***
Ночная гавань пахнет солью, соцветиями шелковиц, острым ароматом приправ и терпким вином, привезённым из Мондштадта. Секретарь Ваньшэн откладывает бумаги, вдыхает полной грудью и снова погружается в свои мысли. Отчётность для госпожи Ху Тао подождёт: сейчас куда важнее понять, куда этой ночью занесёт перешедшего все грани адепта. Многолетний покой в душе Властелина Камня нарушен. Перемены в состоянии Сяо, его возросшее желание выискивать новых жертв, уходя в самые отдалённые уголки Ли Юэ всерьёз беспокоят его. Чжун Ли знает, что Якса покинул постоялый двор Ваншу в начале месяца и больше не появлялся. До него доходили слухи о жестоких расправах над демоническими тварями, даже теми, кто не представлял угрозы. Сяо находил их еще спящими, а после - жители окрестностей ещё долго обсуждали ночи, переполненные нечеловеческими криками. Последние два существа вообще были беззлобными духами, охранявшими храмовые сокровища, но адепт не пощадил и их. И это совсем на него не похоже. — Неужели и ты? — Чжун Ли откидывается на спинку кресла и молча наблюдает как пар, поднимающийся от чашки, растворяется в темноте. В доме тихо, на столе горит лампа, бросая отблески света на гладкую поверхность. Тени танцуют на корешках многовековых манускриптов, рисуют узоры на вырезанных из камня статуэтках, ложатся на пол, исчезая во мгле неосвещённого коридора. Архонт сжимает виски пальцами, массирует их и, приведя мысли в порядок, медленно фокусируется на языке чёрного пламени, перевитым ядовитыми всполохами - мрачной энергией адепта Сяо. Неожиданно к нему приходит осознание, что бьющийся в агонии, истерзанный болью источник почти иссякшей силы находится где-то рядом. Совсем близко, будто в нескольких шагах. Стоит только выйти навстречу… Чжун Ли вскидывается, встревоженный громким звуком. Внизу слышится звон разбитого стекла и глухой удар тела о деревянные доски. Ночной гость явно предпочёл окно закрытой на засов входной двери. — Сяо? Архонт поднимается, прислушивается к своим ощущениям и, убедившись, что не ошибся, размеренным шагом идёт во тьму. Уставшие глаза привыкают к полумраку неохотно, и путь до гостиной он преодолевает почти наощупь. Свет с улицы, пробивающийся через разбитое окно, заставляет его прищуриться. Пол осыпан осколками. По сотканному вручную ковру рваной линией тянется кровавый след. — Сяо… Чжун Ли ищет взглядом адепта и обнаруживает его сжавшимся в комок у стены. Одежда Сяо пропитана запёкшейся кровью, на теле глубокие, не затянувшиеся раны, волосы спутаны, лицо перекошено болью и, если бы не осознанный, умоляющий о помощи взгляд, архонт решил бы, что он находится при смерти. — Эх, бедняга, — Чжун Ли опускается на колени рядом, тянет с руки перчатку и касается его шеи, где едва слышно бьётся пульс. Судя по всему, шанс ещё есть, и Властелин Камня, кивнув самому себе, засучивает рукава. Теперь забота о пришедшем к нему умирать Яксе ляжет на его плечи, что даже неплохо. — Я тебе помогу, погоди, не двигайся. Сяо почти не реагирует на его слова. Не шевелится, когда Моракс снимает с него разорванную в клочья одежду и укладывает на постель. Не сопротивляется, когда обжигающее лекарство вливается ему в глотку. Быстро проваливается в сон, прерывисто дышит, мучаемый кошмарами, вздрагивает, когда пальцы Властелина Камня осторожно убирают прядь волос с его обожжённого лица. — Давно я не видел такого, — Чжун ли с некоторым сожалением смотрит на тёмное пятно, расползающееся по наглаженной простыни. Поправляет воротник перепачканной сорочки и принимается за заготовку перевязки. В этот раз ситуация настолько серьёзная, что, казалось бы, невозможная для адепта смерть от кровопотери может стать реальностью. Зачем он так себя загнал, ради чего было идти на откровенное самоуничтожение? — Сяо, не огорчай меня так. Не говори, что это случилось и с тобой. — Чжун Ли горько вздыхает. Похоже, последний Якса действительно лишился рассудка, как и все его соратники. Иначе его поведение не объяснить. Он всегда знал свой предел и возможности, и никогда не выходил на охоту, достаточно не восстановившись после предыдущей битвы. Что гнало его навстречу демонам, невзирая на раны и боль, как не поглотившее разум безумие? Значит, голоса всё-таки довели его до точки невозврата. И это представляет собой серьёзную проблему. Властелин Камня возлагал на него слишком много надежд, порой поражаясь, как адепту удается балансировать между пропастью сумасшествия и исполнением условий контракта. Уходя на покой, он с легкостью оставил безопасность Ли Юэ на Цисин, рассчитывая не столько на силы смертных, сколько на участие адептов в создании нового мира. Цисин прекрасно справляются, число смелых искателей приключений растёт с каждым годом, но разве из них кто-то способен заменить Яксу? Архонт отбрасывает ненужные размышления и разрывает длинный бинт пополам. Возможно, впадать в уныние ещё рано, и энергию Сяо ещё удастся направить в мирное русло. — Держись, Алатус, ты слишком сильно мне нужен.***
Сяо снится его последняя охота. Он будто наяву видит, как падает на колени глупый смертный, и умоляет его не трогать зеленоглазую красавицу, которая так ему мила. Как улыбка на её лице сменяется звериным оскалом, стоит адепту оттолкнуть охрипшего от крика человека и направить на неё оружие. Как её челюсти смыкаются на шее доверчивого идиота, и он добровольно отдаёт свою кровь, не позволяя ей умереть от тяжёлых ран, оставленных нефритовым коршуном. Что это? Безрассудство? Очередная непостижимая грань человеческой натуры? Или же это любовь, так горячо воспеваемая людьми во все времена? Сяо не знает ответа, но уверен, что только сильнейшее из чувств способно сподвигнуть на столь серьёзный и необдуманный поступок. Отдать свою жизнь за жизнь монстра, совершенно не сожалея о содеянном. — Да что ты можешь знать об этом, Алатус? — звенит в голове чей-то голос. — Как ты можешь рассуждать о любви? Ты всего лишь оружие твоего проклятого архонта! Бешеный пес, рвущийся с цепи по приказу хозяина! Сяо тихо стонет во сне, лоб покрывается испариной, ногти впиваются в кожу, но он никак не может проснуться. Голос продолжает издеваться, упиваясь властью над поверженным телом, ранить и терзать адепта, находящегося в ловушке кошмарных сновидений. — Как ты вообще смеешь об этом говорить? Вспомни хоть кого-то, к кому ты был благосклонен, или хотя бы милостив. Или же ты не получаешь удовольствие от чужих страданий? — Сяо слышит заливистый смех, после чего предсмертный крик, а за ним ядовитый шёпот, но уже не одного, а целой сотни голосов. — Вспомни Велиал, Мерихим, Карро и то, что ты с ними сделал! Вспомни Нибраса и то проклятие, на которое ты его обрёк. Вспомни Гань Юй и то, что ты с ней сотворил! Якса выгибается на постели, на обкусанных губах выступает кровь, тело напряжено, но сил вырваться из кошмара не хватает. Он вгрызается в душу адепта всё сильнее и сильнее, разрывает на части глумящимися голосами, не оставляя ни единого шанса на спасение. — Она боялась тебя, а теперь ненавидит! — Гань Юй тебя ненавидит, Алатус! И ты это заслужил! — Она желает тебе смерти! — Нет! — Сяо вскрикивает и садится на кровати, хватая ртом воздух. Ошалело оглядывает незнакомую комнату, щедро украшенную произведениями искусства. Судорожно пытается сообразить, где он и как здесь оказался. На ум ничего не приходит: произошедшее после охоты на зеленоглазую демоницу подёрнуто пеленой беспамятства. Якса зажмуривается и трясёт головой. Тело сводит болезненной судорогой; недавний сон всё ещё кажется реальным. Тонкий слух адепта улавливает звук шагов за дверью. Сяо настораживается, тянется дрожащей рукой за лежащим у кровати поясом с амулетами, но выдыхает с облегчением, увидев в дверном проеме властелина камня. — Ну наконец-то ты проснулся, — Чжун Ли выглядит подавленным. В его глазах читаются тревога и некоторое недоверие. Он долго всматривается в лицо адепта, будто сомневается, его ли видит перед собой. Так смотрят на подбитого зверя, способного кинуться на зазевавшегося охотника. — Владыка Моракс, — произносит Сяо непослушными губами. — Где я? Как я попал сюда? — Очень просто. Разбил моё окно и упал прямиком в гостиную. — архонт оглядывает его издалека ещё раз и, наконец, неспеша подходит кровати. Берёт с низкой тумбы чашу с пахнущей травами жидкостью и обмакивает в неё заготовленные заранее бинты. — Я обработаю твои раны, а ты пока расскажи мне, где тебя носило. К чему было так убиваться и нападать на ещё не пробудившееся зло, которое могло никогда не проснуться? Да, Сяо, именно в таком порядке. Время до утра тянется целую вечность. Чжун ли, расставшись со своим фраком занимается искалеченным телом адепта. Сяо, морщась от боли, рассказывает всё, что помнит. Прямо, без прикрас и попыток скрыть что-то от своего архонта. И надо сказать, многое из поведанного Яксой в самом деле поражает, казалось бы, всё на свете повидавшего Моракса. Начал он с простых истин: сказал, что считает себя оружием и должен им оставаться. Что попытка заняться чем-то ещё оказалась абсолютно провальной, и раз он ни на что другое не способен, значит, должен бороться со злом в два раза настырнее. Чжун Ли насторожился, мягко уточнил, что тот имеет ввиду под «чем-то ещё», и с удивлением узнал, что речь идёт об ученице Сяо, прекрасной Гань Юй. Здесь архонт попросил поподробнее и, услышав ответ, на некоторое время застыл подобно камню. Произошедшее просто не вписывалось в его картину мира и представление о своих адептах. Конечно, Сяо в его понимании перегибал довольно часто, используя свои способности не по назначению, но подпитываться от снов другого адепта, в любом случае, событие из ряда вон выходящее. Даже если сны эти пахнут лотосом и лесными ягодами. Причём просто наслаждаться вкусом сновидений Гань Юй Яксе быстро надоело, и он пошёл дальше. — Однажды в её сне я увидел самого себя. Это было так странно, владыка Моракс, — хмыкнул Сяо, поднявшись на подушках выше. — И, кажется, ей нравилось моё общество. И тогда я подумал, почему бы не заменить мираж, рождённый её мыслями, живой копией. Гань Юй не заметила подмены и того, что размытый образ Якса стал слишком настоящим. Сюжеты её снов под влиянием способностей адепта менялись: от коротких разговоров как в жизни, до прогулок по заснеженным вершинам и украшенной к празднику гавани, и, в конце концов, дошли до куда более серьёзных вещей. В благодарность за приятное времяпровождение Сяо начал оставлять ей подарки. Гань Юй поначалу настораживало это внимание, но вскоре она начала смотреть на учителя другими глазами. Адепт же наслаждался периодами покоя, приходившими следом за их встречами во снах, и не боялся навредить ученице съедающим изнутри проклятьем. В реальности он вёл себя так же отрешённо. Длилось это пару месяцев и закончилось довольно плачевно. После неудачной охоты Сяо не смог совладать с искушением и воплотил некоторые фантазии доверчивой адептки в жизнь. Покой, захвативший его сознание после этого, был сравним с тем океаном умиротворения, которое он испытывал после массового убийства демонических существ. Голоса молчали, но, впрочем, недолго. Вскоре они вцепились в Яксу с новой силой, а осознание содеянного и отчаянье в глазах Гань Юй отбило желание приближаться к ней даже во сне. — Они сводили меня с ума. И только свежая кровь смывала тот ужас, в который я погружался. Лишившись спасительного бегства в мир чужих снов, Сяо принялся с особым усилием уничтожать зло. Каждое убийство ненадолго притупляло боль, и когда к сомну голосов добавлялся ещё один, адепт снова выходил на охоту. К концу месяца он уже потерял счёт своим жертвам, но всё ещё день за днём проводил всё своё время, выслеживая проклятые души. Правда, последний монстр оказался ему не по зубам и чуть было не утащил Якса в пучину морских вод. — Это был один из детей Осиала, владыка Моракс, — произносит Сяо к концу своего рассказа. — И я его упустил. Чжун Ли передёрнуло. Воспоминания о склизких тварях не дают ему покоя, и меньше всего он желает наблюдать этих выползков на границах своей страны. И это лишний раз доказывает, как сильно Ли Юэ нужен охотник на демонов. В голове архонта зреет мысль. Люди назвали бы её кощунственной, но Властелин Камня только внешне похож на человека. В принятии решений он всегда руководствуется одним понятием, и понятие это – холодный расчёт. — Ты должен восстановиться, сейчас встреча с детьми Осиала тебя убьет. – Чжун Ли умолкает, погрузившись в дальнейшие размышления. Сяо кивает в ответ. Подобный вывод очевиден. — Ты отправишься с Алькором? — нарушает тишину архонт. — Я слышал о нападении на их команду и о том, что они искали толкового демоноборца. Адепт молча соглашается. Именно команда Алькора и сообщила изголодавшему по тёмным душам Яксе о детях Осиала. Охотиться бок о бок со смертными он отказался, что и стало его катастрофической ошибкой. Теперь он просто вынужден принять предложение Бэй Доу, как какой-то наёмник. В таком состоянии без хорошей команды он ни за что не нагонит морских демонов. — В таком случае, — продолжает Чжун Ли, хлопнув себя по коленям, — Отдохни и отправляйся в порт. Но прежде… — в глазах архонта сверкает что-то нехорошее, и Сяо напрягается всем телом. — Прежде помирись со своей ученицей. Вы должны продолжить тренировки и… эти встречи. Моракс знает, что упрямый Алатус станет упираться, потому пресекает первую же попытку вставить хоть слово. Всё это ради Ли Юэ. Да и Гань Юй, судя по всему, не слишком пострадала. Учитывая прошлый опыт адепта, это весьма необычно. Якса покончил с любыми связями как раз по причине того, что ему не удавалось удержать рвущуюся изнутри силу в тот момент, когда разум уступал контроль над ситуацией собственному телу. Его неудачливые партнёры либо не доживали до утра, либо сходили с ума. В общем-то, на архонтов и божественных существ это не распространялось. А потому, лучше варианта не будет. — Ты нашёл средство, притупляющее твою боль, адепт Сяо. — тоном, не терпящим возражений, произносит Властелин Камня. — А потому послушай своего архонта.***
Гань Юй открывает окно и кутается в длинный плед. Ночь обещает быть холодной. Небо затянуто серыми тучами, волны, разбивающиеся о причал, предупреждают о начинающемся шторме. В воздухе ощущается напряжение, молчат соловьи, раскачиваются на крепчающем ветре мачты пришвартованных в порту кораблей. В душе адептки тоже бушует ураган. Случившееся с ней месяц назад событие не даёт покоя, возрождается в памяти снова и снова, рвёт сердце на куски, душит колючими слезами. Она чувствует себя грязной, ненужной, использованной. Её давит обида, ей хочется вырвать этот фрагмент из памяти, поставить на произошедшем крест и просто снова жить как прежде. Но у неё ничего не выходит. Кэ Цин говорит, что это временное помешательство. Говорит, что Якса, ворвавшийся в её личный храм и замаравший всё, до чего дотянулся, сам является демоном. Его душа пропитана ненавистью, ему чуждо всё человеческое, а потому он лишь животное, увидевшее в Гань Юй лёгкую добычу. Хищнику неинтересно, что станет с растерзанной жертвой после того, как он насытился. Здесь незачем питать ложных надежд и незачем ждать, что кровожадный монстр однажды обратится в человека. Но Гань Юй почему-то ждёт. Проклинает себя за слабость, стыдится своих желаний, ненавидит тоску, сжимающую грудную клетку, клянётся себе держаться от проклятого адепта подальше, но каждую ночь оставляет окно открытым, как приглашение вернуться в объятия её снов. Ветер усиливается, ночная свежесть пробирается сквозь лёгкое платье, и Гань Юй ведёт плечами. Одинокая постель встречает её холодом белоснежных простыней, но несмотря на озноб, уснуть удаётся легко. Она проваливается в вязкую пучину всё глубже и глубже, глубоко дышит, отдавая тело во власть сладких иллюзий, и вдруг вздрагивает от ощутимого, почти реального прикосновения горячей ладони к обнажённой коже. Открывает глаза, вскрикивает, увидев чёрную тень над собой, но ночной гость тут же зажимает ей рот ладонью. — Тш. Это всего лишь сон, — шепчет ей тень, обретая человеческие очертания. Гань Юй пробует вырваться, но тело будто парализовало. Пара неудачных попыток - и она замирает, глядя в упор на нависшего над ней адепта. Хватка разжимается, кончики пальцев проводят по её губам. Якса наклоняется к ней ближе, так, что она чувствует его неровное дыхание. — С-сяо? — выдавливает Гань Юй, сжимаясь в комок. От прикосновений по коже проходит волна мурашек. Становится страшно, как бывает в сонном параличе, но очень скоро это неприятное чувство рассеивается. Девушка пробует пошевелиться. Ей удается поднять руку и едва ощутимо коснуться обожжённой щеки адепта. Так странно, но в их последнюю встречу он выглядел иначе. Не было подсохших струпьев, покрывающих лицо, не было шрамов от рваных ран, будто какой-то монстр пытался на живую оторвать от него кусок, не было следов когтей, уходящих от плеча ниже. Гань Юй опускает глаза и хмурится, заметив въевшиеся тёмные пятна на его одежде. Пальцы осторожно цепляют легкую ткань, тянут её выше, обнажая живот, покрытый рубцами незаживших шрамов. Гань Юй пропускает вдох и встревоженно ловит его взгляд, беззвучно спрашивая, что же с ним случилось. Если Якса является ей во сне в таком обличии, может, это знак? Может, Сяо уже нет в живых, и всё, что ей останется - это искалеченный образ, засевший в памяти после сегодняшней ночи? — В Разломе на меня напала одна тварь. — без особого интереса отвечает ей адепт. Ловит её запястья и кладёт узкие ладони поверх саднящих ран. — Но я жив, Гань Юй. Адептке становится тяжело дышать, воздух накаляется, тёмная энергия, исходящая от Сяо, снова манит к себе непостижимой силой. Сопротивляться ей невозможно, но Гань Юй и не хочет сопротивляться. — Учитель… — её взгляд плывет. В комнате холодно, но от Якса исходит такой жар, что хочется прижаться к нему всем телом. Гань Юй отбрасывает всякое приличие, спускает лямки с плеч и, приподнявшись, обнимает его за шею. Обнажённую грудь обдаёт пламенем, кожа на спине немеет от его прикосновений, внутри всё плавится, когда его губы оставляют мягкий поцелуй на алеющей щеке. Гань Юй хочется ощутить это опять, здесь, во сне, где размыты все грани допустимого, и сожалеть ни о чём не придётся, но адепт почему-то не спешит. — Ты злишься на меня? — его вопрос на секунду отрезвляет, заставляя задуматься, что она на самом деле чувствует. Нет, это определённо не злость, скорее обида. Девушка отрицательно качает головой, понимая, что ни за что не сможет высказать ему всё, что накопилось при личной встрече. Это сильнее её. — Н-нет, — голос Гань Юй дрожит, она жмётся ближе и запускает пальцы в его волосы. — Не нужно беспокоиться об этом. Кроме того… — она прикусывает щеку изнутри, когда его ладонь касается груди, и рефлекторно сжимает колени. — Кроме того, я скучала по вам, учитель… — шепчет на выдохе, с трудом выдавливая из себя просьбу, — Останьтесь со мной… — Не могу. — от его голоса бросает в жар, и совершенно не верится, что он в самом деле сейчас исчезнет. Бросит разгорячённую девушку без удовлетворения в собственных грёзах задыхаться от возбуждения. Но удержать его, по-видимому, не удастся. — Меня ждут мои обязанности. — говорит он еле слышно. — Я вернусь с Алькором в середине месяца. Гань Юй сжимает его в объятиях крепче. Какое нелепое сновидение. Зачем адепту понадобилось уплывать с Алькором? Она касается губами плеча и утыкается в него носом. Как же унизительно упрашивать остаться плод собственной фантазии. Почему её же мысли отказываются просто подчиняться ей? — Здесь холодно, адепт Сяо. — тянет она обиженно в надежде, что всё-таки сможет взять сон под свой контроль, — Мне бы хоть немного тепла… — Окна стоит закрывать, Гань Юй. — отвечает он сухо. — Особенно в такие ночи. Она просыпается резко, рвано вдыхая от нехватки кислорода. В комнате темно, одеяло отброшено в сторону, но на смятой постели никого. Створки плотно закрыты, в воздухе веет чем-то знакомым, едва ощутимым и, несомненно, манящим. Прикосновения всё ещё кажутся реальными, горят чёрным клеймом на коже, но на этот раз в них есть что-то приятное. Гань Юй обнимает себя за плечи, смотрит в окно, из которого виднеется раскачиваемая шквальным ветром мачта Алькора. Удивительно, но корабль Бэй Доу в самом деле зашёл в порт не по расписанию. Гань Юй точно это помнила, как и то, что судно должно было встать на якорь в районе островов Гу Юнь и вернуться в гавань не раньше, чем через две недели. Но кто-то нарушил планы команды Бэй Доу, и они готовятся уйти в долгое плаванье прямо от берегов Ли Юэ. Иначе пришвартовались бы подальше от доков. Гань Юй задумывается. Выходит, или сон был вещим, или ночной гость, собравшийся с ними в путь, реальным. Ей вдруг становится тревожно, а тело немеет от осенившей догадки. Перед тем, как отправиться ко сну, она оставляла окно открытым настежь.