Взгляд в прошлое

Мы не виделись с Максом больше десяти лет. Раньше я думал, что, увидев его вновь, я захочу только одного: поколотить его. И с удовольствием это исполню. Но на деле оказалось, что все, чего мне хотелось при встрече – это обнять его. И утешить. Я был, разумеется, растерян при нашей встрече спустя столько лет, но не настолько, насколько Макс. Растерянность и раньше легко читалась на его лице, как, впрочем, и другие эмоции. Ничего никогда не было проще, чем определить, что он чувствует: злость, радость, возбуждение. Макса легко было читать. Впрочем, признаюсь, растерянность я начал распознавать не сразу, потому что это не было одним из его базовых чувств. Интересно, что это бывало только со мной. Он бывал растерян только тогда, когда дело касалось меня. Не знаю, стоило ли мне это воспринимать как комплимент или как оскорбление? И вот теперь я вновь увидел в точности такой же потерянный взгляд. Взгляд маленького заблудившегося щенка. Взгляд, который я наблюдал, когда Макс не знал, что ему делать или что нужно сказать. Так он смотрел на меня перед нашим первым поцелуем. Или в те редкие моменты, когда решался заговорить о чувствах. Тогда мне сразу хотелось пожалеть его, приласкать. И сейчас, чисто гипотетически, я мог бы с легкостью это сделать. Потому что я давно его простил. Но это не произошло быстро. Это был долгий процесс; я бы сказал, даже слишком долгий. Я никогда не был чересчур ранимым, но Макс… Он сделал мне слишком больно. И я слишком долго не мог его понять. Мне потребовались ни больше ни меньше – годы! – чтобы начать думать о нем без примеси негативных чувств. Без боли, без сожалений, без злости и обиды. И столько же мне потребовалось на то, чтобы его разлюбить. Зато, когда я, наконец-таки, смог… Я почувствовал себя счастливым. И все наши общие воспоминания из болезненных внезапно превратились в прекрасные – такие, какими они на самом деле и были. Конечно, немалую роль в этом сыграл Глеб. Но он появился позже. Вообще-то, Глеб, если начистоту, – директор театра, где я служу. А встречаться мы начали примерно спустя год после того, как я туда устроился. Нашу с Глебом историю нельзя назвать ни романтичной, ни особенной. Мы познакомились на работе, на работе же все и закрутилось, когда однажды он пришел после спектакля ко мне в гримерку с букетом цветов. Я, помнится, тогда даже переодеться не успел: так и стоял перед ним, ошарашенный, в костюме Ромео, пока он разливался в чрезвычайно буйных похвалах моему таланту. А потом ни с того ни с сего спросил: «У тебя есть кто-нибудь?» Сказать, что я тогда офигел, это ничего не сказать. С дуру я подумал, что он подозревает меня в романе с какой-нибудь из актрис, а потому ответил нахально: – У меня никого нет. И я, вообще-то, гей. – Это прекрасно, потому что я тоже. А следом он подошел и поцеловал меня. А потом пригласил на свидание – кто-нибудь вообще так делает?! Ни один мужчина в моей жизни никогда не делал ничего даже отдаленно похожего. Я на тот момент и вправду был одинок, но вступать в серьезные отношения намерений у меня не было. Я только-только по-настоящему начал «отходить» от Макса, еще не в силах даже по-честному ответить себе на вопрос, разлюбил ли я его или таю где-то в глубине души какие-то несбыточные идиотские надежды. Всё, что мне было нужно в тот период времени – это короткие, ни к чему не обязывающие встречи. Никаких чувств, привязанностей или взаимных обещаний. Все максимально просто. Никто никому ничего не должен. Я просто получал то, что хотел, и шел дальше. Никаких страданий, никакой боли. Это было идеально, именно то, что мне было нужно. Поэтому, когда появился Глеб, который предложил мне самое настоящее свидание, а после еще и отказал мне на предложение провести ночь вместе… Я очень насторожился. Больше того, я даже не хотел продолжать с ним видеться, ибо Глеб дал четко понять: секс на один раз его не интересует. – Чего же ты хочешь тогда? – помнится, поинтересовался я у него. – Отношений, – ответил он мне со всей своей типичной серьезностью, и я даже не помню, фыркнул ли в ответ или все-таки сдержался. Но на второе свидание Глеб меня-таки уломал. Устроил невероятно романтичную прогулку по ночному городу, рассказывал какие-то истории, смешил. Мне было очень странно тогда, но при этом – очень здорово. Я хорошо запомнил наш поцелуй на одном из последних этажей небоскреба. Помню, как Глеб привлек меня к себе, совершенно не страшась, что нас кто-то увидит. Помню, как прошептал: «ты такой красивый» настолько искренне и нежно, что я даже засмущался. Глеб нравился мне, меня к нему влекло. В итоге это свидание закончилось-таки по-моему: посреди ночи мы оказались у него дома. Глеб сопротивлялся этому изо всех сил, не ясно только, зачем. Но сопротивления его хватило ровно до того момента, пока мы не вошли в квартиру. Когда мы переступили порог, и путь назад, очевидно, был отрезан, он словно выключил какой-то рычажок в своей голове. И набросился на меня, в буквальном смысле слова. Это был мой первый и единственный в жизни секс в коридоре: быстрый, дикий, страстный. Он заломил мне руки за спину словно в наказание за то, что я переубедил его и сделал все по-своему. Я был не против, мне даже понравилось. Впрочем, позже в ту ночь была и нежность, и неторопливые ласки. Глеб признался, что он, вообще-то, всегда очень деликатен, но я «совсем сорвал ему крышу». Я не привык слышать ничего подобного, и черт возьми, это было приятно. Ну а дальше события и впрямь начали развиваться как того желал Глеб: мы начали встречаться. Проводили много времени вместе, отправлялись на выходные в загородные поездки, и я чувствовал, как все больше и больше к нему привязываюсь. Для меня было странно то, как комфортно Глеб ощущал себя в своей собственной сексуальности, даже живя в гомофобной России. Он никогда не сомневался в том, что ему нравятся мужчины, при этом не видел в этом ничего особенного или странного. И еще больше ему была непонятна идея о том, что однополые отношения могут хоть чем-то отличаться от гетеросексуальных. И когда я высказал мысль, что мужчины просто не могут состоять в длительных верных отношениях друг с другом и уж тем более не могут построить семью – он рассмеялся мне в лицо. Глеб на многие вещи заставил меня взглянуть по-другому. Когда он узнал мою историю с Максом, он, как ни странно, не начал ревновать. Напротив, очень удивился тому, что я до сих пор таю на Макса какую-то злобу и посоветовал попробовать сменить ракурс и начать быть ему благодарным. Получилось не сразу: я даже не понимал поначалу, что же это значит. Быть благодарным – за что? За то, что Макс бросил меня? За то, что разбил мне сердце? За то, что я годами потом видел во сне его лицо, ни о чем не мечтая так сильно, как поцеловать его еще хоть один раз? Но потом я понял. Глеб, сам переживший за свою жизнь парочку расставаний, убеждал меня, что нужно сказать Максу спасибо за то, что он просто БЫЛ. Потому что если бы не он… Я бы никогда не испытал то, что пережил с ним. Я бы никогда не ощущал себя таким счастливым, каким был, заканчивая школу и находясь с ним в отношениях. Любя его, я познавал себя, и никогда бы не стал тем, кто я есть, не будь в моей жизни Макса и тех невыносимо-огромных чувств, которые я к нему испытывал. Так что, пожалуй, можно сказать, что окончательно я отпустил Макса только когда начал встречаться с Глебом. Впрочем, все наши отношения проходили через этап моего сопротивления. Когда спустя примерно год регулярных встреч он предложил мне пожить вместе, я взбунтовался: мне было страшно. Я всей душой не хотел зависеть от Глеба, и, хотя я понимал, что это в принципе невозможно (хотя бы потому, что я на него работаю), но зависеть от него еще и в плане жилья казалось мне каким-то кошмаром. – Но в этом же нет ничего страшного! – недоумевал тогда Глеб, не понимая моего сопротивления. – Конечно есть, – упрямо возражал я, не желая сдаваться. – Если мы расстанемся, нам и так несладко придется, возникнет куча проблем. Вдруг ты, например, надумаешь меня уволить? – Глупости. Я все-таки бизнесмен, – нахмурился в ответ Глеб, – и даже если мы расстанемся – я не такой дурак, чтобы увольнять своего ведущего артиста, который собирает мне полные залы. Поверь, чем бы не обернулись наши отношения, на работе это никак не отразится, ни на твоей, ни на моей. – И все же, – не сдавался я, хотя уже чувствовал себя побежденным после таких слов, – если мы еще и совместный быт будем вести, всё окажется гораздо сложнее! – Давай-ка проясним. Ты боишься, что если переедешь ко мне, то я в один прекрасный день возьму, передумаю и выгоню тебя на улицу? Мои щеки запылали, потому что это именно то, чего я опасался. – Ясно, – сказал он с некоторой обидой. – Но давай ты не будешь думать и творить ерунду. Просто собирай вещи и переезжай уже. Если у нас что-то не заладится, даю торжественное обещание, что прежде чем выселить тебя, я найду тебе хорошую квартиру и удостоверюсь, что ты будешь в порядке. Я рассмеялся. Его слова были и успокаивающими, и трогательными, и забавными. Меня удивляло то, как спокойно мы обговаривали все возможные развития событий между нами: наверное, именно это и означает быть во взрослых отношениях. А потому я плюнул на всё и переехал к нему. Как раз вскоре после этого моя подруга Катя со своей девушкой решили завести малыша. Они предложили мне то, о чем я никогда даже не задумывался: стать донором спермы для их будущего ребенка. Над этим предложением я тоже долго раздумывал, и снова Глеб был тем, кто подтолкнул меня к самому правильному и самому лучшему в моем жизни решению: согласиться. Он так здраво рассуждал о том, что подобного предложения можно ждать всю жизнь и не дождаться; так убедительно объяснял, что если я когда-то захочу воспитать исключительно своего ребенка – у меня будет на это вся жизнь и куча других возможностей, а если же нет, я просто смогу осчастливить замечательную семью и, заодно, себя; так логично рассуждал о том, что не всякому отцу-гею предлагают полноценно участвовать в жизни его детей… В общем, у меня просто не было никаких других вариантов, кроме как согласиться. И я не пожалел об этом решении ни на секунду, и знаю, что никогда не пожалею. Когда родилась Алиса, и я впервые взял ее на руки – я понял, что это единственная девушка, которой мое сердце отдано окончательно и бесповоротно. Я присутствовал почти на каждом значимом событии в ее жизни: когда она делала первый шаг, когда праздновала свой первый день рождения, когда впервые садилась на коленки к Деду Морозу. С ее мамой мы в настолько теплых отношениях, что если бы я внезапно захотел увидеть дочку хоть посреди ночи – она бы только чуть-чуть поворчала, но совершенно точно разрешила бы. – Ты ведь знаешь, что она твоя абсолютная копия? – говорил мне, бывало, Глеб, держа Алису на руках и одаривая своим самым нежным взглядом. – Ага, – отвечал я, сам не в силах поверить этому чуду. – Тогда ты точно знаешь, почему я так сильно ее обожаю. Встреча с Максом была неожиданной для меня, для Глеба же это был полный шок. Поэтому пока мы шли к машине, то обменялись лишь парой незначительных реплик и замолкли. Я почему-то впервые чувствовал себя неловко рядом с ним. Впрочем, не каждый день твой мужчина встречается с твоей первой любовью и по совместительству твоим первым во всех отношениях парнем, так что чего уж там. Алиса, очевидно, вымотанная длинной дорогой и требовательным учителем танцев, продолжала безмятежно спать, даже когда Глеб аккуратно усадил ее в детское креслице на заднем сидении машины, а сам сел за руль. Но вместо того, чтобы завести ее и поехать на обед, как мы планировали, он вдруг уронил руки на колени и несколько секунд смотрел невидящим взглядом куда-то сквозь лобовое стекло. – Это правда была случайная встреча? Вот первый вопрос, который он задал мне, и этот намек на недоверие больно кольнул меня изнутри. Впрочем, я быстро взял себя в руки, потому что живо представил себя на месте Глеба. Встреться мы сейчас с кем-то из его бывших, я бы уже давным-давно рвал и метал, а не сидел тут спокойненько, задавая вопросы ровным голосом. – Правда, – ответил я как можно более нейтрально, доверчиво заглядывая ему в глаза. – Ты же знаешь, я никогда тебя не обманывал. – Хорошо, прости, – быстро сказал Глеб и взял меня за руку, извиняясь. – Я просто… ну совсем не ожидал. Это так странно. Бывает, знаешь о чем-то, чего никогда не видел, а потом видишь вживую, и тебя оно поражает. Здесь тот самый случай. Этот Макс для меня был каким-то полумифическим существом до сегодняшнего дня. Я промолчал, прекрасно понимая, о чем он говорит. А потом Глеб покривил губы, и добавил: – А он симпатичный, к сожалению. Чтоб его. Я знал, что у тебя хороший вкус, Саш, и сегодня только лишний раз убедился в этом. Но меня сей факт почему-то не радует. Я не мог сдержать усмешку. Глеб всегда такой – прямолинейный и максимально честный, даже тогда, когда не надо. Но именно это я так в нем люблю. – Ты ревнивец, – поддразнил я его, но Глеб, очевидно, сейчас не был в игривом настроении. Он всё так же сосредоточенно сверлил меня взглядом. – Ты знаешь… Вы так смотрели друг на друга, когда я вас увидел. Прямо-таки искры между вами пролетали. И когда он обнимал тебя на прощанье… Он так прижал тебя к себе… – Глеб, ты городишь какую-то хрень. – Нет, я говорю серьезно! Я знаю, что видят мои глаза, и доверяю им. Просто скажи мне: ты уверен… Глеб не закончил предложение, но я не хотел ему помогать. Я хотел, чтоб он сам выразил все свои сомнения и страхи вслух, какими бы абсурдными они ни были. – Ты уверен, что разлюбил его? – собравшись, наконец, с силами выпалил Глеб на одном дыхании. Я видел, как его зеленые глаза наполнились страхом. Да, он знал правильный ответ на этот вопрос, но боялся услышать что-то другое. И эта тревога во взгляде заставила меня почти физически чувствовать боль, которую я совершенно не хотел ему причинять. Я положил руки ему на плечи и сцепил в замок за шеей, притягивая его ближе. Он послушно придвинулся ко мне, заглядывая в глаза. – Послушай. Ты прекрасно знаешь, что значил для меня Макс. Я неоднократно тебе об этом рассказывал. Я любил его: очень сильно, очень долго, по-настоящему. Но… нам просто не судьба была остаться вместе. Я всегда это понимал, наверное, даже в самый разгар наших отношений. У нас все началось неправильно, неправильно же и закончилось. Кроме того, мы всегда были очень разными, а я просто был слишком юн, чтобы признать это. – Ты был влюблен. – Да. Мы были влюблены. Но в итоге… все случилось так, как должно было случиться. И я повстречал тебя. Так что прошу, услышь меня, пожалуйста. Я говорил тебе, и повторю снова: мне нужен только ты. Всё прошлое осталось в прошлом, а я хочу смотреть в будущее. Для тебя, для Алисы, для всех нас. Спасибо, что ты появился в моей жизни. И Глеб, не удержавшись, притянул меня к себе и поцеловал. Плевать, что мы стояли на открытой парковке и нас кто-то мог заметить. Он был со мной рядом и больше ничего не имело значения.