What if we rewrite the Stars?

      Сегодняшний школьный день, как и все предыдущие, начался с едких комментариев Крис Харгенсен – богатенькой и успешной девушки, постоянно цепляющей вокруг себя табуны парней со всего Кримсон-Сити и не знающей цены деньгам и дружбе. Она никогда не упускает случая поиздеваться надо мной, бедной и не особо красивой и оттого являющейся посмешищем. Но мама часто говорит, что девочка должна быть скромной, иначе ту может искусить Дьявол, и поэтому я не крашу лицо и не ношу короткие платья и юбки, дабы не расстраивать родительницу. Да, она у меня верующая в Бога, причем слишком. Ни дня без молитвы с утра, в обед и вечером. Еще и меня прививала к этому всему чуть ли не с самого моего рождения: чтение Библии, зубрежка некоторых святых цитат, экскурсии в самые лучшие и «настоящие» церкви, посещение уроков в Православной школе – все это выносило и до сих пор выносит мозг, но я не могу пойти против воли матери. Слава богу, что хоть больше не хожу в эту «школу», находящуюся в одной из церквей Кримсон-Сити.       После урока математики меня больно толкнул в плечо какой-то незнакомый парень. Его друзья тут же громко засмеялись и стали показывать пальцем в мою сторону, мол, вон какая, дурочка с переулочка. Обычное дело – получать насмешки даже от незнакомцев, пусть даже и не всегда обоснованные. Ну и что, если на моей голове бывает платок какой-нибудь неприметной расцветки? Это же не повод оскорблять. Хотя, нет смысла что-то объяснять глупым подросткам, которых не волнует чужая обида. Я же всего лишь «серая мышь». Кто будет задумываться о моих чувствах и душевном состоянии в целом?       В столовой вообще чуть было не опрокинули на меня ведро с помоями, которое, скорее всего, украли на кухне. И в этом участвовала Крис. О, ну как же можно пройти мимо моей персоны, не сотворив что-нибудь плохое? Да никак. Такой уж у этой девушки характер: скверный, с морем безразличия. А еще очень жестокий. И все эти качества помогают Харгенсен быть самой вольной, самой сильной и самой наглой во всей старшей школе. Впрочем, ее парень, Билли Нолан, точно такой же. Однажды он даже ударил учительницу физики за то, что та поставила ему неуд. Конечно, слухи об этом событии очень быстро дошло до кабинета, но так как отец Билли – очень влиятельный человек, - то все как-то быстро замялось само по себе, будто бы ничего и не происходило. Да, деньги решают многие проблемы и одновременно с этим делают человека черствым и бессердечным. И от этого даже может разрушиться семья.       Но все то, что происходило сегодня – полнейшая ерунда по сравнению с тем, что было позавчера: у меня начались… Господи, слово-то какое постыдное… Месячные. Так были названы Крис струйки крови, вытекающие между ног и затем капающие на плитку пола в душевой. Я чувствовала себя униженной. В мою голову даже пришла мысль, что эта кровь появилась оттого, что я где-то и как-то умудрилась согрешить. Озвучив свои догадки, получила лишь волну истерического смеха, а потом Крис стала снимать меня, заплаканную и трясущуюся от страха, на телефон. Через пару минут в мою сторону полетели какие-то странные ватные валики с ниточкой и белые штучки. Все девушки кричали обидные слова и, если бы не мисс Дежардин, наша учительница по физической культуре, то я точно могла бы умереть на месте от стыда. Она всех разогнала, пригрозив все рассказать директору, а потом мягким тоном объяснила мне, что месячные – это естественный процесс в жизни каждой девушки. Я не могла слушать такое: мне было противно и непривычно получать столько откровенной информации. Поэтому случилась некая истерика, из которой меня Дежардин быстро вывела при помощи звонкой пощечины. Дожила! Даже учительница теперь бьет! А что будет дальше?       Из-за этого постыдного случая, после которого жалоба учительницы физической культуры все-таки дошла до директора, некоторые мои одноклассники и их друзья жестоко избили меня в центральном парке Кримсон-Сити. А ведь я просто хотела дойти до одного своего любимого места – заброшенной церкви. Но эти… нелюди выскочили из зарослей кустарника и с ходу начали пинать и обзываться. Среди них была даже Сью Снелл – та, которая практически всегда нейтрально относилась ко мне. Иногда могла сказать какую-нибудь колкость или же несильно толкнуть. Но в этот раз эта блондинка не стала сдерживаться. Наверное, чтоб не засмеяли друзья. Ведь репутация для Сью – очень важная вещь.       Если бы не элегантно одетый незнакомец, я не знаю, чем все могло бы закончиться. Мне, можно сказать, повезло, потому что этот мужчина появился именно тогда, когда Сью собралась пнуть меня в лицо. Но почему он не прошел мимо? Какое ему дело до подростковых разборок?       Незнакомец, похоже, иностранец, так как он что-то сказал не то на французском, не то на итальянском. И ведь никто не стал качать права – сразу разошлись. Странно. Может, это был какой-нибудь влиятельный человек? Наверное, да, потому что Крис не стала кричать на него матом, как она обычно любит делать в тех ситуациях, когда ее планам мешают. Только глянула на мужчину испепеляющим взглядом и тихо удалилась с остальными.       Он был достаточно красивым: высокий, с прямой осанкой, шикарно одетый. Лицо имело приятные черты, а прическа, похоже, являлась последним писком моды: косой пробор и челка набок, полностью закрывающая правый глаз. Вполне необычно. Может, этот иностранец – стилист? Или модельер? Хотя, какое мне дело? Надо радоваться тому, что за меня вообще заступились, а не думать о всяких глупостях вроде разгадывания профессии «спасителя».       Сейчас я, думая о завтрашнем дне, в котором снова будут издевки, направляюсь в главный парк Кримсон-Сити. Оттуда – в заброшенную церковь, чтобы, по наставлению матери, помолиться. Я просто не могу ее ослушаться, так как очень сильно люблю. Даже не смотря на то, что она многое мне запрещает из-за своих духовных убеждений: не гулять после школы, не пользоваться телефоном, не носить слишком яркое и короткое и не в коем случае не разговаривать с лицами противоположного пола. Да и с «распутными» девушками, как мама выражается. Это те, что позволяют себе вызывающе выглядеть и общаются со взрослыми парнями вместо того, чтобы прилежно учиться, молиться и помогать родителям. Я немного завидую «распутным», ведь у них есть то, чего нет у меня – свобода.       Меня радует, что погода с каждым днем становится все лучше и лучше: солнце греет теплее, трава начинает зеленеть, а птицы издают приятные слуху щебетания. От всего этого становится легко на душе, и хочется кружиться среди цветущих садов и тихо напевать какую-нибудь мелодию. Но мне, к сожалению, запрещено открыто радоваться чему-либо, а уж петь тем более, если это не молитвы во время воскресной церковной службы. И даже ходить по дому я обязана тихо, чуть ли не бесшумно. Да, у мамы есть свои причуды, но я сильно люблю ее и поэтому повинуюсь. Правда, не всегда. Бывает, что, когда она уходит на работу в ателье и наказывает мне молиться в течении получаса, я игнорирую эту просьбу и занимаюсь чем-нибудь другим: мою посуду, поливаю цветы или же вытираю пыль с полок. Я не уверена, что ежедневные молитвы избавят нас с родительницей от чего-нибудь плохого. Иногда хочется прекратить все эти священные шептания перед святыми образами, но не могу, не могу.       Подхожу к заброшенной церкви и надеваю на голову серый платок. Это, конечно, не обязательно, но я не хочу, чтоб меня кто-то увидел. Тем более, если этот человек будет из моей школы, зашедший исследовать старое строение и сделать несколько памятных фото. Меня же тогда еще больше засмеют, и Крис станет называть каким-нибудь новым, но не менее обидным словом. Сью, наверное, тоже.       Это святое место встретило меня некой прохладой и, как всегда, тоннами пыли. Я взглянула на разбитое окно с витражами – красиво. Жаль, что оно не целое, как и некоторые предметы и часть мебели, находящиеся здесь. Ну, в принципе, чего можно ожидать от заброшенного здания? Чистоты, целостности и порядка?       В который раз подхожу к статуе ангела. Осторожно дотрагиваюсь ладонью до его крыльев, выглядевших очень даже натурально. Большое спасибо скульптору, сотворившему такую красоту. Ведь это не легкий труд: сделать наброски, причем с разных ракурсов, подготовить материал, а потом, сидя или стоя по много часов, работать специальными инструментами, постепенно выделывая каждую мельчайшую деталь, чтобы в итоге получить настоящее произведение искусства. Которое, к сожалению, теперь практически ото всех сокрыто и покрыто тонким слоем пыли.       Встаю на колени перед образом Девы Марии и, оглядевшись по сторонам, начинаю тихо молить о том, чтоб у меня и мамы было все хорошо. Да, оглядевшись, потому что в прошлый раз кто-то схватил меня за плечи, отчего я неосознанно проявила свой дар, который стараюсь не развивать и тем самым не пугать родительницу, ведь она, к моему великому сожалению, немного знает о его существовании.       Солнце скоро начнет уходить в закат. Мне нравится этот период времени, но я не могу любоваться им с улицы, только из окна дома, так как вечером у меня есть обязанности: помочь приготовить незамысловатый ужин, накрыть на стол и настроить радио на станцию, на которой говорят только о Боге и прочих святых. Странно, что мама не считает эту смесь проводов и антенны греховным предметом, как, например, телефон. Или телевизор, по которому показывают «распутство и другие непотребности». Из-за этого «ящик» давным-давно был выброшен в общий мусорный контейнер, что стоит на углу нашей улицы.       Поднимаюсь с колен. Пора идти домой, да побыстрее, чтобы мама лишний раз не волновалась. А она будет, да еще потом и отругает за то, что я задержалась на какие-нибудь десять или пятнадцать минут. Лучше уж завтра продолжу свои жалобные и, возможно, бессмысленные мольбы.

***

      Мама появилась будто бы из ниоткуда, когда я только-только переступила порог дома. Ох, сейчас она устроит мне свой любимый допрос, без которого, видимо, не может спокойно жить. - Ты опоздала, Кэрри. Опоздала на двенадцать минут! Где ты была? - Я ходила в ту заброшенную церковь, мама. - Ты молилась именно так, как я тебе говорила? - Да. - Стоя на коленях перед образом Девы Марии? - Да.       Голос родительницы, как в большинстве случаев, был жестким и холодным. Она не считала хорошим разговаривать со мной мягко и нежно, твердо веря, что это может быть грехом, за который трудно расплатиться. Грубое воспитание – вот ее, можно сказать, лозунг. - Очень надеюсь, что ты не врешь мне. Разговоры с посторонними были? - Нет, ты же знаешь, что… - Молчи, Кэрри! Слова «нет» вполне достаточно. Не нужно все расписывать в подробностях, когда тебя не просят об этом.       Я понуро опустила голову, уставившись на деревянный пол, застеленный коврами коричневого и зеленого оттенков. Мама крепко взяла меня за запястье и повела в «молебную комнату» - чулан, заставленный святыми образами, на двери которого было небольшое распятие Иисуса Христа. Да, я каждый день оказываюсь там по воли родительницы, и это уже начинает надоедать. Ну почему она так строга ко мне? Неужели нельзя хоть раз пропустить этот «ритуал»? - Тебе надо больше молиться, чтобы не стать грешницей. - Я и так ею не стану.       Мама сжала мое запястье, причем достаточно сильно. Лучше с ней не спорить – только хуже будет. - Скажи спасибо, что я тщательно забочусь о тебе, оберегая от ненужных взоров. Вот когда Господь заберет мою душу к себе в Рай, тогда попомнишь все слова, что я тебе говорила.       Подвела к чулану. Так не хочется заходить в него, а потом вставать на колени и произносить молитвы, некоторые даже нараспев. Боже, вразуми мою маму! - Если хорошо постараешься, то разрешу сегодня послушать пластинки.       Древний граммофон – единственный источник музыки, не считая радио. Раритет, можно сказать. У моих одноклассников есть современные магнитофоны и еще какие-то навороченные штуки, из колонок которых выходят различные песни с некультурным содержанием, причем на полной громкости, отчего, мне кажется, можно оглохнуть. Наш же граммофон играет тихо, спокойно. Мне нравиться слушать Чайковского – композитора из России. Почему-то его произведения всегда успокаивают меня и заставляю погрузиться в свои мысли. - Я пока что схожу в подвал за морковью. Не вздумай прекращать молитвы, иначе Господь покарает тебя.       Мама пихнула меня в бок, тем самым направив в чулан. Заперла дверь на щеколду. - Можешь начинать.       Я села на пол и, подогнув под себя ноги, стала тихо плакать. Мне было обидно за такое несправедливо грубое отношение. Мало того, что я выполняю прихоти родительницы, так даже не имею права слова лишнего вымолвить ей в ответ! Мои одноклассники, например, вообще могут позволить себе устроить бунт или забастовку, совершенно не опасаясь последствий. Или покрыть матом человека преклонного возраста, забыв о нормах приличия. - Я не слышу молитвы, Кэрри. Я не слышу!       Ничего не ответив, я продолжила всхлипывать, как назло, вспомнив позорный эпизод, случившийся в школьной душевой. Сразу стало еще больнее на сердце. - Что с тобой, негодница? Не позорь меня перед Господом!       Я стала тихонечко царапать дверь, тихо поскуливая. Может, мама сжалиться надо мной? - Ты плачешь? О, дитя мое… Перестань!       Ладно. Если не хочешь выпустить дочь, то она сама это сделает, использовав чуточку своих способностей.       Я встала прямо напротив двери и закрыла глаза. Слегка расслабившись, медленно вытянула вперед правую руку, а затем представила, как дверная щеколда сама по себе возвращается в исходное положение. На несколько секунд воцарилась гробовая тишина, а потом дверь резко распахнулась, заставив мою маму отскочить от чулана. Да, я сделала это. - Господи помилуй, Господи помилуй!.. Кэрри! Я же запретила тебе использовать эти дьявольские способности! - Прости, мама, но сегодня я не хочу молиться. - Что ты такое говоришь? Немедленно прекращай капризничать и возвращайся в чулан! - Я не буду этого делать. Пожалуйста, оставь меня одну.       Губы родительницы задрожали, и пролились первые слезинки, оставляя за собой мокрые дорожки на худых и немного впалых щеках. Я обидела ее своим резким поведением. Но сколько раз она делала мне больно, не давая спокойно пройтись по парку после школы или заставляя ехать на скучную экскурсию в церковь, пока другие подростки радовались своей интересной и насыщенной приключениями жизнью? - Ты служишь Дьяволу, Кэрри!? - Нет. Просто позволь мне побыть немного свободной. - Завтра я позову знакомого священника. Он быстро выгонит бесов из твоей души!       Мама, не отводя от меня взгляда, стала подниматься по лестнице, ведущей на второй этаж. Видимо, будет сидеть в своей комнате и долго, упорно молиться. Пусть делает, что хочет. - Господи, за что мне это проклятье? За то, что тогда согрешила и породила на свет эту неблагодарную девчонку?       Мне стало немного обидно от этих слов, но я ничего не сказала, а только лишь грустно взглянула на родительницу. Та все еще поднималась по лестнице, крепко держась за перилы, видимо, чтоб не упасть в случае чего. Наконец, скрывшись от меня, она громко вздохнула и зашла в свою комнату, заставленную святыми образами.       Я закрыла дверь чулана и, взяв из комода шитье, села за кухонный стол. Да, я люблю вышивать и не считаю данное занятие чем-то греховным, ведь это так интересно, когда при помощи канвы, пяльцев, цветных ниток и иглы можно создать какую-нибудь красивую картинку: лесной пейзаж, цветущий сад, ночной город с его яркими огнями, подводный мир или же букет полевых цветов, стоящий в вазе на столе или подоконнике. Тут главное проявить фантазию и упорство, и тогда все непременно получится.       Вдевая в иголку нитку желтого цвета, я невольно задумалась о своих сверхъестественных способностях. Откуда они могли появиться? Были ли со мной с самого моего рождения? Ведь проявились лишь недавно, уже в подростковом возрасте. Здорово, конечно, когда книга вылетает из шкафа и направляется в мои руки, или же когда вымытая посуда сама оказывается на специальной сушилке. Но все это иногда пугает. И не только меня. Мама постоянно креститься и молит Господа о том, чтоб тот очистил мою душу от присутствия в ней бесов. Причем она вопит свои просьбы на весь дом, а не говорит их шепотом, стоя на коленях в своей «священной» комнате.       Жаль, что я слишком добрая по отношению к своим одноклассникам; так бы могла раскидать всех обидчиков одним махом, если, конечно, у меня это бы получилось. И сила воли тоже есть: очень хотелось отшвырнуть Крис в колючие заросли кустов, когда она пинала меня, но я не сдала этого делать – сдержалась, потому что мне не нужна популярность, связанная с необычной силой. Могут быть не самые лучшие последствия: или отправят в какую-нибудь лабораторию на обследование, или станут использовать в качестве оружия на войне. Это, конечно, при том, что слух обо мне - способной двигать предметы, - разойдется с космической скоростью.       От того, что глубоко погрузилась в свои мысли, не заметила, как уколола палец. Тут же из него выступила первая капелька крови, напомнив о моих первых месячных. Да, теперь, видимо, при виде этой жидкости алого цвета я всегда буду вспоминать этот позорный момент. Забыть такое очень сложно.       Солнце приблизилось к линии горизонта, и от этого часть неба прокрасилась в бледно-желтый и нежно-розовый цвета. Выглядит завораживающе. Настоящая вечерняя красота. Надо будет попробовать вышить закат, добавив немного ярких акцентов. Изображу главный парк Кримсон-Сити, трудолюбиво создав при помощи нитки с иголкой каждую лавочку, каждое деревце с первой листвой, фонтан и, может быть, какого-нибудь человека. Да, я потрачу много времени, но это будет того стоить.

***

      На следующий день, не успев попасть в школьный коридор после нудных уроков, я оказалась прижата к стене. Несильно, но ощутимо меня держали за руку чуть выше локтя. Я удивленно захлопала глазами – передо мной была Сью. - Зачем ты сделала это? - Я неловко чувствую себя за то, что тогда избила тебя в парке. Я хочу извиниться.       Вот это новость! Чтоб эта блондинка раскаивалась, да еще и собиралась приносить извинения? Впервые вижу и слышу. Видимо, у Сью остались какие-то крупицы совести. - Ты прощена. - Нет, Кэрри. Я хотела предложить тебе кое-что, чтобы окончательно загладить свою вину. - Что же? - Из-за того инцидента в душевой меня и остальных наказали. Мы не сможем попасть на выпускной бал.       Ого, достаточно грубое решение со стороны директора. Хотя, мои обидчики вполне заслужили отсутствия на последнем школьном празднике. Крис не станет накручивать на своей голове подобие прически, Сью не будет бегать по лучшим магазинам Кримсон-Сити, выискивая самое красивое платье. Остальные тоже будут сидеть дома, ничем себя не напрягая. - И? - Раз уж я не пойду, то… Хочешь составить компанию Томми на выпускном?       Томми Росс – парень Сью, а так же один из самых богатеньких в школе. У него есть все: собственный шикарный «бьюик», нужные связи и толпы поклонниц чуть ли не со всего Кримсон-Сити. Он иногда пьет пиво на переменах, на всякий случай спрятавшись где-нибудь в подсобке, а так же может без зазрения совести облапать понравившуюся девушку. - Но… он же твой парень. - Ну и что? Я же сказала, что, во-первых, не пойду на выпускной, а во-вторых – хочу хоть как-то загладить свою вину. - Спасибо за предложение. Но мне не нужны твои подачки.       Я мягко отстранила ее руку от своей. Не хватало мне еще идти на вечеринку с Томми! Да он засмеет меня, говоря обидные слова. Или же сделает что-нибудь неприятное: испортит платье, толкнет, взъерошит волосы. Его друзья тоже не останутся в стороне и будут издеваться надо мной. Нет, с кем угодно, но не с этим парнем я пойду на выпускной. - Подумай как следует: ну кто еще будет с тобой в паре? - Я буду одна.       Сью закатила глаза и отвернулась, демонстративно махнув распущенными волосами. Обиделась. Что ж, пусть дуется. - До выпускного остался месяц. Подумай как следует над моим предложением.       И она пошла в сторону выхода, громко цокая высокими каблуками. Да, эта блондинка всегда одевается, как на парад: самая модная одежда и самая лучшая обувь, множество украшений и макияж, по обыкновению вызывающий благодаря ярким теням на веках.       Я тоже вышла на улицу, ведь уроки кончились, и теперь можно уединиться в цветущем парке. Полюбуюсь природой, голубым небом, солнцем. Потом, может, схожу в церковь. Возможно, немножечко задержусь там, сидя на пыльной скамейке и разглядывая расписной потолок, который обворожил меня своим графическим содержанием, когда я первый раз увидела его. А еще протру пыль со статуи ангела, ибо негоже, когда святое становится серого оттенка из-за мельчайших частиц грязи.       Пятнадцать минут – и вот уже я иду по асфальтированной дорожке парка, разглядывая отдыхающих людей: семьи, влюбленные парочки и старики. Как всегда они прохаживаются туда-сюда, негромко разговаривая, а кто-то сидит на лавочке и таким образом расслабляется. Маленькие представители человечества носятся вокруг фонтана, выкрикивая какие-то незнакомые мне слова – наверное, взятые из каких-нибудь фильмов, - и махая руками. Жаль, что у меня не было такого беззаботного и веселого детства, когда можно было играть в куклы, строить шалаш и бегать по двору наперегонки с какой-нибудь из подружек. Их тоже не имелось, ведь мама запрещала мне общаться со сверстниками даже в таком малом возрасте. Уже тогда она делала свой контроль все жестче и жестче, требуя от меня подробного отчета за весь день: как отучилась, как помолилась, не ходила ли в запрещенные места – кафе и супермаркеты. Запрещенные – потому что там, по мнению родительницы, находятся скверные и грешные люди. Сама она тоже не посещает эти места, питаясь дома и закупаясь продуктами на местном рынке. Иногда ей что-то перепадает от клиентов, которые, не имея возможности заплатить деньгами за ту или иную работу в ателье, в котором мама работает, приносят домашнюю выпечку и некоторые овощи, такие как морковь, картофель, репчатый лук и капуста. Иногда в качестве оплаты могут быть румяные яблоки или домашний компот в стеклянной банке. Неплохо, конечно. Очень даже неплохо. Можно даже денег подкопить, не тратя их на продукты.       Подхожу к своему любимому месту – одинокой скамейке с облупленной на ней краской бледно-голубого цвета, скрытой ото всех за зарослями кустов. Здесь практически никогда никто не ходит, по обычаю гуляя у фонтана или в более открытой части парка, там, где многолюдно. А мне, наоборот, нравится, когда никто не отвлекает своими разговорами от погружения в мысли. Тем более, Крис со своими подружками любят шататься по асфальтовым дорожкам, попивая какой-нибудь крепкий алкогольный напиток и обсуждая последние сплетни. Это значит, что они могут увидеть меня и начать издеваться. Поэтому, я стараюсь держаться «в тени», дабы не испортить себе настроение и день в целом.       Сажусь на скамейку и провожу ладонью по ее шершавой поверхности. Старая, но крепкая. И сколько же всего она повидала за весь период, что тут стоит: и первый робкий поцелуй под звездным небом, и судьбоносные разговоры, и последнюю встречу влюбленных, после которой те разойдутся. Может, кто-то здесь вымаливал прощение, а кто-то уединялся, чтобы успокоить свою душу от резко навалившихся трудностей. Я, например, всегда размышляю о том, каким будет мое будущее, если я продолжу подчиняться всем маминым капризам. Останусь ли одной на всю жизнь, или же мне найдут в пару какого-нибудь священника, с виду примерного, а при наступлении ночи – похотливого? И это я не придумываю. Мне известны некоторые похожие случаи, когда человек, служащий в церкви, дома насилует жену или избивает ее и детей. И как он только, без зазрения совести, потом обращается к Богу? Выдавая себя за того, кто имеет чистые душу и мысли? Мама бы за такое устроила целый бунт, с жаром доказывая, что человек, у которого в голове нет светлых мыслей, не должен даже близко подходить к церкви, не то что там проповедовать.       Очень хорошо, что родительница не ходит в центральный парк Кримсон-Сити, иначе, увидев меня на скамейке, а не в заброшенном святом месте, устроила бы скандал, а потом, крепко взяв мою ладонь в свою, быстрым шагом повела бы домой, не дав насладиться тишиной и покоем. А если это могла бы увидеть Крис? О, было бы очень плохо.       Мне стало немного неспокойно на душе от таких мыслей. Почему я не могу подумать о чем-нибудь хорошем? Теперь вот придется возвращаться домой, оставив скамейку, деревья, кустарники и церковь, ибо я уже не в состоянии расслабляться и молиться. Ну, зато вернусь раньше обычного, и мама, наверное, не будет ворчать. Лишь только даст указания на вечер: протереть окна или же поменять постельное белье. Потом позовет ужинать. На столе обязательно будет капустный салат, а так же ягодный морс в стеклянном графине. Сначала мы с мамой прочтем молитву и поблагодарим Господа за все хорошее, а затем приступим к трапезе, во время которой ни в коем случае нельзя разговаривать, ибо грех.       Выйдя из своего укромного места, я заметила, что народу-то почти и нет, хотя было еще достаточно тепло и светло. Видимо, практически всем захотелось пойти в кафе или по домам. Хотя, какая мне разница? Ведь это хорошо, когда я могу прогуляться до выхода совершенно одна, не опасаясь, что кто-то из знакомых меня увидит. Например, Крис или Сью.       Все же какой-то мужчина, опустивший голову и засунувший ладони в карманы черного пальто, медленно шел мне навстречу. Приглядевшись, я увидела, что это тот, который отогнал от меня Сью и остальных. Боже, что мне сделать? Пройти мимо, не поздоровавшись? Или просто кивнуть головой в знак приветствия? Конечно, между нами было около пятидесяти метров, и я могла спокойно спрятаться за каким-нибудь кустом. Только зачем мне это делать? Тем самым показать свою невоспитанность? Вдруг этот мужчина еще не забыл меня? Хотя, судя по его внешнему виду я могу точно сказать, что он из высшего общества, а такие обычно быстро стирают из памяти невзрачных людей, особенно девушек. Или нет. Не знаю. Может быть, он не такой.       Незнакомец, видимо, очень сильно задумался о чем-то своем, так как не заметил, что постепенно стал смещаться к краю дорожки. Вот он уже, наверное, сейчас запнется о бордюр и в итоге упадет, испачкав свое дорогостоящее одеяние. Стоит ли мне окликнуть его? Хотя, зачем?       Полминуты – и мужчина напоролся на острый сук, тем самым порвав ткань пальто в районе правого плеча. Надеюсь, он не поранился. О чем можно думать, чтоб вот так вот не заметить острый конец ветки? Проблемы в семье или на работе? Разрыв в отношениях? - Come e successo? Oh che peccato!*       Я была уже достаточно близко и поэтому расслышала, как незнакомец возмущённым тоном что-то говорит на иностранном языке. Интересно, что именно? Матерится? - Cosa dovrei fare ora?*       Он стал беспокойно рассматривать порванную ткань. Да, я бы тоже была недовольна, если бы моя вещь испортилась вот таким вот, можно сказать, нелепым образом. Хоть у меня одежда и не самого лучшего вида – длинные темные юбки, бесформенные кардиганы, серые рубашки, некрасивые кофты и платки, - все же я стараюсь бережно носить ее. Обувь тоже оставляет желать лучшего: плоские туфли, практически без каблука. И обязательно черные или коричневые. Мама говорит, что мои ноги не должны привлекать чьего-либо внимания, и поэтому мне приходится носить то, что она разрешает.       Мужчина резко поднял голову, оторвавшись от разглядывания испорченного пальто. Мы встретились взглядами: его серо-голубой глаз, не прикрытый челкой, раскрылся чуть шире, будто удивляясь мне. Губы чуть дрогнули, а затем сложились в ослепительную и чуть смущенную улыбку. Он сделал шаг, а я, испугавшись, попятилась назад. Нет, мы не должны были встретиться. Вдруг кто-нибудь увидит меня с этим мужчиной? Хоть сейчас, кроме нас, никого нет, по закону подлости может появиться Сью, Крис, Томми или, не дай бог, даже мама. Тогда не миновать беды: я буду жестко допрошена и унижена. И не только в школе. Родительница может запретить мне выходить за пределы дома в свободное от уроков время. - Здравствуйте, прекрасная юная леди. - Здравствуйте.       Я почувствовала, что начинаю краснеть. Никто прежде не обращался так ко мне. «Леди». Старомодно и немного романтично. Видимо, этот мужчина хорошо воспитан, раз произносит вот такие вот слова. - Милая особа прогуливается? - Д-да…       Он смотрел на меня с плохо скрываемой радостью, будто бы раннее хотел увидеться со мной. Да ну, нет. Такого просто не может быть. Ему – состоятельному, красивому и стильному, - не нужна такая, как я – бедная, неказистая и слишком скромная. В последнем, конечно, нет ничего плохого, но для многих людей это качество является признаком слабоумия, ведь, по-их мнению, надо быть открытой, напористой и вызывающей. - Вам не холодно?       Не знает, что спросить? Или намекает, чтоб я удалилась из парка и не мешала ему? - Нет, спасибо. - О, юная леди воспитана. Замечательно. Это ведь такая редкость в наши дни! - его голос был мягким и немного завораживающим. - Согласна с вами.       Я сделала несколько шагов назад. Мужчина удивленно посмотрел на меня, видимо, не ожидая такого исхода событий. - Я вас напугал? Только, пожалуйста, скажите честно.       Отрицательно помотав головой, я опустила голову и стала разглядывать асфальтированную дорожку, будто увидев на ней что-то очень интересное. Ну почему этот состоятельный человек продолжает общаться со мной, зашуганной и неказистой? Почему не уходит? Я ведь даже не знаю, как правильно вести себя с ним. Вдруг я скажу что-нибудь не то? Или случайно чихну, не успев достать носовой платок? О, я даже не знаю всех правил этикета: как правильно сидеть, как смеяться, как поддерживать светскую беседу и как пользоваться неизвестными мне столовыми приборами. А еще мне немного некомфортно от взгляда мужчины - изучающего и пристального. - Нет, что вы… Извините меня, но я не знаю, как правильно разговаривать…       Он тихо засмеялся, а потом приблизился ко мне на целых три шага. Я стояла ступором, чуть дыша. Практически впервые я беседую с достаточно взрослым мужчиной, не считая школьных учителей и священников в церквях. - Все хорошо. Вы зря нервничаете по этому поводу.       Снова улыбнувшись, мужчина сделал еще один шаг. А не маньяк ли он? Мама как-то говорила мне, что такие вот люди – насильники и прочие, - иногда очень тщательно следят за собой, посещая дорогие парикмахерские и лучшие ателье, чтоб потом произвести впечатление на будущую жертву, а затем, пленив ту привлекательностью, совершают свои грязные дела. - Юная леди… В ваших глазах изумительного зеленого оттенка я вижу страх. - Я просто… Не знаю…       Дура! Лучше бы промолчала. Что он теперь подумает? Что я умственно отсталая, потому что заикаюсь и не могу нормально ответить на простые вопросы? - Не опускайте голову и взгляд, ведь вы очень недурна собою.       Я посмотрела на мужчину, чуть приоткрыв рот от удивления. Вот это да! Может, он на самом деле маньяк? Только слепой мог сказать этот комплимент, услышав мой голос и подумав, что, если он такой тихий и нежный, то и я, должно быть, как ангел – красивая и легкая в движениях. Господи, неужели мне надо убегать из парка в прямом смысле слова? - Как ваше имя, прекрасная особа?       Стоит ли говорить ему? Наверное, придется. Мама за такое наказала бы меня, аргументируя это тем, что я не должна отвечать на подобные вопросы без ее позволения. Но ее рядом нет, так что, думаю, все будет нормально. - Кэрри… Меня зовут Кэрри. - Хм, Кэрри… Редкое для нашего города имя, не находите? - Да, наверное… - Позвольте представиться – Стефано.       И тут он взял мою правую руку в свою и мягко пожал ее. Я снова покраснела. Представляю, что бы сказала мама: обозвала бы падшей и гулящей женщиной. Обязательно бы стала причитать на весь дом, моля Господа об очищении моей скверной и грешной души и вскинув руки к «небу» - потолку. - Может, прогуляемся по этому прекрасному и цветущему парку? - Извините, мне нельзя… Мама не разрешает. - Хотя бы полчаса. Уверен, за это столь небольшое время, проведенное здесь, вас не отругают.       Мне стало стыдно. Веду себя, как пятилетняя! - Хорошо… Давайте… погуляем. - Только пойдемте в северную часть парка - там, где немноголюдно. Я не хочу, чтоб кто-то, кроме вас, видел мое порванное пальто. - Я могу зашить.       Вот надо было ляпнуть такое! Теперь Стефано подумает, что я хвастливая девушка. - Вы умеете шить? О, как приятно узнать, что еще остались девушки, умеющие работать иглой и нитью! Deliziosamente!* - Да, а еще я люблю вышивать по вечерам. - Вы очень талантлива. - Спасибо. А чем вы занимаетесь? - Я художник и фотограф одновременно. Создаю красочные и запоминающиеся композиции, которые многим очень нравятся.       В этот момент его голос почему-то дрогнул, но я не стала зацикливать на этом свое внимание. Может, он слишком чувственно относится к своим работам? Хотелось бы посмотреть на них, но, к сожалению, не смогу сделать этого, так как наверняка они находятся у Стефано дома, а туда я точно не пойду. Тем более, кто-нибудь из знакомых может увидеть меня с этим галантным мужчиной – например, Крис или Сью, - и тогда в школу можно вообще будет не приходить.       Мы садимся на одну из скамеек, и я достаю из своей уродливой сумки швейные принадлежности. Я ношу их на всякий случай, чтобы, если что-то порвется, можно было бы быстро зашить, придавая изделию аккуратный вид. Наверное, мы со Стефано удачно встретились – я смогу устранить порванное на плече пальто, которое, судя по материалу, очень дорогое и наверняка сшитое на заказ в каком-нибудь элитном ателье. А еще от этой вещи очень приятно пахнет мужским парфюмом – чуть сладковатым и терпким. Да, у художника есть вкус ко всему. Или его одевают стилисты?       Аккуратно делаю первые стежки, стараясь, чтоб рука не тряслась от волнения. Стефано, как назло, пристально наблюдает за процессом. - Все-таки, Кэрри, почему вы предложили мне свою помощь? - Наверное, в качестве благодарности за то, что вы спасли меня тогда. Да, кстати, спасибо вам за это. - Поймите, я не мог пройти мимо.       Мы помолчали минуты две, а потом Стефано, достав из потайного кармана пальто маленький фотоаппарат, встал со скамейки и, отойдя чуть подальше от нее, навел цифровое устройство прямо на меня. Зачем он фотографирует? - Расслабьтесь, пожалуйста. Вы выглядите очень напряженной. - Зачем вы… - На память.       Очень надеюсь, что это действительно так, а то мало ли для чего еще художнику понадобилось изображение меня? - Ваши русые косы идеально смотрятся на фоне зеленеющих кустов и деревьев. Очень выигрышно. - Спасибо…       Через пять минут все было готово: стык рукава и плечевой части больше не выглядел порванным. Я подала Стефано его пальто. Тот посмотрел на меня с восхищением. - Большое спасибо, Кэрри.       Я скромно улыбнулась ему, опустив голову, а потом вспомнила, что пора бы уже идти домой. Не стоит лишний раз задерживаться и тем самым нервировать мать. Ее причитания о том, какая я наглая, неблагодарная и распутная мне не нужны. - Мне пора… Извините, Стефано… - Жаль, что так быстро пролетели эти полчаса, но я рад нашей прогулке и встрече в целом. Могу ли я проводить вас? - Спасибо, но не стоит… Я сама дойду. - Давайте хотя бы до выхода из парка пойдем вместе? - Хорошо.       Мне не надо было соглашаться на это. Я, похоже, стала хуже соображать в компании этого мужчины. Это происходит оттого, что таких встреч раньше не было? Скорее всего, да. Ведь никто прежде не пожимал мне руку и не говорил комплименты, заставляющие краснеть и чувствовать себя неловко; никто не фотографировал и не предлагал прогуляться.       Вот уже виднеется выход из парка, около которого стоит несколько человек. Господи, пусть они будут не с нашей с мамой улицы или не со школы! Я не хочу потом терпеть все эти насмешки и прочие гадости. - Что ж, пора прощаться. Скажите ваш адрес, на всякий случай. - Думаю, вам не надо его знать… Извините. - Жаль, конечно, что не говорите. Очень жаль. Но я не буду надавливать на вас. Я, кажется, повел себя невоспитанно, с первой прогулки требуя у юной леди адрес ее дома. - Все… хорошо. - Можем ли мы увидеться снова? Скажем, завтра, в пять вечера? - Я, наверное, не смогу. Надо будет помочь маме приготовить ужин, а потом сделать уроки ко следующему дню. - Хорошо, я понял. Если что, я часто бываю в этом парке. Так что, надеюсь, вы когда-нибудь снова придете сюда, и мы отлично проведем время за какой-нибудь беседой. - Я подумаю над этим. До свидания… - До свидания, Кэрри.       Стефано слегка поклонился мне. Я, улыбнувшись ему на этот жест, слегка помахала рукой, а потом быстро направилась в сторону своей улицы.

***

      С самого порога мама начала возмущаться, всплескивая руками и недовольно хмурясь. А что еще можно было ожидать? Теплого приветствия? Нежных объятий? Нет, только ругань и требование отчитаться за день. Господи, мне будто бы на самом деле пять лет! - Ты задержалась на целый час! Где тебя носило? - Я гуляла. - С кем? - Как всегда, одна. – Говорить правду, естественно, я не собираюсь. - Что это?       Она стала принюхиваться, и тут я с ужасом поняла, что мужской парфюм, которым было опрыскано пальто, впитался мне в юбку. Сейчас мне точно придется несладко: мама грубо схватила меня за руку и уставилась испепеляющим взглядом. - Ты была с мужчиной? Была!? - Нет. - Не лги мне, Кэрри! От тебя пахнет мужскими духами! - Это просто кто-то мог пройти мимо меня и… - Мерзавка… Да как ты могла нарушить запрет!? Ты… прости, Господи, проститутка, Кэрри. Самая настоящая!       Оскорбления она произнесла шипящим голосом. Ее глаза были выпучены, а руки слегка тряслись. Что ж, это не моя проблема, что мама такая нервная и до неприличия верующая. - Кого я воспитала? О, боже…       Она замахнулась, чтоб ударить меня, но я быстро среагировала и применила свою силу. Родительница взвизгнула, но не шелохнулась – я мысленно держала ее в скованном состоянии. После такого, конечно, обязательно состоится скандал. Или нет. Мама, может быть, испугается меня и поэтому не захочет даже разговаривать. - Господь накажет тебя за такое обращение с матерью. - Я так не думаю.       Все еще держа родительницу своими силами, я стала подниматься по лестнице на второй этаж. Хотелось лечь на кровать и забыть об этом дне. И о Стефано. - На тебе точно висит какое-то дьявольское проклятье… Ты не была такой непослушной, Кэрри. Не была. - Людям свойственно меняться.       Отпустила маму. Та что-то прошипела, а затем направилась в сторону кухни. Видимо, будет готовить. Что ж, надеюсь, это занятие немного успокоит ее. И мне даже не придется сегодня помогать ей. Сомневаюсь, что она хочет видеть меня рядом с собой.       Ложусь на кровать и махом руки закрываю дверь своей комнаты. Мне надо как следует подумать о предложении встретиться со Стефано. С одной стороны, начинается что-то новое и волнительное, а с другой – проблемное и опасное. Хотя, сегодня мы неплохо провели время, чуть-чуть узнав друг о друге. Но этот фотограф – состоятельный и харизматичный, и поэтому мне, по сути, даже рядом с ним стоять нельзя. Видимо, я чем-то зацепила его. Какой-то «изюминкой».       Может, сходить в парк, только не завтра, а, скажем, через пару дней, чтоб не давать маме повода для подозрений? Я же ведь смогу защитить себя в случае чего. Не хотелось бы, конечно, показывать свои сверхъестественные способности Стефано, но если вдруг понадобится, то придется. Надеюсь, до этого не дойдет. Хочется мирно гулять по парку, любуясь цветением посаженных в клумбы цветов и разговаривая о чем-нибудь. Например, о творчестве моего нового знакомого. Мне интересно узнать о его композициях и о том, как он их собирает и что использует для этого. Общение с образованным человеком – вещь познавательная, тем более, если речь идет об искусстве. Мне, в принципе, тоже есть о чем рассказать, хотя сомневаюсь, что Стефано понравятся мои слова о том, что именно я предпочитаю вышивать. А, может, он наоборот заинтересуется и даже предложит помощь в виде правильного составления цветовой гаммы. Ему, как художнику, это намного виднее, чем мне, хотя я стараюсь делать все сочетаемо и красиво. Жаль, что я, наверное, слишком грубо простилась с этим мужчиной. В то время мною овладели некий страх и стыдливость за неумение четко и громко разговаривать. Если мы снова встретимся, то я обязательно извинюсь перед Стефано за свои «косяки». Не хочу показаться невоспитанной девушкой, не знающей банальных правил приличия. Ему наверняка будет приятно услышать короткое «простите» с последующими комментариями. Ведь изысканные манеры красят человека, в данном случае – меня.