Court/Суд

После того, как Тесс и Олвин уходят, нам ничего не остается делать, как остаться вдвоем. «Нам нужно забрать Байрона и Рафаэля», — тихо говорю я Хадсону. Но он только кивает в сторону Джексона, который стоит над своими погибшими друзьями. «Дайте ему минутку», — отвечает он. Потеря Байрона и Рафаэля опустошила всех нас, но видеть горе Джексона по поводу их утраты больно по-другому. Я хочу пойти к нему, сказать, что все будет хорошо. Но прежде чем я успеваю сделать больше шага, Флинт подходит и опускает руку на плечо Джексона. Сначала Джексон застывает, но потом, кажется, обмякает, все его тело просто распадается на части. Флинт обхватывает его за плечи и крепко держит, пока Джексон разваливается на части. Он прислоняется к Флинту, который принимает его вес, и хотя я не настолько близко, чтобы услышать, что они говорят друг другу, я вижу, что, что бы это ни было, Джексон успокаивается. Это в значительной степени помогает мне забыть о том, каким придурком был Флинт в последнее время. А когда он наклоняется и берет в руки избитое тело Байрона, словно это самая ценная вещь на свете, трудно что-либо возразить ему. Хадсон тоже присоединяется к ним, подбирая тело Рафаэля, чтобы у Джексона был шанс дать своим ранам еще немного зажить. Затем они втроем направляются к выходу с арены, чтобы Реми мог построить портал и вернуть павших членов Ордена домой. Пока они уходят, я ищу внутри себя эликсир, и вдруг чувствую, как он охватывает все струны внутри меня. Я собираю тысячи и тысячи серебряных нитей. Я думал, что мне придется насильно вливать эликсир, использовать свою силу, чтобы вытолкнуть его в каждую горгулью по всему миру. Но это не то, что происходит. Он делает работу за меня: лавандовый эликсир покрывает все струны и медленно, медленно просачивается внутрь — по капле за раз. Я немного помогаю ему в этом, вдавливая жидкость в каждое крошечное, микроскопическое отверстие, которое могу найти в струнах, проводя по ним рукой снова и снова, пока весь эликсир не исчезнет, впитавшись в струны раз и навсегда. Затем я снова провожу кончиками пальцев по зеленой струне, надеясь, что это поможет ускорить процесс заживления. Надеюсь только, что когда это произойдет, я смогу почувствовать, как армия гаргулий возвращается к жизни. Остальные обсуждают, что делать дальше, пока Флинт и Хадсон укладывают тела на поддоны с цветами и ветками, которые приготовил для них Реми. Уже поздно, часы показывают одиннадцать по аляскинскому времени, а лунное затмение начнется в полночь, так что не похоже, что у нас есть много времени, чтобы терять его. Но мы должны убедиться, что доставим Байрона и Рафаэля к их семьям, чтобы они могли организовать надлежащие похороны в течение двадцати четырех часов, и нам также нужно решить, что делать с Сайрусом. Я не уверен, что у кого-то из нас есть надежный ответ — кроме как использовать Армию Гаргулий, чтобы надрать ему задницу навсегда — но мы должны решить это, и быстро. Потому что никто не может позволить Сайрусу и разрушениям, которые он запланировал, как для людей, так и для паранормальных существ, если мы ничего не предпримем. Мы должны выступить. Я потеряла слишком много людей, которых я люблю, из-за этого человека — всех нас — и я больше не собираюсь этого делать. Его нужно остановить. Пока мои друзья обсуждают наши варианты, я чувствую, как одна из тонких серебряных струн внутри меня впервые в жизни оживает. Я ныряю внутрь себя и шепчу: «Алло? Ты меня слышишь?» Я знаю, что Честейн и Алистер могут говорить со всей армией в любое время, но у меня никогда не получалось. Я надеюсь, что это изменится теперь, когда они освободились от яда — и от заморозки на тысячу лет. Еще одна струна начинает светиться глубоко внутри меня, затем еще одна, и еще, и еще. Вскоре вся группа струн светится — тысячи струн освещают меня изнутри, давая мне надежду, настоящую надежду, что каким-то образом мы сможем это сделать. Мы сможем уничтожить Сайруса. «Алло?» Я снова звоню, удивляясь, почему мне до сих пор никто не ответил. «Ты там? Ты в порядке? Вы меня слышите?» Они тебя не слышат. Голос Честейна заливает меня громко и четко, и на мгновение я испытываю такое облегчение, что не успеваю обработать его слова. Когда я это делаю, наступает замешательство, которое затуманивает часть радости. «Почему? Я думала, что быть королевой означает, что я могу общаться со всеми горгульями…» Если они примут тебя, говорит он. Но они не примут. Я в этом убеждаюсь. Его слова бьют как стрелы, пробивая каждую хрупкую унцию уверенности в себе, которую я обрела, став королевой горгулий. «Я не понимаю», — шепчу я. Какая-то часть меня хочет просто повернуть хвост и убежать, но я стараюсь больше так не делать. Я пытаюсь смотреть даже на ужасные вещи честно и милосердно, чтобы понять, как их исправить». Пожалуйста, пожалуйста, пусть будет способ это исправить. «Я знаю, что я тебе не нравлюсь», — говорю я Честейну. «Но разве это причина, чтобы настроить мой народ против меня?» Твой народ? Он усмехается, и внезапно он становится не просто голосом. Я вижу, как он стоит передо мной. «Ты имеешь в виду тех, кто пришел в Суд, чтобы лгать, использовать и обворовывать? Тех людей?» «Все было не так. Я пыталась помочь…» «Украв кольцо, которое держало нас в безопасности?» Он приподнял бровь. «Или полагая, что мы настолько ужасны, что позволили бы детям умереть, чтобы спасти себя? Мы защитники, Грейс. Это то, кем мы являемся, кем мы всегда были. А ты настолько не понимаешь, что значит быть горгульей, что даже не можешь представить, что мы хотим помочь тебе и этим детям». Он качает головой. «Ты слаба. Ты недисциплинирована. И ты всегда выбираешь легкий путь. Ты предпочитаешь лгать и воровать, а не быть честной и решать сложные ситуации так, как это должен делать правитель. Так что нет, мы не пойдем за тобой. И нет, я не позволю тебе говорить с армией. Ты была готова пожертвовать нами. Так что теперь мы собираемся найти новый путь, который не будет иметь ничего общего с какой-то фальшивой королевой горгулий». Слова падают как удары, каждый из них все сильнее и больнее. Я не знаю, что ему ответить, не знаю, как защитить себя или обосновать, почему мы должны сражаться с Сайрусом. И прежде чем я успеваю что-то придумать, Честейн продолжает. «Я желаю тебе удачи во взрослой жизни, Грейс. Этот мир жесток, и ему нужны все горгульи-защитники, которых он может получить. Может быть, если ты сможешь понять, как заглянуть внутрь себя и увидеть, кто ты на самом деле, ты найдешь дорогу обратно к нам». И вот так он исчезает — его голос, само его присутствие, исчезая от одного мгновения к другому. Я не знаю, что делать. Я не знаю, что сказать. Я не знаю, как это исправить. Как я могу, когда Честейн сказала, что проблема во мне? Я привела сюда своих друзей, пообещав, что мы освободим армию, и они будут сражаться с нами, чтобы победить Сайруса раз и навсегда. Ксавье мертв. Лука мертв. Байрон мертв. Рафаэль мертв. Лиам мертв. Почти весь Орден — и я думаю, что Мехи был отравлен. Флинт потерял ногу. Нури потеряла свое драконье сердце. Я потеряла крыло. А Хадсон, мой сильный, стойкий Хадсон почти потерял свою душу. И ради чего? Фальшивая королева с манией величия? Это унизительно. И более того, это разрушительно. Потому что без армии мы не можем покончить с этим. Мы проигрывали каждый раз, когда выступали против Сайруса. Мы не можем сделать это снова. Я не могу отвечать за то, что кто-то еще сражается и умирает в войне, которую, как я знаю, нам не выиграть. Мои ноги подкосились, и я упала на землю. Мэйси вскрикивает, и Хадсон ныряет за мной. «Грейс!» — требует он, его голос звучит настоятельно. «Что случилось?» «Я потерпела неудачу», — говорю я ему, когда истинный ужас того, что только что произошло, обрушивается на меня. «Армия не будет следовать за мной». «Что это вообще значит?» спрашивает Иден. «Они должны следовать за тобой. Ты их королева». «Это так не работает. Честейн говорит…» Я прерываю разговор, слишком смущена и слишком разбита сердцем, чтобы рассказать друзьям, что он мне сказал. Что он думает обо мне — что думают обо мне все горгульи. Тем не менее, я должна им что-то сказать. Я в долгу перед ними после того, как втянула их в эту катастрофу. «Он думает, что я слишком слаба, что я плохой лидер. Я не буду достаточно сильной, чтобы командовать армией». «Этот чертов ублюдок не знает, о чем говорит», — рычит Хадсон, и остальные с ним соглашаются. Но трудно поверить им, когда его слова все еще отдаются эхом внутри меня. «Я думаю, он может быть прав», — шепчу я. «Посмотри на все ошибки, которые я совершила. Посмотри на всех людей, которые умерли, которые пострадали до невозможности». «Ну вот, опять», — говорит Колдер, прислонившись спиной к столбу. «Думаешь, что ты ответственна за все и всех». «Я привел тебя сюда…» «Вообще-то, мы сами себя сюда привели», — отвечает она. «Думаешь, ты единственный, кто хочет пнуть Сайруса в его старые, обвисшие фрикадельки? Кроме того, мы следуем за тобой не потому, что считаем тебя лучшим бойцом в мире». Она издает тихий звук. «Как будто». «Хотя я не согласен с ее образами и отношением, которое им сопутствует, — говорит Флинт, приседая рядом со мной, — я согласен с тем, что мы следуем за тобой не из-за твоих боевых навыков. Все знают, что драконы — лучшие бойцы». Реми издает недоверчивый смешок, даже когда Иден говорит: «Да, черт возьми». «Это должна быть ободряющая речь?» спрашиваю я его жалобно, слезы, которые я отказываюсь проливать, жгут мне глаза. «У меня получается», — говорит он мне, покачивая головой. «Мы идем за тобой не потому, что ты боец. Мы следуем за тобой, потому что ты заставляешь нас верить, что мы можем сделать все. Ты пробуждаешь в нас лучшее, и ты заставляешь нас хотеть быть лучшими людьми. Это гораздо важнее, чем уметь разрубить кого-то пополам мечом». «К тому же, это не портит твой наряд», — подхватил Колдер. «Так что я считаю это беспроигрышным вариантом». «Она правильно говорит», — говорит Хадсон, и в его глазах светится огонек, который говорит мне, что ему наплевать на то, что говорит Честейн. Он любит меня, доверяет мне и пойдет за мной в бой в любой день». «Так что скажешь, если мы сойдем с этих булыжников и пойдем делать правильные вещи?» Теплота его слов — а еще больше, его вера в меня — пробивается сквозь меня. Но это не значит, что я могу просто забыть все, что было раньше. «Ты знаешь, если мы сделаем это, я могу привести нас всех прямо к смерти». Я не могу не посмотреть на Байрона и Рафаэля. «Или ты можешь спасти нас всех», — говорит мне Реми. «Так почему бы нам не пойти и не убедиться, что их смерть не бессмысленна». «Это не твоя вина, что они мертвы», — тихо говорит Мэйси. «Это вина Сайруса. И он заслуживает расплаты — за Луку, за Байрона, за Рафаэля, за Лиама, за Флинта, за Нури, за твоих родителей, за Ксавьера, за мою мать, за тебя. За всех, кому он причинил боль. Она права. Я знаю, что она права. Так же, как я знаю, что мы должны остановить его, прежде чем он причинит боль, прежде чем он уничтожит кого-либо еще. «Хорошо», — отвечаю я, позволяя Хадсону поднять меня на ноги, пока Реми открывает два портала, чтобы вернуть тела Байрона и Рафаэля к их родителям, где им и место. «Я поверю вам, ребята, что это правильно». «И мы будем доверять вам в ответ», — говорит Мэйси. Но нужно сказать еще кое-что. «Мехи, — говорю я, — когда ты собираешься сказать остальным, что тебя отравил один из тех отвратительных жуков в «Испытаниях»?». В группе воцаряется тишина, а затем все начинают говорить одновременно. Джексон кричит: «Покажи мне», и все замолкают. «Я в порядке. Правда», — говорит Мехи с улыбкой, но Джексон только поднимает одну бровь, пока Мехи не вздыхает и не поднимает рубашку. Я задыхаюсь. Инфекция распространилась, паутинистые черные линии тянутся почти через всю сторону живота. «Ты должна вернуться с телами Байрона и Рафаэля», — настаивает Джексон, а сам уже листает телефон. «Я пошлю лучших целителей в дом твоих родителей». Мехи кладет свою руку на руку Джексона и не дает ему печатать на телефоне. «Я останусь и буду бороться со своей семьей. Я чувствую себя хорошо, а если нет, я дам тебе знать». Джексон начинает спорить, но Мехи прерывает его. «Я имею право сражаться за своих павших братьев, как и ты». По лицу Джексона пробегает злоба, и он говорит на задыхающемся дыхании: «Я не могу потерять и тебя». Мехи просто смотрит на своего лучшего друга, ухмылка медленно проступает на его лице. «Тогда давай не будем облажаться. Это значит, что тебе понадобится каждый боец, которого ты сможешь заполучить». После добродушного подшучивания над тем, кто из Мехи — любовник или боец, Джексон и Мехи проводят тела Байрона и Рафаэля через портал Реми в поместье родителей Байрона. Мы ждем их в мрачной тишине, и к моменту их возвращения оба выглядят немного хуже, чем обычно. Затем Реми открывает другой портал, в Кэтмир, туда, где все началось… к Сайрусу, и я подхожу к отверстию. Обычно я позволяю другим пройти первыми, но сегодня я понятия не имею, что нас ждет. Что бы это ни было, я встречу его первым. «Готов?» спрашивает Хадсон. «Нет, но давайте все равно сделаем это». «Хороший план», — говорит Джексон с такой улыбкой, на какую только способен. «О, и Грейс?» «Да?» «Что происходит, когда ты сражаешься с динозавром?» «Серьезно?» спрашиваю я, не переставая улыбаться в ответ. «Это то, что ты хочешь сказать мне прямо сейчас?» «Да», — отвечает он. «Тогда я понятия не имею». Его ухмылка становится немного шире. «Ты получаешь юраскик». «Ну, тогда, наверное, хорошо, что мы просто сражаемся со старым вампиром». «Точно», — соглашается он. Оказывается, эта глупая шутка — именно то, что мне было нужно, чтобы привести голову в порядок. Так что теперь я делаю глубокий вдох и иду прямо через портал, зная, что что бы ни было по ту сторону, мои друзья, моя семья и я встретим это вместе.