Court/Суд

— Где армия горгулий? — спрашиваю я на дрожащем дыхании, решив полностью проигнорировать её зловещую угрозу насчёт Сайруса. Я имею в виду, без шуток, что он хочет заполучить меня в свои руки по какой-то причине, которая мне не понравится. Кэтмир — пыль из-за этого. Вместо этого я сосредоточилась на другой части её предупреждения — той, которая подразумевает, что армию можно спасти. Я слишком боюсь ответа. Я хочу верить, что они живы, что там есть такие же, как я, что Сайрус не убил целый вид, но кажется маловероятным, что Кровопускательница смогла скрывать их тысячу лет.  — Конечно, я заморозила их во времени, — отвечает она, и, признаться, я не ожидала такого ответа. Я поворачиваюсь к Хадсону, моё дыхание учащается, когда мне приходит в голову ещё одна мысль. И, должно быть, она также пришла в голову Хадсону, потому что его глаза расширились, и он сказал:  — Алистер отвёл тебя в замёрзший Двор Горгулий. Моё лицо озаряет улыбка.  — Они живые, Хадсон. Они действительно живые. И вдруг всё кажется возможным. Если Армия Горгулий жива, то мне и моим друзьям просто нужно найти лазейку, чтобы спасти их. А если мы сможем спасти их, мы сможем вернуть детей. Мы сможем победить Сайруса раз и навсегда. И, может быть, нам с Хадсоном не придётся прятаться в пещере в заднице Аляски до конца наших дней. — Вы можете разморозить их сейчас? — спрашиваю я, желая показать всем удивительный Суд, как усердно горгульи тренируются для битвы. Но Кровопускательница качает головой. — Нет, пока мы не сможем их вылечить. Я дала лейтенанту Алистера Камень Бога, который не даёт яду действовать дальше, пока они остаются замороженными во времени. Если забрать Камень Бога, яд всё равно убьёт их в замороженном Суде, только медленнее. Но разморозить их полностью, и им останется жить считанные часы, если только они не превратятся в твёрдый камень и не останутся такими навсегда. Печаль врезается в меня, подталкивая мой желудок, и я тянусь к Хадсону, чтобы он помог мне встать на ноги, но он уже в десяти шагах впереди меня, его руки обвивают мою талию, петляют передо мной и прижимают мою спину к своей груди.  — Все хорошо, — успокаивает он меня, шепча на ухо. — Мы найдём способ спасти их. Я закрываю глаза и позволяю его теплу, его силе просочиться в моё дрожащее тело. Мне нужно сосредоточиться, подумать. В магии всегда есть лазейка. Об этом и говорила Кровопускательница. Нам просто нужно найти её. Старуха добавляет:  — Возможно, есть способ спасти их без противоядия. Хотя я не уверена, что это сработает, ведь магия Грейс всё ещё растёт. Хадсон закатывает глаза.  — Потому что именно так начинаются все хорошие идеи — с указания на то, насколько они дерьмовые. — Все игнорируют его сарказм. Я знаю, что так и есть. Он взбешен. Мысль о том, что он подвергает себя риску, заставляет меня чувствовать себя точно так же. Но я не могу просто оставить Армию Горгулий в ловушке времени навсегда. Хадсон низко рычит в своей груди.  — У меня есть предложение. Разве мы не можем просто убить этого придурка? Разве это не его способность проталкивать яд через их тела?  — Мне нравится план с убийством Сайруса, — признаёт Джексон. — Если у нас есть шанс убрать этого засранца, я думаю, мы должны это сделать.  — Нет, пока ты не освободишь армию горгулий, — шипит Кровопускательница. — Я заморозила армию, чтобы спасти их, что лишило его силы направлять энергию вместе с ними, но она всё ещё связана с ним… что означает, что он так же бессмертен, как и замороженная армия. Вы никогда не задумывались, почему никто до сих пор не убил его? Почему я сама не убила его, а спряталась в проклятой ледяной пещере? Я оглядываю суровую, холодную комнату и соглашаюсь. Никто не стал бы жить здесь по доброй воле, особенно без своей пары  — Что у тебя за плохая идея? — спрашиваю я, даже не ожидая отпора со стороны Хадсона. Обычно он первым говорит мне, что я могу делать всё, что мне нужно, но когда дело касается его отца, он имеет тенденцию быть немного более чрезмерно заботливым по отношению ко всем нам. Не то чтобы я его винила. Сайрус — чудовище, без сомнения. Но это ещё одна причина, почему я должна спасти Армию Горгулий. Какими бы храбрыми и сильными я ни считала своих друзей, в одиночку нам не справиться с королём вампиров. К этому времени остальные члены Ордена и Давуд уже должны быть при дворе вампиров. Что, если они узнают, что Сайрус действительно лишает детей их магии? Что, если он уже убил некоторых из них? Если у нас есть хоть какая-то надежда остановить Сайруса, нам понадобится целая армия. Не говоря уже о том, что, да, нам просто нужно освободить их, потому что они — мой народ. Я смотрю на кольцо, которое дал мне Алистер. Он назвал меня своей наследницей только потому, что я его внучка. Стыд обжигает мои щёки, когда я понимаю, что не заслужила права быть их королевой. Я даже не уверена, что смогу, но я могу хотя бы начать с того, чтобы попытаться освободить их.  — Плохая идея лучше, чем оставить мой народ застывшим во времени ещё на один день, — говорю я.  — Грейс. — Хадсон поворачивает меня, чтобы я посмотрела на него, и впервые, возможно, за всё время, я вижу страх в его глубоких глазах. Не за себя, а за меня. И я понимаю это. Но у нас нет выбора.  — Со мной всё будет в порядке, — заверяю я его, а затем снова поворачиваюсь лицом к Кровопускательнице. — Хорошо. Что мне нужно делать? Кровопускательница щёлкает пальцами, и вся мебель, камин, всё исчезает. Почему-то без этих атрибутов дома я вспоминаю, как одиноко и изолированно жила старуха тысячу лет. В ледяной пещере холодно. Стерильно. Бездушно. И моя симпатия к древнему вампиру увеличивается ещё на миллиметр. Не настолько, конечно, чтобы требовать рождественскую открытку, но немного выше, чем раньше.  — Следуйте за мной. — Она идёт к центру комнаты, и я не могу унять дрожь, пробежавшую по позвоночнику. — Ты упомянула, что видела нить, которая напоминает тебе обо мне, да? Я киваю.  — Ярко-зелёная нить.  — Нить твоего полубога. — Когда Кровопускательница говорит так, это одновременно и ответ, и угроза. — Когда моя малышка родилась, Сайрус пришёл за ней. Я знала, что должна защитить её, и построила эту тюрьму во льду, чтобы остановить его. — Она показывает на ледяные стены вокруг нас. — Но он уже поймал в ловушку твоего деда и отравил других горгулий, и я знала, что не могу позволить себе поверить, что меня тоже могут победить. Поэтому я предприняла шаги, чтобы защитить её от короля. — Она показывает руками, чтобы все остальные отошли к стенам, чтобы дать нам возможность сделать, ну, всё, что она запланировала для нас сделать. Хадсон колеблется, крепко держит меня за руку.  — Вместе, — говорит он, когда я вопросительно смотрю на него. — Возможно, тебе придётся это сделать, но это не значит, что ты должна делать это одна. Я буду рядом и буду держать тебя всё это время. И если дела пойдут плохо, ты просто будешь держаться за меня. Договорились? Моё сердце тает, потому что, чтобы ни случилось — сколько бы проблем или бешеных королей вампиров ни пытались встать между нами — Хадсон мой друг. И это — всё.  — Договорились, — говорю я ему, ещё раз сжимая его руку, прежде чем повернуться к богу, который втянул нас в этот беспорядок. — Что случилось с твоим ребёнком?  — Я спрятала её. От Сайруса. От всех. Даже от самой себя, — отвечает она. Её глаза становятся печальными, и она делает ряд сложных движений руками, то вырезая резкие линии, то изгибаясь в воздухе в гигантских наклонах и поворотах. После того как она заканчивает одну довольно красивую серию жестов, перед ней появляется светящийся символ, и все задыхаются. Она слегка поворачивается и делает такие же, но другие движения. Появляется ещё один символ, светящийся свет пляшет по стенам ледяной пещеры, как крошечные мерцающие белые огоньки. Что-то в этом символе — две буквы V на боку — кажется знакомым, но я не могу определить, что именно. Она поворачивается и начинает другой символ, продолжая свой рассказ.  — Я взяла божественность моей малышки, а также её горгулью — её нити — и сжала их в маленькое замороженное семя, связала его с моей магией и спрятала её силу глубоко внутри, где даже она не могла её найти, чтобы она передавалась от матери к дочери, на протяжении многих поколений, если потребуется. Подобная магия призывает подобную магию, поэтому я знала, что однажды она вернётся ко мне. Она может быть моей дочерью, или внучкой, или прапраправнучкой, но однажды моя магия вернётся ко мне, так же, как магия брачных уз нашла меня.  — Даюм, — Хадсон вытягивает слово. — Значит ли это, что ваши дочери никогда не знали, кто они на самом деле и на что способны? Всю свою жизнь? Я знаю, что большую часть своей жизни я провела, не зная, что я горгулья, но теперь я не могу представить, что у меня больше нет этой части себя. Может быть, если бы я никогда не знала, я бы не знала, что скучаю по этому, но я не могу не чувствовать грусть за мою мать, бабушку и других женщин по материнской линии, столько поколений женщин так и не поняли, сколько силы на самом деле скрыто внутри них.  — Нет, пока моя магия не нашла меня, — соглашается она. — Только так я могла быть уверена, что Сайрус не найдёт мою дочь раньше, чем она будет готова. Когда твои мать и отец пришли ко мне, прося моей помощи в создании горгульи, я сразу узнала её. Я согласилась помочь, но я не подарила им горгулью, как они думали. Твои родители уже были беременны тобой по старинке, и быть горгульей было в её роду. Но я высвободила магию… и впервые за тысячу лет, Грейс, она смогла свободно развиваться. В тебе. — Её глаза на секунду сузились на меня. — И, судя по всему, ей ещё есть куда расти. Она качает головой и снова начинает размахивать руками в воздухе. — Я всегда знала, что моя дочь будет ключом к освобождению всех. Армии. Алистера. Всех. Только другая горгулья смогла бы услышать Алистера и освободить его. Только другая горгулья, которая также была полубогом, могла бы отправиться в замороженный Двор. Я могу заморозить Суд, но горгулья тоже может туда отправиться. И только полубог, который также связан с волшебной нитью горгульи, сможет использовать свою магию, чтобы спасти их всех. — Пока она говорила, я не могла не заметить, что сейчас в воздухе парит более дюжины символов, почти образуя полный круг вокруг нас троих, наши друзья всё ещё прижаты к ледяным стенам за пределами круга.  — Как моя полубожественная нить может спасти армию? — спрашиваю я, и какая-то часть меня очень надеется, что это не будет включать в себя прикосновение к нити. В последний раз, когда я пыталась взять в руки свою зелёную нить, Хадсон стал гордым обладателем слегка повреждённого маяка.  — Ну, если бы у нас было противоядие, было бы проще. — Кровопускательница делает последний взмах в воздухе, и оставшийся символ вспыхивает и завершает круг. Затем она поворачивается ко мне, её глаза горят дьявольским удовольствием, и говорит: — Но мы могли бы использовать твою силу полубога, чтобы изгнать яд. Она сжимает указательный и большой пальцы своих рук вместе, затем разводит их в стороны, и между её руками появляется тонкая светящаяся нить. — Представь, что у тебя есть нить, соединяющая тебя и армию. — Она завязывает узел в середине нити. — А на другом конце этой нити находится Сайрус, использующий свою способность управлять магическими токами, чтобы послать яд изнутри своего тела вниз по этой нити. — Когда она говорит это, конец нити в её правой руке начинает светиться красным светом, багровый свет движется по нити, вокруг и вокруг, через узел и до другого конца нити. — Если бы ты использовала свою природную способность горгульи направлять магию, ты могла бы использовать свою силу полубога, чтобы направить яд в другую сторону. — Багровое свечение начинает ослабевать, возвращаясь по нити, вокруг узла и к руке, где оно возникло. — Если ты достаточно сильна, ты сможешь вытолкнуть яд из каждой горгульи и запихнуть его обратно в горло Сайруса.