Сон длиною в паранойю

Вуда все бесит. Его бесят бесполезные занятия, на которых ему приходится торчать часами — кому, черт побери, нужна история магии? — его бесит его метла, потому что она начинает дрожать в самые неподходящие моменты — как будто есть подходящий момент для дрожащей метлы — его бесит даже Золотой Мальчик. Только потому что Поттер неплохо — всего лишь неплохо — летает, не значит, что он лучший игрок их команды или вообще Хогвартса. Всем, кто собирается до конца его жизни лизать ему зад, лучше бы найти в Гарри какие-то другие таланты, потому что только скоростью матч не выиграть. Нужны стратегии, собранность, командный дух. Даже тот же Диггори куда лучше в этом плане. Да черт побери, да даже мелкая Уизли — он видел, как она тренируется в одиночку — схватывает на ходу, старается, и вообще, вообще, вообще… Вообще-то Вуда бесит Флинт. Больше всего и всех его, как обычно, бесит Флинт. У этого идиота необычная способность доводить Оливера до срыва одним своим видом. Каждый поступок Флинта, каждое слово или жест — это серьезно повод для драки. Одна физиономия этого кретина чего стоит, с его вечной ухмылкой, кривыми зубами, и, вообще, как при такой внешности Флинт умудрился завести себе девчонку? Если честно, все дело в этом. Потому что Флинт каким-то макаром нашел себе подружку. И не просто подружку — гриффиндорку. Она младше их на пару курсов, черноволосая и очень симпатичная. Высокая, как и Флинт, Оливер вроде смутно помнит, что в прошлом году она пробовалась на роль загонщицы, но он не взял ее в команду. И правильно сделал. Даже имя у нее идиотское — Фэй. Фэй, черт ее подери, Данбар*. Какого хрена гриффиндорке сдался Флинт? Какого хрена Флинту гриффиндорка? В общем, Вуда все бесит. Абсолютно все. — Если ты будешь торчать здесь с таким видом, меня вывернет, — говорит Анджелина. Оливеру хочется показать ей два пальца**, но Анджелина его слегка пугает, поэтому он просто ограничивается коротким: — Отвяжись. — Чего ты к ней пристал? — настырно продолжает Анджелина. — Она же не прокляла всю твою родню. Куча людей встречается со слизеринцами. — Не с их капитаном, — огрызается Оливер. — Он не просто слизеринец. Он наш соперник. — Все они наши соперники, - пожимает плечами Анджелина. - И Рэйвенкло, и Хаффлпафф тоже. Сдался тебе этот Флинт. В том-то и беда — сдался. Ему сдался Флинт, мандрагора его дери. Он весь завтрак пялится на тупого орка, пока этот человекообразный тролль поглощает свой омлет, как ни в чем не бывало. Фэй сидит за слизеринским столом, рядом с Флинтом, и что-то рассказывает ему, улыбаясь. Как идиотка. Что за дебильная привычка все время сверкать зубами? Вуда сейчас стошнит. Разве у них нет правила, касающегося публичного проявления чувств? Где этот Перси, когда он так нужен? Флинт кивает, слушая Фэй, а потом поднимается со своего места и берет свою сумку — и ее сумку тоже. Джентльмен среди орков, блин. Они выходят из Большого Зала, держась за руки, и Вуда сейчас правда вырвет. Прямо в кубок с тыквенным соком. Мудак. Анджелина вздыхает и пинает его под столом: — Да успокойся ты. Вуд бы пнул ее в ответ, но Джонсон какая-никакая девчонка, поэтому он просто срывается с места и уносится из Большого Зала. Флинт таскает Фэй за собой, как собачку на привязи: куда он — туда и она. У них спаренные зелья, и, когда они выходят из класса, первая, кого видит Оливер, — это Фэй, поджидающая Флинта у дверей. Она улыбается, когда замечает его в толпе, и Флинт, оставив своих прихвостней позади, мгновенно оказывается рядом. По крайней мере, на лице у Пьюси то же кислое выражение, что Оливер в последнее время постоянно наблюдает в зеркале. Он ненавидит Пьюси всеми фибрами души, но прямо сейчас он ненавидит Фэй чуть больше. Как там было? Враг моего врага мой друг? Друг, конечно, сильно сказано, но приятно, что не все в этом чертовом замке свихнулись. Вуд замечает их вместе еще пару раз за остаток недели: они вместе делают домашнее задание в библиотеке, и у Данбар распущены волосы, и Флинт — с каких пор, интересно, он ведет себя, как человек? — наматывает одну прядь себе на палец, слушая как Фэй повторяет заученный материал. Оливер замечает их, сидящих на подоконнике в коридоре на перемене, Оливер замечает их, гуляющих вокруг замка после уроков, Оливер постоянно, черт побери, их замечает. Его терпение лопается, когда Флинт приводит Данбар на спаренную тренировку. Каждая такая тренировка непременно заканчивается для кого-то больничной койкой, так что мадам Хуч старается не испытывать судьбу и не ставить их вместе слишком часто, но совсем этого, разумеется, не избежать. Одна из таких тренировок выпадает на утро субботы, и Вуд и так уже достаточно сердит на все еще сонную команду, когда его внимание привлекает одинокая фигурка на трибунах. Фэй сидит там, завернутая в слизеринский шарф, и Вуда начинает колотить. Флинт выходит из раздевалки вместе со игроками Слизерина и машет Фэй, как будто это все — в порядке вещей, как будто эта девчонка будет отныне заявляться в таком виде на каждый их матч, и какого хрена? Это не в порядке вещей. Так быть не должно. Нет, серьезно, какого хрена? Оливер резко взлетает в небо, не дожидаясь команды мадам Хуч, и очень надеется, что Флинт свалится с метлы и сломает себе шею. Еще лучше — если он в процессе грохнется на Данбар и сломает шею и ей. Команда чувствует его раздражение, они играют очень рассеянно, и в итоге Анджелину сбивает бладжер, и Вуд орет: — Это нарушение! Боул подлетел сзади, так нельзя! Флинт кричит в ответ: — Нихрена подобного! Где ты такое правило нашел? — У тебя в заднице, - вопит Вуд, очень жалея, что бита не у него в руках, потому что он с удовольствием бы проломил Флинту череп. — Научись читать, тролль ты тупой, может, выучишь правила! Флинт смотрит на него с такой яростью, что внутри разливается теплая волна удовольствия. Ну наконец-то, все как раньше. Никакой долбанной Данбар, никаких намотанных на пальцы прядей волос, никого и ничего между ними, кроме отчаянной, чистой злости. — Я тебе покажу задницу, — шипит Флинт, рывком подлетая к нему. — Думаешь, твоя девчонка оклемается к матчу? А мне кажется, у нее переломана пара костей. Беда в том, что Вуда так заело на Флинте, что он даже не посмотрел в сторону Анджелины после того, как она упала. Он бросает взгляд на поле, но с Анджелиной, вроде, порядок: мадам Хуч и Кэти рядом с ней. Ну и прекрасно. Ему и без того есть чем заняться. — Струсил, Флинт? — огрызается он. — Я и без нее прекрасно надеру тебе зад, сам знаешь. — Попробуй, — ухмыляется тот. — Полетишь прямиком прямо за Джонсон. — Еще посмотрим, кто куда полетит, — выдыхает Вуд. — Не стремно опозориться перед своей драгоценной подружкой? Флинт сжимает челюсть и неожиданно резко бросает: —Заткнись. Так что Оливер внимает его совету и молча скидывает Флинта с метлы. Потому что почему бы и нет. Они не так высоко, поэтому Флинт быстро поднимается на ноги, и мадам Хуч кричит им что-то, но уже поздно: завязывается драка, и Вуд с превеликим удовольствием приземляется, отбрасывает в сторону метлу и врезает еще не пришедшему в себя Флинту, чувствуя, как лопается под костяшками пальцев губа, и течет теплая кровь. Флинт ударяет его в ответ, и, черт побери, как же хорошо. Фэй, кажется, визжит, но Флинту впервые за долгое время наплевать на нее, он полностью сосредоточен на Оливере: бросает его на землю и наваливается всем телом сверху, колошматя куда придется, дыша горячо и прямо в лицо, и Вуд подается всем телом навстречу, стараясь перевернуть их и оказаться сверху. Как же, Мерлин их побери, хо-ро-шо. Конечно, их разнимают. И, конечно, они оба оказываются в больничном крыле: у Флинта разбита губа и, кажется, сломана скула, а у Оливера кровит, не переставая нос, и еще больно дышать — наверное, что-то с ребрами. Вуду все еще хорошо. Кроме них в палате еще половина обеих сборных, но самые серьезные повреждения у Флинта и Вуда, так что их оставляют напоследок. Остальные игроки уходят, похлопав капитанов по плечу, кто со срощенными костями, кто с указом выпить выданные зелья, и в больничном крыле остаются только они. Оливер шмыгает носом, вытирая кровь рукавом формы. Флинт косится на него со своей койки, но ничего не говорит: может, потому что он все еще очень зол, а, может, потому что Вуд дышит с присвистом, и мадам Помфри сказала, что если Маркус тронет Оливера хоть пальцем, она вынет из него заживо все кости. Из этого, конечно, следует, что ситуация аховая, но Оливеру плевать. Ему так хорошо, как не было на протяжение последних недель. — Ты ебнулся, Вуд? — неожиданно спрашивает Флинт хриплым голосом. — Какого хрена, а? — Захотелось, — как сумасшедший улыбается Оливер, и видит, как Флинта снова начинает вести от ярости. Внутри него разливается эйфория. — Захотелось, — медленно повторяет Флинт. — Все это — потому что тебе, блядь, захотелось? — Ага, — кивает Оливер. — Что, очень бо-бо? Флинт наскакивает на него так быстро, что он даже не замечает движение: просто чувствует тяжесть на своем теле, ощущает как сломанное ребро резко двигается, и охает от боли. Флинт вдруг останавливается и почти слезает с него, вспомнив, кажется слова мадам Помфри, но Оливер какого-то хрена его удерживает. Он лежит на спине, вцепившись в форму Флинта, а тот нависает над ним, опираясь ладонями о кровать по стороны головы Оливера. У Маркуса назревает синяк на подбородке, а еще у него едва заметный засос на шее, и Оливер почему-то тянется наверх, не обращая внимания на боль, и целует Флинта. Рот сразу заполняется вкусом крови, и Флинт замирает над ним, и, кажется, даже не дышит, но Оливер упорно продолжает его целовать, просто потому что в голове у него разрываются петарды, и отпустить Маркуса сейчас — это увидеть отвращение на его лице. Или что похуже. Так что он уперто целует его, и неожиданно Флинт отвечает. Совсем коротко, всего на мгновение, приоткрывает рот и скользит языком по языку Вуда — Оливера трясет - и прихватывает зубами его нижнюю губу, и Оливер… Оливер стонет. И все мгновенно заканчивается: Флинт отскакивает от него на невероятной скорости и так же быстро вылетает из лазарета. Вот же дерьмо. После этого случая Вуд даже не смотрит в сторону Флинта и всячески его избегает: ему не то, что неловко, он не знает, зачем он сделал, то что сделал. Анджелина периодически дежурно сообщает, что Маркус все еще встречается с Данбар, и он кивает, просто принимая к сведению — внутри все жжет — и, в конце концов, даже она прекращает ему напоминать об их сладкой парочке века. И Вуд практически убеждает себя, что случай в лазарете ему привиделся — может, он ударился головой, кто его знает, — пока однажды, после его одиночной вечерней тренировки, не натыкается на Флинта, поджидающего его в раздевалке. Флинт не говорит ни слова и не дает Оливеру ничего сказать — хотя, если честно, у него не припасено речей для подобных случаев, потому что, на минуточку, что за случай именно происходит? — прежде чем толкнуть Вуда к стене и навалиться на него всем телом. Оливер жмурится, потому что, конечно, Флинт сейчас ему врежет — иначе нахрена весь этот цирк? — но вместо этого Маркус цепко хватает его за подбородок, разворачивает к себе лицом и целует. Этот поцелуй совсем не похож на предыдущий. Если раньше во Флинте чувствовалась заторможенность и неуверенность, то теперь он напирает так, что у Оливера отключаются мозги. Маркус целуется, словно размахивает кулаками, практически раздирая губы Оливера в кровь, и его ведет, ведет, ведет как полоумного: ноги разъезжаются в стороны, и если бы он не цеплялся за плечи Флинта, то давно очутился бы на полу. А так он толкается в него, трется о его тело, и самое удивительное — Флинт отвечает ему тем же. Вуд может кончить только от этого. Но Флинт ему не дает: Оливер не знает, сколько они целуются — пять минут или полчаса, прежде чем Маркус отстраняется, снова толкает его к стене, заставляя больно удариться затылком, и выходит из раздевалки, хлопнув дверью. Вуд всё-таки сползает вниз, на пол, потому что какого черта происходит. А тому, что происходит дальше, нет никакого объяснения: Флинт ловит его, как снитч, после тренировок, после занятий в библиотеке, после уроков, тащит за собой, заводит в какие-то укромные углы, о которых Оливер раньше и не подозревал, и целует его так, что подкашиваются ноги. Несмотря на то, что он все еще с Фэй, ярость внутри Вуда почти утихает — почти. Он все равно больше кусается, чем целуется, но Флинт, вроде, не возражает: он твердеет мгновенно, стоит Оливеру прижаться к нему, и Вуд не думает лишнего мгновения — запускает руку ему в штаны, обхватывает крепко и дрочит быстро, жестко. Флинт шипит ему что-то неразборчивое в губы и отталкивает чуть в сторону, чтобы расстегнуть брюки. Они трутся друг о друга, быстро, больно, и Оливер кончает с коротким всхлипом, а Флинт — кусая его за шею. С каждым днем Фэй все больше приходит в Большой Зал одна и все чаще кажется заплаканной, и Вуду было бы ее жаль, если бы ему не было так хорошо: он сам иногда подлавливает Флинта прямо перед отбоем, затаскивает в пустые классы и садится на колени перед ним, спуская штаны к щиколоткам и поражаясь собственному идиотизму. Каждый раз Флинт выглядит ошарашенным донельзя — и немного отупевше-счастливым. И это определенно того стоит. Вуд отсасывает ему так, будто от этого зависит его жизнь, и Флинт платит той же монетой. В том, что творится между ними, нет и грамма нежности: ладони Флинта шершавые, он хватает и держит Вуда больно, на грани синяков, но Оливера ведет еще больше. Он чуть не кончает от всех укусов, царапин и отметин, оставленных на нем Флинтом. Ему нравится делать ровно то же самое с Маркусом, он словно бродячая собака, отмечающая свою территорию. Конечно, Фэй замечает. Он знает - она все видит. Самое интересное — самое замечательное — Флинт даже не пытается скрывать отметины, хотя, само собой, он в курсе, что это задевает Фэй. О том, что они расстаются, Оливеру рассказывает Анджелина, а ей, конечно, — Джордан Ли, большего сплетника не найти. Оливер пытается притвориться, что ему плевать, или даже как будто он сочувствует ей, но внутри него все бьется диким счастьем, и вид заплаканной Фэй… Ну, бывает: она бы все равно не справилась с Флинтом. Он бы так или иначе разбил ей сердце. Он затаскивает Флинта в пустой кабинет Чар после спаренных зелий и отсасывает ему быстрее, чем Маркус успевает как-то отреагировать. Вместо слов Флинт неожиданно нежно проводит ладонью по его волосам, лаская пряди, и Вуд дрожит от внезапного жеста — и еще потому что он вспоминает Флинта с Данбар в библиотеке. — Я хочу тебя трахнуть, — говорит он быстро, отстраняясь и не давая Флинту дотронуться до себя. — Можно? И думает про себя, согласись, Флинт, черт тебя дери, скажи да, дададада. — Что, прямо сейчас? — ржет Флинт, а потом без всякого перехода кивает: — Завтра. Я напишу. Пойдет? И не держи Вуд его за руки — хрен бы было понятно, что Маркуса тоже трясет. Он проводит остаток вечера и весь следующий день, как в тумане, в нервном ожидании чертовой записки, и, когда сова, наконец, прилетает, его подташнивает от нервов. Записка совсем короткая. «Феликс Фелицис» читает он и, может, от волнения, а может от возбуждения, проходит минут десять прежде чем Оливер понимает, что именно написал ему Флинт. Он оказывается перед входом в гостиную Слизерина почти сразу после отбоя и шепчет пароль, нервно переминаясь с ноги на ногу. В гостиной никого нет, и он понятия не имеет, как найти Флинта, когда тот неожиданно тихо оказывается совсем рядом и молча тащит его куда-то по темному, пахнущему влагой коридору. Они заходят в крошечную комнатушку, заставленную полками с ингредиентами для зелий, и Вуд слегка морщится — воняет чем-то кислым, но затем Флинт быстро, в одно движение, скидывает с себя мантию и бросает ее на пол. Оливер стоит напротив него не зная, что дальше, но Флинт решает за него: — Двигайся, Вуд, — и делает шаг навстречу. И словно запускает отлаженный механизм. Оливер раздевает его, пока Флинт нетерпеливо стаскивает с него одежду, царапая короткими сломанными ногтями. Когда между ними не остается лишнего дюйма или лишнего слоя ткани, Флинт садится на пол, на свою мантию, и тащит Оливера за собой. Дальше — все как в тумане, потому что Вуда трясет, и Маркуса, как бы он не держался, тоже бьет дрожь. Оливер, если честно, совсем не знает, что делать, весь его опыт - это идиотские истории, рассказанные шепотом в спальне для мальчиков, но тело подсказывает само: он бормочет заклинание и водит влажным, скользким пальцем между ягодиц Флинта. Маркуса чуть подкидывает, но он не отстраняется, наоборот, разводит ноги шире, а затем и вовсе закидывает их на плечи Вуду, и — черт, черт, черт, Оливеру приходится сжать себя у основания, чтобы не кончить вот так, просто от вида. Он вводит сначала один палец, внимательно смотрит Маркусу в лицо, проверяя реакцию, и Флинт резко выдыхает и закрывает глаза, и это, наверное, хорошо? Вуд не знает. Оливер медленно ведет пальцем, но это не работает, Флинт морщится, а затем резко хватает его за запястье. — Я тебе не девчонка, — хрипит он. — Давай уже, Вуд. Оливера отпускает: Флинт — все тот же Флинт, привычный и знакомый до последнего язвительного слова. Он толкает его обратно на спину и резко добавляет второй палец. Флинт шипит, и ему наверняка больно, но его член дергается, и Оливер трахает его, не обращая внимания на короткие стоны, не прерываясь, не останавливаясь — его несет. На третьем пальце Флинта выгибает дугой, и он бьет кулаком о пол: — Вуд, хватит ломаться, черт тебя подери! Оливер облизывает пересохшие губы и вытаскивает пальцы — у него, вроде, уже галлюцинации от напряжения, потому что в реальном мире Флинт не может всхлипывать, по-крайней мере, так, — и начинает осторожно входить в него. Флинт зажимается и расслабляется одновременно, Оливер удерживает его за бедра и загоняет член внутрь мягким, плавным движением. Флинт матерится сквозь зубы и замирает, и Вуд думает — ему больно. Но потом Флинт расслабляется, толчком, пинком, резко и внезапно, и Оливер буквально проваливается в него — по уши, проносится в голове, по уши, полностью, всегда, всем телом, — и начинает двигаться. Это совсем не похоже на все то, что они делали раньше. И одновременно не отличается совсем. Флинт подкидывает бедра навстречу и повторяет, как сумасшедший: — Еще, Вуд, еще, вот так, да, еще! — заставляя Оливера материться про себя и вслух. Конечно, у него не получается продержаться слишком долго и, конечно, он кончает быстрее Флинта, но все это неважно, потому что Маркус заставляет его заменить член пальцами и кончает так, неотрывно глядя Вуду в лицо, пока он ему дрочит. Он не знает, как отцепиться от Флинта тем вечером, потому что Маркус — абсолютно и полностью расслабленный, отвечает на каждый поцелуй, не ерничает, не кусается, и в каждом его прикосновении - Вуд бы сказал нежность, но это преувеличение, как бы ему этого не хотелось, но, по крайней мере, он отделывается без синяков. Хотя он практически скучает по ним. Они торчат в этой комнатушке до самого утра, и Вуд уходит только прямо перед завтраком, потому что Флинт заставляет его подняться и силой выталкивает в коридор. Весь день Вуд ведет себя, как идиот: не может сосредоточиться на занятиях, не может есть, его даже не тянет полетать. Флинт не смотрит в его сторону ни на спаренных уроках, ни во время завтрака или обеда. На ужин Вуд не идет, потому что нафиг оно ему сдалось: его и так выворачивает от нервов наизнанку. Он лежит на кровати в спальне и бросает глупый, маггловский мяч, подаренный Перси, о потолок, когда в его окно снова стучится сова. Записка от Флинта. В ней всего пара слов, но их хватает, чтобы он подскочил со своей постели, как ужаленный. «Сейчас. Кабинет Трансфигурации». Флинт налетает на него ураганом, стоит ему только переступить. Его руки везде и сразу, держат, гладят, ласкают. Он целует Вуда в тот же момент, крепко прижимая Оливера к двери позади, кусая губы. Так проходит пара минут — или все двадцать. Сложно считать, когда мозги Оливера растекаются горячей жижей вслед за раскаленным желанием внутри. Оно сворачивается спиралью у него в животе, отдает в голову, грудь, член, звенит сразу всюду и разом. — Наоборот, — требует он, отрываясь от Флинта на секунду — но и это слишком долго. — Давай сегодня наоборот. У Флинта прерывается дыхание, и он кивает, быстро, мелко, нервно. — Уверен? — переспрашивает он, и Вуд бы возмутился — что он, слабее Флинта? — но это бессмысленная трата времени, так что он просто огрызается: — Да! — и вжимает его в себя всем телом. Маркус уже твердый, Оливер чувствует бедром и опускает руку, чтобы сжать его через ткань брюк. Флинт охает, подается навстречу, целует Вуда в шею, царапая зубами. — Тише, — требует он. — Я хочу в тебя. Оливер матерится и жмурится. Флинт раздевает его, резко и быстро. Потом раздевается сам, не даваясь Вуду в руки, скотина такая. Он усаживает Оливера на учительский стол — Вуд невпопад думает, что сказала бы МакГонагалл — и коленом разводит его ноги в стороны. Затем опускается на пол и берет его в рот. Вуду слегка стыдно, что ему самому не хватило выдержки предыдущей ночью, но только слегка и на секунду: мысли вымывает из головы разом, толчком, когда его окружает горячим и влажным. Флинт придерживает его за бедра и чуть тянет вперед, заставляя слегка соскользнуть со стола. Он заменяет рот рукой, а сам ведет языком, ниже, дальше. Сердце Оливера практически останавливается, потому что так нельзя, это нечестно, что Флинт может - вот так, но одновременно ему хорошо, настолько, что он просто закрывает лицо руками. Постепенно, совсем медленно, Флинт начинает растягивать его, и ощущение заполненности — Вуд никогда ничего подобного не испытывал. На втором пальце у Оливера прерывается дыхание, потому что Маркус задевает что-то внутри него, от чего перед глазами пляшут звездочки. Флинт выбивает из него оргазм одними пальцами, постепенно добавляя третий и четвертый, и это — лучшее, что случалось с Оливером. Никакой кубок, никакая победа не идет в сравнение с тем клубком огня, что взрывается у него в животе и растекается по венам, жгучим, болезненным золотом. — Ты собираешься… — выдыхает он едва слышно, потому что голос подводит его. — Ты собираешься меня трахать или как? Флинт жмурится и бормочет себе под нос: — Сукин ты сын, Вуд. Его плечи сводит напряжением, словно он тоже едва сдерживается. Он осторожно вынимает из него пальцы — Вуд едва не тянется следом — а затем аккуратно заставляет Оливера встать на ноги: — Иди сюда. Оливер слепо подчиняется, дает себя развернуть и опирается руками о столешницу. Флинт целует его в основание шеи и почти сразу заменяет губы зубами: укус болезненно отзывается в затылке. — Разведи ноги, — говорит Маркус, чуть надавливая ему на поясницу и заставляя прогнуться. Вуд со стоном роняет голову, но подчиняется. Член дергается, снова пытаясь затвердеть. Маркус входит в него без предупреждения, заставляя Вуда прохрипеть что-то неразборчивое, и сразу начинает двигаться, отрывисто и резко. Он вколачивается в Оливера, придерживая его за талию, и бормоча всякий бред на ухо горячим, тревожащим дыханием. — Ты знаешь, как в тебе тесно, Вуд? — говорит он, впиваясь ногтями в кожу Оливера: он даже не сомневается — останутся синяки. И его потряхивает при этой мысли. — Знаешь, как в тебе жарко и хорошо? Вуд? Оливер только мотает головой, чувствуя, как твердеет, несмотря ни на что, и Флинт заставляет его улечься щекой на стол, нагибаясь, подставляясь полностью, и входит в него до самого основания. Его рука ложится на член Вуда и сжимает его, чуть больно и очень правильно. — Ты этого добивался, Вуд? — выдыхает он.—- Этого хотел? И Оливер кивает и орет, потому что его разбирает на составные от дикого ощущения единения: — Да, да, да! — и Маркус кончает, утыкаясь лицом ему между лопаток. Флинт опускается на пол, вынуждая Вуда усесться тоже, прямиком к себе на колени. Оливер чувствует, как из него течет, и, кажется, Флинт ощущает это тоже, потому что снова загоняет в него пальцы прямо так, по мокрому, и Оливер закрывает глаза и думает, что, ну, может он слегка влюбился. Черт его знает, о чем думает Флинт, но он целует Вуда, все еще двигая в нем пальцами, и Оливер отвечает и тонет в нем, тонет, тонет, тонет. Он понятия не имеет, как объяснить все, что чувствует, Маркусу. Как рассказать ему, что за водоворот он постоянно носит в груди, как его выворачивает изнанкой наружу от каждого жеста, движения Флинта. И нужно ли рассказывать. Как сильно его ведет при мысли о том, что Маркус никогда не будет его. Никогда — полностью, никогда — насовсем. Только так, украдкой, в пустых классах. Никогда так, как было у Фэй: у всех на виду, не боясь. Флинт так не сможет, он знает. Не с ним. Как же он ненавидит эту девчонку. —Зубы убери, лев, — неожиданно просит — именно просит — Маркус, и Оливер внезапно замечает, что искусал его губы чуть ли не до крови. — Полегче. — Слабак, — на автомате отзывается он, прерывисто дыша, но Флинт качает головой: — Помолчи, Вуд. Свободную руку он кладет на щеку Оливера, направляя, и снова целует его — медленно, тягуче, почти сладко — и отстраняется: — Ясно? — Ясно, — кивает, подумав, Вуд, хотя ему ничего не ясно. Он повторяет вслед за Флинтом, подстраиваясь под его ритм, пока тот не начинает всерьез толкаться в ту самую точку, от которой Оливер растекается всеми мыслями и стонами, и Вуд не кончает опять, снова, его выворачивает резким, почти вырванным оргазмом. Они торчат в этом кабинете до самого почти утра, и Флинт что-то сонно рассказывает о Алехандре Алонсо*** и о том, как клево она выбивает кому-то на поле мозги бладжером. Оливер фыркает себе под нос, потому что ничего клевого в выбитых мозгах нет, но это все, конечно, как посмотреть. — Зависит от того, чьи это мозги, — зевает Флинт, обнимая его. Он накинул на них обоих мантию и наложил Утепляющие чары. — Пока это не твои собственные — ну, бывает смешно. — Однажды это могут быть и твои мозги, — смеется Оливер. — Вопрос времени. И удачи. — Ждешь не дождешься, Вуд? — щелкает его по носу Маркус, и этот странный поступок на раз выбивает Оливера из колеи. — Нет, — говорит он слишком честно, не мигая глядя на Флинта. — Совсем нет. Маркус чуть хмурится, глядя на него, а затем отводит глаза в сторону. — Скоро завтрак, — говорит он, приподнимаясь. — Давай, Вуд, шевелись, если не хочешь светить голой задницей перед всей школой. — Да я не против, — отзывается Оливер, но скорее на автомате, потому что стоит ему двинуться — как все тело начинает ныть, будто он потянул все мышцы разом. - Ревновать будешь? — Иди нафиг, — закатывает глаза Маркус, но затем настороженно спрашивает: — Ты как, порядок? — Полный, — чуть сдавленно говорит Оливер. — Абсолютный. Конечно, с ним нифига никакой не порядок. У него ноет все тело, каждая мышца, каждая клетка. Он с тоской думает о тренировке вечером, о долгих занятиях — и ни о чем не жалеет, потому что у Вуда, кажется, подчистую отсутствует инстинкт самосохранения. Флинт напоследок быстро целует его, удерживая лицо обеими ладонями, словно в тисках, а затем отпускает. — Исчезни, Вуд, давай уже, — улыбается он, и сердце Оливера делает какой-то сложный трюк, проваливаясь чуть ли не в желудок. Черт побери. — У меня вечером тренировка, — предупреждает Оливер, завязывая галстук. Флинт кивает и молча выходит из комнаты. Оливер заставляет себя нацепить форму по всем правилам и вылетает в коридор вслед за ним — он и так уже почти опаздывает на завтрак, а ему еще нужно забрать сумку с учебниками из башни. Весь день он снова ведет себя как полный кретин. К постоянному наблюдению за Флинтом — тот ни разу не смотрит в его сторону — добавляется еще и физический дискомфорт. Хрен его знает, как Флинт выдержал все уроки вчера, Оливеру неудобно просто сидеть. Он практически отменяет тренировку, но объяснять, что с ним не так — дело слишком муторное, так что он вынуждает себя проторчать весь день на уроках, как положено, а потом все-таки выходит на поле. Ему не то, чтобы больно, скорее, неприятно или непривычно, словно он потянул мышцу, о существовании которой раньше даже не подозревал. — Что Флинт здесь позабыл, черт побери? — раздраженно восклицает Анджелина, и Оливер так резко поворачивается в сторону трибун, что чуть не ломает себе шею. — Какого хрена, Оливер? Оливер понятия не имеет, какого хрена. Потому что Флинт еще и вдобавок машет ему и откидывается на спинку сиденья, устраиваясь поудобнее. — Да забей, — говорит он, не отводя взгляда от Флинта. — Пусть смотрит. Анджелина неодобрительно цокает языком и толчком взмывает в воздух. Следом за ней взлетает вся остальная команда, а последним поднимается к кольцам Вуд. Три часа тренировки — это своеобразная пытка. Ему неудобно сидеть, неудобно играть, и где, блин, были его мозги вчера? Он кусает губу: где они были, конечно, ясно и так. По-крайней мере, оно того стоило. Маркус сидит до самого конца, внимательно наблюдая за ним: Оливеру даже кажется, что за все время, что он провел в воздухе, Флинт ни разу не отворачивается. Команда играет вяло, заражаясь от его настроения, и даже Поттер не может поймать снитч. Наконец, Оливер машет рукой, отпуская их, и сам приземляется первым. — Вот же мудак, — ворчит Анджелина, смахивая с лица растрепавшиеся волосы. — До сих пор там торчит. Что ему надо? — Не знаю, — пожимает плечами Оливер, с удовольствием потягиваясь: тело гудит. - Все, все свободны. Увидимся в пятницу. Фред, Джордж, если вы опять опоздаете… — Ни за что, кэп, - весело отвечает Фред, — мы не можем так поступить с тобой. — Твое хрупкое сердце не выдержит, мы в курсе, — подстраивается под идиотский диалог Джордж. — Каждая минута без нас — это ад для тебя, — поет Фред, и Анджелина зажимает уши ладонями: — Заткнись, Мерлина ради. Фред ржет и уходит вслед за братом в раздевалку. — Ты с нами? — спрашивает Кэти, но Оливер качает головой: — Хочу поговорить с Флинтом. Кэти расстроенно замирает на месте: — Олли, только давай без драк, а? У нас и так беда с баллами, и если ты опять загремишь в лазарет… — Да нет, честное слово, — улыбается ей Оливер: Кэти ему нравится. — Я просто поговорить. Она недоверчиво смотрит на него, потом кивает: — Как скажешь, кэп. Флинт все еще сидит на трибунах, когда Оливер подходит к нему и останавливается напротив. Маркус раздвигает ноги, позволяя Оливеру втиснуться между, и зажимает его коленями. — Олли? - спрашивает он, приподнимая брови. — Это твое прозвище? — Ей так нравится, - дергает плечом Вуд. — Что тут такого? Флинт криво улыбается: — Да ничего. Он выглядит слегка отстраненным, словно собирается вот-вот встать и уйти, так что Оливер садится рядом и кладёт ему ладонь на бедро. — Что ты здесь забыл? — спрашивает он. — Уже и посмотреть нельзя? — хмыкает Маркус. — Может, соскучился. — Да конечно, — сердце ухает куда-то вниз, но Оливер вынуждает себя говорить ровно. — Есть шуточки посмешнее? — Уж на что горазд, — отзывается Флинт. — А у тебя, Олли? — Иди к черту, — шипит Оливер, потому что ласковое прозвище в губах Флинта звучит так, что ему хочется наброситься на него, и он совсем не уверен, почему: то ли завалить на землю и привычно врезать по самодовольной роже, то ли впиться поцелуем в искривленный ухмылкой рот. — У нас игра в субботу, — помолчав, говорит Маркус, и Оливер косится на него: — Совсем крыша поехала? Я знаю. Или ты думаешь, я не слежу за вашими играми? Маркус кивает и опять ничего не говорит. Оливер хмурится, пытаясь понять, о чем он. — Я приду, если ты об этом, - наконец, неуверенно произносит он. — Я всегда прихожу на ваши игры. Флинт странно смотрит на него и облизывает губы: — Ладно. Оливеру кажется, что он налажал — слишком раскрылся, и бладжер вот-вот врежется ему в голову: Флинт поймет, что с ним творится, врежет ему и исчезнет из его жизни. Вряд ли ему нужны все его… вот это все. — Я… Я слежу за всеми факультетами, — бормочет он. — Надо знать, как играет противник. И вы тоже, я просто… — Ты как? — нетерпеливо и внезапно раздраженно прерывает его Маркус, и Оливер недоуменно смотрит на него: — Ты о чем? — Ну, знаешь… - Флинт машет рукой, а затем запускает пальцы в короткий ежик волос. — Мне пришлось просить Пьюси наложить Обезболивающее заклинание. У меня у самого хреново получается. Сказал, что мышцу потянул. Ну, я и спрашиваю: ты как? Вуд жмурится, потому что, как черт побери, такая простая мысль не пришла в его голову? Это просто недосып, говорит он себе. А вовсе не тот факт, что у него мозги набекрень из-за Флинта. — Ну, уже неплохо, — сухо отвечает он. — Утром было похуже. — Чары? — интересуется Флинт. Оливер качает головой: — Забыл. Флинт не спрашивает, как можно было забыть про заклинание в волшебном замке, только фыркает себе под нос. Оливер закрывает глаза и откидывает голову назад, прислонившись к спинке скамьи. — Еще сочинение МакГонагалл нужно написать, — стонет он. — Когда уже эти чертовы экзамены? Флинт раздраженно выдыхает. — Мне все здесь надоело, — поясняет Оливер, все больше чувствуя себя не в своей тарелке. — Ну, знаешь, здесь все ненастоящее, как тренировка перед серьезной игрой. Квиддитч, все эти бесполезные уроки… Вообще все. — Пара месяцев осталась, Вуд, не умрешь, - резко отвечает Маркус. Оливер открывает глаза и смотрит на него. - Так не терпится убраться отсюда? — Ну… да, - хмурится Оливер. - А тебе разве нет? Вместо ответа Флинт поднимается на ноги и ногой отодвигает его колени, освобождая себе дорогу. — Увидимся, Вуд. Оливер смотрит ему вслед, ничего не понимая. Что за бес вселился в него? А потом вечером Анджелина говорит ему, что у Фэй Данбар новый парень, и, кажется, причина плохого настроения Флинта, наконец, становится ему ясна. Он разливает чернила на конспект, чертыхается и разом забивает на сочинение и все остальные уроки. Перси моргает и пытается что-то возразить, но Оливер просто смахивает учебники в сумку и вылетает из библиотеки, не обращая внимания на оклик Анджелины. Они с Флинтом не разговаривают дня три. Маркус даже не подходит к нему и уж точно не присылает никаких записок. Фэй выглядит очень счастливой рядом со своим рэйвенкловцем, и чем счастливее она, тем сердитее с каждым днем смотрится Флинт, и тем больше бесится Вуд. На третий день он останавливает Флинта на пути в библиотеку. В последнее время даже вездесущий Пьюси, устав, кажется, от Маркуса, оставляет его в одиночестве, так что это проще простого. Он выныривает из-за угла, когда Флинт приближается и резко толкает его к стене. Маркус от неожиданности отлетает назад и ударяется головой о каменную кладку, и это просто чудесно, так ему и надо. — Охуел, Вуд? — рявкает он, но затем вся его ярость проходит как по щелчку пальцев. — Отъебись, — скучающе говорит он, выпрямляясь. И это бесит еще больше. —Сам отъебись, — рычит Оливер, и у него руки чешутся врезать Флинту как следует, но Маркус обходит его стороной, словно он — мошка какая-то, от которой можно тупо отмахнуться. Так что Оливер на этот раз толкает его на землю и наваливается сверху. Усаживается на бедра и прижимает к полу, так, чтобы не пошевелиться. — Вуд, ты что, бешеный? — шипит Флинт. — Что тебе надо? Потрахаться, что ли, не с кем? Хочешь, организую кого-нибудь по дружбе? Даже бесплатно вый… Оливер не дает ему договорить: размахивается и со всей дури бьет Флинта по лицу, разбивая ему губы в кровь. — Пошел ты знаешь куда, — орет он. — И подружка твоя тоже! Флинт ловит его за запястье, не давая ударить еще раз. — Ты о чем, Вуд? — медленно, как душевнобольного, спрашивает он. — Какая нахрен подружка — Какая подружка? — хрипит Вуд. — Что, со счету сбился? Маркус все еще пялится на него, словно у него отросла вторая голова. — Вуд, — повторяет он, — о чем ты, блядь? — О Данбар твоей чертовой, мудак, — выворачивает из его хватки руку Оливер. — Обидно, да, что тебя так быстро променяли? Забыть не можешь никак? — Променяли? — недоуменно говорит Флинт. — Данбар? Вуд, ты совсем крышей поехал? Я с ней хрен знает сколько не разговаривал. Вуд неожиданно сдувается: вся его злость пропадает, и ему становится почти не по себе. Но только почти. — Я же вижу, как тебя плющит, — говорит он устало, — с тех пор, как у нее появился новый парень. — У Фэй новый парень? — помолчав, отзывается Флинт. — А, ну… Здорово. Она неплохая девчонка. Оливер непонимающе смотрит на него. — Здорово, — повторяет он, как идиот — хотя почему как — и хмурится: — Флинт, ты издеваешься? —Да нет, — ровно отвечает тот. — Плевать я хотел на нее. Ну, и на ее нового парня. Да вообще на всех. — Он утихает на секунду, а потом неохотно добавляет: — На всех. Кроме тебя. На его щеках некрасивыми пятнами разливается румянец. Ему не идет, но Вуда это не колышет: сердце бьется где-то в горле, и так быстро, что пульс барабанной дробью отдает прямо в мозг. — Кроме меня, — говорит он, чувствуя, как полоумная улыбка расползается по губам. Флинт резким движением скидывает его с себя. — В тебя, что, попугай вселился, Вуд? —сердито спрашивает он. — Иди к черту. Да, кроме тебя. Доволен? Оливер открывает рот, чтобы ответить, но Маркус не дает: — И я знаю, что тебе похрен. И нафиг я тебе не сдался, так что не волнуйся, найдешь себе другую подстилку. Я тебя трогать не буду. Честно, им, наверное, стоит бросить квиддитч: мозги у Флинта явно работают в каком-то альтернативном стиле, и Вуд готов поспорить, что бладжеры как-то в этом замешаны. — Ты мне не сдался? — ржет он. — Флинт, да я же за тобой бегаю, как долбанный щенок. Ты, что, слепой? Маркус встает, наконец, на ноги и нависает над ним всем телом, так что Оливеру приходится задрать голову, чтобы увидеть его. И, ну, выглядит Флинт так, словно очень хочет сломать ему нос — Вуд отлично знаком с этим его выражением лица. — Ты, блин, больной, что ли? — орет он. — Тебе, черт тебя подери, рот зачем? Оливера так и тянет спошлить и в подробностях рассказать, зачем ему рот, но в таком случае, подозревает он, одним сломанным носом он не отделается. — Ты можешь по-человечески сказать, что тебе от меня надо? — продолжает Флинт. — Как же ты меня задолбал! И нет, Вуд не может, во-первых, потому что пошел Флинт со своими требованиями нахер, а во-вторых, потому что он сам не знает, чего именно хочет. Вернее, ему надо все и сразу. А зачем оно Флинту? Он молчит, пока терпение Маркуса не заканчивается, и он не пинает носком кроссовка его в бедро: — Да встань ты уже. Хватит валяться. Вуд кое-как поднимается на ноги и прислоняется к стене позади. — Я хочу тебя, — наконец, говорит он, изучая трещины в плитке на полу. — Всего. Только себе. Усек? — Усек. Ну? — сразу отзывается Флинт. — Ну что? — поднимает на него глаза Оливер. — Что, блин, ну? — У тебя серьезно беды с башкой, — говорит Маркус. — Ну, хорошо, ты меня хочешь, и дальше? Я тоже. Это же ты не даешься, Вуд. — Куда я не даюсь? — моргает он. Флинт устало вздыхает и трет лицо ладонью. — Я тебя зову на матч, — спокойно и чуть ли не по слогам поясняет он. — А ты ломаешься. И тебе надо побыстрее свалить из школы, и все, что здесь — ненастоящее. Что я должен из этого понять? — Что ты идиот, — любезно отвечает Оливер. — Я же сказал, что приду на матч. — Ты сказал, что ты всегда приходишь на игры Слизерина, — огрызается тот. — И не только. Это не одно и то же. — А вытащить язык из задницы и нормально сказать - слишком сложно? — пыхтит Оливер, и Флинт показывает ему два пальца: — На себя посмотри. Они молчат какое-то время, и Оливер, наконец, не выдерживает: — Я приду завтра. Не потому что я иду на все игры. Флинт только слушает, не говоря ни слова. —И на все остальные твои игры я тоже приду, — продолжает Вуд. — И те, которые будут после выпуска, — тоже. Если захочешь. Маркус настороженно смотрит на него, словно ожидая подвоха, и Оливер заставляет себя договорить: — Потому что я… Я, ну, того. Слегка. В тебя. Сам знаешь. Флинт начинает улыбаться, как придурок, и от этой улыбки сердце Оливера делает кульбит. — Не знаю. Оливер закрывает глаза. И на одном дыхание выталкивает из себя: — Влюблен. Маркус молчит подозрительно долго, и Оливер заставляет себя открыть глаза. Флинт как будто этого и ждет, делает шаг вперед и опирается руками о стену по обе стороны от головы Оливера. Он наклоняется совсем близко, так, что их дыхание смешивается, заставляя Оливера замереть, потому что черт его знает, что Флинту надо. — Я тоже, — неожиданно говорит тот. — В тебя. Сам знаешь. Что-то внутри Вуда взрывается, и он не может дышать, но, честно, роль кислорода в жизни прямо сейчас слегка преувеличена, и вообще все неважно, по сравнению с Маркусом, напирающим на него всем телом. — Не знаю. Что именно? — бормочет он, ухмыляясь, но Флинт быстро затыкает его поцелуем. Вуд отвечает мгновенно, быстро, как будто с прыжка проваливаясь в океан. Он клятвенно держит свое обещание и до конца года не пропускает ни одной игры Флинта. И после того, как они выпускаются, — тоже. Маркус платит той же монетой. ______________________________ * Фэй Данбар — в каноне однокурсница Гарри, но автор позволил себе вольность сделать ее на год старше. ** Два пальца, поднятых внешней стороной руки вверх в форме буквы “V” — это английский аналог среднего пальца. *** Алехандра Алонсо — охотница сборной Бразилии.