Надежда в подарок

      Серая мостовая не менее серого Богом забытого городишки. Лондон давно остался позади. Сколько еще таких же неуклюжих городков предстоит посетить? Да и важно ли это… Никто не заставлял его покидать лондонскую суету, комфорт мэнора, но там всё неотступно напоминало о ней. Будто ещё миг — и он снова увидит, как она заправляет выбившуюся из прически прядь шелковистых волос, взволнованно меряет шагами просторную гостиную, услышит почти позабытый смех… Сколько лет он не слышал её смех? Нежный, родной голос запомнился грустным, уставшим… Последним надрывным криком и полным отчаяния взглядом… Наверное, ей было страшно, так же, как и ему сейчас. С той лишь разницей, что гнетущий страх её любимого сына растянулся уже почти на год… Год со дня победы Гарри Поттера… Год со дня смерти Нарциссы Малфой…       — Мама, — прошептал он, глядя на бушующее море. Лишь бы не оборачиваться к безвкусно наряженным улочкам. — Я так скучаю.       Скривившись от боли в солнечном сплетении, Драко достал из кармана плаща флакончик с алой жидкостью. Несмотря на начало мая, север Британии не баловал теплом. Или, может, это постоянно бьющий озноб?..       Сколько ещё Драко протянет? Увидит ли маму там? Маглы с их лживыми религиями…       Малфой фыркнул и снова впился пальцами в опустошённый стеклянный пузырек. Боль всё чаще пронзала тело. Несколько месяцев назад Драко хватало такого флакона на три-четыре часа, теперь — на два в лучшем случае.       Кажется, его маленькое прощание затянулось и стоило бы уже пройти через спасительный проход, отделяющий от мира маглов. Убраться подальше от счастливых рож волшебников, вовсю трубящих о великой победе… Но сковывающий спазм имел больше власти над жизнью Драко, чем он сам.       Малфой ухмыльнулся, достав из мягкой пачки сигарету дрожащими пальцами. А, выронив парочку на мощеную мостовую, прошипел несколько отборных ругательств и, сплюнув вслед упавшим сигаретам, подкурил. Теперь он может себе позволить любые, даже самые нелицеприятные привычки.       Драко давно думал покинуть магический мир, но всё никак не решался. Надеялся, что кто-то из некогда близких друзей постучится или напишет на худой конец. Не хотелось, чтобы письмо затерялось по дороге в магловский мир. Совы часто не доносят такие послания.       Только подвели не совы, а вера в людей и надежды на былую дружбу. Те, кого Драко раньше называл друзьями, те, кто лебезили, заглядывая ему в глаза и искали его внимания, теперь всячески избегали общения с ним. Может, поверили в басни Скитер, что его проклятие даже через клочок пергамента способно лишить их магии. Да, это непомерно дорогая плата за разговор с бракованным ублюдком. Дольше всех продержался Забини, даже в Мунго приходил. Старался показать, что не боялся прикоснуться к нему, хотя и всячески избегал этого. Тогда Драко это только бесило, что и привело к тому, что он наорал на Блейза. Сейчас же он бы многое отдал за тот неловкий диалог. Надо отдать должное, Забини единственный извинился и попрощался, написал что-то о том, что Драко всегда может рассчитывать на его помощь в случае надобности. А какая надобность может быть у медленно подыхающего человека? Что считать необходимостью? Какая стадия его состояния может оправдать письмо с просьбой о поддержке? Вот он — идеальный шанс проверить на прочность гордыню. Рыдания в пустоту снимаемого отцом пентхауса не в счет.       Безумие — не дешёвая роскошь. Это Драко успел понять сполна. Сходить с ума, когда ты отпрыск знатного британского рода волшебников, куда приятнее, чем вкалывая на каком-нибудь заводе в две смены. Драко не тяготили обстоятельства, да и пожалеть себя с кучей денег получалось куда качественнее. Правда, роль не знающего границ повесы быстро изжила себя. Видите ли, даже магловских проституток пугает вид пронизанного черными венами тела. А вот когда цена вопроса не играла роли — так это блюя под утро. Там что Огденский, что дешевая водка из ближайшего захудалого маркета — одинаково придётся корчиться в судорогах и выть от боли, выворачиваясь наизнанку. Кстати, именно это и стало причиной, почему Драко культурно попросили освободить люкс в Монкальм. Четыре звезды гарантировали гораздо большую лояльность к странным припадкам богатенького щенка, а в любом трехзвездочном отеле все в принципе плевали на его крики по ночам.       Люциус молчал. Было видно, что отец сломался — глаза пусты, безразличная маска прикипела намертво. Драко очень благодарен ему за отсутствие жалости, запоздалых извинений и полную свободу. Только однажды отец попросил не уходить, сухо и как-то скомкано, будто голос начал отказывать после длительного молчания. На что Драко так же неуклюже попытался объясниться, но Люциус крепко обнял, а затем отпустил…       Больше он не писал и не приходил. Но исправно отправлял эльфа с зельями и ежемесячный перевод.       Та битва стала для отца роковым рубежом, за которым остались только отчаяние и пустота. Он держался из последних сил за жалкую тень своего ребенка, некогда перспективного мальчугана, с каждым годом всё больше походившего на него самого. Но Драко не готов разделить последние дни с отцом… Не было сил на сказочное воссоединение у края. Люциус понял это и давить не стал. Ничего не исправить, даже жертвуя собственной магией, чтобы провести отведенное время вместе с сыном.       Драко предстояло стать тем, кого он так долго учился презирать. Да что там, он уже стал маглом — последние искры магии неумолимо сходили на нет, как солнце над северным городком Шотландии катилось к закату. Драко мысленно собрался и шагнул в сторону прячущегося в глухой арке перехода. Даже эти, казалось бы, примитивные использования магии отзывались в теле острой болью. При его нынешнем состоянии вряд ли он сможет ещё раз посетить магический мир… при жизни. Малфой огляделся вокруг, пытаясь запечатлеть в памяти каждый дюйм опостылевшего, но родного мира.       Черта с два. Эти жалкие трущобы никогда не были его миром, а с роскошью Лондона он попрощался давно. Так что, плюнув на посетивший не к месту драматизм, Драко крепко зажмурился. Страх стал его верным спутником в новой жизни. Вот он — единственный надежный и верный друг, ему не ведомо предательство. Страх теперь всегда рядом, крепко держит за горло. И когда Драко страшно закрывать глаза по вечерам, и когда он до одури боится открыть веки в уродливых гостиничных номерах без намека на надежду.       Страх и память, как ангел и бес, неотступно сопровождали его вот уже год. Год Драко с упорством Титаника шёл ко дну. За этот путь он успел увидеть и осознать больше, чем за всю свою никчемную жизнь. Мальчик, выросший на шелковых пеленках и с серебряной ложкой во рту…       Вначале он пытался бороться. Готов был принять любой способ, вплоть до магловской химиотерапии. Драко в надежде на спасение и клинику соответствующую посетил. Одного такого путешествия стало достаточно, чтобы возненавидеть магловскую медицину всеми фибрами души. А он сдуру решил посетить ещё и бюджетный государственный диспансер. Для сравнения, так сказать. Уж слишком зацепили слова доктора Колина о том, что эта клиника лучшая в Лондоне. Что же, экскурсия в обычный диспансер закончилась нервным срывом, рвотой и глубоко въевшимся чувством безысходности вместе с запахом стерильности. Но когда первая волна истерики прошла, Драко вдруг понял, за что его, «изнеженного мальчика», так ненавидело большинство сверстников. Теперь и Волан-де-Морт казался не таким уж и страшным, и чего греха таить — не таким мертвым.       Были, конечно, в короткой жизни Драко и приятные воспоминания. Он прикрывал глаза и мог подолгу так сидеть, окунаясь в потоки памяти. Научился воспроизводить любимые события до мельчайших подробностей у себя в голове. Правда, когда страх настигал и в сладком мире грёз, вынуждая сомневаться в подлинности картинки, становилось особенно больно. После этого Драко мог плакать часами. Теперь возникла необходимость проверять в омуте памяти, взаправду ли глаза матери излучали столько любви, или он сам себе это напридумывал. Если бы не эти страхи, Драко мог бы жить под уютным кровом воспоминаний, в реальности пялясь в одну точку и, возможно, пуская слюни. Вряд ли его бы это заботило. Но каждое такое погружение в счастливые моменты неумолимо сменялось тревогой и отчаянием. Что же, жизнь показала, что у всего есть цена, и впредь платить её Драко будет сам. Вот он и учился правильно рассчитывать соотношение нужного количества воспоминаний, чтобы заставить себя открыть глаза утром, и магловских седативов, чтобы не рыдать весь оставшийся день.       Магловский Тейн порадовал отсутствием мишуры и флажков. Невысокие каменные здания, аккуратные улочки, редкие прохожие. Всё так же пахло морем, но дурманящий запах трав из лавки зельевара больше не примешивался. Вместо него появился устойчивый запах бензина.       Картинка окружающего мира расплылась — Малфой оперся о стену. Нужно поискать место, где посидеть, иначе вместо жилья он найдет канаву, после которой даже Люциус с его вселенским чувством вины не захочет похоронить грязную жалкую шкурку ненаглядного отпрыска в часовне Малфоев.       Драко попытался сосредоточиться, но всё вокруг упрямо шло кругом. Примитивный переход измотал его окончательно, а он рассчитывал ещё и жильё найти, пока действует зелье. Что же, сейчас самое важное — найти место, где можно призвать эльфа без опаски быть обнаруженным.       Очередная попытка сфокусировать зрение не увенчалась успехом. Показалось, что вокруг темнеет, и Малфой уже приготовился свалиться, плотнее прижавшись к холодному камню, как за спиной раздалось старческим голосом:       — Молодой человек, вам плохо? — Участливая старушка подошла ближе, расценив молчание, как знак согласия. — Нужно бы уходить отсюда, вот-вот начнётся гроза.       Значит, потемнело всё же вокруг. Знать бы ещё, куда идти. Во рту болезненно пересохло и появился знакомый привкус «ацетона», как изъяснился врач. Чем бы ни был этот ацетон, вещь это весьма противная. Драко оторвался от стены, пытаясь ответить женщине, но лёгкий кивок оказался единственным, на что он был способен.       — Здесь кафе через дорогу. — Старушка помогла ему опереться на собственное плечо. — Давай-ка, милый, тут несколько шагов, ты сможешь, — всю дорогу приговаривала она.       Кафе и вправду оказалось совсем рядом. Нащупав стеклянную дверь, Драко облегчённо выдохнул. Как бы ни старалась держаться эта женщина, дольше она бы не смогла его тащить. Несмотря на то, как Малфой исхудал, он по-прежнему оставался высоким.       — Ну вот, садись, сынок, сейчас я водички тебе принесу.       Старуха тяжело дышала, а в холодных шершавых руках чувствовалась крупная дрожь, но от неё пахло уютом. Драко устало прикрыл веки. Вода ему не поможет, но смочить пересохшие губы стоило.       — Как хорошо, что сегодня ты на смене! — Снова послышался взволнованный голос. — А то я уж совсем растерялась. Ты позаботишься о нем? Иначе я не успею внучку забрать до дождя.       — Не волнуйтесь, сейчас… — До боли знакомый голос оборвался. — Я всё… всё сделаю, — заикаясь, закончила девушка, которую почти год искали все журналисты магического Лондона. Что же, им бы немного Малфоевского везения…       Брякнувший колокольчик известил о том, что старушка поспешила прочь, а Грейнджер по-прежнему молчала, не двигаясь. То ли под впечатлением от внешнего вида Драко, то ли прикидывая, как проще будет добить непрошенного гостя.       На стол возле руки опустился стакан, а затем Драко ощутил лёгкую волну магии, и тело пробрала новая судорога.       — Не надо, — сдавленно прошептал он. — Не колдуй.       — Значит, это правда. Ты проклят, — спокойно констатировала она.       — Более гениальные замечания будут, мисс очевидность? — Ради этой колкости не жалко согнуться от нового спазма.       — Зачем ты нашёл меня? — Не обратив внимания на его реплику, Грейнджер чеканила слова с особым флегматизмом.       Голос остался прежним, но всякий запал покинул его. Почему-то Драко показалось, что он говорит сам с собой, а это означало лишь одно — любая игра бесполезна. Насмешливая гримаса исчезла с бледного лица, пропустив нарастающий озноб. В свете небольшого кафе он мог различить лишь силуэт Грейнджер. Но даже этого оказалось достаточно, чтобы почувствовать исходящее от неё… безразличие.       Его страдания не вызывали в ней и каплю жалости, а так ведут себя только те, кто очерствел от собственной боли. Грейнджер скорее разрыдается над раненой лапкой уличного пса. И без сомнений пройдёт мимо подыхающего Драко. Вот, что случается с потерянным поколением войны. Вот, что случилось с ними.       Те, кто празднуют победу и говорят, что у них всё наладилось — редкие лжецы. От их сочувствующих улыбок за километр разит фальшью. А Грейнджер как всегда честна, пускай и в презрении. Надо же, хоть что-то осталось неизменным.       «Эх, Грейнджер, а как же «свобода эльфам!» и прочие гнилые лозунги? Где бравада чести и милосердия?! Разбились о чужую жестокость?»       Изломанные, исковерканные, мёртвые при жизни… Кажется, Драко нашёл ту, рядом с которой можно спокойно умереть. Без обмана и в молчании, не боясь показать страх перед обезображенным лицом смерти. Без надобности корчить достойную рожу…       — Малфой, мне не нужны здесь трупы. — Она тяжело вздохнула, вытирая руки о фартук, и явно приняла какое-то свое решение. — Тебе эльф приносит зелья?       Каждое слово резало горло, будто ржавое лезвие, поэтому Драко лишь слабо кивнул.       — Скажи имя — я помогу тебе. А после ты уберешься восвояси, и мы забудем эту встречу, как дурной сон. — Гермиона помогла Драко сесть удобнее, хотя даже незрячим он чувствовал, как тяжело ей давалось каждое касание. Он редко испытывал этот дискомфорт, к нему никто и не думал прикасаться в последние месяцы. Но сейчас забавно. Слабое мазохистское удовольствие мурашками пробежало по воспаленной коже…       «Каким же извращенцем ты стал… А знает ли она, что может лишиться магии из-за этих касаний?»       — Не трогай, — слабо выдавил он, оттолкнув её руку.       — Ты подыхаешь, но боишься прикосновений грязнокровки? — Она хохотнула. — Малфой, ты неисправим.       «Мне приятно», а вслух лишь:       — Я лишу тебя магии, — еле слышно, из последних сил.       Гермиона ничего не ответила, лишь призвала его эльфа, а затем помогла выпить зелье. Приготовила сладкий, очень молочный кофе, пока зрение Драко понемногу приходило в норму, и принесла плед. Будь это кто-то другой, в лучшем случае позвали бы отца. Но скорее просто поспешили бы убраться подальше. Только это Грейнджер, она не может бросить нуждающегося в помощи, даже если речь о Малфое. Даже если сострадание в ней выкорчевали. Или нет?       Что-то в ней всё-таки изменилось, хоть Драко по-прежнему не мог точно сказать, что именно, как ни силился рассмотреть её внимательнее. Он чувствовал эти перемены кожей — они весьма внушительны. От Гермионы веяло хорошо знакомой болью. Точно так, как и Драко, она больше не жила, так, лишь существовала для галочки. Да, она не очерствела, как Малфой решил изначально. В том предположении была его очередная ошибка, он всегда спешил с выводами, а Грейнджер зачастую доказывала, что слишком сложна для поспешных суждений.       Очевидно, она стала гораздо осторожнее. Не бросалась сломя голову в гущу событий, или просто сил на это не осталось. Жизнь взвалила на эту девочку чересчур много, а примерная гриффиндорка привыкла сдавать все зачёты в срок. Вот и сломалась под давлением личностных планок.       Драко почти ничего о ней не слышал после битвы. Знал только, что Грейнджер исчезла, не объяснившись, а Уизел ещё какое-то время сокрушался в прессе, что чувствует себя преданным и брошенным, но прощает бывшую невесту. Нужно было уделить больше времени тем дурацким статьям, сейчас, может, и сгодилось бы.       Клиенты были редкими, но к гриффиндорке относились очень тепло и дружелюбно, Драко даже позавидовал. Улыбки, что ждали его в очередной гостинице, выглядели идеально-профессиональными, приторно-слащавыми, а порой и откровенно снисходительными. А к Грейнджер, как всегда, тянутся. Её справедливость, честность, трудолюбие покоряли многих, но не Малфоя. Он считал, что лучшим её качеством была мстительность. Из-за яркой добродетели многие видели в ней святую. Только были и черты, делающие её живым человеком. Те же, что видел Поттер. Драко ухмыльнулся. А ведь шрамоголовый не дурак, заметил то, что большинство упустило в вихре каштановых волос. Авантюризм, смелость… Вот, что пропало из янтарных радужек, исчезло из переливов голоса. То, чего ему так не хватало…       Задумавшись, Драко и не заметил, что Гермиона смотрит в ответ. Взгляд рассеянный, нахмуренные брови, синяки под глазами…       Что с ними всеми стало?.. Какие же страхи мучают героиню? Кому они нужны, вывернутые наизнанку… Где искать пристанища мертвому поколению войны?       После смерти враги не обязаны враждовать, а они с Гермионой умерли. Постепенно иссохли, как все проклятые в тот злосчастный день. Сквозь невидимые рваные раны вытекли остатки жизни. Никто не оказал помощи, не протянул руку, а они бы её и не приняли, неспособные больше бороться. Пустоту в ещё живом теле заполнили страхи, с тех пор управляющие их вялыми конечностями, как марионетками.       Они бы так и играли в эти странные гляделки, но дверь распахнулась, и в кафе буквально ворвалась запыхавшаяся, промокшая женщина.       Малфой отвернулся к окну, не желая слушать жалующуюся на нерадивых детей провинциалку.       Эта женщина отняла у него последние мгновения забытья и вернула в протухшую реальность. Ему пора уходить.       Возможно, именно сейчас он разрывает последний узел, связывающий его с магическим миром. С прошлым, с жизнью, что у него была. Столько лет искренней детской ненависти не прошли зря. Оказалось, эта связь гораздо сильнее той, что была создана обманчивой дружбой. Его личный Гештальт. Пора бы закрыть и его. Как символично получилось. Драко посмотрел на Грейнджер через отражение. Будто улавливая его мысли, она посмотрела в ответ, машинально продолжив выкладывать молочную пенку.       — Извини, — одними губами прошептал он, глядя в широкую витрину, за которой проливной дождь смывает в море грязь Тейна.       Гермиона нахмурилась, пристально глядя на его измученную улыбку. Аппарат запыхтел, выдавая новую порцию эспрессо. Под порывом промозглого ветра заскрипел сток. Посетительница продолжала тараторить что-то крайне важное о детях. И вообще, жизнь продолжила свой бег. Драко не испытал хваленого облегчения, не пережил киношного откровения, и голос за кадром предательски молчал… Даже финансовые биржи Лондона не рухнули от того, что Драко Малфой, сын лорда и наследник пускай не престола, но внушительного состояния, опустился до извинений.       Ему предстояло уйти, чтобы продолжить «бег по кругу». Соревнование на скорость, где всё чаще побеждали страхи.       Вдох-выдох.       «Давай, Малфой. Забудешь эту встречу, как и десятки других. Позволь ливню смыть и твои печали, и это жгучее последнее напоминание о несбывшемся».       Только не хотел он забывать. Малфой зажмурился, пытаясь досконально перенести на холст памяти уютную кафешку в Тейне. Купола старого собора и сломанную Грейнджер, закусившую губу и судорожно что-то соображающую, как на почти забытых уроках в Хогвартсе, с безграничной усталостью и еле тлеющей искоркой в ореховых глазах. Запах горького кофе и карамельного сиропа. Бережно спрятал своё творение среди других ценных ошметков былой жизни от когтистых лап, так и норовящих отнять последнее. Без этих воспоминаний он перестанет быть собой. За них стоит держаться.

***

      — Можешь пожить у меня, — спонтанно для обоих выпалила Грейнджер ему в спину, на что ошеломленный Драко медленно повернулся. — Если, конечно, к тебе толпами не ходят знакомые и ты не слушаешь громкую музыку посреди ночи.       Он видел её смущение и, в некотором роде, отчаяние. Но молчал совсем не из вредности, скорее ему самому нужно было время, чтобы осмыслить сказанное. Ещё минуту назад Драко верил, что им больше не суждено встретиться, и даже сожалел об этом. А теперь стоял как вкопанный и не знал, что ответить. Драко понимал, что ему придётся отвергнуть предложение, но всё же миг призрачного удовольствия хотелось растянуть.       Ох уж эта гриффиндорская безрассудность… Только вот Грейнджер не дура, либо же так и не поняла, что ведьме опасно находиться рядом с ним, даже без прикосновений. Драко — ходячий паразит, медленно сосущий чужую силу, который сам не знает, как это контролировать, при том что отнятая магия только погибает, как и он сам…       — Я не могу жить у тебя, — преодолев комок в горле, выдавил он. — Я как ходячая чума, Грейнджер. — На заострившемся лице заиграли желваки. — Я буду заражать твою магию, пока она не исчезнет совсем. — Он снова повернулся к двери. Стало больно, но не от проклятия, а от первого правильного решения, игнорирующего эгоизм. — Для этого не нужно тактильного контакта. — Выдох. — Отец начал слабеть спустя несколько недель. — Ещё один протяжный выдох. — А медсёстры в Мунго начали жаловаться почти сразу. Поэтому я и ушёл к маглам, им я не могу навредить.       — Я поняла, — так же возбужденно отозвалась она. — Это обдуманное предложение. — Голос надломился. — Я хочу избавиться от магии.       Драко уставился на неё. Не моргая, не веря собственным ушам и почти заикаясь, прошептал:       — Ты… что?       — Я не лезу в твои проблемы, Малфой, — быстро стушевалась Гермиона. — А ты не суй нос в мои. Моё предложение в силе. Если надумаешь, — она нацарапала адрес на салфетке и протянула вперед по высокой столешнице, — вот. У меня далеко не хоромы, но можешь приходить. Только платить будешь с половины за всё, мне сложно с этим в последнее время, — скомкано проворчала она, засуетившись с аппаратами. — Я поэтому предложила. А если не придёшь, никто не расстроится. Так что сам думай.       Драко не совсем понял, что значило платить с половины, но с удовольствием проспонсировал бы всё, что Грейнджер пожелает, если это предложение окажется правдой. Он слишком устал скитаться, а осесть в одиночестве звучало подобно приговору.       Гермиона вынула какую-то корзину с кофейным жмыхом и исчезла за дверью подсобного помещения, так и не глянув в его сторону. Через пару минут в зале брякнул колокольчик, известив, что последний клиент в этот странный дождливый день убрался восвояси. Гермиона наконец выключила воду, прислушиваясь к звукам и тихой мелодии, льющейся из динамиков. Покинув спасительное пристанище, она с опаской посмотрела на стойку — салфетки не было. Обойдя прилавок, на всякий случай проверила пол — туда часто сдувало деньги, когда открывалась входная дверь, но на полу тоже ничего не было.       Закусив губу, Гермиона посмотрела на дождевую завесу, сквозь которую проступали размытые очертания каменных строений. И с чего только её потянуло на столь отчаянные поступки именно сегодня? Она обняла себя за плечи, успокаивая. Разве знала она, что спустя год одиночество уколет болезненной иглой, всё чаще нашептывая о счастливом избавлении в смерти?       Высокий собор, чьи башни и выступ просматривались с любой точки городка, разразился колокольным звоном. Многовековой исполин ждал своих прихожан даже в такой непогожий день, как верный пёс. Только Грейнджер так и не смогла найти покой в исповеди. Она сама сбежала из мира магии, в который стремилась попасть в детстве, а магловский мир так и не принял её обратно.       И правильно! И поделом! Кому нужна изодранная душа… как не такому же калеке?       «Может, он и вовсе не придёт…»       Глянув последний раз в широкое окно, Гермиона подхватила тряпку. Переживать можно и после уборки.

***

      По окончанию смены Гермиону ждал поход в небольшой маркет, а после — дорога домой.       Она жила за городом, у самого моря. А главное — ближайшие соседи находились в нескольких километрах. Обычно Гермиона добиралась в город на мопеде. Но Тейн быстро научил её следить за прогнозом погоды. Поэтому сегодня ей предстояла поездка местным автобусом. Как бы она ни недолюбливала этот вид транспорта, дождь обещал быть затяжным, так что уповать на случай не приходилось.       Жители из окрестностей Тейна в большинстве своём были фермерами и селились на почтительном расстоянии друг от друга. Иногда Гермионе казалось, что, попадая в автобус, они ставят за цель успеть обсудить все, накопившиеся минимум за год, дела. Эти громкие беседы, а порой и споры, перекрикивали музыку в наушниках почти с самого начала поездки.       А спустя какое-то время местные привыкли к одинокой девушке из кофейни и считали своим долгом приобщить и её к их разговорам.       Так у Грейнджер появился мопед. Старый, облезлый, впрочем, как и дом. Но она искренне любила свое приобретение. Только вот сегодня приходилось терпеть экзекуцию автобусом из-за проклятого дождя.       Да и покупки продуктов не избежать. Авось Малфой придёт всё-таки, а дома мышь повесилась. Сама она ела на работе, а дома… погружалась в меланхолию. Гермиона старалась проводить большую часть времени за работой, чтобы по возвращении свалиться без сил. Только так ей не мерещились лица погибших.       Может, если рядом кто-то будет… Кто-то, кто сможет понять… Может, если она избавится от магии…       «Опомнись, Гермиона. Слишком много «если», а пустые надежды хуже плохих вестей».       Два пакета быстро наполнились продуктами и, попрощавшись с кассиром, Грейнджер очутилась на крыльце. Зонт как обычно заедал, но она постоянно вспоминала об этом только когда все магазины с подобными товарами закрывались. Что же, именно сегодня, как и полагается законами драмы, её храбрый зонт решил сдаться и, выстрелив пружиной напоследок, рассыпался в руках. Мысли Гермионы были заняты совсем другими проблемами и знака от бога драматизма она не заметила, а потому выкинула остатки зонта в мусор.       Идти минут десять до автобусной остановки под проливным дождём не хотелось. К тому же, если Малфой не нашёл, где скоротать время, то мог сейчас сидеть на крыльце её дома. Другого места спрятаться от дождя там просто нет. Пригласила так пригласила. Гермиона нервно осмотрелась по сторонам. Улицы пустовали, а редкие прохожие спешили поскорее убраться в тёплые дома.       — Ладно, — шепнула она, помявшись на месте. — Один раз.       Перебежав улицу и скрывшись в тени собора, Грейнджер дрожащими пальцами достала палочку из потайного кармана сумочки и аппарировала.       Если учитывать, что сделала она это впервые с того момента, как покинула Эдинбург, а было это давно, то получилось неплохо. Довольно сносно. Как и планировалось… Гермиона оказалась почти возле дома.       Она с размаху шлепнулась на песок, пытаясь спасти пакеты и поднимая их повыше, а затем её окатило ледяной волной.       Обнимая мокрые продукты, она надеялась только на то, что Малфой всё же нашёл, где скоротать время, и не ждал на крыльце, откуда идеально просматривалось её эффектное появление — жопой в море. Ничего не оставалось, кроме как убедиться воочию, и дрожащая Грейнджер отлепилась от песка, не пытаясь уповать на везение.       Еле перебирая ногами по песку и пошатываясь после трансгрессии, Гермиона добралась до дома. Из кое-где порвавшихся пакетов тонкими струйками вытекала вода, волосы прилипли к лицу, а джинсовая куртка неуклюже покосилась, как крыша над её старенькой беседкой.       Из хороших новостей было то, что Малфоя на крыльце не оказалось. А из плохих… То же самое.       Вероятно, пришло время смириться с одиночеством и, сжав зубы, достойно встретить конец этой истории.       Стягивая хлюпающие кроссовки, Гермиона пыталась вспомнить, когда же в последний раз говорила с кем-то из прошлого. Последним был Гарри… Как пафосно вышло. Может, они и не говорили, но понимали друг друга уж точно. Гермиона ушла в темноту набережной Эдинбурга, а Гарри не останавливал. Он спасался в мертвенной тишине Гриммо, а Гермиона — в пустоте неизвестности, желая лишиться воспоминаний о былом.       Время шло. Она нашла пристанище в этом обшарпанном домике на окраине Тейна. А вот леденящие душу воспоминания так никуда и не делись. Денег, что вручили ей с орденом, надолго бы не хватило, но, по крайней мере, они обеспечили ей наличие какого-никакого дома и пары вёдер голубой краски. Может, Грейнджер и не выбрала бы этот светлый небесный цвет, но он был в уценке, как и человечность нынче. Только дешёвую голубую краску быстро разбирали, в отличие от никому не нужной добродетели, а потому на весь дом краски не хватило. Так, стоя с пустым ведёрком, Гермиона снизала плечами и решила: быть оставшимся комнатам некрашеными до лучших времён.       Влажный воздух не щадил свежевыкрашенный дешёвенькой краской каркас её спасительной лодки, и спустя каких-то пару месяцев внешний вид обделённых комнат сравнялся с выкрашенными. В щели между старых досок то и дело норовил пробраться сырой ветер — так на оконных рамах появился вечно отлипающий скотч. Магия не желала слушаться хозяйку, и любое колдовство лишь усугубляло ситуацию. А потому приходилось выкручиваться подручными средствами.       Укутавшись в повидавший и лучшие виды тёплый халат поверх домашней одежды и прихватив кружку травяного чая, Гермиона уставилась в окно на бушующее море. Света не было, как часто случалось в такую погоду в здешних местах. Электролинии то и дело не выдерживали грозных порывов ветра. Что же, Грейнджер их не винила.       В небольшой пристройке надрывно ворчал старенький генератор, перекликаясь с холодильником. О чём-то своём шелестел отклеившийся кое-где скотч, а у двери нервно поскрипывала подвесная балка. Но Гермиона всего этого не слышала. Она изо всех сил старалась воссоединиться с штормящими волнами.       Где-то там, на южном берегу Австралии, стоит милый домик, гораздо светлее и добротнее её. В нём по утрам заваривают душистый эрл грей, а к обеду подают обязательно первое. Там живёт пара прекрасных людей, добродушных и степенных. Пара, которая ничего не помнит о дочери, что подло вырвала увесистый клочок их памяти.       По щеке скатилась одинокая слеза. Гермиона так и не отважилась увидеть их хотя бы издали, на чём так упорно настаивал Рон. Откуда он мог знать, что Гермионе хотелось удушить его за каждое упоминание об этом? Ведь она отмалчивалась. Отмалчивалась… А потом исчезла.       Из-под особенно скрипучей половицы у лестницы чёрным мраком начали расползаться побеги её кошмаров. Грейнджер нервно покосилась через плечо, стараясь не шевелиться.       «Ну признай уже, от себя не спрячешься», — тихо зашипел сумрак. Искусанные губы сжались в узкую линию и дрогнули.       Она пыталась. Честно. Не вышло. Не пришёл. Одна она больше не сможет. Нет сил.       Гермиона поцеловала детский нательный крестик и ещё раз взглянула в серую морскую даль. Рука нервно метнулась к выключателю. Что уж беречь заряд генератора? А так всё же спокойнее.       Щеки высохли, губы больше не дрожат. Кажется, смерть готова подарить покой авансом. Осталось выбрать подходящий финал для этой пьесы. Гермиона никогда не любила излишний драматизм. Глаза сами нашли выцветший шкафчик с медикаментами.       «Да, этот способ наиболее приемлемый».       Она глубоко вздохнула и расправила халат ладошками. К черту сомнения…       На крыльце тяжело скрипнула ступенька. Послышалось отчётливо знакомое ворчание, отчего Грейнджер неверяще уставилась на дверь окаменевшей статуей, пока не раздался нерешительный стук.       Содрогнулась и глупо посмотрела на ручку. Поздний посетитель не желал самостоятельно открыть дверь, а Гермиона, будто опомнившись, только сейчас испытала весь ужас от принятого ею решения. А что, если всё неправильно и глупо… Послышался ещё один, более короткий стук. Она неуверенно покосилась на мерзкую половицу у лестницы и спешно стянула непрезентабельный халат. Может, растянутый свитер и немногим выигрывал, но по крайней мере не был голубым. Пальцы сами потянулись к растрёпанным волосам, а в кармане нашлась резинка.       — Будь что будет. — Еле слышно, но с надеждой.       На пороге стоял промокший до нитки Малфой с каким-то бродячим псом. Море штормило, бурля и пенясь, разбивалось о крохотный причал крупными волнами. Небо заволокли тяжелые черные тучи, где-то на горизонте редко прорезаемые острыми пиками молний с запоздалыми раскатами грома. Здесь почти всегда пасмурно, но сегодняшний вечер прямо буйствовал оттенками грязно-серого. Моросящий дождь то усиливался, смешиваясь с колючим морским бризом, то утихал, подгоняемый холодным северным ветром. Достойный вечер для появления Малфоя на пороге её дома.       — Ты не говорил, что у тебя «плюс один». — Гермиона кивнула в сторону мокрого, схожего на овчарку пса.       — Я его не знаю, — проворчал Драко, зябко поежившись. — Он увязался за мной от автобусной остановки. Я несколько раз пытался прогнать его, но эта упрямая псина всё равно плелась по пятам до самого твоего… дома. — С запинкой на последнем слове, он недоверчиво окинул старое строение.       — Я предупреждала, — снизала плечами Грейнджер, а затем присела поближе к собаке. — Как тебя зовут, облезлое создание?       — Надеюсь, ты не ждёшь, что он ответит. — Драко нервно помялся с ноги на ногу, сильнее сжимая пальцы на ручке небольшой дорожной сумки. — Иначе мне придётся задуматься над целесообразностью такого сожительства.       — Ну, здравствуй, Рик. — не обратив внимания на слова Драко, Гермиона протянула псу руку, и тот послушно вложил грязную лапу.       — Так вы знакомы?       — Теперь да. — Гермиона весело посмотрела на Драко снизу и потрепала мохнатый загривок. — Это не сложно, Малфой. Дать шанс тому, кто об этом просит.       «Или хотя бы не показывать свои страхи так откровенно», — моментально пронеслось в голове.       — Я тебя ни о чем не просил, ты сама пригласила. И, уж не обессудь, но если ты передумала, то сегодня тебе всё же придётся меня принять, — раздраженно прошипел он, опираясь о выцветший голубой косяк. — Не думаю, что в этом захолустье есть гостиницы. А что касается собаки, то мне он не нужен. — Последние слова были произнесены с особой расстановкой.       — Он тебе — нет, но, может, ты ему нужен. — Гермиона отступила в сторону, пропуская в светлую, просторную гостиную. — Добро пожаловать, проходите.       — Ты оставишь пса? — недоверчиво переспросил Драко, брезгливо косясь на почти чёрного товарища.       — А что делать? — Она направилась к небольшому островку кухни у окон ставить чайник, поглядывая на мешкавшего Малфоя через плечо. — Раз вы пришли комплектом.       — Не знаю, что ты задумала, но повторю ещё раз, он мне не нужен. — Драко бросил сумку возле старенького диванчика, оглядел незамысловатую комнату, гораздо лучше сохранившую лазурный оттенок, чем фасад, и стал стягивать мокрые вещи. — Ты что, всё из одной банки красила?       — Я не стану осуждать Рика за идиотский выбор хозяина. — Гермиона зашипела, припалив пучку догоревшей спичкой, и схватилась за мочку уха, проигнорировав последний вопрос. — Ты травяной чай пить можешь?       — Только его и могу. — Драко насупился, глядя ей в спину. — Грейнджер, ну зачем собаке еле дышащий хозяин? — обессиленно спросил он. Мокрый, полуобнаженный и босой посреди чужой гостиной.       — Хорошо, потому что больше никакого у меня и нету…       Гермиона обернулась на прямой вопрос и застыла, рассматривая чёрные, как смоль, поползновения необратимого проклятия, извилистым рисунком опоясывающие грудь и торс Драко. Машинально потянувшись к уродливому шраму на груди, Гермиона слишком резко одернула руку, попытавшись сделать вид, что собиралась поправить растянутый свитер. Малфой видел боль в медовых радужках, но так и не встретил там стандартных страха или отвращения. Именно эти эмоции он наблюдал чаще всего на лицах тех, кто видел его без одежды впервые.       — Твоя спальня справа. — Гермиона попыталась избежать неловкости от их обоюдного разглядывания друг друга. — И я не знаю, по каким критериям он выбрал тебя. — Она нежно посмотрела на сидящего у двери пса. — Но он не выглядит наивным щенком, может, он искал такого же брошенного приблуду, как он сам, — развела руки она. — Ну спасибо, Грейнджер, — проворчал Драко, поднимаясь по ступенькам. — Если ты решишь выставить его, то будь добр сделать это самостоятельно! — Донеслось снизу. — Рик, ты молоко будешь?       Соглашайся после такого на совместное проживание. Может и к лучшему, что у Драко никогда не было девушки. А псина-то какой хитрый попался, будто наперед знал, что у Драко не хватит силы воли прогнать его. И Грейнджер ведь хороша, сначала дала имя, а потом — выгоняй сам.       А как она спросила о чае. Так мог спросить только тот, кто досконально знает, что такое — выворачиваться наизнанку. Но, если на ней нет проклятий, что тогда происходит? От чего она прячется в магловской деревушке? Пашет с утра до ночи в кофейне. Спрашивать о таком глупо, но присмотреться стоило. Что-то же развело судьбы золотого трио…       «Что-то же заставило тебя скитаться в одиночку? — ехидно протянуло подсознание. — Но она не задавала лишних вопросов».       — Конечно, не задавала, — протянул Драко сам себе, стоя под горячими струями воды. — Ведь она будет точно так же наблюдать. Уж кто знает Грейнджер лучше меня.

***

      Недели летели незаметно, время всё больше близилось к лету. Но в этом месте всё будто замедлилось, даже погода не желала спешить навстречу теплу. Слабые отличия можно проследить только в запахах цветущих растений, примешавшихся к морскому бризу, что упорно расцветали назло всем ветрам, да расставленным по дому несуразным букетам посредственной флористкой Грейнджер.       А ещё, из приоткрытых окон доносился перезвон колоколов. В честь очередного праздника собор в Тейне снова бушевал всю ночь напролёт.       Тейн часто казался Драко идеальным городком для зарождения современной инквизиции. Жители такие набожные и обделенные событиями, того и гляди придумают чего-нибудь от скуки…       Но мысли постепенно утихали, а ночь и усталость брали своё. Драко всего лишь хотелось верить, что вся эта медлительность распространится и на его проклятие. С этими надеждами он засыпал и чаще всего просыпался.

***

      Протяжный всхлипывающий вой и неразборчивые умоляющие стенания… Небольшие электронные часы показывали начало четвёртого. Только спустя несколько минут Малфой осознал, что ему не померещилось. Пытаясь на ходу смахнуть дрёму, он постучал в спальню напротив. Ответа не последовало, но плач стих. Аккуратно отворив дверь, Драко попытался рассмотреть что-либо, но из-за плотно задернутой занавески в комнате было почти ничего не разобрать.       Где-то из дальнего угла послышалось глухое затравленное:       — Уходи.       — Грейнджер, давай я включу ночник, и мы попробуем поговорить, — прошептал он, интуитивно потянувшись к небольшой лампе на высоком комоде у двери.       — Не смей! — Зло, отчаянно, не своим голосом. — Проваливай со своими разговорами!       На лестнице послышалось цоканье когтистых лап, и Драко ощутил, как испуганно сжалась Гермиона, плотнее забиваясь в угол.       — Рик, ты куда запёрся? — прошипел Малфой, прислушиваясь к абсолютной тишине спальни. Даже тяжёлое дыхание стихло. — Хочешь, чтобы нас выставили посреди ночи? — продолжил он показательно бранить прибежавшего пса, придерживая за ошейник, чтобы тот не бросился к Гермионе. — А никто не просил тебя присоединяться к нашей психушке. Сам прибился, вот и наслаждайся.       Кривясь от боли, Драко опустился на пол и подтянул собаку ближе. Мерные поглаживания по холке успокоили пса, но тот по-прежнему принюхивался к кромешной темноте, точно распознав, в каком углу нервно ерзала Грейнджер.       — Сиди смирно, Рик, не то окажемся на улице, и закончатся твои счастливые денёчки с молоком и кормом, потому как ни в одну гостиницу вдвоём нас не пустят. Да и не сдалось мне вычесывать тебя два раза в неделю. — Из глубины помещения донёсся тяжёлый рваный вздох. — В детстве я мечтал о псине вроде тебя, и отец даже согласился, уточнив, что это прекрасное приобретение, ведь я смогу отрабатывать заклинания. И тётка обрадуется новой шавке, она у нас буквально жила тогда… — уткнувшись лбом в шерсть, продолжил он. — Больше я не хотел собаку. Хотел много чего, но не собаку. Научиться лучшим тёмным заклинаниям — хотел, оправдать ожидания хотел, стать лучшим на курсе хотел, но тут постоянно мешалась одна грязнокровка… Очень часто хотел убить тётку, а порой и отца, ещё чаще — мечтал сбежать…       Грейнджер никак не реагировала на его речь, иногда только будто украдкой болезненно вздыхала.       — Многое сбылось из желаемого, но не моими руками. — Обречённо усмехнувшись, Малфой откинулся на прохладную стену. — Но ещё больше случилось того, о чём я даже думать боялся. Я не настолько отчётливо помню лицо Дамблдора, как изуродованное тело крёстного. — Гермиона дернулась и тихонько заскулила. — Я никогда не ценил того, что он делал для меня, а теперь он приходит только с немым осуждением. — Драко бесконтрольно шумно втянул носом воздух. — А та, которую я так жду, не приходит… Видно, её я в край разочаровал.       — Оно и к лучшему, — неожиданно сухо, почти безумно донеслось из темноты. — К лучшему, что не приходит. Хуже обиды в глазах близких ничего не придумаешь.       — Каждому своё, Грейнджер. — Малфоя передёрнуло от воспоминаний о том, как с ним порой заигрывала память. — Каждому своё…       — Пусти пса.       Лежавший на ногах Драко Рик встрепенулся и сразу же шмыгнул, ориентируясь на искаженный страхом голос хозяйки, пока Малфой продолжал вспоминать ничего не значащие для утихающей Грейнджер скитания по гостиничным номерам.       Только с блеклыми лучами запоздалого рассвета, слабо пробивающимися у краёв занавески, Драко рассмотрел уснувшую в углу Гермиону и примостившегося рядом Рика. Кухонный нож, валяющийся на полу, и расцарапанные руки и лицо.       Как мог, Малфой тихо покинул спальню и впервые за долгое время уснул, ни о чём не думая, кроме ноющей поясницы. Будто часть его личных страхов растворилась в полуночном монологе.