубедить императора. — Я не знаю, что сделал не так в этот раз, но вы вините меня без доказательств. Филлип молчал. Казалось, мир решил дать им ощутить ту самую тишину, когда не слышно ничего. Вздохнув, Рован повернулся спиной к отцу и, прежде чем уйти, выдал лишь тихое: — Надеюсь, эти подозрения скоро уйдут. Эта надежда, наверное, пропала в ту же секунду, только дойдя до ушей Филлипа. Парень уверен, она не смела затаиться ни в его сердце, ни в сердце отца.