Court/Суд

«О Боже!» Я дрожу, когда мы выходим с другой стороны портала, но как я могу не дрожать? Мы находимся на вершине горы над Катмиром, и я смотрю вниз на обломки, оставшиеся от школы, которую я полюбила. Ужасно видеть, как великолепный замок с богато украшенными стенами и причудливыми шпилями превращается в груду камней. Еще более опустошительно осознавать, что мы можем потерять еще очень много, прежде чем эта борьба будет закончена». Хадсон берет меня за руку и кивает в сторону долины по другую сторону пика. Проклятье. Сайрус и его армия определенно прибыли. Тысячи и тысячи паранормалов стоят на поляне, которую я никогда раньше не видела — и я понимаю, что это потому, что она находится в конце тропы с шишковатым деревом, к которому Зверь предупредил меня не подходить в первую неделю в Катмире. Удивительно, что Сайрус выбрал самое жуткое место на территории… «Как ты думаешь, сколько их?» шепчет Мэйси, наклоняясь вперед, чтобы лучше видеть. «Тысячи», — отвечает Реми в то же время, когда Хадсон говорит: «По крайней мере, десять тысяч». Слишком много, хочу я сказать. Их слишком много, чтобы мы могли бороться, слишком много, чтобы мы могли победить. Но мы должны победить. Другого выбора нет. Глядя на толпу, я не могу отделаться от мысли, что оценка Хадсона, какой бы ужасной она ни была, может быть консервативной. На этой поляне много паранормалов. Очень много. Думаю, большинство из них — вампиры и оборотни, но драконов и ведьм здесь тоже немало. «Истинно верующие», которые считают, что Сайрус вернет их к новой жизни. Фанатики, которые верят, что он выведет их из тени на свет, где, как он обещает, им самое место — править людьми. Он не мог собрать более опасную армию. Они сражаются не потому, что боятся гнева Сайруса — они сражаются за то, во что верят. И это делает их в миллион раз более страшными. Особенно если учесть, что все они здесь для того, чтобы увидеть, как Сайрус станет богом. Чтобы увидеть, как он поведет их к победе. Я не могу не задаться вопросом, сколько времени им понадобится, чтобы понять, что они всего лишь средство достижения цели. Что Сайрус не заботится о них — он заботится только о себе. Единственное, чего хочет такой человек, как он, — единственное, чего хочет человек, всю жизнь стремившийся к власти, — это еще больше власти. И ему наплевать, через кого ему придется переступить, причинить боль, убить, чтобы получить ее. Его собственные сыновья и дочь — всего лишь пешки, чтобы получить желаемое. Он будет причинять боль, пытать, даже уничтожать их, если это означает, что у него будет больше власти. Больше денег. Больше всего. И если он готов пожертвовать собственной семьей на алтарь своих амбиций, то с какой стати все эти люди думают, что он не пожертвует и ими? Я не понимаю. Не думаю, что когда-нибудь пойму. «Я не думала, что их будет так много», — шепчу я, пока мы продолжаем осматривать местность вокруг нас. Мы идем в абсолютное дерьмовое шоу. А если мы не будем очень, очень осторожны, то и на бойню. «Я не уверен, что там написано, что они есть», — бормочет Мехи, и я не могу не согласиться с ним. Как будто Сайрус ожидает драки. Ожидает нас? «Делайла сказала, что в той стороне есть алтарь», — он указывает на тропинку возле огромного скрюченного дерева, — «так что давайте избегать толпы и пойдем лесом сзади, чтобы добраться до него». Мы все киваем и пробираемся через лес так быстро, как только можем. Стараемся изо всех сил не шуметь, чтобы не насторожить всех паранормалов со сверхъестественным слухом. Мы стараемся звучать как стая волков или оленей, чтобы не вызвать подозрений, но я думаю, что мы звучим ближе к стае носорогов. Я вздохнула с облегчением, когда мы наконец достигли другой стороны горы, где есть большая долина с лугом и небольшим потоком воды, протекающим через нее. А в центре луга стоит… «Что за черт? Это Стоунхендж?» спрашивает Иден, и я указываю на нее универсальным движением «что она сказала». Хадсон изучает сооружение — кольцо из каменных столбов и капителей, намеренно расположенных вокруг двенадцати других столбов в форме подковы, обращенных к гигантскому алтарю из сарсенового камня, и все это на большой каменной платформе с тремя лестницами, ведущими к ней. Затем он отвечает: «Похоже, но не совсем. К тому же, камни на нем совсем не выглядят разбитыми». И он прав. Это сооружение выглядит так, будто его могли построить пять тысяч лет назад или вчера. Чертов Стоунхендж — может ли Сайрус быть более эгоистичным? Если бы я не беспокоилась о смерти людей, которых я люблю, я бы посмеялась над абсурдностью всего этого. Кстати говоря, Сайрус хорошо виден с того места, где мы спрятались в густом кроне деревьев, и я закатываю глаза.Он расхаживает по центру Аляски в полном доспехе, как рыцарь-завоеватель с манией величия. Он указывает на различные камни и кричит что-то, что мы слишком далеко, чтобы расслышать, но с каждым приказом его солдаты суетятся, передвигая большие металлические пластины и прикрепляя их к колоннам одну за другой. Делайла рядом с ним, на ней нет магических защитных доспехов, как и Иззи, которая прислонилась к каменному столбу и чистит ногти. Мое сердце сжимается при виде моей кузины в центре этого беспорядка, которая делает все возможное, чтобы угодить Сайрусу. К счастью, нас пока никто не заметил, что кажется невероятным, учитывая огромное количество войск, которые он собрал. Они заполняют поле, все больше и больше стекаются с тропинки, проходящей мимо дерева, и я не могу не задаваться вопросом, как мы собираемся это сделать. Как мы остановим Сайруса от превращения в бога, которым он всегда хотел быть — в бога, которым, по его мнению, он должен быть — без армии или использования моей короны? Каждый из нас силен, а вместе мы еще сильнее. Но сильны ли мы больше, чем десять тысяч паранормалов? Это нелегкая задача. «Надо было все-таки использовать ведьм, — шепчу я. Они обязаны нам поддержкой, и первоначально я планировала призвать их на помощь, чтобы порталом вызвать горгулий на битву после того, как вылечу их. Но оказалось, что это была напрасная услуга, потому что горгульи не придут. А все потому, что Честейн решил, что я недостойна возглавить собственную армию. На краткий миг я задумываюсь, прав ли он, что бы ни говорили мои друзья. Настоящий генерал проанализировал бы каждый аспект плана сражения, переместил бы свои войска на позиции, прежде чем вступить в бой с врагом, и убедился бы в том, что у него есть запасные планы на случай непредвиденных обстоятельств. Но с тех пор, как началась вся эта неразбериха, я ни с чем так не справлялась. Я бросалась с головой в любую ситуацию, какой бы ужасной она ни была, строила планы — плохие планы, обычно на ходу — и надеялся, что они сработают. И это наконец-то укусило меня за задницу. У меня нет армии. Я оставила единственных союзников, которые у меня есть, разбросанными по всему миру, ничего не делая, в то время как мои друзья — друзья, которых я даже не заслуживаю после того дерьма, через которое я их провела — собираются последовать за мной в центр войны без малейшей поддержки. Да, мы все умрем. «Они все еще могут прийти, Грейс», — шепчет в ответ Мэйси, как будто слышит мои мысли. Я качаю головой. Она не слышала абсолютного отвращения в голосе Честейна при мысли о том, что он может последовать за мной в плохо спланированную битву. «Они не придут». Я смотрю на Хадсона, пытаясь понять, о чем он думает. Но его лицо абсолютно безучастно — а это верный признак того, что, что бы это ни было, ничего хорошего. Взгляд на другую сторону, где находятся Реми и Джексон, показывает еще больше покерных лиц. И еще больше доказательств того, что это очень, очень плохая идея. Только боль от всего, что мы потеряли, и страх перед тем, скольким Сайрус в конечном итоге причинит боль по всему миру, заставляет меня мысленно двигаться вперед, хотя единственное, что я хочу сделать прямо сейчас, это увезти своих друзей как можно дальше от этого места. Единственная проблема в том, что это не та битва, от которой мы можем убежать. Если мы убежим, мы уже проиграли. Как и весь остальной мир. Но если мы останемся, Честейн был прав в одном… нам понадобится план. Я говорю об этом своим друзьям, и все они смотрят друг на друга. Но никто из них не говорит. «Любой план», — призываю я. И на этот раз я смотрю на Хадсона. Он самый умный человек, которого я когда-либо встречала в своей жизни. Наверняка у него есть какая-то идея о том, что нам здесь делать, даже если он все еще думает. На секунду кажется, что он не собирается ничего говорить. Но потом он делает глубокий вдох, словно подстраховываясь, и говорит: «Я думаю, есть только один план, который имеет смысл». И мы все мгновенно понимаем, что он имеет в виду, но прежде чем я успеваю сказать ему, что это не так, Флинт говорит громче. «Нет», — говорит Флинт. «Это не на твоей совести». Флинт держит взгляд Хадсона, и я чувствую, как мой товарищ дрожит рядом со мной. «Я мудак за то, что сказал тебе раньше», — продолжает Флинт. «Никто никогда не должен страдать от того, что ты делаешь, чтобы спасти кого-то другого. Мы все делаем свой собственный выбор. И Луке было бы стыдно за то, как я обращался с тобой, как я унизил его выбор сражаться в тот день. И жертву, которую он принес. Прости меня, парень». Хадсон ничего не говорит, только быстро кивает Флинту, но я могу сказать, что извинения Флинта его задели. Он смотрит куда угодно, только не на большого дракона, который, похоже, более чем готов порыдать с ним, если Хадсон сделает хоть малейшее движение. И могу я просто сказать, как хорошо, что хоть раз не только мы с Мэйси любим обниматься до слез? «Я что-то упускаю?» спрашивает Колдер, накручивая волосы на палец. «Звучит так, будто Хадсон прячет свой свет под бушелем, а ты знаешь, что я не рекомендую этого делать.» Взгляд, которым она смотрит на него, говорит о том, что она будет рада помочь ему освободить его свет и все остальное, что может попасться ей на глаза. Реми усмехается, даже когда говорит: «Хадсон может дезинтегрировать людей своим разумом. Он может заставить их исчезнуть». Колдер замирает, ее красивое лицо становится смертельно серьезным. «Он не может этого сделать, Реми», — говорит она, волосы закручиваются, а в голосе звучит настоящая тревога. «Скажи ему, что он не может этого сделать». Мы все как один поворачиваемся к Колдеру. «Почему?» спрашиваю я. «Я имею в виду, у каждого из нас есть свое мнение, почему это плохая идея, но почему ты думаешь, что он не может?» «Потому что никто не должен сражаться в чужой битве», — говорит она, как будто это самая очевидная вещь в мире. Когда кажется, что мы все еще не понимаем, она добавляет: «Душа предназначена только для того, чтобы нести вес одного человека. Если вы попытаетесь нести больше, она просто сломается». Она распушает волосы, словно собирается сделать самое важное селфи в своей жизни, и обращается к Хадсону. «Так что не делай этого дерьма, ладно?». Она подмигивает Реми, тоже для порядка, и я понимаю, что в некоторых отношениях он не так уж сильно отличается от Хадсона. Я часто задумывалась над тем, как Реми удается держать в голове судьбы всех людей и не пытаться спасти каждого, кого только можно, и в одном предложении Колдер учит нас всех. Реми наклонился и притянул Колдера к своему большому телу в медвежьем объятии. «Черт, я люблю тебя, девочка», — грубо говорит он, и она принимает его объятия на секунду, может быть, две, а затем отпихивает его в сторону, жалуясь, что он испортит ей волосы. Но когда он поворачивается к Хадсон, она смотрит на Реми, словно он ее солнце, и я улыбаюсь. Возможно, наш Колдер просто влюбился в ее лучшую подругу. «Итак, мы все согласны, что не будем применять ядерное оружие, если нет абсолютно никакого другого выхода, да?» спрашиваю я, устанавливая зрительный контакт с каждым человеком по очереди. Мое сердце замирает, когда каждый из них кивает и похлопывает Хадсона по спине. В свою очередь, глаза моего товарища становятся подозрительно стеклянными, и я сжимаю его руку. «Другие варианты?» «Я предлагаю просто подойти прямо к этому засранцу и убрать его», — говорит Джексон. «Я могу раздавить его сердце в своих руках телекинезом, если смогу подойти немного ближе». «Как бы захватывающе это ни звучало, — говорит Хадсон с усмешкой, — разве ты не заметил, в каких доспехах сегодня ходит старый добрый папа?» Джексон вопросительно поднимает бровь на брата. Хадсон закатывает глаза. «Это тот же металл, что и в подземелье. Полагаю, он попросил кузнеца сделать ему броню, отменяющую магию». «Без обид, но твой отец точно трусливый ублюдок», — пробормотал Флинт. «Нападение?» Хадсон огрызается. «Я уверен, что это самое приятное, что можно о нем сказать». Остальные бормочут в знак согласия. «Это не сработало бы, даже если бы на нем не было доспехов», — говорит Реми. «Что ты имеешь в виду?» начинает Мэйси, но он лишь слегка кивает подбородком в сторону поляны внизу. Он протягивает руку к странному каменному алтарю Сайруса, ладонь обращена наружу. Затем он обводит ее кругом, и его магия позволяет нам увидеть то, чего мы не могли видеть раньше. Его и всю каменную конструкцию окружает какое-то странное силовое поле. Оно состоит из миллиона нитей белого света, которые образуют купол над всей платформой и колоннами, и я не сомневаюсь, что оно осветит любого, кто подойдет к нему. К этому куполу на расстоянии около ста ярдов примыкают три купола гораздо меньшего размера. Вокруг большого купола расположились сотни последователей Сайруса, а воины защищают толпу в большом круге вокруг них. Внутри малых куполов одна ведьма стоит в центре, направляя энергию на каменный круг, где находится Сайрус, а около пятидесяти ведьм окружают ее с распростертыми руками. «Возможно, — говорит Реми, — что эти ведьмы подпитывают энергией купола вокруг одной ведьмы, которая, в свою очередь, посылает больше энергии в купол Сайруса». «Потому что это было недостаточно сложно?» жалуется Иден. «Теперь у этого придурка есть свое собственное силовое поле? Какого черта?» Иден обычно готова на все, но ее обескураженное выражение лица заставляет меня посмотреть на остальных членов группы, пытаясь определить, в каком они состоянии. Ответ — нигде. Челюсть Флинта работает так, как она работает только когда он действительно расстроен. Шрам Джексона резко выделяется на его коже — верный признак того, что он стиснул зубы. И даже Давуд перестал любоваться Колдером и уставился на землю, где они нервно шаркают ногами. Мои друзья начинают понимать безнадежность ситуации, и я их не виню. Примерно в миллиардный раз я задаюсь вопросом, правильно ли мы поступаем. Но потом я смотрю на Хадсона, и в его глазах появляется интенсивность, которую я узнаю где угодно. У него есть идея, как и всегда, и я не могу не задаться вопросом, почему я не использовала его больше. Он гениален, всегда думает на шестнадцать шагов вперед. Мне просто нужно знать, что это за шестнадцать шагов.Но он не единственный, к кому я должна обращаться за советом. Глядя на каждого из своих друзей, я не могу не понять, что все мы привносим что-то особенное, и нам нужно начать больше полагаться на это. Может быть, у нас нет брони, отменяющей магию, и армии в десять тысяч человек, но мы тоже не беззащитны. Вместе мы можем сделать несколько удивительных вещей. Я думаю, всем нужно напоминание об этом — даже мне. «Нам нужно играть на наших сильных сторонах», — говорю я. «Расскажи», — отвечает Колдер, хлопая своими смехотворно длинными ресницами. «Что это за сильные стороны, кроме потрясающей внешности?» Мы все смеемся, но я говорю серьезно. «Хадсон, ты главный в этой команде, а это значит, что ты придумываешь план». Хадсон поднимает брови, но его грудь слегка вздымается от гордости. «Эй», — начинает возражать Джексон, но у нас нет на это времени, поэтому я продолжаю в спешке. «Джексон и Флинт, вы — мускулы». Это заставляет грудь Хадсона сдуться, и теперь уже он начинает протестовать, но я просто похлопываю его по плечу. «Ты — запасной мускул, детка, но нам больше нужны твои мозги». Я поворачиваюсь к Мейси и Реми. «Вы — отвлекающий элемент с заклинаниями и зельями, которые могут дезориентировать и задержать». Я поворачиваюсь к Иден. «Ты — разделитель. Ты быстрая, и твой лед может создавать стены и отделять группы друг от друга, облегчая их поражение». Повернувшись налево, я продолжаю. «Давуд, Колдер и Мехи, вы — команда зачистки. Джексон и Флинт выбьют штыри, а вы займетесь отставшими». Я смотрю вниз на свои руки. «А я, ну, я…» Я не знаю, кто я. Я больше не могу летать. Я не особенно хороша в рукопашном бою. Моя магия горгульи больше подходит для лечения, чем для боя. Я не говорю, что не могу принести что-то, что поможет нам сражаться; я просто не знаю, что это что-то особенное». Хадсон протягивает руку и пальцем наклоняет мой подбородок вверх, пока не устремляет мой взгляд в свои бездонные голубые глубины. «Ты — наше сердце, Грейс», — говорит он, и слезы заливают мои глаза. Я пытаюсь смахнуть их, но когда каждый из моих друзей наклоняется вперед и кладет свою руку на мою, их становится еще больше. Я фыркаю. «Черт возьми, ребята, мы должны были драться, а не плакать». Все смеются, как я и хотела, а я смахиваю слезы с глаз и щек. Я не знаю, что я сделала в своей жизни, чтобы заслужить этих людей, но я благодарю Вселенную каждый день за то, что у меня есть самая удивительная семья в мире. Мой взгляд снова ищет взгляд Хадсона. «У тебя ведь есть план, не так ли?». «Есть», — говорит он. «Но он не самый лучший. Нас намного больше, и» — он смотрит на часы — «почти нет времени. Честно говоря, скорее всего, мы все умрем, но это, по крайней мере, дает нам шанс». «Господи, мужик», — ворчит Флинт. «Вот почему Грейс должна произносить все мотивационные речи». «Да», — соглашается Колдер. «Думаю, я лучше сделаю маникюр. Здесь поблизости есть салон?» Я хихикаю. «Ладно, давайте послушаем этот план «мы все умрем».