Игра закончилась быстро, и вместе с отдаленным звонком с урока ученики усталые и довольные поплелись в раздевалку, увлеченно обсуждая прошедшие матчи. А я не могла выбросить из головы диалог с Рене, даже забыв про Вааста, который, кажется, пытался окликнуть меня, но я уже слилась в толпе девушек, торопливо входящих в душевые — времени на то, чтобы помыться, высушить голову и еще привести в порядок лицо, было в обрез. Условия, в которых жила моя подруга были чудовищны, а я так просто давала характеристики всем богатеньким ученикам лицея, даже не догадываясь, что могло скрываться под лоском брендовой одежды и навороченных иномарок.
Рене всегда была одета по последнему писку моды, а дома носила тяжеленный традиционный костюм, часами сидя в мучительной позе на жестком татами. Всегда улыбалась и была дружелюбной со всеми, вынужденная часами проявлять смирение, смотреть в пол и кланяться, касаясь лбом пола при встрече гостей. Всегда с участием интересовалась, как у меня дела, и выслушивала мои второсортные жалобы, будучи сама по уши в своих проблемах совершенного иного уровня.
Меня это восхищало и удручало одновременно, а в голове теперь на места вставали паззлы мозаики: и ее побег от реальности в «Инкогниту», и увлечение легкими наркотиками, и ее ориентация, как протест традиционным устоям семьи, за которым вполне могла скрываться и ненависть к мужчинам, и усердные тренировки, на которые она ходила, не пропускала и ставила их превыше всего, проводя любой лишний час за волейболом, лишь бы не возвращаться в свою золотую тюрьму.
Пока я втирала шампунь в кожу головы и смывала пот с тела, мои мысли не покидала навязчивая идея, как можно было помочь Рене, как облегчить ее жизнь и выдворить из дворца неволи. Но в голове, как назло, было пусто, а прохладный душ, как это обычно бывало, не помогал сосредоточиться и придумать что-то путное. А еще я злилась на Хуберта, который тоже был не в завидном положении, однако, он эгоистично полагал, что девушке в стократ лучше, чем ему и, не скрывая, ненавидел свою сестру. Но проскользнувшее на миг желание поговорить об этом с одноклассником я тут же подавила, затолкнув подальше. Мне сейчас лучше не попадаться ему на глаза, и уж тем более не таранить его этой темой в лоб, иначе он точно слетит с катушек, и тогда обстоятельства могут принять непредсказуемый поворот.
— Ты чего там намываешься? Звонок через десять минут.
Рене отдернула шторку, нахально вторгаясь в мое личное пространство и жадно рассматривая мое тело. Прикрыться мне было нечем, так как махровое полотенце висело снаружи, на стенке душевой кабинки. Я неловко закрыла груди и промежность руками, но подруга уже явно успела увидеть все, что ей было нужно:
— Эх… Вааст — счастливец. И чего он медлит? — Рене соблазнительно улыбнулась и, сняв полотенце с крючка, бросила его мне. Я тут же обернулась в белую ткань и, забрав с полочки непромокаемый чехол с шампунем и гелем для душа, засеменила за высокой одноклассницей, чуть ли не подскальзываясь в мокрых шлепках.
— Могла бы я залезть к нему в голову, с удовольствием ответила бы тебе.
Рене со знающим видом покачала головой, как всегда это делала в вопросах, непосредственно касающихся психологии:
— Вааст может говорить, что угодно, и строить из себя невесть какого рыцаря. Но окажись он с тобой в комнате наедине и без одежды — проиграет своей похоти за несколько секунд.
— Может, ты судишь по себе? — недовольно буркнула я, а смех Рене потонул в шуме десятков включенных фенов, когда мы зашли в предбанник душевой, где располагался ряд раковин и зеркал во всю стену.
Девушка повысила голос, чтобы я могла расслышать ее ответ:
— Может быть и так, Кора. Без одежды ты выглядишь гораздо более эффектно, и я не сомневалась бы ни секунды, оставшись с тобой в комнате без посторонних глаз.
Я с ужасом огляделась, не услышал ли кто ее слов, чем вызвала очередной смех Рене, но девушки рьяно сушили свои роскошные волосы, кто-то уже наносил макияж, приоткрыв рот при нанесении туши.
Внезапно, к нам приблизилась Сибилла, не знаю, кому она продала душу, чтоб так быстро навести марафет и быть при параде, но ее идеальный внешний вид не давал и малейшего намека на то, что еще двадцать минут назад она была раскрасневшейся и потной после волейбольного матча.
— Рене, мы сегодня собираемся в «Боэффе», ты с нами? — староста снова игнорировала меня, словно я не существовала и вовсе. Подруга ухмыльнулась и, не до конца высушив черные жесткие волосы, собрала их в высокий хвост:
— Только если Коралина пойдет.
Не ожидав услышать подобное, я метнула ошеломленный взгляд на одноклассниц, а фен в моей руке дрогнул. Но ответить мне не дали.
— Пока эта овечка не станет волком, путь на секретные собрания ей закрыт, — Сибилла выдала ослепительную улыбку, а взгляд из-под длинных накрашенных ресниц остался колким и уничижительным.
— Ой, да ладно тебе, Сиби. У Коралины уже отросли острые клычки и она вот-вот вопьется ими…
— Да? А еще вчера она утверждала мне обратное, умоляя о помощи, — блондинка перебила Рене, буравя высокомерным взглядом подругу и все еще считая меня пустым местом. Азиатка сузила раскосые глаза и медленно перевела взгляд на меня:
— И о чем же ты ее просила, Кора?
Я не успела даже вставить и слова в эту странную перепалку, когда Сибилла ехидно выдала:
— Просила адрес одного песика. Глупышка не знает, что в стаде овцы боятся пастушьей собаки и бегают по направлению от нее, а не наоборот.
— Вот как, — тихо подытожила Рене и внимательно оглядела мое растерянное лицо. Что здесь происходит? Какие волки, овцы и псы? Но диалог был серьезным и не подразумевал и доли иронии, явно не походя на глупый анекдот, — Тогда я пропущу сегодняшнее собрание, сегодня у меня с семьей планы, Сиби.
Блондинка поморщилась и коротко сообщила, прежде чем развернуться и скрыться в раздевалке:
— Это уже третий пропуск. Просто предупреждаю. Передай Хуберту чтоб был, время такое же, что и всегда.
— Передам, — бросила Рене в спину уходящей девушки и отвернулась к зеркалу, зачесывая выбившиеся из хвоста пряди черным гребнем.
Я не знала, как спросить, что все это значило, но этого не потребовалось: Рене явно дала мне понять, что эту тему развивать не намерена.
— Почему ты не сказала мне, что у тебя проблемы?
— Тебя не было в школе в тот день, — как есть призналась я, однако, утаивая, что это была не единственная причина разговора с Сибиллой, истина крылась несколько глубже.
— Это что, не могло подождать до завтра? — грубо спросила Рене и посмотрела на мои жалкие попытки пригладить растрепанные локоны волос, которые каждый раз норовились завиться на концах, если я их не выпрямляла утюжком. Я промолчала, а Рене выхватила из моих рук расческу и, развернув меня к себе спиной, начала быстро орудовать гребнем, укладывая непослушные волосы набок.
— Сибилла дала тебе адрес? — я не сразу расслышала ее слова из-за шума работающих фенов, скорее додумала по смыслу, и покачала головой, схлопотав легкий шлепок по макушке от того, что верчусь.
— Хорошо, — произнесла девушка и наклонилась к моему уху так, что я чувствовала аромат цитрусов, исходящий от ее кожи, и горячее дыхание у виска, — Тебе повезло, что она отказала. Никогда не проси одолжение у Сибиллы. Слышишь меня? Никогда. Если не хочешь попасть в вечное рабство и навсегда остаться бесправной овечкой. Есть кое-кто похуже, чем серые волки и пастушьи собаки.
На урок географии мы успели впритык, а я едва поспевала за длинными шагами Рене, все еще обдумывая ее угрожающие слова. Что она имела в виду? Вааст, только завидев меня в рекреации, тут же подошел к нам и взял меня за руку, отводя в сторону, на что Рене лишь махнула мне на прощание и присоединилась к одноклассникам, входящим в аудиторию:
— Ты в порядке? Выглядишь грустной…
Проницательность парня начинала пугать, а обманывать его становилось с каждым днем все сложнее и сложнее, либо я разучилась закрываться в свой излюбленный панцирь. Но сказать правды я ему не могла, ни про тайну Рене и ее семейные обстоятельства, ни про вчерашний разговор с Сибиллой, ни уж тем более про уроки с Реймондом. Не сейчас.
— Чувствую себя бесполезной амебой после сегодняшних игр, — еле улыбнулась я и посмотрела в его зеленые глаза, а сердце сжалось от того, сколько беспокойства в них было. Вааст заправил за ухо одну особенно непослушную прядь у моего лица и чмокнул меня в лоб:
— Если кого и стоит винить в вашем поражении, так это Рене. Будь ты в моей команде, я бы подарил тебе две ослепительные победы.
Я направилась в класс, качая головой и закатывая глаза:
— Я предпочитаю завоевывать победы самостоятельно. Но ценю твои стремления.
— Кстати о победах, как прошло твое занятие с Фирмином позавчера?
Я насторожилась, моля о том, чтоб он не заметил мои напряженные плечи со спины, пока мы шли к последней парте. Бросив быстрый взгляд на упомянутого одноклассника, уже занявшего свое место на среднем ряду, я на секунду пересеклась с ним глазами, но не заметила ничего необычного. Наверное, наш уговор еще в силе: Фирмин вел себя, как обычно, откинувшись на спинку стула в ожидании скорого звонка на урок и наслаждаясь классическими композициями в аирподсах. Не похоже, что Вааст тесно с ним общался, иначе спросил бы его, особенно, если подозревал меня во лжи. Внезапно, с ужасом я осознала, что даже не знаю адрес Фира, и если мой парень меня об этом спросит, то на месте расколет весь мой криво слепленный обман. Нужно было срочно менять тему. И то, что пришло мне первое в голову, испугало меня, ведь я совершенно не хотела придавать этому значения:
— Все прошло нормально, пообсуждали теорию, немного поиграли. А вот в волейболе я полная бездарность. И мой рост вообще не оправдание этому. Взять хотя бы Жюдит, она чуть ниже меня, но полезнее в сто раз.
Разложив подготовленное домашнее задание и учебник по географии на парте, я мельком глянула на Вааста, который, кажется, совершенно не понимал, к чему я клоню:
— Да, Жюдит хороша, но она занимается этим с детства.
— Откуда ты это знаешь? — Я действительно это спросила? В тот момент, я пожалела, что у меня нет маховика времени, и я не могу забрать сказанное, потому что Вааст нахмурился, но недолго раздумывал над ответом:
— В восьмом классе я ходил на волейбол пару месяцев. Она уже была в команде.
— И вы тесно общались? Ты ее сегодня так часто хвалил, — я уже не могла остановиться, жерло с токсичной жидкостью в моей груди будто наполнилось до краев и отравляло меня: мне было чисто физически необходимо выплеснуть яд наружу, а воспоминания, как он одобрительно ей улыбался, кивал и давал пять, змеями просочились в сознание, вытесняя воздух из груди вместе со здравым смыслом. Такое со мной было впервые, и я не могла дать этому никакого достойного объяснения.
— Да не особо тесно… Почему ты спраши… Бо-о-оже… — губы Вааста медленно расползлись в нахальной улыбке, а он придвинулся ближе ко мне, напоминая о том, как сильно я люблю и ненавижу его лавандовый гель для душа, — Ты что…ревнуешь, полторашка?
Отвечать надобности не было, так как уши затопил оглушительный трезвон звонка на урок, а запыхавшийся учитель географии вбежал в класс, рассыпаясь в извинениях и включая интерактивную доску с третьего раза.
Весь урок Вааст то и дело заставлял меня краснеть под пристальным взглядом, а его локоть намеренно задевал мою руку, когда он, на удивление подробно, записывал конспект лекции. Про себя я отметила, что только сейчас обратила внимание на его почерк: витиеватый, изящный и совершенно не подходящий его натуре. А мои мысли, далекие от сельского хозяйства Франции, заполнились горьким чувством вины за устроенную сцену. Я успокаивала себя тем, что хотела сменить тему с моих индивидуальных занятий с Фирмином, однако, пришла к не менее неприятной — моей первой в жизни ревности по отношению к парню. Да еще и настолько беспочвенной, что теперь Вааст, наверное, передумает связываться с такой жуткой собственницей.
— На протяжении последних двух десятилетий отмечается некоторый рост в овцеводстве. Это связано с увеличением спроса на баранину и овечьи сыры, в частности на рокфор. Поголовье овец сосредоточено в южных районах, таких как Косе, Южные Альпы, Страна Басков и Корсика, — вещал преподаватель.
Тема урока слегка отвлекла меня от нерадужной перспективы прослыть ревнивым тираном в отношениях, а выводя слово «овца» уже в пятый раз в своей тетради, я задумалась. Волки и овечки, значит. Видимо, так в «Инкогнита» неофициально разделяли «игроков» и «жертв», проводили какие-то закрытые собрания, на которые у меня пока что не было доступа, и считали присутствие обязательным, судя по недовольному тону Сибиллы на отказ Рене.
Она назвала это место «Боэфф» — если честно, я уже прилично успела погулять по Дижону, но первый раз слышала название этого заведения, надо бы поискать информацию в интернете, не думаю, что это будет сложно, в таком маленьком городке.
Выведя незнакомое мне слово на полях тетради, чтобы не забыть его, я поймала очередной взгляд Вааста и незаметно прикрыла надпись ладонью. Он увидел или нет? Парень усмехнулся чему-то своему, и до конца урока больше не смотрел в мою сторону, сделавшись подозрительно примерным учеником. С наступившим перерывом между занятиями на меня накатило окончательное раскаяние: я сразу признала свою вину, пока Вааст не сделал поспешных выводов, и даже не стала отрицать, что это была ревность:
— Извини, что затронула эту тему вообще. У меня не было даже малейшего повода ревновать, — я говорила тихо, чтобы ученики с передней парты не услышали наш диалог.
— Я ненавижу ревнивых девушек, — сказал, как отрезал, парень, а мое сердце ухнуло куда-то вниз, — Но твоя ревность, полторашка, она…почему-то приятна мне.
Я растерянно наблюдала, как Вааст встал из-за парты, сгребая тетради в черный рюкзак, а на его лице было до ужаса много самодовольства и удовлетворения, будто я только что сообщила, что люблю его.
— Не обольщайся, этого не повторится, — оскалилась я, будучи сама не уверена в своих словах, но четко решив, что больше не предоставлю ему такой чести и не покажу своих чувств.
— О, я не сомневаюсь, милая, — нежно прошептал Вааст и, обойдя парту, подтолкнул меня в проход между столами, недвусмысленно намекая, — Поторопись, я очень голоден.
За обедом в столовой, парень предложил мне погулять после школы, так как погода сегодня была ясная и безветренная, но я вежливо отказалась, ссылаясь на то, что сегодня у меня занятия с Фирмином. Вааст, если и расстроился, то не подал виду:
— Видимо, мне тоже нужно придумать себе какое-то развлечение, пока не закончится твой злосчастный турнир, — проговорил он, набивая рот картофельным гратеном под толстой сырной коркой, — Может быть, индивидуальные занятия по волейболу с… Жюдит?
Я поморщилась, а есть совершенно расхотелось, даже несмотря на сожженные калории на уроке физкультуры. Что ж, Коралина, ты сама подписалась на эти издевки, теперь расхлебывай.
— Интересно, чему Жюдит может тебя научить, если учитывать, что ты играл на более высоком уровне, чем вся школьная сборная вместе взятая? — подколола его я и все-таки отправила в рот вилку со сливочно-томатной пастой.
— Но Фирмин же тебя чему-то учит, — произнес Вааст, а от его шутливого тона не осталось и следа. Серьезные зеленые глаза впились в мое лицо, словно пытаясь найти в нем что-то скрытое, а макароны встряли поперек моего горла, что мне пришлось запивать их водой под изучающим взглядом парня.
— В смысле? — спросила я, напоминая себе блеющую овцу из-за дрожащего голоса.
— Не держи меня за дурака, Коралина. Я, может быть, и не разбираюсь в шахматах, но ты уделала Фирмина на сеансе одновременной игры, что говорит о том, что один на один у него не было бы и шанса. И что говорит о том, что подобные занятия с ним были бы крайне нерезультативными и бессмысленными, — краска сошла с моего лица, уступив место неестественной бледноте. Плохо. Это очень плохо.
Но Вааст, как ни в чем не бывало, отправил в рот еще одну порцию картошки и, прожевав, спросил:
— А знаешь, о чем это еще говорит? — и не дав мне ответить, он вынес удушающий меня вердикт, — О том, что ты либо дура, раз тратишь время попусту, тренируясь с Фирмином, либо лгунья и делаешь это с кем-то другим.
Я буквально потеряла дар речи, будучи не готовой к настолько железной дедукции Вааста и уж тем более не готовой признаться, к кому я езжу домой после школы. На секунду мне показалось, что я созрела рассказать парню правду, уже даже мысленно испытав облегчение, я открыла рот, но одноклассник прервал меня, отодвигая пустую тарелку:
— Мне нужно будет уехать по делам на пару дней, полторашка. Увидимся в субботу за семейным ужином. Хороших тебе занятий.
Вааст встал из-за стола и направился в сторону гардеробной, оставляя меня наедине с худшим осознанием. Он все прекрасно знал. С самого начала.
Я быстрым шагом взметнулась по лестнице спустя несколько минут после переваривания полученной информации с почти что нетронутой тарелкой томатно-сливочной пасты. Фирмин, как я и ожидала, сидел за своей партой и постукивал ручкой по столу, словно дирижер, задавая такт мелодии. Приземлившись на соседний стул и отметив, что в классе только несколько человек, которые уже закончили обед и решили подготовиться к проверочной работе по истории, я окликнула одноклассника, получив в ответ лишь скучающий взгляд.
— Фирмин, — требовательно повторила я, и парень нехотя коснулся наушника, выключая звук, по крайней мере, я на это надеялась, — Он все узнал.
Одноклассник выпрямился, а взгляд стал серьезным:
— Реймонд сам тебе сказал?
Я не сразу поняла, что он имеет в виду, и запоздало помотала головой:
— Боже, нет, я не про пожар. Вааст узнал, что я не занимаюсь с тобой шахматами.
— Всего-то. Я удивлен, что твоя ложь продержалась дольше одного дня, — Фирмин, расслабившись, зевнул и снова прибавил музыку, прикрывая глаза со светлыми ресницами. Я разозлилась и выдернула из его уха наушник, сжимая его в кулаке и, понизив голос, прошипела:
— Что это значит? Ты ему рассказал?
— Ты дурная? Мы с тобой договорились.
— Где ты был в понедельник в четыре часа? — меня бесило его безразличие, хотя он должен был быть заинтересован в том, что бы я следила за учителем, пока он прикрывает мой тыл, бесило, что он даже не удивился этой новости. Или же…я просто пыталась сорвать свой гнев на ком-то.
— Как и обычно. Дома.
— Вааст тебя расспрашивал о занятиях?
— Заткнись, — Фирмин сжал мое запястье с такой силы, что я разжала пальцы, а с губ сорвался судорожный вздох от боли, отчего наушник выпал из ладони на стол. И откуда в тщедушном тельце столько силищи? — Еще раз ты посмеешь общаться со мной в таком тоне и останешься без единственного союзника в этом гадюшнике.
Я обхватила другой рукой свое запястье и прошептала:
— Тогда, как единственный союзник,
будь добр, сообщи мне,
пожалуйста, как Вааст узнал об этом?
— Может быть, тебе стоит спросить об этом своего парня. А, подожди… — Фирмин буравил мое лицо презрительным взглядом, что мне захотелось отвернуться, а пронзительность серых глаз заставила мои ноги окоченеть, — Кажется, у тебя теперь его нет.
— Ты прав. Я соврала ему и получила по заслугам. Но и он был не до конца откровенен со мной. Вааст сказал, что ты не можешь научить меня ничего новому. Откуда это знать человеку, который даже не в курсе, как ходят шахматные фигуры.
Фирмин хрипло рассмеялся и отвернулся, подбирая наушник и вставляя в правое ухо, неоднозначно намекая, что диалог окончен. Я была уверена, что где-то допустила ошибку, где-то просчиталась, а растущее бессилие было сродни партиям с Реймондом: одинаковые условия и возможности, но я всегда упускала что-то из виду и не могла понять что.
В кабинет зашла Рене с Хубертом, который все-таки соизволил прийти в лицей к третьему уроку. Парень хмуро оглядел присутствующих и, найдя меня взглядом, стал еще угрюмее, усаживаясь за парту на первом ряду и отодвигая стул для сестры. Интересно, что уже с утра пораньше могло ему испортить настроение?
Девушка обернулась и кинула мне яблоко через пол класса так, что я еле успела поймать его в последний момент:
— Мы сегодня дежурим, Кора. Не забудь.
Но, прежде чем отвернуться, она внимательно всматривалась в мое лицо, а в ореховых глазах зародился вопрос. И она обязательно потребует свой ответ после занятий. К сожалению, я ответов не получала.
Рене задерживалась уже минут на десять, что я успела вымыть доску и полить цветы, стоящие на подоконнике в классе математики. Реймонд отсутствовал и в своем кабинете, и в учительской, когда я забирала ключи от аудитории, а поскольку в среду у нас не было его предмета в расписании, то я даже не могла отменить занятия. А сделать мне это очень хотелось.
Я не собиралась продолжать сотрудничать с Фирмином теперь, когда ему, кажется, все равно и на пожар, и на то, сколько знает об этом учитель. Я не хотела ходить домой к мистеру Реймонду, уже в открытую причиняя Ваасту боль и как бы испытывая его: я знаю, что ты знаешь, но буду продолжать ездить в его резиденцию. Это было бы слишком жестоко. Наши отношения висели на волоске, и это чудо, что он не отменил назначенный Марианной ужин в субботу.
Рене влетела в класс и после недолгой одышки схватилась за ведро, набирая его до краев чистой водой:
— Извини, пришлось уговаривать Хуба, чтобы он и сегодня подменил меня на собрании. Мы вечером с семьей едем в храм делать пожертвования и молиться, а этот тупень каждый раз скрипит зубами, будто я собралась на самую грандиозную вечеринку века.
— Я бы тоже лучше сходила в храм, чем на какие-то волчьи заседания.
Рене расхохоталась, но мне сегодня что-то было невесело, а ее улыбка тут же померкла:
— Вааст?
Я кивнула и усерднее принялась отдирать специальным скребком жвачки из-под стола, радуясь, что мое мрачное лицо скрыто под партой:
— Он узнал, что я соврала ему про занятия с Фирмином.
— Прям так и сказал?
— Нет, но очень жирно намекнул и ушел.
— Так это же хорошо, разве нет?
Моя рука застыла, а я вынырнула из-под столешницы и уставилась на подругу:
— А если бы он меня бросил?
— Ну он же не бросил, — легко возразила Рене, зачем-то проходясь половой тряпкой по одному и тому же участку уже в третий раз, — А значит, он дает тебе шанс признаться во всем самой.
— Я не хочу расставаться с мечтой выступить на турнире. Но и с Ваастом тоже не хочется. Что мне делать?
Бросив скребок в ящик с моющими средствами и всевозможными тряпками, я выпрямилась и сполоснула руки в раковине. Рене несильно продвинулась в мытье полов, методично полируя пятачок не больше метра и задумчиво глядя в пространство:
— Поговорить с ним? Скажи, что это важно для тебя, а единственный, кто может тебя готовить к турниру — это Реймонд. Вы же там не интимом занимаетесь, в конце концов.
Я вспомнила, как учитель увидел меня в лифчике, и решила, что Вааст придет в ярость, узнай он об этом.
— Краснеешь, словно монашка при слове «пенис». Что же будет с тобой, когда настанет пора раздвинуть ножки и…
— Насчет этого, — я прервала Рене, пока она окончательно не превратила мое лицо в алый помидор вплоть до кончиков ушей, — Мне нужна отсрочка в выполнении задания. Очень сомневаюсь, что за семь дней я смогу наладить с ним отношения, да еще и переспать, если учитывать, что его снова не будет в школе до конца учебной недели.
— Наладить отношения и переспать — звучит, как одно и то же для Вааста, — хохотнула Рене и наконец продвинулась шваброй дальше по рядам, оставляя мокрый след на лакированном светлом паркете, — Но я тебе здесь не помощник. Куратор большинства заданий — Сибилла. Я лишь вербую новичков.
Это плохо. Наши отношения со старостой из холодной войны вот-вот превратятся в открытую, если я еще раз подойду к Сибилле со своими нелепыми просьбами. Не знаю, с чего это Рене решила, что мы могли бы «сродниться»: не припоминаю, чтоб в моем роду были ядовитые змеи. Закончив с уборкой жвачек, я принялась двигать парты по линеечке, а скрип железных ножек вторил моему отчаянному голосу:
— Неужели нет иного способа получить хотя бы дополнительную неделю?
— Сибилла понимает только два языка: сделки и угрозы. Советую не прибегать ни к первому, ни уж тем более ко второму.
Одноклассница, видимо, почувствовав мой скепсис, пояснила уже гораздо более серьезным и властным тоном:
— Я не шучу, Кора. Сибилла не дает послаблений, когда дело касается «Инкогниты». Хочешь спасти Вивьен от уголовной ответственности?
Я, не раздумывая, кивнула, ведь это была моя первостепенная мотивация.
— Тогда отринь все свои моральные ценности и выполни задание любым способом. Я понимаю, первый раз по любви и все такое, но в этом мире не всегда все идет так, как нам хочется. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Я могу познакомить тебя с хорошим мальчиком, который сделает все аккуратно, не будет трепать языком направо и налево и задавать лишних вопросов. Если поймешь, что с Ваастом не получается успеть всрок, предупреди меня за пару дней.
Я поморщилась, а от мысли лечь под совершенно незнакомого мне парня стало мерзко, но своим пренебрежением я решила не делиться. Не с Рене, которой уготовано будет сделать то же самое, если она не отречется от своей семьи и не сбежит.
— Я тебя услышала. Будем надеяться, что Вааст хотя бы вполовину такой, каким ты его считаешь.
Рене, кажется, немного расслабилась, а я поняла, что это предложение тоже далось ей нелегко, поэтому на лице девушки снова расцвела привычная улыбка:
— Мы можем даже устроить шоппинг на неделе и подобрать красивое белье, чтобы он точно не устоял.
— У меня уже есть красивое белье, есть еще варианты? — рассмеялась я, вспоминая тот вульгарный комплект, одобренный мамой в торговом центре.
Как внезапно, наш диалог прервал пробирающий до мурашек шквал льда:
— Интересные вы темы обсуждаете, дамы, — на входе в аудиторию стоял месье Реймонд в льняном пиджаке светло-бежевого цвета, под которым виднелась кофейная футболка-поло с расстегнутой верхней пуговицей. Рене ничуть не смутилась, обернувшись лицом к учителю, а вот мне пришлось уткнуться на блестящий от влаги пол и медленно сгорать от стыда. Как много он слышал?
Мистер Реймонд держал классный журнал в одной руке, а в другой — черную кожаную сумку для ноутбука. Мужчина прошел к своему рабочему столу и сдвинул стопку тетрадей, освобождая место для предстоящей работы. Его голос был таким спокойным, как будто он только что не был свидетелем, как две школьницы обсуждали, как соблазнить парня:
— Рене, тебя искал месье Дюфур, и лучше тебе поторопиться, он был недоволен. Мисс Леклерк закончит уборку за тебя.
— О, я забыла зайти к нему на перемене, он хотел выдать расписание факультативов. Мне правда пора. Извини, Кора. До свидания, месье.
Рене оставила швабру в ведре с потемневшей водой, схватила с парты свой портфель и скрылась за дверью, ненамеренно хлопнув ей напоследок и оставив меня в гнетущей тишине наедине с классным руководителем. Я молча взялась за деревянное основание, отжимая воду и принялась домывать сухие участки на паркете, не смея поднять глаз на учителя. В голове роились невеселые мысли, как бы сообщить ему о том, что я не планировала сегодня приезжать на занятия по шахматам. Но мистер Реймонд внезапно первым нарушил молчание:
— Я был на учительском совете. Там поднимался вопрос о денежной мотивации для школьников, защищающих честь лицея Де Грайф на городских состязаниях. Если нам удастся в этом году занять призовые места, то помимо кубка, грамоты и похвалы, ученик, выигравший большее количество партий, получит сертификат на 4000 евро за первое место. Неплохо, верно?
Да это было, действительно, неплохо. Эта сумма могла с лихвой покрыть аренду и залог за квартиру, если я решусь уехать сразу после совершеннолетия, а также, этих денег спокойно хватило бы на жизнь, пока я ищу подработку. Я медленно выпрямилась, а спина осталась в неестественно вытянутом положении, будто вместо позвоночника вставили бамбуковую трость:
— Да, это огромные деньги, особенно для школьника. Я думаю…думаю, что стоит сообщить вам, месье Реймонд, что Вааст догадывается про то, с кем и где проходит моя подготовка к турниру.
Я ожидала, что учитель удивится или хотя бы поднимет взгляд на меня, но мужчина раскрыл свой макбук и, не удостоив меня вниманием, что-то быстро начал печатать:
— Это как-то связано с тем, что вы обсуждали с Рене? Пытаетесь его задобрить, мисс Леклерк?
Я стушевалась еще больше, будто это действительно было так, но возражать не стала. Хватит с меня оправданий: в конце концов, он всего лишь мой учитель, а не отец.
— Поэтому я не уверена, стоит ли мне продолжать занятия… Я могла бы потренироваться с месье Диазом…
Реймонд медленно перевел взгляд со светящегося экрана ноутбука на мое лицо и слегка изогнул бровь:
— А что не так с нашими занятиями? Юному господину Лорану не нравится, что вы не уделяете ему должного внимания? Или его не устраивает, что его новая девушка в кои-то веке умнее бревна? Или, быть может, он думает, что мы там занимаемся чем-то непотребным?
Я приняла его тяжелый взгляд, темный и проницательный, как будто каждая моя мысль лежала на его ладони, и ответила спустя несколько секунд:
— Я думаю это никак не связано со мной, месье. Вааст недолюбливает Вас, и это заметно невооруженным взглядом.
— Тогда ему придется встать в очередь, — Реймонд вернулся к своим делам, а его длинные пальцы снова запорхали над клавиатурой.
— Но у вас это взаимно? — осмелилась предположить я, до конца не зная, к чему приведет этот диалог.
— «Взаимно» я оставляю для других аспектов своей жизни. А как преподаватель, я больше не делю своих учеников на любимых и нелюбимых. Так что, если у мистера Лорана есть претензии, милости просим в кабинет в мои рабочие часы. Для меня он — такой же учащийся, как и все, за исключением того, что его посещаемость оставляет желать лучшего.
Последний раз, когда Вааст пришел к учителю с претензиями, то проделал дыру в стене кафедры кулаком, но об этом я благоразумно промолчала. Я могла бы попросить Реймонда дать мне адрес парня, чтобы поговорить с ним о пропусках или о чем-то посерьезнее, чем прогулы в школе, но, наверное, это было слишком.
— Тогда, я не знаю, почему он так к Вам относится. Но, если продолжим занятия, это станет не только моей проблемой.
Учитель даже не повел бровью на мой намек о его связи с ученицей в прошлом, а свет от монитора выхватывал черты его идеального лица, особенно выделяя острые скулы:
— Проблем быть не может, я согласовал эти внешкольные встречи с начальством. И я очень сомневаюсь, что Вааст обратится со своими бездоказательными подозрениями в полицию. Он там, знаете ли, мисс Леклерк, не на самом хорошем счету. А моя репутация, на данный момент, безупречна. Кому они поверят, по-вашему: школьнику с неоднократными приводами и отвратительной успеваемостью, или мне?
Я отметила, что он слишком самоуверен для человека, которого чуть не обвинили по статье растление малолетних и не уволили со школы, что его отцу пришлось платить баснословные деньги, чтобы это дело замялось. Но сейчас, в этой истории, меня гораздо больше интересовала фигура Вааста, чем мистера Реймонда.
— В чем его обвиняли, месье?
Реймонд прикрыл ноутбук и, сцепив руки в замок, положил на него подбородок, смакуя каждое сказанное слово:
— Удивлен, что Вааст не похвастался вам своими достижениями, мисс Леклерк.
— В чем его обвиняли, месье? — повторила свой вопрос я, заставляя голос не дрожать и опираясь на швабру, словно на якорь в этой пошатнувшейся реальности. Он не врал Марианне про прошлое Вааста, о котором я почему-то не знала.
— Список внушительный, уверены, что хотите знать?
Я не была уверена уже ни в чем, но кивнула, на что левый уголок рта мужчины слегка опустился: так он, видимо, усмехался:
— Вождение в нетрезвом виде, употребление наркотиков, умышленное уничтожение или повреждение имущества, подделка документов, кражи, взломы, запрещенное хранение холодного оружия, которое он не раз проносил в учебное заведение, участие в преступных сообществах и подпольных группировках… Мне продолжать?
У меня натурально не было слов, а состояние шока парализовало все конечности, в том числе и речевой аппарат, что я смогла выдавить лишь жалкое:
— Но он все еще на свободе… Это не может быть правдой…
— Все может быть правдой, если у тебя очень могущественный отец, — мистер Реймонд убрал ноутбук в сумку и застегнул молнию. В его взгляде я не нашла ни капли радости или удовлетворения от раскрытия этой информации:
— Так что, мисс Леклерк, надеюсь теперь Вам понятно, почему я был против Вашего союза? Господин Лоран, несомненно, изменился в лучшую сторону за последние полтора года, но до полного исправления ему далеко. И я меньше всего желаю, чтобы Вы стали его терапией и мостиком к законопослушной жизни. Поэтому займитесь тем, что положено обыкновенному подростку — учебой и любимым хобби.
Мне потребовалось время, чтобы взять себя в руки, а слепо верить в услышанное очень не хотелось, по крайней мере, пока я не поговорю с Ваастом лично.
Однако, осталось до конца пролить свет на позицию учителя в этом вопросе:
— То есть вы, месье, напрямую советуете мне расстаться с Ваастом из-за его ошибок прошлого, которые, я уверена, он прекрасно осознает и жалеет о них?
— Вы когда-нибудь играли в видеоигры, мисс Леклерк? — вопрос был риторическим, так как мужчина продолжил, — Представьте, что вы в любой момент можете загрузиться и начать с последнего сохранения? Так вот, зная этот факт, сожалели бы вы о допущенных ошибках и боялись бы совершить что-то непоправимое?
— Но жизнь это не игра, месье, — мрачно сообщила я, как мне казалось, очевидную всем истину. Уголки его губ снова дрогнули в фальшивой усмешке, а темные омуты глаз, в которых было не разглядеть зрачков, оставались бесстрастными.
— Жизнь — это самая что ни на есть настоящая игра, просто никому неизвестны правила.
Разговор зашел в тупик, а я поймала себя на мысли, что устала уже от любых упоминаний этого слова. Слишком много информации навалилось на меня за последние дни, и мой уставший мозг уже устал ее обрабатывать, анализировать, осмыслять, упорядочивать. Я чувствовала себя выжатой до последней капли, эмоционально и физически, приближаясь к своему пределу. Может, мне стоит просто, как и советовала мадам Грото, прислушаться к сердцу и выбрать то, что мне было так хорошо знакомо и любимо. Шахматы. Учеба. Тихий скрип ручки в тишине комнаты под светом настольной лампы. Шелест страниц книг. Там не таилось опасности и подвохов, лишь известный мне комфорт, уют, без всяких игр и загадок.
— Я обдумаю Ваши слова, месье. Сегодня в четыре все в силе?
— Да, если Вы не передумали, мисс, — ответил, как и в прошлый раз, учитель и добавил, — Я закончу проверять тетради через пол часа и смогу Вас отвезти. Скрываться уже, вроде бы, незачем. Раньше начнем — раньше закончим.
— Хорошо, — вяло ответила я, понимая, что так и не продумала, как выиграть в незаконченной партии, а оба свободных вечера я потратила на обдумывание совершенно других загадок.
Пока мистер Реймонд проверял домашние задания, нещадно черкая листы красной ручкой и не тратя на каждую работу дольше тридцати секунд, я заканчивала уборку. Вылила грязную воду из ведра в туалет в женской уборной, прополоскала тряпки, достала из канцелярского ящика свежие маркеры и губку, закрыла окно и, оглядев блестящий от чистоты класс, обрадовалась, что как будто вместе с кабинетом в порядок пришли и мои мысли.
Все стало казаться обманчиво простым: я все еще отличница и иду на золотую медаль, я совершенствуюсь в шахматах с отменным игроком, посещаю школьного психолога, мы поссорились с Ваастом, но нет ничего такого, чего не мог бы решить откровенный разговор по душам, моя мама больше не пьянствует, и в ее жизни наконец-то появилась стабильность, скоро у меня будут деньги, и уже через три месяца, если захочу, смогу уехать и начать все сначала. Ворох моих основных проблем с пожаром, «Инкогнитой» и Арманом отошел на второстепенный план, и я смогла наконец-то вздохнуть полной грудью, настроившись на лучшее.
За стеклами машины темнел мокрый от осеннего дождя асфальт, а двойная сплошная стройной линией вилась под тихо шуршащими шинами спорткара мистера Реймонда. Даже несмотря на недолгие осадки где-то около полудня, сквозь облака пробивалось солнце, а погода стояла, как и предрекал Вааст безветренная. Интересно, чем он сейчас занят?
Когда городской пейзаж сменился мрачной лесополосой, уже знакомой и не такой пугающей, как в первый раз на такси, учитель прибавил скорость, а мою спину вдавило в кресло. Турбированный двигатель утробно зарычал, активируя чуть ли не все сто шестьдесят тысяч лошадиных сил, а картинка за окном смазалась, из-за чего верхушки деревьев слились в сплошную линию горизонта.
У меня захватило дух, а сердце застучало сильнее, когда я взглянула на точеный профиль мужчины: плотно сжатые губы, легкая щетина на четкой линии челюсти, прямой нос с острым кончиком, мускулистая шея с выступающим кадыком, черные волосы зачесаны назад. Мой взгляд, прикованный к Реймонду, словно под каким-то гипнотическим воздействием опустился ниже на правую руку, вальяжно покоящуюся на рычаге коробки передач, так небрежно, словно мы не неслись около двухсот километров в час. Отчетливо проступающий рисунок вен на тыльной стороне его ладони и длинные изящные пальцы овладели моим вниманием, что во рту резко стало сухо, а живот утробно заурчал.
Я тут же отвернулась к окну, наверняка, густо краснея и коря себя, что так толком ничего и не съела за весь день.
— Проголодалась? — он снова обращался ко мне на «ты», будто где-то у трассы был невидимый мне указатель, разрушающий субординацию между нами, — Какое у тебя любимое блюдо?
Я задумалась: жизнь с Марианной научила меня не быть привередой и есть, все что дают. Однако, в далекие времена, когда я была совсем маленькой, папа частенько баловал меня кулинарными изысками. В нашей семье он был ответственен за готовку, даже несмотря на плотный рабочий график и безработную жену. В голову пришел луковый суп, но я ни за что не призналась бы в этом Реймонду, будто не желая делиться чем-то сокровенным, поэтому ответила:
— Любое, где есть макароны.
Реймонда это почему-то повеселило, потому что мужчина опять продемонстрировал мне маленькую ямочку на правой щеке, хотя даже не улыбался широко. Я вообще не была уверена, что он способен на это.
— Тогда это легко устроить.
Я не помнила, что бы в этом районе были закусочные, кафе или продуктовые магазины. Частный жилой сектор подразумевал под собой лишь вычурные виллы или роскошные резиденции, будто их жители были настолько идеальными и возвышенными, что им даже не требовалось принимать пищу.
Каково же было мое изумление, когда мистер Реймонд практически с порога своего дома, повесив пиджак в гардеробную и тщательно вымыв руки, направился на кухню и принялся доставать ингредиенты для обеда. Он будет готовить…для меня?
Молча застыв в уже излюбленной точке между просторной гостиной и не менее внушительных размеров кухней, я наблюдала как на мраморной столешнице кухонного островка появлялись рожки, сливочное масло, молоко, мука, чеддер и неизвестные мне специи.
— Это…мак-н-чиз? — как-то обреченно проговорила я, прекрасно узнавая набор продуктов, — Я ем его практически каждый день, месье.
— Да, но я хочу, чтобы ты попробовала
мой мак-н-чиз. И я обязательно проведу Марианне нудную лекцию о том, что ей нужно разнообразить твой рацион.
Я с опаской приблизилась, отодвигая барный стул и садясь напротив учителя, слишком близко, как по мне, но было бы странно устроиться за обеденным столом в пяти метрах от кухни. Слова мистера Реймонда мне не понравились: каждый раз, когда кто-то давал маме советы по поводу моего воспитания, особенно близкие для нее люди, Марианна ударялась в крайности, изо всех сил усердствуя, как это и случилось с домашним арестом. Так что, не удивлюсь, если через неделю слягу с пищевым отравлением от ее овощных экспериментов.
Мужчина тем временем уже налил воду в черный керамический сотейник, а в другом, чуть поменьше, растапливал сливочное масло. Моя мама предпочитала это делать сразу в сковородке вместе с сырным месивом.
— Могу я спросить, месье?
— Можешь, — коротко ответил мистер Реймонд, зачем-то нажав несколько сенсорных кнопок на приборной панели духовой печи, встроенной в высокий пенал.
— Где сейчас Арман? Ему…ему предъявили обвинения?
— Он исключен и больше не потревожит ни тебя, ни кого-то еще. Выдвинуть серьезные обвинения может только пострадавшая сторона, либо ее представитель. Сомневаюсь, что тебе хотелось бы афишировать это дело и встрять на долгие месяцы судебной волокиты, нанимая адвокатов и ища свидетелей, — мужчина выудил из ящика сковородку и принялся обжаривать муку, смешивая со сливочным маслом и добавляя специи, по запаху похожие на тимьян и белый перец, а я не могла оторвать глаз от этих непонятных мне махинаций, которые он выполнял с такой легкостью, которой Марианна, готовящая мак-н-чиз уже много лет, могла только позавидовать, — Но не сомневайся, ему это с рук не сошло. Я провел беседу с его матерью, которая даже подумать не могла об ужасах, которые творил Арман со школьницами и не только, а зная ее командирский характер, поверь, она не допустит повторения истории.
— А его друзья? — несмело спросила я, пока мистер Реймонд отмерил один стакан молока и вылил в сковородку, тут же круговыми движениями доводя соус до однородности.
— Их братство лишилось ключевого звена, как я и думал. Лишившись своего лидера и зачинщика, они «А» — испугались, «Б» — потеряли интерес к опасным забавам. Я еще наблюдал за ними какое-то время, но не заметил в их поведении ничего из ряда вон выходящего.
Я поразилась, насколько у Реймонда все было под тотальным контролем, начиная от ведения уроков и шахматной секции и заканчивая проделками отдельных учеников, даже не из своего руководимого класса. Когда он находит на все это время?
— Я очень ценю, что вы не оставили это просто так, мистер Реймонд.
Учитель бросил на меня внимательный взгляд, не отрываясь от помешивания содержимого сковородки, которое уже слегка пожелтело, и убавил огонь. Кухня наполнилась ароматом мускатного ореха и вустерского соуса, а в животе снова призывно потянуло: никогда мне еще так не хотелось попробовать мак-н-чиз.
— Во-первых, это моя обязанность, как учителя и заместителя директора. Во-вторых, я дал тебе обещание. Поэтому не благодари меня за мою работу.
Взгляд мужчины был слишком внимательным, а я ощутила себя тем самым растопленным в сотейнике маслом, совершенно забыв, что мне предстоит еще напряженный час занятий шахматами. От этих мыслей я отодвинула подальше ленный туман в голове, вызванный расслабленной атмосферой и приятными запахами, и осторожно поинтересовалась, как бы между прочим:
— А как продвигается Ваше личное расследование пожара?
— Также, как и твое обучение шахматам. Очень медленно, но методично. Кстати, ты уже придумала, как одержать верх надо мной?
Он сменил тему подозрительно резко, не оставляя и малейших лазеек для дальнейшего расспрашивания, поэтому я отбросила любые попытки что-то выяснить:
— Если честно, то нет. У меня не было времени.
— О, не сомневаюсь, что наши занятия стоят в списке твоих приоритетов после выбора красивого белья для господина Лорана.
Остатки комфорта вмиг улетучились, вместе с беззаботным тоном мистера Реймонда, но вместо смущения, я почему-то ощутила жгучее негодование, даже несмотря на то, что он попал в точку: мне действительно из-за разборок с Ваастом было не до этого.
— Этот разговор, месье, не предназначался для ваших ушей. Извините, если вас это задело.
Я надеялась, что мой тон звучит вежливо, но несколько ядовитых ноток все-таки проскользнули в интонацию, вызвав у учителя лишь легкую улыбку. Мистер Реймонд отрезал приличный кусок сыра и принялся натирать его на терке, отчего мышцы на его руках вздыбились, а я пожалела, что на нем нет рубашки или кофты с длинным рукавом.
— Любой разговор в моем кабинете предназначается для моих ушей, Коралина. Особенно на такие темы. Особенно от тебя.
Я нахмурилась от его слов, пытаясь понять скрытый смысл, вложенный в них, но, кажется, дело было исключительно в том, что я дочь Марианны.
— Вы считаете, что я обязана хранить себя до свадьбы? — я осмелела, раз уж диалог принял такой оборот: мне почему-то было важно узнать, как он к этому относится, учитывая, что Реймонд уже имел половую связь с ученицей и был в явно проигрышной позиции, но ответ мужчины меня поразил:
— Отнюдь. Даже наоборот. Однако, отношения нужно начинать с отношений, а не с попытки пристроить куда-то свою девственность.
Я хотела оскорбиться на его грубое и категоричное высказывание в мой адрес. Хотела бы, но не смогла, потому что поняла, что он прав: ничто еще так бережно не хранилось мной, как девственность, которую я так бестолоково планировала потерять. Наш разговор с учителем напомнил мне неловкие попытки матери в пятнадцать лет запоздало проинформировать меня про то, откуда берутся дети, и как это происходит. И богатый опыт Марианны в этих вопросах не помогал ей более точно формулировать свои мысли, скатываясь в какие-то завуалированные ребусы про пестики и тычинки. Но мистер Реймонд говорил об этом прямо и открыто, чем завоевал мое уважение и вызвал легкое жжение на кончиках ушей, но тем не менее уступать ему бразды правления в этом диалоге не хотелось:
— Я сама решаю, когда готова и с кем. Что плохого в том, что я…я сделаю это…с более опытным партнером?
Моя маска уверенности дала трещину, а обычная фраза «займусь сексом» проиграла дуэль дурацкой «сделаю ЭТО», почему-то застряв в горле. Очень по-взрослому, Коралина, так держать.
Мистер Реймонд отвернулся и прошел к холодильнику, доставая знаменитую дижонскую горчицу, что я не успела увидеть его реакцию, так как несколько секунд до этого рассматривала золотые вкрапления в мраморной поверхности тумбы. А когда мужчина вернулся и добавил одну чайную ложку горчицы в соус, его лицо не выражало абсолютно ровным счетом ничего:
— Я не спорил с тем, что опытный партнер — это плохо. Хотя внесу свое понимание — количество не равно качество. Это твои сугубо личные дела, но, по моему скромному мнению, Коралина, ты торопишься, и, боюсь, как бы ты об этом не пожалела.
Этот крайне некомфортный разговор начинал меня раздражать, я уже не знала, куда деть не только свои руки, но и бегающий взгляд, отчего бесилась еще больше. Разница в возрасте и положении до конца не давали мне возможности высказать все, что я думаю по этому поводу, начиная от того, что распоряжаться переоцененной девственностью я в праве сама и заканчивая тем, что это вообще-то не его собачьи дела.
Даже несмотря на не самый лучший пример перед глазами в лице матери, я как-то умудрилась сохранить свою невинность почти что до совершеннолетия, избегая практически любых контактов со сверстниками, похабного юмора и нормального подросткового общения, будто это могло меня совратить. Много ли счастья мне это принесло? Ответ лежал на поверхности.
Мистер Реймонд неожиданно для меня решил тему не развивать и замолчал, сосредоточенно выкладывая сваренные макароны в форму для запекания и заливая сырный соус. Остатки топленого масла и натертого сыра присоединились к содержимому вместе с горстью панировочных сухарей, покрывая рожки толстым слоем. Мой рот наполнился слюной, чего не было ни разу при виде надоевшего мак-н-чиз, а когда стеклянная форма скрылась в жерле духовой печи, я почти что разочарованно выдохнула. Марианна все делала в одной сковородке минут за пятнадцать, а Реймонд извел целую гору посуды ради каких-то макаронов с сыром: уверена, что мадам Грото сходу придумала бы характеристики их личности, исходя из их методов готовки.
Спустя двадцать минут, я наконец-то оказалась наедине с тарелкой слегка кривоватой формы с обожженными, темно-коричневыми краями, а после первой вилки, отправленной в рот, застыла. Специи, густота соуса, тянущийся, чуть ли не до потолка, дорогой сыр, легкая хрустящая корочка сверху и нежная текстура рожков перевернули все мое понимание о мак-н-чизе, что я готова была простить мужчине, сидящему напротив за обеденным столом, все чтения моралей и неуместные советы.
— Я, конечно, не претендую на мак-н-чиз Марианны, но надеюсь, что этот ничуть не хуже.
Мистер Реймонд лукаво улыбался, прекрасно зная, каков мамин сырный «шедевр» на вкус, а мне даже расхотелось вступать в эту игру и принижать его кулинарные способности:
— Боюсь, что я не уйду отсюда без рецепта, потому что не смогу есть какой-то другой мак-н-чиз, кроме Вашего, месье. Это бесподобно, — добавила я в конце, опустошив половину тарелки в подтверждение своих слов. Учитель казался до ужаса довольным, хоть и старался этого не показывать, однако то и дело поглядывал, с какой скоростью я ем, а в конце предложил добавки. На секунду я пожалела, что набила желудок до упора и совсем не смаковала свою порцию, но идея попросить контейнер с собой показалась глупой и бестактной, поэтому я отказалась от нее, отодвигая пустую тарелку в сторону.
Мысли стали течь медленно и лениво после приятного насыщения, поэтому занятие вышло не самым продуктивным. Но оно все равно было лучше, чем первое. Как минимум, потому что в этот раз мы играли не в гостиной, а за обеденным столом, что позволило мне хоть и немного, но расслабиться. От учителя меня отделяла широкая столешница с лазурной рекой из эпоксидной смолы, а лампа на длинном металлическом шнуре прямо над шахматной доской, давала гораздо больше освещения, чем полутемный зал, создающий интимную обстановку.
Мы возобновили вчерашнюю партию, которую я все-таки проиграла в ноль, получив короткие разъяснения, где могла сыграть лучше. Мистер Реймонд говорил сегодня гораздо больше, чем в прошлый раз, показывая дебюты, разыгрывая со мной короткие сценки из выигрышной или наоборот проигрывающей позиции:
— Ваша основная ошибка, мисс Леклерк в понимании материального баланса. Иногда вы слишком сильно увлекаетесь мнимой выгодой и теряете много фигур, а потом безуспешно пытаетесь вернуть позиции, уходя в защиту, — произнес учитель и указал длинным указательным пальцем на своего черного ферзя, которого я конем преследовала с десятого хода, отчего загнала его на край доски и потеряла две пешки, — Либо рискуй и иди до конца, либо играй осторожно и жди, когда оппонент ошибется. К чему эти полумеры? Это как перепрыгивать пропасть в два прыжка.
Я кивнула и сделала еще одну пометку в тетради, заполнив ими уже целую страницу. Так и прошёл отведенный на занятия час, а спустя еще тридцать минут я уже была дома. Реймонд великодушно вызвал мне такси, а на прощание сказал лишь сухое «До встречи». Так привычно и в его стиле переворачивать все в моей голове с ног на голову, а потом окатывать волной учтивости и формальности.
Свободного времени было много, а заданных уроков, как назло, не очень. Быстро справившись с домашним заданием по физике и геометрии, я уже десятый раз глянула на циферблат телефона, в ожидании непонятно чего. Вааст не напишет мне. Точно не после того, как вскрыл мой обман, но по непонятным причинам решил не отрывать до конца, оставляя жгучее чувство недосказанности.
Вспомнив про услышанное в раздевалке название места встречи игроков, я открыла макбук и вбила в Гугле «Боэфф», к моему удивлению, результатов было ноль. Я пробовала добавить к поисковому запросу название города, написать слово с одной «ф» и даже на английском, но так или иначе, совпадений не было найдено. Отчаявшись, я пролистнула на несколько страниц дальше и все-таки наткнулась на одно упоминание на каком-то захудалом форуме, однако, при попытке перейти на эту страницу, сервер оказался недоступен или удален. Еще одна тайна в копилку загадок, на которых нет ответа. Как же ожидаемо.
День 9
Четверг
Как Вааст и обещал, сегодня он не пришел, за что мистер Реймонд на последнем уроке геометрии с угрюмым видом поставил ему пропуск. Затем, учитель прошелся по рядам и раздал чистые листочки, объявив, что сегодня будет проверочная работа по трем прошлым темам, а класс разразился негодующим гулом, впрочем быстро стихнувшим под ледяным взглядом учителя.
Я сидела одна, за последней партой, не имея ни малейшего желания пересекаться с Фирмином после вчерашней ссоры.
Задачи были легкие, и я без труда раскладывала векторы в правильном тетраэдре и вычисляла их координаты. Списать под неустанным надзором классного руководителя было невозможно, он то и дело вставал, ходил по рядам, а когда садился за свой стол, то каждые несколько секунд отрывал голову от ноутбука и окидывал пристальным взглядом класс.
Внезапно, на мою парту упала записка от девушки, сидящей впереди, я нахмурилась и развернула скомканную бумагу:
Что у тебя в 5? Прошу помоги. Рене.
Я не сдержала улыбки и перерисовала свой тетраэдр с координатами, давая поясняющие формулы и чертя векторы. Никогда в жизни мне еще не приходилось сидеть за последней партой, даже несмотря на то, что у меня было отличное зрение, и сейчас это было только на руку. Пустив записку обратно, я продолжила доделывать необязательное задание под звездочкой, как звенящую тишину класса нарушил высокий голос:
— Месье Реймонд, а Коралина передала записку Рене.
Словно в замедленной реальности, я подняла голову от парты и устремила свой взгляд к взметнувшейся руке Сибиллы под нарастающий ошеломленный шепот. Мистер Реймонд отодвинул стул, ножки которого зловеще царапнули паркет, и направился к третьей парте, где сидела подруга с Хубертом. Мужчина протянул ладонь, а спустя несколько долгих секунд, Рене нехотя положила на нее мятую бумажку.
Пульс застучал в ушах, и я пальцами вцепилась в свою работу, будто боялась, что ее кто-то вырвет у меня из-под носа. Мистер Реймонд в хлопковой рубашке оливкового цвета мучительно медленно пробежал темными глазами по содержимому записки, и наши взгляды пересеклись. Я поджала губы, не зная, как реагировать на подобное: со мной такое случалось впервые.
— Рене, сдавай работу. Тебе два — останешься сегодня после уроков решать другой вариант.
Я ждала, что этот вердикт коснется и меня, но учитель развернулся и, небрежно выбросив мое решение в мусорное ведро, прошел к своему столу. Я не видела лица подруги, только ее затылок, а внутри все засвербело от несправедливости — если наказывать, то обеих
— Месье, я сегодня никак не могу…
— Это не мои проблемы, — перебил ее учитель, а высокий хвост девушки слегка качнулся вниз. Рене училась хорошо, а после уроков сразу бежала либо на тренировки, либо к семье. Я не могла допустить, чтоб моя подруга подверглась наказанию дома за двойку и задержку после учебы. И, может быть, я действовала эгоистично, и ей не нужна была моя помощь, я просто не могла остановить рвущееся наружу признание:
— Мистер Реймонд, если кому и ставить два, то мне. Я готова принять наказание и переписать проверочную работу после занятий.
Реймонд изогнул одну бровь, однако, не выглядел в целом удивленным, лишь отмахнувшись от меня, словно от надоедливого ребенка:
— Я не сомневаюсь в том, что вы безупречно справитесь, мисс Леклерк. Но, насколько я понял, это не вы предложили свою помощь Рене, поэтому…
— Я перед началом урока сказала ей, что если у нее возникнут трудности, она смело может спрашивать. Поэтому виновата только я, — мой голос уверенно рассекал напряженную тишину, и хоть в данной ситуации мои аргументы не казались сильными, Реймонд, буравя меня темным взглядом мучительных секунд пять, внезапно, передумал. Медленным шагом он прошел в конец парты и красной ручкой перечеркнул мою работу, выставив на полях двойку. Меня окутало ароматом табака и мяты, и в сознании растеклась какая-то непривычная до этого момента мысль: это моя первая двойка за все время учебы.
Я как-то отстраненно наблюдала за тем, как ученики, после команды классного руководителя снова вернулись к работе, заскрежетали по бумаге шариковые ручки, а в классе снова воцарилась тотальная тишина, что можно было расслышать тиканье стрелок на циферблате часов над доской. Я пыталась найти в себе хоть каплю сожаления на счет своей испорченной успеваемости, но вместо обиды или грусти, было что-то противоположное. Как будто тихое ликование заполнило недостающие пробелы, как будто слегка треснуло железо сковывающих меня цепей системы, и этот маленький митинг в моей душе, известный только мне и никому вокруг, доставил мне неописуемое удовлетворение.
Я наблюдала за своими одноклассниками, глядя на них как-то иначе теперь, не связанная обязательством успеть закончить все до звонка: Рене низко склонилась над своей работой и старательно что-то считала на черновике в столбик, а Хуберт то и дело наглым образом подглядывал в ее вычисления и, видимо, пытался адаптировать под свой типовой вариант. Девушка по имени Жоэль, сидящая справа на соседнем ряду, удрученно грызла конец ручки, а ее густые черные брови в цвет жестких кудрявых волос до плеч сошлись на переносице. Ее сосед по парте, Марен, в теплом темно-синем свитере с эмблемой лицея, внаглую пользовался калькулятором, спрятанным в широком пенале, то и дело дергая ногой. Я обратила внимание на его цветастые носки с принтом из спанч-боба и слегка улыбнулась.
Перед ними сидела парочка местных весельчаков, Ален и Самюэль, возможно, если бы мы познакомились в другом месте и при других обстоятельствах, то эти ребята мне бы понравились. Они были душой любой компании, и даже сейчас, на проверочной работе по геометрии, периодически тыкали друг друга в бок, передавая записки с содержимым явно не по теме теста, заговорчески пряча беззвучный смех в кулаках.
Собранная и сфокусированная на своей проверочной Полин уже, похоже, решила свой вариант, но не спешила сдавать работу, перепроверяя ответы, а ее бледные губы безмолвно шевелились вслед за порхающим над векторами карандашом. Заместитель старосты кинула несколько хмурых взглядов на своего соседа по парте, Реми, парня из богатой семьи священнослужителя Дижонского собора. Одноклассник казался мне черствым, бездушным и крайне немотивированным в учебе, поэтому сейчас он решал тестовую часть с выбором ответа по считалочке.
Я перевела свой взор на Фирмина и совсем не удивилась, когда заметила, что тот даже на проверочной работе тихо слушает музыку, вынув левый наушник, и торопливо записывает решение мелким, понятным только ему почерком. Внезапно, в этом катарсисе с самой собой, я уловила на себе чей-то пристальный взгляд и наткнулась на две светло-серые льдинки.
Сибилла презрительно рассматривала мое лицо, и когда наши глаза пересеклись, не отвернулась, с вызовом принимая этот зрительный поединок. Ее тонкие пальчики, покоившиеся на столе, внезапно сложились в неприличном жесте, обращенным в мою сторону, и я ответила ей тем же, на что получила ядовитый оскал, и только после этого блондинка отвернулась. Я так и не поняла ее замысла, кого она хотела подставить: меня или Рене, а может обеих, но я явно подпортила ее планы своим выступлением, что снова отозвалось внутри крохотным уколом удовольствия.
Когда тишину разрезал звонок с урока, Сибилла встала и принялась собирать проверочные работы по рядам, вырывая листы бумаги прямо из-под носа не успевших решить задачи учащихся.
Рене подошла к моему столу, а на ее серьезном лице не было ни грамма радости, лишь какое-то сосредоточенное и угрюмое выражение:
— Зачем ты помогла мне? — негромко спросила девушка и, не оборачиваясь, кивнула головой Хуберту на выход из класса. Парень, словно верный пес, еще несколько секунд потоптался за ее спиной и вышел вместе с первыми ребятами из аудитории, пока остальные сверяли ответы из одинаковых вариантов и не спеша собирали сумки.
— Должна быть какая-то причина, Рене? — я смотрела на девушку снизу вверх, а на моей парте все еще лежала забракованная учителем, идеально решенная проверочная с красной двойкой.
— Я не люблю игру в геройство, зачем тебе это? — я нахмурила брови, а в душе закопошилась обида. Я не ждала слов благодарности или чего-то такого, но услышать в свой адрес обвинения была не готова.
— Если ты не понимаешь, почему я это сделала, то для тебя официальная причина — остаться с Реймондом наедине, — сквозь зубы проговорила я и уставилась на свою фамилию на листке, не в силах больше слушать этот бред. Рене опустила взгляд на полученную мной оценку и уперлась двумя руками в столешницу, отчего парта слегка двинулась вперед и скрипнула:
— Ладно, Кора, извини. Я не привыкла, что кто-то делает для меня что-то безвозмездно. Но я не хочу оставаться у тебя в долгу и попробую уговорить Сибиллу на отсрочку.
Я вспыхнула и снова встретилась взглядом с ее раскосыми ореховыми глазами, подведенными черным карандашом:
— Мне ничего не нужно от тебя, особенно, если ты думаешь, что это так.
— Я знаю. И все равно поговорю. Даже, если получится выбить всего пару дней — это уже что-то, верно? — девушка убрала руки и понизила голос, — Не люблю это говорить, но…спасибо. Ты мне очень помогла, но не обещаю того же взамен.
Я кивнула и выдавила улыбку: то, как делались в лицее дела мне, определенно, не нравилось. Какие же здесь между учениками товарищеские отношения, что даже малейшее проявление дружбы трактуется, как попытка, подмазаться и получить ответную услугу? Но, наверное, не стоит в этом винить Рене: она долгие годы так жила без меня. Нет, выживала, и по-другому общаться не умеет.
Когда кабинет снова погрузился в тишину, я так и осталась сидеть за последней партой. Расстояние между мной и учителем показалось мне вечной пропастью: опустевшие ряды спинок стульев и широкая кафедра, за которой восседал мрачный мистер Реймонд, породили во мне чувство легкого беспокойства. У него не было ни одной причины, чтобы согласиться на мое нелепое предложение. И тем не менее — мы здесь.
— Сядьте поближе, мисс Леклерк, — низкий голос с британским акцентом прошелся по спине волной мурашек и, собрав свои вещи, я перенесла их на первую парту. Он же не думает, что я буду списывать?
Учитель отложил макбук той же последней модели, что и у меня, который он подозрительно часто стал носить в школу, и, сцепив руки в замок, обратил на меня тяжелый, изучающий взгляд. Так прошло наверное полминуты, что мое терпение треснуло, и я тихо спросила:
— Вы…вы дадите мне другой вариант, месье?
Учитель лишь хмыкнул и продолжил впиваться своими черными, полными льда, глазами, застыв неподвижно, словно изваяние:
— Зачем? Мы оба прекрасно знаем, что ты решишь его на «отлично».
Это было правдой, но тогда я тем более не понимала, зачем я здесь. И что-то мне подсказывало, что тема разговора будет далека от школьных предметов или шахмат.
— Я не понимаю… — озвучила я свои мысли, перебирая в голове, что ему понадобилось? Он как-то узнал про пожар? Про мое вступление в «Инкогниту»? Но вопрос, заданный учителем нарочито медленно, окончательно поверг меня в шок:
— Проедешься со мной кое-куда?
— Боюсь, что это не совсем уместно…
— Формально, я оставил тебя на дополнительное занятие. То, что я тебе покажу, будет крайне полезным уроком для тебя.
«Формально», он не оставил мне выбора, но мне было не привыкать к подобным сценариям в своей жизни, поэтому я молча встала, собрала все учебники в сумку, с особой бережностью сложив свою проверочную работу, и кивнула, соглашаясь на незапланированную поездку.
Уже сидя в салоне машины, я слегка расслабилась: запах ментола и сигарет, температура воздуха и глухо рычащий мотор двигателя стали уже хорошо знакомой мантрой, а мистер Реймонд молчал. Однако, пока мы шли на подземную парковку, он то и дело бросал на меня долгие взгляды, неизвестного мне назначения.
Поправив свой шерстяной берет, я сложила рюкзак на коленях и все же не удержалась от вопроса:
— Так куда мы едем, месье?
— В прошлое, — коротко ответил мужчина, ныряя под открывающиеся секционные ворота парковки, а в глаза ударил свет от белого, словно натянутая над городом простыня, неба.
— Ваше? — спросила я, совсем сбитая с толку его поведением.
— Можно сказать и так, — не отрицал учитель и прибавил обогреватель, отчего по телу разлилось приятное тепло, вводящее сознание в легкую полудрему: за последнюю неделю мой сон стал чутким и беспокойным, и даже привычных восьми часов не хватало, чтобы выспаться и чувствовать себя бодрой с утра.
Почему-то я ожидала, что мы повернем на съезде к пригородному шоссе, в знакомый темнеющий лес с влажной землей, покрытой прелыми листьями, но мое удивление достигло пика, когда мы свернули к центру города.
Я выпрямилась и буквально прилипла к окну, когда спорткар Реймонда остановился на стоянке у входа в самый крупный парк Дижона, «Дарси». Зеленые кованые ворота были настежь открыты, но желающих посетить парк было немного, видимо, из-за промозглой погоды, холодных порывов ветра и разгара буднего дня.
Мистер Реймонд вышел из авто, обошел машину и открыл мне дверь, учтиво предлагая ладонь, затянутую в кожаную перчатку. Я сжала губы и, придерживая берет, не слишком грациозно вывалилась из спорткара, игнорируя руку мужчины, а уже более требовательный вопрос заставил мистера Реймонда покачать головой:
— Что все это значит, месье?
— Ты задаешь так много вопросов. Тебе настолько неприятна моя компания, Коралина?
Снова учитель перешел на «ты», а я опять пропустила невидимый указатель на дороге, отменяющий субординацию. Ладно, если он хочет играть в свои игры — пусть играет. Его компания была почти что приятной, а до предела подогретое любопытство одержало верх над рациональной частью, и я, не ответив на его вопрос, направилась ко входу в парк. Мистер Реймонд быстро догнал меня, блокируя дверь машины, и подстроился под мой короткий шаг.
Когда мы шли рядом, я ощущала себя еще более несуразно по сравнению с высоким, статным красавцем, в своей короткой куртке, служащей мне уже не первый сезон, потрепанном берете и стертых на носках полусапожках. Мы не походили на отца и дочку, засчет того, что мистер Реймонд выглядел достаточно молодо, однако и на влюбленную пару тоже не тянули из-за внушительной разницы в росте: моя макушка, даже с учетом головного убора, едва ли доходила до его груди, к тому же, мужчина держался от меня на учтивом расстоянии, а мне оставалось только догадываться, что думают о нас окружающие.
При входе на территорию парка я успокоилась, так как здесь было тихо и пустынно. А мое внимание привлекла статуя необычного белого медведя излишне округлой формы, будто художник сгладил все выпуклости и рельеф гипсового изваяния, оставив белоснежное облако сахарной ваты с четырьмя ногами. Заметив мой интерес, мистер Реймонд пояснил:
— Это полярный медведь «Помпон», названный в честь скульптура Франсуа Помпона 19 века. Некий модерн, присущий всем его работам, заключался в упрощении форм. Это лишь одна из репродукций, оригинал находится в музее Орсе.
— Который в Париже? — уточнила я, — Никогда там не была.
— Молодежи позволительно не интересоваться искусством, тяга к высокому зачастую приходит позднее.
Я улыбнулась и позволила себе еще одно уточнение, украдкой бросая взгляд на строгий профиль мистера Реймонда:
— Я вообще-то про Париж, а не музей.
— Ты так много путешествовала и ни разу не была в столице?
Путешествия — это, конечно, огромное отклонение от реальности, виднеющейся мне из-за пыльных стекол съемных квартир, поездов и автобусов дальнего следования, но разрушать его мнение отчего-то не хотелось.
— Нет, не была. Я родом из Люксембурга, а вот мои родители зато познакомились в Париже. Город влюбленных, как никак, — задумчиво протянула я, а звук гравия под подошвой сапог и шелест оголенных ветвей успокаивал и вселял уверенность, что прогулка обещает стать приятной.
— Видимо, поэтому я провел в нем всего пару дней, — усмехнулся учитель, а я позволила себе несмелую улыбку и поймала на своей щеке пристальный взгляд. Очередной.
Широкая аллея из мелкого гравия была покрыта потемневшими листьями, которые, видимо, редко убирали из-за отсутствия посетителей, а скамейки, расставленные чуть ли не через каждые два метра, пустовали.
Когда мы прошли вглубь, я затаила дыхание от мрачной и одновременно притягательной красоты: перед нами раскинулся широкий мраморный резервуар с мутно-зеленой водой, застланной листьями и мелкой рябью, вызванной осенним ветром, беспрепятственно гуляющим по открытой территории. Чуть дальше бассейного комплекса расположились две гранитные лестницы, огибающие каскад водопадов и смыкающиеся на мостике, полукругом перекинутым над неработающим фонтаном. Потрясающе роскошная архитектура на фоне увядающей природы была по-своему притягательна, что захотелось присесть на мраморный парапет у застоявшейся воды и помолчать. Будто прочитав мои мысли, мистер Реймонд произнес, останавливаясь в нескольких метрах от резервуара:
— Летом здесь очень красиво: цветущий сад, фонтаны, усадебный пруд, чистые газоны для пикников, беседки из белого камня. Чуть дальше еще ротонда есть, видишь, купол?
Я кивнула, завороженная красотой осеннего пейзажа, и поймала себя на мысли, что хотела бы вернуться сюда летом и погулять с Ваастом. Может, даже устроить небольшой романтический пикник, целоваться в свободной беседке, держаться за руки, проходя по мостику, глядя в голубую воду, и ощущать на лице брызги от фонтана от порывов теплого летнего ветра. Красота.
Мы направились прямиком к лестнице, ступени которой кое-где перекосило от времени, а павшая листва приглушала стук наших шагов:
— Парк был заложен в честь инженера, который в 1838 году разместил на этом месте резервуар с чистой водой, доступной для всех желающих, и уникальную систему очистных сооружений. Благодаря этому изобретению, Дижон стал первым городом Европы с подземным водопроводом, — вещал мистер Реймонд, а я пожалела, что не оделась потеплее. На возвышении холодный ветер ощущался особенно сильно, что при пронизывающих порывах ледяного воздуха приходилась придерживать берет рукой, — Вода в фонтане, кстати, питьевая до сих пор, когда начинается летний сезон. Сейчас водохранилище используется для полива газонов и плантаций сада.
Я с интересом рассматривала фигурки льва и морских рыб с открытыми ртами, зияющими пугающей пустотой, хотя летом они выглядели, наверняка, не так устрашающе при включенных фонтанах.
Какая-то старушка у подножия лестницы расстелила газету и присела на скамью, вытягивая ноги в толстых шерстяных колготках и раскрывая маленькую книжонку. Больше людей в округе не было, будто мир замер, и в нем остались только я и высокий мужчина в черном пальто.
Мы, не сговариваясь, углубились под свод сплетенных ветвей, что летом выглядело бы как арка из густой зелени, скрывающая гуляющих от посторонних глаз. Я засунула руки в карманы куртки, решив, что потрачу свои сбережения на перчатки, при первой же возможности, а учитель слегка ускорил шаг и внезапно остановился перед тремя круглыми террасами с балюстрадами. Они представляли собой небольшие, уединенные беседки на возвышении с толстыми колоннами и круглым куполом, украшенным декоративной лепниной.
— Каменные ротонды — классический элемент украшения ландшафтной архитектуры парков, хотя здесь их зачастую используют не по назначению.
Я даже не успела обдумать его слова, так как проследила за взглядом мужчины, устремленным к дальней беседке в метрах десяти от нас. Под белоснежным сводом в тени стояла пара, парень и девушка, так близко, что не оставалось сомнений, чем они там занимались до нашего прихода. Но как только я начала вглядываться, мой пульс подскочил вдвое, затылок начало покалывать, а затем что-то сжалось в горле, когда я наконец узнала парочку. Это был Вааст и…Камиль.
Что-то треснуло внутри: быть может, мои глупые мечты о прогулках с парнем по парку или мои нелепые надежды на счастливые отношения. Но, скорее всего, это было мое сердце.
