Court/Суд

Я моргаю.  — Но я думала, что горгульи были созданы, чтобы приносить равновесие? Я думала, мы были хорошими?  — Так и было. Или, по крайней мере, на это надеялся ваш король, когда ходил от фракции к фракции, заключая мирные договоры и союзы. Последней фракцией, которую он искал, и которую, по его мнению, было труднее всего убедить, был, конечно же, Суд Вампиров. Хадсон усмехается:  — Да, я не могу представить, чтобы старый добрый папа согласился сидеть дома и вязать свитер, когда он мог бы кого-то убивать. Кровопускательница перехватывает взгляд Хадсона.  — Да, полагаю, это правда. Но король горгулий искал не этого человека. Твой отец тогда не был правителем. Им была я. Мои брови почти достигают линии волос.  — Ты была королевой вампиров?  — Была, — говорит она. — Пока мы с королём горгулий не пожали друг другу руки при первой встрече. Понимание расцветает в моей груди.  — Вы были связаны. Весь облик Кровопускательницы меняется. Исчез безжалостный вампир с трупами, висящими в углу. Вместо этого она улыбается краешком рта. Представьте моё удивление, когда я узнала, что у меня есть пара, что моя собственная магия снова найдёт меня. Или что я когда-нибудь почувствую себя школьницей, влюбленной до беспамятства.  — Кажется, только вчера мы с Алистером танцевали в мраморных залах Дворца Горгулий. Тогда там был такой смех. Такая радость, сила и грация. Она делает паузу на слове «грация» и улыбается мне. Затем, по взмаху еёруки, пещера вокруг нас превращается в огромный банкетный зал, заполненный женщинами в ярких платьях и мужчинами в туниках богатых оттенков. Сам зал безупречен, он почти полностью сделан из белого камня — белый мраморный пол, белые алебастровые колонны с вырезанными на гладкой поверхности лицами горгулий, белые каменные стены, покрытые природными гобеленами, вытканными золотыми нитями в кремовых и белых тонах. Мой любимый — белый водопад, усыпанный золотыми цветами, низвергающийся со скалистой горы. Почти во всю длину комнаты — прямо по центру — стоит огромный банкетный стол, уставленный самыми аппетитными на вид блюдами. Жареные цыплята. Рыба на гриле. Тарелки с печёным хлебом и сыром. Огромные тарелки с фруктами — персиками, виноградом, яблоками, гранатами, инжиром и некоторыми другими, которых я никогда раньше не видела. Люди толпятся вокруг стола, едят, пьют и смеются. В конце зала есть небольшая площадка, где играют музыканты и танцуют люди. Прямо в центре площадки стоит Кровопускательница, одетая в изысканное малиновое платье, которое стелется по полу за ней, как река из бархата. Рубины стекают с её ушей, шеи и диадемы на голове, когда она смеётся над Алистером, который кружит её по маленькому танцполу. Он одет в белую тунику, расшитую золотой нитью, а на его голове корона, которая выглядит точно так же, как та, что сейчас вытатуирована на моей руке.  — Суд прекрасен, — вздыхает Мэйси, пока мы все смотрим, как вечеринка разворачивается перед нашими очарованными глазами.  — Это была наша брачная церемония, — говорит Кровопускательница, и что-то в еёголосе, что-то в её глазах заставляет меня смотреть на неё, а не на сцену, разыгрывающуюся передо мной. — Это был невероятный день. Все пришли праздновать с нами и остались на три дня. Это был первый раз, когда я видела столько горгулий вблизи — думаю, впервые за пределами Двора Горгулий. Включая вашего отца. — Она повернулась к Джексону и Хадсону. — Он начал замышлять их гибель той ночью. Мы просто ещёне знали об этом. Она сжимает кулак, и сцена исчезает. Когда наступает темнота, комнату заполняет сильный удар грома. Сверкает молния, гремит гром, льёт дождь, пока мы все не промокаем до нитки. Но он проходит так же быстро, как и начался, и вскоре огонь снова пылает в очаге, высушивая нас так же быстро. А в центре комнаты стоит Кровопускательница, одетая в то же красное платье, в котором она праздновала своё спаривание, и с потолка мягко падают снежинки.  — Я думаю, что именно во время нашей брачной церемонии Сайрус начал ревновать. Он был моим первым лейтенантом, и он был предан идее, что паранормалы однажды будут править миром людей. Даже фанатично, что, конечно, имело значение для меня, когда я тоже была сосредоточена на войне. Но с той минуты, как меня спарили с королём горгулий, у меня были совершенно другие планы. Я хотела того же, что и Алистер, — мира. И Сайрус чувствовал себя преданным. Он убедил Круг, что я больше не верна Двору вампиров, что мои союзники теперь связаны с Двором горгулий, и он был не совсем неправ. Поэтому я отошла в сторону, назвала его своим преемником и перешла в Двор Горгулий. К тому времени я была беременна нашим первым ребенком и хотела проводить каждый день с моим дорогим другом. Я могу это понять. Я сжала руку Хадсона. Я тоже никогда не хочу разлучаться со своим товарищем. Она продолжает.  — Но, будучи Сайрусом, он не мог успокоиться, пока не придумал, как нарушить договор и продолжить убивать людей. А это означало, что сначала ему придётся уничтожить армию горгулий. С её словами ветер набирает силу, раздувая снег в хлопья вокруг нас. Просто ещё одна иллюзия, говорю я себе. Её ветер треплет мои волосы, шлёпает их по щекам так сильно, что становится больно. Я бросаю взгляд на Хадсона с выражением «какого хрена?», но в этот момент понимаю, что ветер настолько силён, что смог испортить даже его несокрушимую причёску, так что волосы закрывают ему глаза, хлеща по щекам. Я впервые вижу его таким, кроме как когда он выходит из душа перед сном, но наши отношения настолько новые, что даже такие случаи редки. Это заставляет его выглядеть как-то моложе, более уязвимым, и впервые я задаюсь вопросом, является ли его помпадур в стиле Brit Boy сознательным выбором. То, как Джексон всегда должен быть главным, скрывает его уязвимые места. Это странная мысль, но, тем не менее, она меня потрясла. То есть, я знаю, что у Хадсона есть уязвимые места. У всех есть. Но даже в самых мягких отношениях со мной он кажется таким сильным. Таким контролирующим. Смахнув локоны с глаз и рта, я повышаю голос над злобным воем ветра и спрашиваю: — Что сделал Сайрус, чтобы уничтожить армию горгулий? Может быть, это неправильный вопрос — я вообще-то не знаю, какие вопросы правильные, — но это кажется лучшим вариантом, когда нужно узнать как можно больше информации как можно быстрее.  — Он отравил их.  — Отравил их? — Это последнее, что я ожидаю услышать, и это звучит для меня более чем надуманно. — Но их были тысячи. Как он мог отравить их всех?  — Магия, конечно, — отвечает она, ветер стихает. — В те времена Сайрус обладал способностью управлять энергией. Он мог перемещать потоки в любом направлении, потоки энергии или даже магии. Моя сестра, которая тоже хотела, чтобы горгулий не было, чтобы она могла закончить уничтожение всех паранормалов, предала меня в последний раз. Она сказала Сайрусу, что горгульи могут общаться телепатически — это значит, что существует магическая нить, связывающая их всех, — и дала ему яд, который она использовала против меня в Чаше Жизни. Яд, убивающий богов. У них не было ни единого шанса. — Она делает паузу, её глаза стекленеют от непролитых слёз, и мой желудок скручивается. Что бы она ни собиралась сказать, это будет ужасно, хуже, чем ужасно, если это заставит её плакать.  — Адрия связала дар Сайруса с ядом, позволив ему выпить его без вреда для себя. Затем он укусил горгулью, слишком молодую, чтобы защитить себя должным образом, и Сайрус использовал свои вампирические способности, чтобы продвинуть яд по магической нити…  — И отравил всю армию сразу, — заканчиваю я за неё, когда ужас пробирает меня до костей.  — Всех до единой горгульи, даже детей, — повторяет она, еёглаза наполнены смесью клубящейся силы и непостижимого отчаяния.  — И поэтому не осталось ни одной горгульи? — спрашивает Мэйси, вставая и присоединяясь ко мне рядом с Кровопускательницей, её рука тянется к моей свободной и сжимает её. — Потому что Сайрус убил их всех?  — Он не убивал их, — говорит нам старуха. — О, он пытался, но не учёл одного. — Когда я вижу, как крепко сжимается челюсть Кровопускательницы, как пронзительно она смотрит на меня, я понимаю, что именно упустил из виду Сайрус. — Он недооценил тебя. Она улыбается мне в ответ — улыбкой чистой ярости.  — Он забыл, что я не просто вампир. Я — Бог Хаоса.