Привычка ненавидеть

      Прошли уже два дня, а о наследнике Темуре и китайской принцессе не было никаких известий. Пропали, словно в воду канули. Тайзу рвал на себе последние волосы, требуя от хана немедленно найти их и грозясь войной с Китаем. Алпагу и сам потерял спокойствие и сон, разослав людей на поиски пропавших тегина и принцессы во все стороны. Но никакие действия не приносили результата.       Расхаживая по своим покоям туда и обратно, Алпагу напряженно думал. Его супруга Улу Эдже и старший сын Кая Тегин, а также приближенный советник Донашата тоже собрались здесь. — Возможно, их похитили? Это единственное, что приходит мне в голову, — хан остановился на середине комнаты и оглядел присутствующих, ища подтверждения своих слов на их лицах. — Возможно, даже я бы сказал, наиболее вероятно, — задумчиво склонил голову набок Донашата. — Но кто? И почему до сих пор не сообщили? Тюркский наследник и китайская принцесса — слишком важные особы, если их похитили, значит преследовали какие-то цели. — Это может быть кто угодно. Разве мало у нас врагов? — потер вспотевший лоб Алпагу, — даже мой родной брат Баламир Бек мог это сделать. Он не заинтересован в поддержке Китая и, тем более, в создании родственных уз между моим сыном и дочерью китайского императора. Баламир — первый и главный наследник на престол после меня. Он пытается заручиться поддержкой беев, чтобы укрепить свои позиции. — Конечно, Баламир имеет право на трон по рождению, — согласился Донашата, — но главное слово все равно за тобой, мой хан. Кого назовешь наследником, тот и будет следующим каганом.       Алпагу довольно склонил голову. Хотя хан прекрасно знал, что одного его слова недостаточно — такие вопросы как престолонаследование решаются голосованием на курултае. Конечно, воля кагана может сильно повлиять на выбор беев, но претендент на престол становится ханом только получив одобрение большинства. И все равно ему было приятно, что Донашата ставит его решение превыше всего, ведь он самый ярый приверженец традиций тюркского народа, и один из самых уважаемых людей в племени. — Могу я высказать свои предположения, мой хан? Все обернулись на Улу Эдже. — Говори, женщина, — дозволил правитель. — А не могли они просто сбежать? Я знаю буйный нрав и непредсказуемый характер своего сына. Если вдруг между молодыми людьми вспыхнули чувства? То кто знает… — О чем ты, жена? Темур, конечно, непокорный и свободолюбивый, но чтобы пойти против моего приказа… — с сомнением покачал головой Алпагу. — Да и потом, какие чувства? Когда? Разве они были знакомы раньше, чтобы успеть влюбиться? — Иногда одного взгляда достаточно, — с загадочной улыбкой произнесла Улу Эдже, — уж мне ли не знать, — послала она многозначительный взгляд мужу. Двери покоев распахнулись, и на пороге возник слуга, который, поклонившись хану, произнес: — Китайский посланник требует увидеться с ханом! Алпагу поморщился. — Ох уж этот китайский посланник! Поселился не только во дворце, но и в моей голове! Будто я не хан, а сам Великий Тенгри, что может по одному только желанию привести сюда дочь его императора! Я не меньше заинтересован, чтобы Темур и принцесса быстрее нашлись. Речь ведь идет не только о государственных отношениях, но и моем родном сыне, — обернувшись к ожидавшему слуге, хан добавил, — скажи, чтобы ожидал в тронном зале.       Все приближенные собрались в ожидании, когда Алпагу хан, Улу Эдже и Кая Тегин вошли в тронный зал и заняли свои места соответственно рангам. Алпагу, опустившись на трон, бросил беглый взгляд на пустующее место по правую руку, которое обычно занимал его средний сын. — Слушаю тебя, посланник Китая, — устало проговорил он, глядя на нетерпеливо ожидавшего в сторонке Тайзу. Тот выступил вперед. — Есть ли новые сведения о принцессе Мей Джин? — Нет, но не волнуйся, ее обязательно найдут. Я разослал людей на все дороги… — Не верю! Вы ведете опасную игру, что может привести вас к войне с Китаем, — с угрозой проговорил посланник. — А может быть, это ваша принцесса ведет игру? — вступила в разговор Улу Эдже. — Как хорошо вы знаете женское сердце, господин Тайзу? Лицо посланника пошло багровыми пятнами, а ноздри начали раздуваться от возмущения. — Что за бред вы несете? — взорвался китаец. — Какое еще сердце? — Вы абсолютно уверены, что наш сын и принцесса не познакомились ранее, чем отправились в путь? — ледяной волной окатила его Улу Эдже, метнув быстрый взгляд на Кузубека, скромно стоявшего в углу зала. — Я тоже пытаюсь разобраться в ситуации. И мне донесли одну интересную подробность… Лицо Тайзу вытянулось, он вдруг припомнил досадное происшествие, когда Мей Джин упала с понесшей её лошади. — Какую подробность? — пролепетал он. В этот момент в зал ворвался возбужденный начальник охраны дворца. — Приехали! — выпалил он только одно слово.       Алпагу хан, Тайзу, а за ними и все остальные высыпали на крыльцо перед центральными воротами, в которые в этот момент въезжали Темур и Мей Джин на Наймане. Принцесса, склонив голову на плечо своего спутника, сидела перед ним в седле. Темур одной рукой придерживал девушку, другой управляя конем.       Улу Эдже и Кая наблюдали за происходящим сверху, стоя на балконе второго этажа над входом во дворец. — Поздравляю, мама, — шепнул Кая в ухо Улу Эдже, — твой план сработал. Она послала ему в ответ победную улыбку. — Но как ты смогла сделать, чтобы Темур познакомился с принцессой перед переговорами? — Никак, — усмехнулась Улу Эдже. — Сам Тенгри встал на нашу сторону, свершив эту встречу. Я всего лишь заплатила разбойникам за нападение на караван. Остальное доделал Кузубек, оставив Темура с девушкой одних в лесу. Осталось закончить игру, и каждый получит то, что хочет: ты — свободу, твой отец — договор с Китаем, а твой брат — китайскую принцессу в жены. Кая с восхищением и некоторым удивлением смотрел на мать: — Вас стоит бояться, мама! — Но не тебе, сын мой, — нежно улыбнулась ему Улу Эдже, изящно изогнув бровь.

***

      После скоротечной церемонии, самым главным актом которой было подписание пресловутого договора между Алпагу ханом и императором Китая в лице Тайзу, Мей Джин отправили в новые покои, которые отныне ей полагалось делить с супругом. Все произошло настолько молниеносно, что принцесса не могла разобраться в своих мыслях и чувствах, которые раздирали ее сущность на миллионы частей. Она была разбита и испугана. Темур… Темур теперь уже не брат ее жениха, теперь он стал законным мужем и властелином.       Что пугало Мей Джин больше всего: гнев отца, когда он узнает, что приказ выполнен не так, как он того хотел, или несправедливый наговор на его дочь, из-за которого это произошло? Перед глазами встало разъяренное лицо Тайзу, когда он, забыв все приличия и этикет, брызгая слюной и топая ногами, орал на нее, бросаясь обвинениями в измене государству и императору. Супруга хана заявила, что Кая Тегин не может жениться на девушке, что провела несколько дней и ночей наедине с его братом. Все их с Темуром попытки оправдаться не приняли во внимание, и единственное, что смог предложить хан тюрков — это быстренько поженить принцессу и своего среднего сына, чтобы урегулировать этот конфликт, грозящий перерасти в масштабный межгосударственный скандал и, возможно, войну.       Темур Тегин хоть и являлся официально в иерархии правящей семьи одним из наследников, но его право и очередность на трон вызывали большие сомнения в том, что он сможет когда-нибудь стать каганом. Алпагу хан заверил Тайзу, что назначит своим преемником на престол именно Темура, и только после этого представитель императора согласился на подобный союз. Но до момента избрания нового властителя тюрков еще слишком далеко. Алпагу — мужчина в расцвете лет с прекрасным, на первый взгляд, здоровьем, который просидит на троне еще много-много лет.       Но не это сейчас волновало принцессу больше всего.       Мей Джин снова вернулась мыслями к Темуру. Она не могла разобраться и понять, что она чувствует сильнее — злость и обиду за несправедливые обвинения и обман, или притяжение и странное волнение, что испытывала каждый раз при его приближении, и что приводило ее в еще большую ярость, но уже на саму себя.       Дверь в покои распахнулись, и вошел Темур. Мрачно глянув на Мей Джин, сидящую на постели, застеленной для молодоженов, прошел мимо нее к огню. Молча начал отстегивать нарукавники. Мей наблюдала за ним не шевелясь, внутри у нее все сжалось. Медленно расшнуровав завязки нарукавника на одной руке, Темур неожиданно резко сорвал его с руки и бросил в угол. Туда же последовал и второй, а затем панцирь из закаленной кожи. Его отрывистые движения и тяжелое дыхание ясно сказали принцессе, что новоявленный супруг в бешенстве. Их неожиданная женитьба его, так же как и ее, выбила из колеи. Развернувшись, Темур пошел прямо на нее. — Теперь ты моя жена… — в его голосе звучала угроза. — Не приближайся ко мне, — в тон ему ответила принцесса. Мей Джин смотрела на него в упор расширенными зрачками. Не такой она представляла себе свадьбу, хоть и понимала, что это лишь договор между государствами, и не таким она представляла себе супруга в их первую брачную ночь. Внутренне она вся напряглась от волнения, но внешне этого было не заметно. Подойдя вплотную, Темур смотрел на нее сверху вниз, а принцессе пришлось задрать голову, чтобы встретиться с ним взглядом. — Что ты сказала? — зло усмехнулся Темур. — Иди прочь! — прошипела Мей, сузив глаза в щелки. Тегин отступил на шаг и рассмеялся. От его смеха у принцессы побежал холодок по спине. Резко приблизившись, он грубо схватив ее за плечи и с силой тряхнул. Светлые глаза, горящие пугающим огнем, оказались на уровне черных глаз, отвечающих ему взаимностью. Губы прошептали в самые губы: — Я не знаю, что это за игры, но те, кто играл, добился своего. Ты — моя жена! И мой враг, который отныне будет спать со мной в одной постели. Мей Джин уперлась ладонями ему в грудь, пытаясь отпихнуть от себя. — Нет! — выкрикнула она. — Наш брак всего лишь политический договор! И больше ничего! Я не жена тебе! Ты правильно сказал — я твой враг! — Я не позволю сделать из себя дурака! — в ярости крикнул Темур. — Раз наши царственные отцы сочли, что нужен такой договор, то тебе тоже придется выполнить его сполна!       Он с силой кинул ее на кровать и навалился сверху. — Нет! — Мей сопротивлялась, пытаясь столкнуть его с себя и отворачиваясь от губ, что настойчиво искали ее губы. Некоторое время они молча боролись, тяжело дыша. Но силы были неравны и Мей поняла, что сопротивляться бесполезно, Темур сделает то, что собирался, согласна она или нет. Он сжал ее голову руками, словно зажав в тиски, и повернул к себе лицом. Несколько секунд они смотрели в глаза друг другу, не мигая и не отрываясь, словно играли в гляделки — кто кого? Мей Джин сдалась. Не только его напору, но и этим бездонным небесным глазам, в которых уже больше не читалась злоба, а только твердая уверенность, и в которых она утонула, как только заглянула в их глубину.       Китайская принцесса покорилась тюркскому медведю и своей судьбе. Нет, она не станет ничего делать, но позволит ему сделать то, что он хочет… то, что нужно… то, что хочет она сама, но не желает этого признавать. Темур прочитал капитуляцию по ее глазам.       Губы приникли к губам, и Мей показалась, что она снова в своем странном сне. Но теперь все приобрело совсем другое значение. Теперь она может позволить себе… теперь она имеет право… теперь он по-настоящему стал ее мужем. Его губы оказались такими мягкими и нежными, что от их прикосновений голова начала кружиться, а где-то внизу живота появилось странное тягучее чувство и теплом понеслось по телу. Его поцелуи с каждой секундой становились все более настойчивыми, обжигающими, упоительными. Язык проник Мей в рот и ласкал изнутри, а мужские руки блуждали по телу под одеждой, все больше вызывая томление. Темур оторвался от нее, оставив дрожать от впервые возникшего в юном теле возбуждения. Скинув с себя рубаху, он освободил жену от халата и спустил с высоко вздымающейся женской груди тонкую сорочку. Мей замерла, не сопротивляясь, но и не участвуя. Впервые мужчина смотрел на ее обнаженное тело. В глубине души она чувствовала смятение, но плотское желание уже проснулось в ней. Пока Темур разглядывал тело молодой супруги, Мей разглядывала его лицо. Ярость, злость, ненависть, еще недавно так явственно читавшиеся на нем, сейчас ушли, сменившись совершенно другим выражением. Таким Мей видела Темура только когда он спал. Лоб разгладился, и хмурая складка между бровями, придававшая ему суровый и более взрослый вид, исчезла.       Она почувствовала, поняла, что ему нравится то, что он видит перед собой. Темур прошелся шершавой ладонью по нежной коже принцессы, ощутив ее трепет перед ним. Голубая жилка над ключицей, что извивалась тонкой змейкой по лебединой шее, привлекла его внимание, и он, склонив голову и щекоча ей кожу пушистыми светлыми волосами, прикоснулся губами к изящному изгибу плеча, словно для того, чтобы почувствовать как быстро пульсирует кровь под мраморной кожей. Оставляя влажную дорожку, прошелся поцелуями вниз к груди. А потом… Мей закусила губу, сдерживая томный стон. Губы Темура поймали затвердевший сосок и сжали его, вызывая неистовое желание… но желание чего?       Крепкая мужская рука скользнула вниз по девичьему бедру и проникла между ног, слегка погладив нежные складки. Мей Джин знала, что в первый раз всегда бывает больно. Наложницы отца, побывавшие в царственных покоях, с радостью и гордостью рассказывали о том, как император сделал их своими. Мей Джин трепетала от ожидания и волнения, потому что понимала, что этот мужчина сейчас сделает с ней тоже самое. Напрягшись всем телом, она ждала, желая этого и боясь одновременно. Темур резким толчком вошёл в нее, разрывая изнутри. От сильной боли Мей Джин вздрогнула всем телом и зажмурилась. — Посмотри на меня, — хрипло прошептал он, — посмотри! — возвысив голос, повторил свой приказ. Медленно открыв глаза, она встретилась с ним взглядом. На секунду Мей показалось, будто она прочитала отражение своей боли во взгляде голубых глаз мужа. Или это его боль? Он продолжил двигаться в ней, с каждым разом проникая всё глубже и постепенно набирая темп. Мей Джин смотрела на него широко распахнутыми глазами, не в силах разорвать ни телесный, ни зрительный контакт. Слезы навернулись на глаза и скатились по вискам. На лбу Темура выступил пот. Мей почувствовала, как всё его тело содрогнулось и, сделав последний самый глубокий толчок, он остановился. Рвано дыша, уткнулся носом в её волосы над ухом, губами приникнув к тому месту, где остановилась слезинка.       Темур на секунду крепко сжал в объятьях женщину, только что ставшую его. Вдохнул сладкий пьянящий запах разметавшихся по постели смоляных волос.       Он хотел её. Хотел с того самого момента, как получил комок грязи в лицо, как встретился со сверкающим яростью взглядом чёрных раскосых глаз, как увидел горделивую походку с осанкой королевы. Хотел обладать этой непокорной и высокомерной принцессой, змеей заползшей в его мысли. Она была самой необычной девушкой из всех, кого он знал, самой изящной и хрупкой, но при этом самой дерзкой и несгибаемой. Но он гнал от себя желание, сто тысяч раз говоря самому себе, что не может желать врага. Когда же узнал, кто предназначен в жены его брату, то испытал некое облегчение. Запретил себе даже смотреть в её сторону. Что за судьба, будто нарочно сталкивающая их всё время?       И вдруг он получил то, что втайне желал. Её! Китайская принцесса стала ЕГО женой. Его, Темура, а не Каи. Но почему же он не радуется от обладания этой женщиной? Темур почувствовал соль на своих губах. Что это? Его солёный пот или её слезы?       Внезапно у него на душе стало невыносимо гадко. Отпрянув от Мей Джин, Темур резко вскочил и поспешно оделся, не глядя на молодую жену. Что она чувствует: отвращение к нему, обиду, ненависть? Не говоря ни слова и не оборачиваясь, чтобы не встретиться с ней взглядом, боясь прочитать в нем то презрение, что испытывал сейчас к себе сам, Темур стремглав выскочил из покоев. Бросился к конюшне и, отвязав Наймана, вспрыгнул на него, даже не оседлав. Погнал прочь из дворца. Не глядя назад! Быстрее! Подальше отсюда! Пусть ветер освежит лицо, пусть развеются по степи тяжелые мысли, пусть сердце колотится от скорости, а не щемит от боли…       Скакал долго, пока не понял, что все бесполезно. Остановился и, сойдя с Наймана, упал на землю. Уткнулся лицом в сырую траву, покрытую предрассветной росой, хватая губами влагу. Почему даже роса сегодня соленая? Неужели вкус ЕЁ слез все еще хранится на губах? Или это его собственные слезы?       Темур ощущал себя диким зверем, загнанным в клетку. Его чувства не играли никакого значения. Тюркский медведь не может любить китайскую змею! Враг не может испытывать к врагу ничего, кроме ненависти. Боль, разрывающая сердце, дала понять Темуру, что это сражение он проиграл. Сломив ее сопротивление, подмяв под себя, сделав то, что должно, он сам неожиданно стал побежденным. Любя китаянку, он станет уязвимым. Он не может этого позволить! Он должен убить в себе все чувства, раз и навсегда! И ей тоже он не позволит любить себя… — Мы стали безвольными куклами в политических играх! Ты будешь ненавидеть меня! А я буду ненавидеть себя… — исступленно шептал он холодной земле.