to take this off my shoulders someone take me home
♡
Вторую неделю засыпать и просыпаться с мыслями о своём самом лучшем в жизни свидании приятно, конечно, да только вот объект симпатии как-то надолго запропастился. Не то чтобы такой исход не предполагался… Тэхён сам по себе достаточно спокойный парень. Даже очень. Уравновешенный, умеющий отвлекаться и уж точно умеющий ждать. Не паникёр и не страдалец — легко может держать в узде своё эмоциональное состояние. Он обычно в суете повседневных забот и вечной рутины успокаивается разными способами. Любит фотографию и всё, что с ней связано, какой-то совершенно особенной тёплой любовью; любит пробовать применять новые инструменты в обработке или добавлять что-то необычное в привычный процесс; искренне наслаждается, занимаясь цветокоррекцией и исправлением маленьких недочётов на фото. Поэтому он, собственно, и не работает фотографом — тратит на каждую фотографию приличное количество времени, подбирая цвет и свет индивидуально для каждого кадра, и ему претит мысль просто брать и создавать шаблоны-пресеты, а потом накладывать их разом на множество фото. Ещё Тэхён любит читать, слушать спокойную музыку, вроде Троя Сивана, любит пить вино и петь Рианну, любит свой авокадо, что прорастил полгода назад в горшке и за которым теперь вот уже шестой месяц ухаживает, любит молоко с кофе, а не наоборот, любит природу во всех её проявлениях, любит горы и спать в палатке, любит дорожные приключения и дождливую погоду. А ещё Чонгука. Чонгука он тоже любит. И всё перечисленное его всегда успокаивало. Кроме Чонгука, разумеется. Чонгук будоражит кровь, мысли о нём заставляют чувствовать себя не в своей тарелке, пока его нет рядом, сердце при воспоминаниях о том, как они целовались, каждый раз начинает пробивать грудную клетку. И после похода Тэхён в полной мере ощутил, что с ним происходит. Он падает. Падает и согласно второму закону Ньютона набирает с каждой секундой скорость всё больше. Чонгук красивый, интересный, нежный. Чонгук смешной, трогательный и благодарный. Тэхён-то ведь его и не знает совсем, оказывается. Все эти годы Чонгук был его навязчивой идеей. Той самой, что из разряда целей, которые по достижении теряют свой смысл. Вроде как подростковая влюбленность, которую очень сильно, безумно нужно срочным образом получить. И как только ты её добиваешься, она внезапно перестаёт быть для тебя интересной. Это ни разу не редкий сценарий, верно ведь? У Тэхёна так и было. Стоило только коснуться губами губ, уснуть в обнимку и поцеловать потом утром на вершине его, помятого и сонного… и интерес к тому самому Чонгуку, образ которого он сам у себя в голове построил и в который потом влюбился, пропал. Ему больше не был интересен Чонгук из прошлого. Ему нужен был этот. Из настоящего. Немного поломанный, немного с толку сбитый, остро нуждающийся в понимании, поддержке и сладких поцелуях по утрам. Тэхён совсем чуть-чуть успел его узнать за весь поход и уже готов был предложить ему если не целый мир, то себя без остатка. Но Чонгук по приезде в город попросил дать ему время. И Тэхён, разумеется, не мог не. А теперь Чонгук не выходит на связь уже вторую неделю и, чего уж скрывать, Тэхёну больно. Он хочет быть рядом, но опять, сука, не может, хотя казалось — счастье так близко, стоит только за руку взять.♡
Утро на вершине они встретили прекрасно. А посмотрев рассвет, снова улеглись спать на несколько часов. Тэхён поднялся раньше, отыскал в чонгуковом рюкзаке несколько пачек рамёна, потом принялся жарить сосиски, кипятить воду и запаривать лапшу. Чонгук же вылез из палатки только часам к десяти, выглядел бодрым, даже сказал, что чувствует себя достаточно выспавшимся. Это странно, ибо поспал тот недолго. Но вот такой он короткий — сон в горах. Тэхён много спрашивал тогда о самочувствии, но Чонгука ничего не беспокоило, кроме больных мышц абсолютно по всему телу да неприятного утреннего холода, на котором пришлось чистить зубы и умываться прохладной водой из бутылки. Был уютный, но немного неловкий завтрак, ленивые сборы, много фотографий, много объятий, первый настоящий поцелуй при свете дня без капли алкоголя в крови и сцепленные в замок пальцы, которые долго не хотелось расплетать. А потом был достаточно сложный спуск по почти отвесной тропе: мышцы ног у Чонгука были забиты ужасно, и Тэхён не торопился, попросив ступать аккуратно, потому что на мелкой гальке очень легко поскользнуться. В итоге по времени спускались едва ли не дольше, чем поднимались. Они преодолели большую часть пути, держась за руки, Тэхён то и дело устраивал привалы и не позволял Чонгуку слишком уставать, сам нёс почти весь мусор, что они забрали с собой с вершины. В общем, облегчал жизнь как мог, отвлекал разговорами, много расспрашивал о том о сём, надеясь что-то новое для себя узнать, и атмосфера между ними была безумно комфортной всю дорогу, хоть и присутствовала вот эта вот неловкость, какая бывает в самом начале только-только зарождающихся отношений. Но как бы Тэхён Чонгуку ни помогал по дороге, тот всё равно ужасно устал, и на сиденье автомобиля, адски нагретого солнцем, упал по-настоящему без сил. Понадобилось даже, невзирая на его недовольство, выгнать Чонгука из машины, чтобы остудить её для начала кондиционером, а стоило только выехать с грунтовки на асфальт, как тот, так больше ничего и не сказав, отрубился. Не помогли ни музыка, ни попытки разговорить. Чонгук просто уснул, свесив голову неудобно вбок, из-за чего Тэхёну пришлось останавливаться, опускать осторожно сиденье и поудобнее устраивать парня. Проснулся тот только в городе, когда Тэхён начал его осторожно будить во дворе дома. После Чонгук скомканно поблагодарил за то, что Тэхён помог донести до квартиры вещи, поцеловал нежно напоследок быстренько и попросил времени на «подумать». На следующий день написал большое сообщение с миллионом благодарностей за прекрасно проведённое время, за поддержку и заботу, отчитался о самочувствии, что оставляло желать лучшего, ибо болело у Чонгука всё так, будто его били, и больше на связь не выходил. Тэхён тоже не пытался. В конце концов, хотелось, чтобы тот пришёл сам. Разобравшись с собой и сделав этот выбор самостоятельно. Но как бы кто его знает, что Чонгук мог про Тэхёна наузнавать? Плохого бэкграунда предостаточно.***
Тэхён по факту большую часть своей сознательной жизни желал Чонгуку плохого. Ну, так если посудить. Он ведь очень хотел, чтобы тот с Джено расстался, и только в этом контексте об их отношениях и думал. Он ни разу даже мысленно искренне не пожелал им счастья. А лишь эгоистично надеялся на то, что Чонгук однажды будет снова «в активном поиске», чтобы попробовать подступиться. И, видимо, карма всё-таки bitch, и работает исправно. Нельзя безнаказанно желать людям зла. Тэхёну чудовищно не повезло в отношениях. Он ведь попробовал, даже, возможно, немного влюбился, хоть и не сильно. И хорошо, что не сильно. Ибо партнер попался противоположный понятию «надёжность». Тэхён встретил Ыйджу после армии в университете, и, знаете, хватило. Он тогда вернулся возмужавшим, красивым, подкачанным, привлекал много внимания со стороны обоих полов, даже какое-то время наслаждался этим, перебиваясь свиданиями без продолжения. С одной в кино, с другой на выставку, с третьим поцеловаться после какой-нибудь из редких вечеринок, на которых в те времена ещё бывал. А потом Тэхён, съехав от родителей, начал заниматься репетиторством по истории, чтобы оплачивать квартиру и нарабатывать преподавательский навык. Стал брать в ученики других студентов. И именно по этой причине к нему однажды подошёл парень с факультета рекламы с запросом на помощь в подготовке к экзамену по всеобщей истории для первокурсников. Красивый, стройный, с чувством юмора. Смеялись, пили кофе после занятий, провожали друг друга до дома… Так и понеслось. Начиналось всё классно, закончилось, конечно, не как у Шекспира, но вытраханным вдоль и поперёк мозгом. Желание ещё с кем-то пробовать у Тэхёна пропало после разрыва надолго, потому как эти отношения — первые и единственные — серьёзно так подпортили жизнь. Корея всё ещё гомофобная страна. Со всё ещё патриархальным и традиционным обществом. Даже если среди молодёжи на улицах это не очень заметно, из-за того что вектор развития социальной жизни меняется в пользу открытости, старые устои отходят на задний план, а традиционные уклады остаются где-то в памяти поколений. Даже если так. В стандартных институтах социализации, вроде семьи, университета и рабочих мест всё ещё сильно́ влияние азиатского закрытого общественного уклада. Нельзя прийти в университет с транспарантом о своих не самых традиционных предпочтениях, этого просто не поймут, и проблемы обеспечены. Никто особо не смотрит на внешность, но слухи и репутация всегда значили много. Собственно, в университете с недавних пор каждая собака знала, что Тэхён «голубой». Серьёзно. Каждая. Разумеется, это дошло и до родителей. Он буквально был одно время университетской знаменитостью, потеряв нескольких учеников после инцидента. Удивительно, что Чонгук изначально не был осведомлён. «О, вон видишь — парень идёт, он, кстати, гей, прикинь». Как будто бы это что-то удивительное настолько, что достойно обсуждения. Гей и жуткий извращенец — такие стигмы на него повесил бывший парень, пустив по университету слухи о том, что Ким к нему якобы приставал на занятиях по истории и едва невинности против воли, вроде как, не лишил. Почему? Потому что после очередной ссоры Тэхён таки предложил остаться друзьями, ибо терпеть мозгоеблю не хватало уже никаких сил. Зачем? Да кто его знает. Такой, видимо, способ дать понять, что ситуацией остался недоволен. О том, что они встречались полгода, спали и по обоюдному согласию друг друга невинности лишали, тот, конечно, решил умолчать, зная Тэхёна. А Тэхён, конечно же, ожидания оправдал. Он никогда никому ничего не доказывал. Не ввязывался в конфликты и избегал любой грязи. В этот раз полностью абстрагироваться от ситуации у него банально не получилось, шепотки за спиной и подколы в универе донимали. Многие ученики начали отказываться от занятий без объяснения причин — это вынуждало искать подработку в другом месте. А каверзные вопросы тех, кто продолжал приходить, вынуждали Тэхёна заканчивать консультации на середине, возвращать деньги и просить больше к нему на уроки не записываться. Радовало то, что профессора все до единого оставались беспристрастными. То ли не верили они в слухи, то ли не считали эту информацию достойной того, чтобы рассуждать на эту тему. И хорошо. Тэхён всё-таки был одним из лучших студентов истфака, и, возможно, именно это позволило ему хотя бы в научной среде чувствовать себя в безопасности. Поэтому карьера репетитора не рухнула, она даже пошла в гору, когда он начал вести факультативы и брать учеников в стороннем филиале дополнительного образования. С семьёй всё было, к несчастью, сложнее. Ким Тэхён стараниями одного Ли Ыйджу и своей младшей сестры, которая слишком много сидит в твиттере и не умеет держать язык за зубами, теперь общался только с мамой. Отец вот уже год практически игнорировал наличие сына, ибо в слухи он, конечно, поверил, а Тэхён же всё ещё не любитель конфликтов и ничего не хотел ему доказывать. В конце концов, в этих слухах и доля правды присутствовала. В общем, было и было. Но среди студентов репутация у Тэхёна теперь хреновенькая. Навряд ли Чонгука напугали бы слухи, что Ким гей, камон, они уже даже целовались. Тот, вообще-то, и сам не то чтобы гетеро. Но Тэхёна-то выставили не просто геем. Его выставили буквально извращенцем, хотя сам он никогда странных каких-то фетишей за собой не замечал, чтобы хоть немного заявлению соответствовать. Хотя, может, уже и забыли все об этой заварушке. Он давно перестал обращать внимание на всю эту ерунду. У него есть друзья в университете, такие же тусующиеся около науки или в фотосреде ребята, которые знают о его ориентации и спокойно это принимают. Знают, какой он человек, знают, что ни к кому приставать и уж тем более к чему-то кого-то склонять Ким банально не будет. А большего и не нужно. Все остальные люди просто создают бессмысленный шум. Но как же сильно всё-таки не хотелось бы, чтобы Чонгук, наслушавшись от, например, своего Чимина разного, передумал давать шанс. Не то чтобы Тэхёну этот шанс обещали… но надежда была отнюдь не беспочвенной. Он засыпал и просыпался с мыслями о нежных розовых губах, которые таковыми, наверное, не являются, обычные ведь мужские губы, обычного цвета. Но Тэхён их такими запомнил. Немного ассиметричные, с милой родинкой под нижней, приоткрытые в моменты восторга, сладко поджавшиеся, когда он не знает, что сказать, сложенные в очаровательную уточку, когда он говорит слово «огонь», такие мягкие, такие податливые, такие… Тэхён целовал бы их бесконечное количество часов. Говорят, невозможно влюбиться в человека, если тебе не нравится с ним целоваться. Тэхён и не думал ни о чём большем. Да, Чонгук привлекал в сексуальном плане, но в фантазии это почему-то не лезло. Он только и думал о том, как будет целовать. В плечи рано утром, когда вместе пойдут чистить зубы, в шею поздно ночью, расслабляя и заставляя нежно постанывать, в макушку по вечерам за сериалами, в ладонь, если уж очень захочется, и в губы, конечно же, в губы… А Чонгук тем временем продолжал молчать. И хотелось бы верить, что дело только лишь в его неуверенности.♡
Тэхёна, увлечённо грызущего кончик фломастера-выделителя, отвлекает от достаточно интересной статьи о Пунических войнах в древнем Риме звонок домофона. У него сегодня долгожданный выходной. Погодка шепчет — к ночи обещают дождь, который вроде как будет продолжительным. В ближайшие дня четыре нет пар в университете — выпускной курс, в конце концов, а занятия с учениками только в зуме. Соответственно, выходить никуда лишний раз он не планировал, хотел просто посидеть дома и позаниматься своей научной статьей для летней конференции. Ну и кого могло принести в полвосьмого вечера? Если это кто-то из друзей, то дело плохо, нет желания зависать сегодня. — Кто? — не очень-то и дружелюбно бросает в динамик домофона. — Тэхён… Привет, это Чонгук, ты не занят сейчас? — механическое в ответ. У Тэхёна сбившееся с ритма сердце, потеющие ладони и неровное дыхание. Полный набор молодого невротика. Что, вот так вот просто пришёл? Без сообщений и звонков? — Тэ?.. — Ой! Прости, заходи, конечно! — отмирает моментально и нажимает кнопку. Чонгук появляется спустя минут пять. Он весь какой-то взвинченный, немного запыхавшийся, щёки горят. Странно. — Приве-е-ет, наконец ты объявился, — радостно тянет Тэхён, пропуская парня внутрь и запирая дверь. — А откуда у тебя мой адрес? — Ты же сам мне писал… хён. Мол, если что, ты знаешь, где меня искать. И адрес оставлял. — О… точно. Можешь не называть меня «хён», я тебя старше совсем на чуть-чуть, это необязательно, — Тэхёну жутко неловко, и он всеми силами пытается избегать неуютного молчания, цепляясь за любое слово и суетясь рядом. Отнимает у Чонгука мастерку, водружает на вешалку и тут же подталкивает его вглубь квартиры. — Можно я всё-таки буду называть? — кидает через плечо странный взгляд, Тэхёну в его глазах какой-то незнакомый огонёк чудится. — Ну… если хочешь. Проходи-проходи. Ты что-нибудь будешь? Чай, кофе, пиво, газировку? — ведёт парня в просторную кухню-гостиную. — Нет, я вообще-то… — Чонгук осекается, осторожно усаживаясь на диван, и чуть морщится, словно ощущает дискомфорт. Неужели до сих пор после похода мышцы болят? — Я вообще-то по делу. — Что-то случилось? — он садится рядом вполоборота и смотрит озадаченно. Так непривычно Чонгука видеть здесь… у себя дома. Тэхён гостей вообще-то не особо любит, но вот этому выдал бы абонемент на посещение. — Хён, помнишь, ты говорил, что я могу обратиться к тебе с любой просьбой, и всё такое? — Конечно, что угодно, чем смогу — помогу. Чонгук мнётся недолго под обеспокоенным тэхёновым взглядом. Хрустит пальцами, заламывая их, и, перестав разглядывать собственные колени, наконец поднимает глаза, видимо, в эту самую минуту окончательно на что-то решаясь. — Давай сейчас переспим? — Что?.. — нет, ну как в дерьмовом романе, отвратительно банальной дораме или посредственной манхве, честное слово. — Чонгук, ты… — Послушай, я много думал. Я знаю, что нравлюсь тебе, у меня у самого есть к тебе какие-то чувства, я уверен. Я просто хочу разобраться сразу, понять, стоит ли это вообще всё того, чтобы начинать, или нужно просто остановиться и попробовать пожить без отношений. Один раз, мне бы просто понять вообще… — Подхожу я тебе в постели или нет? — перебивает Тэхён, и да, это прозвучало грубее, чем хотелось бы. — Ну… не совсем, мне интересно, могу ли я тебе в этом плане понравиться и вот это вот всё. — Чонгук, ну что за глупости ты говоришь? Откуда вообще в твоей голове берутся такие вопросы? — Почему глупости? — звучит возмущённо. Видимо, не такой реакции ждал. — Я говорил тебе, что мне сложно сейчас представлять какую угодно близость. Это, по-твоему, глупости? — Я не обесцениваю это всё, но… а обо мне ты подумал? Подумал, каково мне будет получить близость с человеком, который так долго мне нравится, а потом не дай бог «не подойти» ему в постели? Ты свои эксперименты проведёшь, а что мне потом делать? Сидеть и ждать решения, как на суде, мучиться вопросом выберешь меня или не выберешь? Я и так целые две недели держал дистанцию, хоть и скучал очень. Не находишь, что это жестоко? Я вроде бы не сделал тебе ничего плохого, Чонгук, чтобы так со мной поступать, — да уж, явно не таким Тэхён представлял себе их первый после похода разговор. — Нет! Хён, — придвигается на диване ближе и осторожно берёт за руку, — ты не понял. Ну или я неправильно выразился. Я не собираюсь никаких экспериментов ставить, я просто хочу попробовать. С тобой. — Если ты хочешь попробовать, — Тэхёна почти трясёт от обиды, откуда такие эмоции взялись — непонятно, — то давай начнём нормально: свидания, поцелуи, совместные ночёвки. Понимаешь, о чём я? Обязательно сразу прыгать в постель? — Я не знаю. Я рассказывал, как закончились мои прошлые отношения. Для меня это важно. Я тоже хочу почувствовать, что я могу кому-то нравиться, что могу кого-то возбуждать, что со мной не только со спины захотят, но и нормально… Я, — торопится, говорит сбивчиво, пытаясь объяснить что-то, что Тэхён упрямо отказывается понимать, — не поступлю с тобой плохо, мы просто попробуем, и если не получится ничего, то начнём с чего-нибудь другого. Или ещё паузу возьмём. Я очень хочу с тобой попробовать, но немного в себе сомневаюсь, понимаешь? — Мои прошлые отношения тоже закончились плохо, и вся эта тема с сексом мне потом тоже аукнулась… Этого мы, конечно, не учитываем. Короче, если хочешь — давай, но я всё ещё считаю, что так поступать будет очень нечестно по отношению ко мне. Хотя… окей, видимо, такая моя карма. — Карма? За что? — За то, что всё время желал, чтобы вы с Джено расстались, наверное. — Эй… — наклоняет голову и заглядывает Тэхёну в глаза. — Что? — За такое кармы не бывает, — неуверенно улыбнувшись. — Да ты что? — Да. Ну так что? — Ну… сейчас? — Ага. Десять минут назад Тэхён сидел себе спокойно, пил кофе и читал о Пунических войнах, даже не надеясь, что увидит Чонгука в ближайшем обозримом будущем, а сейчас парень придвигается ближе, укладывает ладонь на плечо и сам тянется за поцелуем. Тэхёна внезапно охватывает смущение — он вообще-то ни разу не железный, не дохрена опытный, а ещё влюблённый как дурак. Поэтому ему простительны горящие кончики ушей, тянущее чувство внизу живота и потеющие ладони. Поцелуй сладкий, но губы у Чонгука ледяные. Видимо, замёрз на улице, пока от метро шёл. Тэхёну внезапно совершенно не хочется пытаться его согреть в пошлом смысле этого слова. Ну вот просто… ну нет. Пускай сейчас будет обидно, Тэхён ему потом докажет, что хотеть и желать его можно. И очень даже. И далеко не только со спины. Совершенно не хочется первую близость с любимым человеком получать после такого разговора. Ещё бы контракт составили, ей-богу. Сейчас просто не тот момент. Чего-то неуловимо не хватает, чтобы просто взять и переступить эту черту. — Может… чаю хоть попьём? — с чёткой уверенностью на поводу у Чонгука не идти, отрываясь от влажных губ и перебирая пальцами мягкие волосы на затылке парня. И тот выдыхает, как-то даже облегчённо, что ли. Неужели сам боялся? Зачем тогда вообще это представление устраивал? — Ты не хочешь? Тэхён молча снимает его руку со своего плеча и устраивает её у себя в паху, игнорируя при этом собственное тело, ощутившее желанное прикосновение и заинтересованно напрягшее нервные окончания. Чонгук опускает взгляд и глупо пялится на свою руку, лежащую на начинающей твердеть выпуклости на тэхёновых домашних серых спортивных трениках. — Такой ответ устроит? — бормочет Тэхён, уткнувшись губами Чонгуку в плечо. Тот отчего-то (к счастью) не начинает спорить и выспрашивать, почему бы, если желание имеется, не начать сейчас, а только кивает, отняв неловко руку, и соглашается на чай. Тэхён, поднявшись с дивана и потащив Чонгука в кухонную зону, если честно, чувствует себя не просто неловко — ощущения какие-то прям дебильные. Но он решает забить на это всё и, встряхнув волосами, наливает в кружку чай из прозрачного стеклянного заварника с деревянной крышкой — заварил как раз недавно. Хороший чай: чёрный с выраженными яркими нотами апельсина и корицы. — Тебе сколько сахара? — Два кубика. — Посмотрим фильм, может? Я как раз хотел вечером посидеть пострадать и «Мост в Терабитию» пересмотреть. — Ой… это моя детская травма, а не фильм, — усмехается Чонгук, расслабляясь и принимая из тэхёновых рук кружку чая. Вопросов по-прежнему не задаёт, ведёт себя так, будто бы и не предлагал никаких непристойностей несколько минут назад. Тэхён почти начинает загоняться, думая, что Чонгук вообще-то может сейчас в своих мыслях относительно своей мнимой несексуальности укрепиться, видя, что от идеи внезапного секса с порога отводят потихоньку. Но он уверен, что поступает правильно. Нет настроя сейчас на семнадцать плюс, хочется фильм, обнимашки и пи-джи тринадцать хоть немножко, после двух-то недель ожидания внимания. Пока Тэхён занимается установкой маленького портативного проектора и включением фильма, разместив свою кружку с чаем и тарелку с мини-круассанами на полу у кровати, Чонгук ходит по комнатам и без стеснения озирается по сторонам. У Тэхёна есть на что посмотреть. Тэхёнова небольшая двухкомнатная квартира в светлых бежево-коричневых тонах вполне может считаться олицетворением слова «уют». В комнате побольше умещается кухонная зона с кремовым фартуком, стильным холодильником Smeg, той же фирмы чайником и прочей кухонной утварью, маленький круглый стол, два синих икеевских стула, и гостиная зона с небольшим велюровым изумрудным диванчиком, плазменным телевизором с небольшой диагональю да рабочим столом с кучей бумаг и ноутбуком на нём. Спальня Тэхёна совсем какая-то маленькая, но оттого только более уютная. У него, кажется, нет кровати, матрас будто лежит прямо на полу, застеленный светлым постельным бельём и парочкой тёплых пледов. Стопки книг рядом, пара грязных кружек — Тэхён гостей не ждал, потому и не убирался. Разросшаяся монстера, установленная на широком подоконнике, раскинула свои огромные листья над кроватью. Одна стена пустая, на неё Тэхён как раз и выводит изображение с проектора. Чуть дальше в углу находится ниша с одеждой. Но всё это стандартные вещи, которые можно найти в каждой второй квартире, самое интересное в тэхёновом жилище — это множество фотографий в минималистично-белых рамочках или без них, расположенных по всем стенам, кроме пустой, используемой в качестве экрана для проектора. В основном повсюду пейзажи, и Чонгук с видимым интересом их рассматривает, когда Тэхён его окликает. Примерно в этот же момент тот обнаруживает ту самую фотографию. Своих глаз. Она была первой из тех, что Чонгук позволил сделать тогда Тэхёну. Тэхён кайфовал, когда обрабатывал, а потом разглядывал каждую. Но эта, самая первая, вне конкуренции. Она стала самой любимой. И сейчас висит на боковой стене у кровати в окружении фотографий самых разных закатов и рассветов… Из колонки рядом с проектором уже слышится звук заставки фильма, и картинка на стене приходит в движение. — Это… — начинает Чонгук неуверенно. Тэхён его перебивает, опасаясь услышать слово «странно». Нет ничего странного в том, чтобы держать дома фотографии любимых людей. В гостиной над столом, например, куча фоток Намджуна и Сокджина — тэхёновых друзей. Но это Тэхён так думает, у кого-то вполне может оказаться совсем другое мнение. — Так, всё готово, падай, — тянет он Чонгука вниз, не дав договорить, и тот плюхается на матрас рядом. — Ну нравится мне эта фотография, ты сам разрешил её сделать. Нет ничего странного в том, что она висит здесь, я свою симпатию от тебя не скрывал. — Без вопросов, — кивает Чонгук. Тактичный — ещё плюс в копилку. — Отлично, тогда держи, — вручает тарелку с круассанами, натягивает им на ноги скомканный до этого пушистый плед и устраивается рядом с такой же пузатой, как и Чонгука, кружкой в руках. Тот копошится, усаживаясь поудобнее, как-то совсем прям близко, к Тэхёну под бок. И так тепло на душе от этого… хочется такого вот почаще. — У тебя такие большие кружки, сколько тут, пол-литра? — усмехается, отпивая горячий напиток. — Чая много не бывает… — Ммм, вкусный какой. — Рад, что нравится. — У тебя вообще всё всегда вкусное получается. И мясо, и картошка, и рамён, и чай… есть вообще что-то, что ты не умеешь? — Смотри фильм, — спрятав смущение в кружке. Каким-то таким скомканным и непонятным образом чонгуков серьёзный разговор «по делу» перерастает в итоге в совместный просмотр одного из самых, пожалуй, грустных фильмов детства. Его сняли давно, сейчас графику и спецэффекты явно делают лучше, но фильм всё равно кажется невозможно родным и атмосферным. Тэхён радуется, что скачал именно его недавно на проектор. Так повезло, что для Чонгука это тоже фильм с ностальгией по тому самому две тысячи седьмому. Тэхён, кстати, любит свою квартиру, он снял её уже с хорошим ремонтом, уютную, но добавив текстиль, растения и кучу своих фотографий повсюду, сделал своё обиталище ещё более комфортным. Он прям любил находиться дома. И беззастенчиво притягивая Чонгука к себе в объятия после того, как с чаем они разобрались, Тэхён абсолютно как-то по-детски радуется тому уюту, в котором находится. С Чонгуком лучше. С ним везде, наверное, вот так — в сто раз теплее и уютнее. — А почему матрас на полу? — Он не на полу, там просто каркас низкий очень, чтобы так казалось. Я не люблю высокие кровати. На полу вообще нельзя на матрасе спать, это для спины вредно. Да, я занудный старый дед, люблю историю, чай и свою здоровую спину. Мне в походах стресса для позвоночника хватает. — Мм, — смеётся и как будто бы невзначай обнимает Тэхёна поперёк груди, сползает пониже и устраивается в чужих руках поудобнее. И да, Тэхён пускает скупую мужскую слезу, как обычно, на том самом моменте в этом фильме. Чонгук на него смотрит своими глазами, большими и удивлёнными. А ему даже не стыдно за такую реакцию. — Ты чего-о-о, — тянется, большим пальцем стирает с щеки влагу. Столько нежности нерастраченной в этом прикосновении. — Я не реву, просто грусть в глаз попала, — усмехается и, перехватив чонгукову ладонь, чмокает её. — Хорошие дети не плачут, Тэхён, — Чонгук улыбается мило. — О-о-о, нет, — он разражается нервным смехом, — этот фильм мы пересматривать не будем. — Согласен, его и я не выдержу. И так охуенно, вот так вот узнавать, что Чонгук такой же. Смотрел те же фильмы в детстве, испытывал ту же боль из-за них, выносил из них те же уроки. Он безусловно от Тэхёна отличается, но у них оказывается куда больше общего, чем одна и та же средняя школа, один и тот же университет и похожие проблемы с мудаками бывшими. Тэхён и не надеялся настолько совпасть. Хотел просто попробовать, мало ли, вдруг первая школьная любовь окажется тем самым необходимым минимумом, совсем не ожидая, что в итоге получит целый желанный максимум. Да, всё верно, сейчас Тэхён уверен — получит. Чонгук пришёл к нему сам, а это значит, что свой выбор тот сделал.♡
Давно уже начались и закончились титры, «Мост в Терабитию» сменился каким-то выпуском «Нэшнл Джиографик» о каньонах, а Тэхён лежит и пытается понять, каким образом его спокойный, размеренный в меру одинокий вечер превратился в это… За окном уже поздно, практически ночь, о стёкла барабанит усиливающийся дождь, в комнате полумрак — свет даёт только проектор, слегка пахнет пало санто, которое Тэ жёг накануне, мерное бормотание диктора доносится из колонки, звук на которой приглушили, а Чонгук рядом лежит такой мягкий, близкий, домашний. Устроился на подушке, подсунув под щёку ладонь, Тэхён играется с пальцами другой его руки, прижимается губами к его ладони и чувствует, что вот сейчас, наверное, пора… — Хэй, я… — Знаешь… — перебивает, посмотрев извиняющимся взглядом, Тэхён кивает, мол, договаривай. — Я тут две недели думал и… понял такую интересную вещь: ты замечал, что чем больше хорошего происходит с тобой в жизни, тем чётче ты понимаешь, что уже не согласен на меньшее? На вот эти все звонки когда придётся, на встречи раз в сто лет, на пренебрежение и общение с оскорблениями и неуважением, пусть даже в шутку. Я вот заметил, — Чонгук блестит глазами своими, смотрит откровенно и внимательно, зубами нижнюю губу волнует, и Тэхёну очень сильно хочется сейчас поцеловать его… — Самое главное, чтобы ты понимал, что достоин всего хорошего, что происходит с тобой в жизни. Это не блажь — хотеть, чтобы тебе дарили не бесполезные подарки, а те, которые откликаются в душе, не блажь хотеть, чтобы тебе говорили комплименты, не прихоть желать, чтобы о тебе заботились, и уж точно не каприз хотеть, чтобы тебя слушали во время близости и делали приятно так, как тебе это нравится, — Тэхён поднимает руку и осторожно большим пальцем обводит скулу, спускается к губам, очерчивает их контур. Мягкие. Будто бархатные. Безумно нежные. Чонгук прикрывает глаза, наслаждаясь незамысловатой лаской. — Знаешь, а Джено ведь так и не вышел на связь, чтобы поговорить. Не то чтобы я сильно расстроился — после нашего похода, мне кажется, я вообще и думать о нём забыл. Но он просто смс написал, мол, прости, я козёл. Я так и не понял, что это было, и когда он вообще понял, что козёл. Странно просто как-то, никогда особо не извинялся, чего это он. — Вот как… интересно, — Тэхён решил умолчать, что вообще-то это всё, наверное, его рук дело. Через два дня после возвращения из похода он пошёл с вопросами к Чимину. После вместе с ним встретился с друзьями Чонгука из группы — Хосоком и Юнги. Выяснилось, что ребята те вообще-то хорошие и очень переживающие за друга. На вопрос, почему они никак не влияли на Чонгука, пока тот закапывал себя в прошлых отношениях, Чимин рассказал тогда, что они все дружно, он — со школы, парни — с первого курса, пытались до Чонгука донести, что Джено-то вообще-то мудак каких поискать, но тот лишь отмахивался и просил не лезть. И как бы имел на это полное право. Поэтому они только из уважения к младшему и старались давить не слишком сильно. Когда Тэхён пришёл со своими вопросами, чонгукова компания как раз обдумывала план мести. Хосок предлагал просто и лаконично дать мудаку пизды, разбив лицо так, чтобы никто на него никогда больше не повёлся. Тэхёну такой способ разборок претил, они же не звери. Нельзя же бить людей, это как-то негуманно, нужен был способ поинтеллектуальнее. Поэтому он предложил немного другой план. У Тэхёна вообще-то всегда был доступ в кабинет методистов, так как Намджун — лучший тэхёнов друг — подрабатывал там секретарём. Очень удачно совпало, что пиарщик Джено учился в том же гуманитарном корпусе, что и они. На следующий день у Джено почему-то внезапно пропали из архива все сданные за семестр письменные работы, а потом ещё и из базы университета стёрлись; курсовой проект, дожидающийся защиты, почему-то из оригинального на восемьдесят процентов стал оригинальным на десять. Джено пару раз вызвали к куратору, несколько раз он попытался поссориться с методистом, суета вокруг проблем с документами начинала набирать обороты. И Тэхён, сообразив наконец, что таким образом можно сильно подставить Намджуна, выловил таки чонгукова бывшего в университете и, состроив максимально пафосную мину, пригрозил обломать с переходом на следующий курс, если тот когда-нибудь ещё подойдёт к Чонгуку. Джено возмущался, орал, говорил, что будет жаловаться, но ведь понятия не имел на кого, ибо Тэхён официально просто студент и явно не должен был иметь ни к чему доступа. И в тот факт, что он мог что-то откуда-то выкрасть или удалить, никто не поверил бы. Тэ блефовал, конечно, тупейшим образом, когда самозабвенно это всё на ходу сочинял, но Джено легко поверил, через полторы недели сдался, пообещал извиниться и к младшему больше не подходить. Тэхён же порадовался тому, что всё решилось легко, быстро, интеллигентно и интеллектуально. Нос Тэхён разбил ему, если честно, вообще случайно. И сломал как-то совсем неожиданно. Просто Хосок с Юнги его держали почему-то вечером после пар около машины. Тоже, наверное, случайно это всё вышло. И как-то, знаете… рука, что ли, дёрнулась, нервным Тэхён стал каким-то. Очень уж нервировал тот факт, что потерянные три года человек, которому он до зубного скрежета со школы завидовал, делал Чонгука не счастливым, а несчастным. Время всегда терять обиднее всего. А осознавать, что это время было ещё и потрачено на абсолютное дерьмо, обиднее в разы. Претензий, к слову, избитый никаких не выдвинул. То ли чувствовал за собой косяк, то ли просто не хотел нарываться на ещё большие проблемы. — А ещё побитый он был, я его в универе видел. Не знаю, я на Хосока грешу, он агрессивный немного. Возможно, что-то в лице у Тэхёна в этот момент изменилось, потому-то… — А не твоих ли рук это дело? — приподнимается на локте, смотрит с подозрением. — Мой ответ на твой вопрос будет зависеть от того, собираешься ли ты на меня ругаться. Чонгуковы глаза в этот момент делаются совсем огромными. — Ну, конечно, буду ругаться. Людей нельзя… — Знаешь, Чонгук, ты такой красивый, аж вот просто пиздец, не могу я это терпеть, — перебивает быстренько Тэхён и, подорвавшись с подушки, подминает парня под себя. Тот смеётся, одновременно пытаясь возмущаться и отчитывать за то, что ударил бывшего, хоть тот и ублюдок редкостный, а Тэхён затыкает ему рот поцелуем. Ну а что делать? Не рассказывать же, что не только бил, но ещё и шантажировал. Лучше другими какими-нибудь способами потом докажет, что за Чонгука и для Чонгука можно быть готовым сделать многие вещи. Тэхён никогда никому ничего не доказывал, и сейчас ему впервые хочется начать это делать.♡
Тэхён целует его так, как целовал на вершине: вроде бы нежно, но уже едва не переходя ту самую грань, когда от нежности остаётся мало, а тело окутывают жар и яркое, абсолютно безумное желание ещё большей близости. Тогда было ощущение, что они только вдвоем в своем маленьком выдуманном мире. И сейчас у Тэхёна ощущение такое же. Разница вот в чём: тогда вокруг был лес, несколько часов официального знакомства и никаких удобств, теперь — никаких преград, никаких запретов, на всё воля случая. Насколько хватит их обоюдной смелости? Чонгук отзывается на все абсолютно прикосновения, подаётся вслед за руками — где его ни тронь, надрывно дышит, постанывая тихо периодически, стоит коснуться чуть ниже живота. И да, оказывается, футболка и треники — это пиздец как много. И вообще очень лишнее. Тэхёну безумно нравится целовать его вот так. Когда пространство перестаёт быть традиционно трёхмерным, и ощущения выходят куда-то за рамки привычного 3D мира. Говорят, время — загадка четвёртого измерения. В такие же моменты кажется, будто пятым измерением можно вполне назвать «чувства». Слишком много всего, и слишком хорошо это ощущается, чтобы вписаться в привычную картину мира. Уже жарко невозможно, Тэхён чувствует, каким чоново дыхание стало горячим, чувствует, какой влажной стала его кожа, как пышет жаром тело под одеждой, и так невыносимо сладко и приятно становится внутри, когда Чонгук цепляется за плечи, впускает его язык глубже в рот, всхлипывает и сжимает коленями бока. Чонгуковы губы распухли и едва поспевают за темпом, но Тэхён вообще-то не даст сегодня остановиться из-за усталости. Чонгук же сомневался в том, что может быть желанным. Вот Тэхён ему и покажет, что уж в этих-то вещах рядом с ним сомневаться точно не стоит. — У меня в заднем кармане… резинка, а в куртке справка от врача, если что, — выдыхает Чон ему куда-то в губы. — Спасибо, что позаботился о справке, — он вообще-то и забыл уже нахрен про болезни эти, справки и проблемы, стоило только поцеловать снова по-настоящему, почувствовать под собой податливое тело… всё к чертям из мозгов выветрилось… Тэхён трясет головой, разгоняя мысли, что назойливыми мошками из-за слов Чонгука вернулись и теперь мешают ему сосредоточиться на важном, а именно — на гладкой коже чонгуковой щеки, по которой он ведёт носом, прежде чем нежно поцеловать. Благодарно. Чонгук должен понимать — тот факт, что он подумал о серьёзных вещах заранее, ценен. — Ты молодец. — Значит, мы… ну… Хочет переспать? Пожалуйста. Сейчас момент уж явно более подходящий, чем в начале. Поэтому Тэхён принимает решение показать сегодня всё на что способен, чтобы Чонгук не просто эксперименты проводить передумал, но ещё и уйти не смог на трясущихся ногах. Хрен из постели выпустит, раз уж дорвался. «Ага» — ухмылкой в поцелуй. — Смотреть не будешь? — тормозит снова. В глаза заглядывает. — Навряд ли бы ты принёс просто пустую бумажку и стал бы её предлагать. — Я чист. — Я верю, — видимо, нужно Чонгуку это снова обсудить и обозначить. — Безответственно. — То есть ты мне врёшь сейчас, что чист, справка в кармане поддельная, а я завтра проснусь с приветом в виде ЗППП от твоего шлюховатого бывшего? — усмехается и наблюдает за переменой в настроении младшего. Тушуется мелкий. — Нет, как я могу… — сконфуженно. — Тогда меньше слов, больше дела. — Цц, извращенец, — смеётся довольно Чонгук, закидывая руки на его шею. И вот это вот слово больно бьёт Тэхёну по затылку флэшбеком. Подарочки из прошлого подъехали. Поэтому он останавливается и бросает на Чонгука неуверенный взгляд. — Ой, — тот моментально прижимает ладонь к губам. Видимо, понял ошибку. — Прости, я не имел в виду ничего плохого. Итак, он, кажется, знает. И как, блять, продолжать теперь вообще что-то? — Прости, слышишь, — обхватывая ладонями его щёки, в глаза смотрит твёрдо, — я не имел в виду ничего, о чём ты сейчас подумал. Я ничего не знал об этих слухах, мне рассказал Чимин после того, как мы вернулись из похода. Но не знаю, слышал ты или нет, тот парень, Ыйджу, он после ситуации с тобой много раз попадался на подобной клевете, до того, как перевелся. Чимин сказал, что никто давно в это всё не верит, поэтому я и не придал значения этой ерунде, и сказал это, не подумав. Прости, я правда не хотел тебя обидеть. Не думал, что тебя это до сих пор триггерит. «Перевелся, значит. Наделал дерьма и свалил. Молодец, что ещё скажешь» Чонгук сокрушённо вздыхает, видимо, расстроившись из-за того, что настрой сбил, и, потянув Тэхёна на себя, утягивает потихоньку в сначала нежный, а после всё более глубокий извиняющийся поцелуй. И это… Тэхён вообще-то так давно Чонгука ждал, что кажется совершенно кощунственным позволять сейчас призракам прошлого вмешиваться в то, что между ними выстраивается. «Нахуй. Бывших и слухи. Всё это» Он быстро перехватывает инициативу, целует Чонгука контрастно, то нежно оглаживая языком губы и посасывая их, то углубляя поцелуй до закатывающихся глаз сильно, увлекается сразу же, выкинув из головы все посторонние мысли. Губы безумно, блять, нежные, невозможно сладкие, абсолютно на всё податливые и такие, сука, тэхёновым губам подходящие, словно та самая лего-деталька. Какие тут бывшие, какие мысли вообще могут быть, пусть хоть сто раз его сегодня извращенцем назовёт — похуй. Чонгук одет легко достаточно. Серая футболка оверсайз да чёрные джинсы в облипку. Был одет. В какой момент Тэхён выкинул нахрен его футболку — непонятно. Очевидно, это произошло тогда, когда он начал выцеловывать шею, наслаждаясь горячими выдохами и тихими, пока что будто на пробу, стонами. Чонгук безумно чувствительный. Тэхёну его даже ласкать особо не приходится (но он будет), тот заводится от одних только поцелуев, а когда Тэ принимается за шею, чёрные джинсы в облипку уже явно выдают приличное напряжение в районе чужой ширинки. Глядя на то, как яростно и быстро Чонгук распаляется, Тэхён делает вывод, что тот, кажется, не понял, что быстрым сексом тут дело не обойдётся. — Хён, сними их уже… — Хорошо. Минус чёрные джинсы и серые домашние треники. Через пятнадцать минут у Чонгука уже совсем поплывшие в контуре губы, мокрое спереди бельё и глаза, пьяные от возбуждения. Тэхён, сам заведённый до предела, отрывается от зацеловывания чужой груди. — Давай-ка тогда уж и это снимем, — тянет вниз чёрные боксеры и помогает парню выпутаться из них. — Блин, у меня ни смазки, ни хрена. — Хён… а там не надо, я всё сделал. — Что ты сделал? — гладит нежно его бок, собирая ладонью испарину. Это не человеческое тело, это «Давид» из-под долота Микеланджело. Невозможно прекрасный. — Ну, потрогай, — губы свои нереальные облизывает, смотрит томно. Тэхён ведёт рукой по внутренней стороне бедра и касается промежности. Пальцы упираются в прохладный материал пробки. — Ты всё это время с ней был и терпел? — Да я не то чтобы терпел, мне не больно… — Чонгук, ну нахрена? — В смысле? Что такое? Тебе не нравится? Я наоборот хотел просто чтобы побыстрее это всё, чтобы время на растяжку не тратить, чтобы ты не ждал… — А мы разве торопимся куда-то? — выдыхает разочарованно и тянет пробку из горячего нутра, на что Чонгук хмурится. — Не понял, — бормочет, Тэхён тем временем оглаживает осторожно растянутые припухшие края. — Мы никуда не торопимся, если уж шёл пробовать, то оставил бы это мне. — Ну долго же. Зачем тратить время на то, на что можно не тратить. — Да дело не в этом, дело в доверии, Чонгук. — Я тебе доверяю. — Не об этом доверии речь. — Не понимаю тебя, — Чонгук вздыхает грустно, в голосе какие-то даже плаксивые нотки слышатся будто бы. — Смысл первого раза в том, чтобы научиться доверять своё тело партнеру таким, какое оно есть, — начинает Тэхён, перемежая слова поцелуями, которые рассыпает по животу Чонгука, спускаясь нежными касаниями всё ниже и ниже. — Я прекрасно справился бы с растяжкой сам и не сделал бы тебе больно, зачем ты облегчаешь процесс? Знаешь, жизнь не такая уж и сложная, чтобы настолько всё упрощать. Романтика трудных подъёмов, смысл в пути, помнишь же? Я сейчас, например, могу болтать и одновременно… — ведёт языком от основания члена к головке. — Делать вот так, чтобы тебе хорошо становилось, — Чонгук закрывает пылающие щёки руками. — Зачем ты всё заранее сделал? Ты стесняешься этого момента? — посасывает головку, заставляя Чонгука задрожать и податься бёдрами назад. — Не знаю… привык. — Со мной так не нужно, — удерживает на месте, не давая отползти. — Подготовка к сексу, предварительные ласки, растяжка — это всё очень важно для здоровой сексуальной жизни. А ты даже сейчас зажимаешься, убери руки, чего ты их над моей головой держишь? — бодает макушкой ладони, что Чонгук сверху выставил, чтобы, очевидно, тормозить, когда не сможет ласку больше терпеть. — Ты… столько смущающей херни говоришь. И так назидательно, ты реально дед. — Это не херня, запомни на будущее, что у меня есть пальцы и язык, и я справлюсь с подготовкой уж явно лучше пробки, окей? И могу делать это куда приятнее, чем ты сам. Самоуверенно, но что есть, то есть. Самоуверенный дед склеил молодого врача. Название для топовой порн… — Господи Боже, замолчи, ты опять это делаешь. То про пердёж шутки, то вот это вот, — бормочет сконфуженно. Тэхён решает не сбивать разговорами настрой, поэтому внезапно отстраняется и принимается подушечками больших пальцев вести вверх по чужому животу. Знает, что это в равной мере щекотно и волнующе. Ведёт вниз — Чонгук начинает выгибаться и дышать чаще, и он понимает — уже не щекотно, это уже другое ощущение совершенно. Обводит такими же легкими щекочущими касаниями бёдра, грудь, склоняясь и целуя попеременно соски, ласкает беспокойные руки, переворачивает Чонгука на живот, усаживаясь ему на ноги, и принимается за спину… Стоит добраться до лопаток, тот стонет тихонько, назад бёдрами подаваясь, а Тэхён мучает — водит пальцами по спине вниз-вверх, слегка царапая экстра-чувствительную сейчас кожу короткими ногтями, ведёт по ребрам, и Чонгуку очевидно теперь уже нихрена не щекотно, судя по тому, как трепетно тот мечется по постели на моменте, когда Тэхён добирается до плеч. Местечко, где шея переходит в затылок, оказывается джекпотом — Чонгук сильно дёргается, захныкав. Руками плед комкает. — Х-хён, хватит, пожалуйста, я не могу терпеть уже, — приглушённое в подушку, — хён… — Тебе щекотно? — Нет, но я прям не могу, — дрожит, ягодицы поджимает. — Тогда терпи, — выдаёт Тэхён в ответ вкрадчиво. — Не надо… — Надо, расслабься, — и продолжает выводить узоры по влажной спине, а Чонгук слушается, позволяет себе стонать громче, явственнее пытается вскинуть бёдра, потирается членом о постель, потом снова дрожит. Когда Тэхён движется с нажимом пальцами вниз, к ямочкам на пояснице, тот снова подаётся бёдрами назад, приподнимаясь и вжимаясь в стояк задницей. И очень хочется взять его прям сейчас, но Тэхён намерен замучить кое-кого сегодня. Он ласкает долго, целует колени и внутренние чувствительные стороны бёдер, помечает живот засосами, шею — укусами, собирает пальцами мурашки, отводя в сторону чонгуковы руки и тихонько ругая за то, что тот всё пытается прикрыться. Шепчет комплименты, раскрывая для себя, расслабляя, постепенно доводя до того, что Чонгук в любом положении, в не самой красивой позе, с бесстыдно разбросанными по постели ногами, перестает наконец зажиматься, дрожит теперь не эпизодически, не только при прикосновении к особо чувствительным местам, а постоянно, где ни тронь, и закусывает губы, кажется, в конечном итоге выбросив из головы посторонние мысли, потому что в ласкающую член руку начинает толкаться совершенно развязно. И Тэхён понимает, что пора двигаться дальше. Ему безумно нравится наблюдать, как надламываются в удовольствии чонгуковы брови, как бежит по вискам пот, как Чонгук то жмурит глаза, то снова распахивает. Нравится доводить до состояния, близкого к невменяемому от полноты ощущений настолько, что тот даже не замечает окончания длительной пробирающей прелюдии и осторожных движений пальцев внутри. Ровно до тех пор, пока Тэхён не нащупывает нужное местечко. Чонгук выгибается, удивленно распахнув глаза, и нежнейше стонет, поощряя к дальнейшим действиям. Чонгук хорошо растянут, в конце концов, долго был с пробкой, хорошо смазан, и Тэхён, если честно, даже радуется, что тот подготовил себя сам, зато получилось доставить удовольствие другим видом ласк, а не только в известном месте в поисках простаты. Он плавно двигает пальцами, через некоторое время увеличивает их количество до трёх, на всякий случай всё равно разминая мягкие стенки, дразнит узелок нервов внутри, заставляя Чонгука стонать высоко и прогибаться сильнее. Не стоны — а классика, не тело — а Ренессанс. Тэхён прекрасно отдаёт себе отчёт в том, что повернут сегодня на идее сделать Чонгуку хорошо настолько, насколько хватит фантазии. Понял, принял, желания свои осознал, как говорится. Поцеловал уже, кажется, каждый сантиметр горячей гладкой кожи, и сейчас, распаляясь при этом сам безумно, трахает Чонгука пальцами, сгибая их часто внутри, сидя при этом меж разведённых в стороны ног. Член Чонгука давно уже пульсирует, истекая смазкой, вены повздувались, прорисовываясь отчетливее, и Тэхён не без удовольствия свободной рукой периодически проводит по горячей возбужденной плоти, сжимает, поглаживает — доводит до исступления. Чонгук красивый безумно, особенно когда вот такой открытый, распаленный долгой лаской и жаждущий. Его хотелось давно и долго, и далеко не только в интимном плане. Но Тэхёну сиропом по сердцу понимание, что для него и из-за него тот сейчас вот такой. Чем дальше это всё заходит, тем меньше Тэхён думает о том, что будет после. Получится, не получится, будут вместе, не будут. Все мысли сосредотачиваются на тех местах на жадном до ласки теле, которых он касается руками. Чонгук смотрит в ответ иногда осмысленно, иногда — отнюдь нет, подается вслед за ласкающими руками и постепенно перестаёт напоминать человека, который соображает, что с ним происходит к моменту, когда у Тэхёна устает кисть, и он — довольный изведенным видом Чонгука — решает перейти к основному действу. — Только не со спины, — хрипит тот, когда Тэхён скатывается с него и, избавившись от остальной своей одежды, раскатывает по изнывающему от отсутствия внимания члену выуженный из кармана джинсов Чонгука презерватив. — Угу, мы по-разному, — запыхался уже, пристраивается к Чонгуку, который понятливо ложится набок, со спины и направляет головку в размятое и влажное кольцо мышц. Чонгук замирает, но быстро расслабляется, а Тэхён постепенно входит почти наполовину. — Иди сюда, — тянет всё ближе и ближе, обхватив поперёк живота, сам двигается выше, чтобы сесть, опираясь спиной на стену и подушки, усаживает Чонгука на себя. Глаза у того распахнуты, член стоит колом, истекая смазкой, из горла рвётся надломленный стон. Тэхён осторожно подаётся бедрами вверх. — Не со спины, не хочу со спины, — внезапно артачится Чонгук. — Хочу целоваться, видеть твое лицо, и чтобы ты понимал, что у меня тоже есть член, а не только задница, — звучит несчастное и совсем ситуации не подходящее. — Эй, — Тэхён клюёт в щёку, — так я и не со спины, откинь голову мне на плечо, давай, — Чонгук сопит обиженно как-то. — Ну же, мы разные позы попробуем, сейчас я просто хочу, — ползёт ладонью вниз по чужому животу и обхватывает яички, одновременно с этим толкаясь глубже и шипя от удовольствия, — делать тебе хорошо и тут тоже, ты разве не хочешь? Хорошо же? — дожидается согласного мычания, массирует мошонку, обхватывает член ладонью. — Ну же, поцелуй меня, — шепчет в красное от смущения, видимо, ухо. Чонгук назад голову откидывает, прерывисто вздыхая при каждом тэхёновом движении внутри, ноги сильнее разводит и приоткрывает рот, покорно позволяя лизнуть свои губы и совершенно по-блядски проникнуть языком в рот, провести им по нёбу. Это даже не поцелуй, это что-то совсем пошлое… — Видишь, я тут, — бормочет ему Тэхён в губы, заводясь ещё сильнее. Возбуждение почему-то продолжает только расти, хотя вроде как уже Чонгука и так оплёл всеми конечностями, на себя усадил, проник в него полностью и сейчас трахает не только его задницу членом, но и рот языком, и позволяет толкаться в свою руку. — Посмотри на меня, — вбивается чуть сильнее, привлекая внимание. Чонгук открывает глаза, радуя совершенно поплывшим взглядом. — Всё нормально? Так тебе нравится? М? — снова толкается сильнее настолько, что яйца вжимаются в чужую задницу. — А-а-а… ах, так хорошо, Тэхён, да, — глаза закатывает. — Посмотри вниз, ну же, — Тэхён не даёт ему забыться. Чонгук приподнимает голову, по его шее течёт пот, а сам он покорно смотрит, куда сказали. И наблюдает сейчас, как дёргаются от толчков его бёдра, как член жадно трётся о тэхёнову руку, что сдавливает, ласкает, как живот дрожит от удовольствия, орошённый каплями естественной смазки. Чонгук не сдерживает стона, то ли от увиденного, то ли от двустороннего удовольстия, и Тэхён, разумеется, не может упустить возможность сказать: — Видишь, какой ты красивый, какой открытый сейчас для меня, какой горячий, какой, сука, сексуальный, — рычит несдержанно, усиливая толчки на каждом слове. Чонгук поддаётся темпу без вопросов, всхлипывая и начиная помогать себя насаживать, выгибается в спине ещё сильнее, не прекращая издавать нежнейшие звуки. — Посмотри, какой ты сладкий, — убирает руку с члена, пальцами снова начинает натирать место под яичками, впивается губами в шею, кусает, Чонгук в его руках скулит и мечется. — Потрогай себя, давай, — тот послушно берётся за член, — посмотри, какой ты послушный, какой кайфовый, какой нежный мальчик. Я говорил тебе, что я выносливый, да? — Угу, — всхлипывает, а Тэхён снова с силой подаётся вверх до шлепка, и Чонгук вскрикивает гортанно. — Так вот, раз уж ты сам сегодня проверять что-то вздумал, то я, с твоего позволения, буду долго тебя трахать, Чонгук, очень долго, пока ты не поймёшь, какой ты на самом деле охуенный. С тобой, блять, невозможно по-быстрому… — Хён, блять, какие же смущающие вещи ты говоришь, ммм, а-а-а, пожалуйста, ещё чуть-чуть, ах… — и сам назад задницей подается. — Повторяешься. А теперь на меня посмотри. Чонгук устало снова откидывается головой назад. Красные щёки, мокрый лоб, приоткрытые в немом стоне пересохшие губы. — Вот это лицо ты будешь видеть теперь всегда, когда будешь стонать и просить дать тебе кончить, за исключением тех случаев, когда я буду вылизывать твою задницу, понял? — толкается снова до звёзд из глаз сильно. — Ты… — Извращенец, да, — бормочет Тэхён довольно. … Дальше звуки Чонгук издаёт уже весьма приглушено, ибо тэхёнов язык, кажется, решил сегодня добраться до его гланд. Он, впрочем, быстро смекает, что к чему: выгнувшись сильнее и уперевшись пятками в матрас, принимается яростнее насаживаться на член, руку закидывает Тэхёну на затылок и, зарывшись пальцами в волосы, тянет к себе, посасывает чужой язык совершенно развратно, так, как раньше себе точно не позволял, вылизывает тэхёнов рот изнутри, вжимает его лицом в свою шею, когда тот принимается её целовать и ласкать языком, оставляя следы от зубов и засосы. Чонгук отдается полностью. И непонятно от чего кайфует больше: от поршнем двигающегося члена в заднице или от таких будто бы не к месту заботливых «вот так хорошо?», «а здесь?», «так тебе нравится?», «молодец, какой умничка, давай вот так». Стоя на коленях на матрасе и растворяясь в тэхёновых хриплых стонах в ухо, в жаре от прижимающейся к его спине груди, в пошлых шлепках, он окончательно забивает на то, что берут со спины. Он вообще перестает видеть разницу позиций. Ему по-всякому хорошо. В любой позе с ним делают такие вещи, от которых его тело горит и плавится, член истекает смазкой, глаза слезятся, и останавливаться не хочется совершенно. Хочется уже и разрядки, и в то же время чтобы эта эйфория длилась вечно… Тэхён ещё не раз трахает вот так вот, уложив к себе на грудь, как вначале, срывается на супербыстрый темп, перевернув в миссионерскую, на этом моменте Чонгук уже не просто стонет, а начинает подвывать будто. Тэхён ложится сам на спину и усаживает на себя уже уставшего, но всё равно пытающегося самостоятельно понасаживаться Чонгука, прижимает его к себе в такой позе грудь к груди, чтобы сердцебиение перекликалось, и трахает снизу, впившись зубами в плечо. Тот чувствительный донельзя, поэтому когда Тэхён стаскивает его на пол с кровати и, уложив животом на неё, взяв за бедра, начинает насаживать совсем глубоко, быстро и, кажется, при этом долбя в самую простату, Чонгук несколько раз соскакивает с члена, отползает, умоляя заканчивать уже. Тэхёна натурально размазывает от созерцания этого всего. Кончает Чонгук, когда Тэхён медленно с оттяжкой, но глубоко до всхлипов, которые уже не на пробу, а потому, что терпеть невозможно, и лунок от впивающихся в плечи ногтей, потому что терпеть опять-таки невозможно, снова берёт его в миссионерской. Лицом к лицу. Чонгук хрипит, шипит, сипит, стонет, забрызгивая семенем свой и тэхёнов животы, дёргаясь, пока Тэхён его удерживает, вжимаясь сильнее. А потом обмякает, дыша через рот и уронив руки бессильно. И Тэхён следом сам кончает, кажется, не от того, что час трахался без остановки в разных позах, а от того, что видит под собой такого разбитого, уязвимого, раскайфованного, затраханного, но безумно улыбающегося, очевидно, потому, что доволен, Чонгука. Его Чонгука, которого хотел так долго и наконец, походу, получил. Хватает пары фрикций и джентельменского понимания, что партнёр уже «всё», чтобы догнать так же ярко и быстро. До растекающейся перед глазами тьмы, до обездвиживающе сильного удовольствия, до сладкой неги, до бессвязного «охуенно, Чонгук… охуенный… господи, блять», до закружившейся головы, ватных ног и рук, до поплывшего сознания, до чувства невозможного какого-то, глупого совершенно счастья, до синяков на чужой коже, которую Тэхён сминал, изливаясь внутрь, когда дошёл до точки невозврата, до ёбаной эйфории, до дрожи. Тэхён, конечно, тот ещё герой-любовник, но как же сильно он устал крутить и вертеть ни разу не легкого Чонгука, натягивая того во всех известных позах. Получилось чуточку менее романтично, чем планировал. Но всё равно крышесносно. — Е-бать, — он падает рядом совершенно без сил, не утруждая себя даже тем, чтобы презик снять. Чонгук весь мокрый от пота и липкий. Но Тэхён всё равно придвигается как можно ближе, не оставляя между ними и лишнего сантиметра. — Ты… затрахал, — звучит хриплое. Настонался. Вообще не шевелится. Растёкся лужей, разметав волосы по подушке. — Ну простите, сам начал. — Не помню, чтобы просил из меня всю жизнь вытрахивать. — Не понял… — Тэхён приподнимается проверить, серьёзно ли тот говорит. — Я шучу… это был самый лучший, но самый сложный секс в моей жизни, — Чонгук улыбается довольным котом. — И я не чувствую задницы, но мне так похрен, я прям… счастлив, что ли? — Почему сложный? — Тэхён усмехается, утыкаясь лицом Чонгуку в плечо. — Мы сколько это делали? Три часа? — Ну… там уже про пустыню так-то началось, — бросает взгляд на всё тот же «Нэшнл Джиографик» на стене. — Значит, где-то час. — О… ну, я раньше только минут тридцать, было дело, пробовал, и то по пьяни. — Оу… — Так что да, умотал. — Прости, я не знал, что тебя тренировать надо. Ну, я очень хотел просто всего и сразу, видимо, поэтому так вышло, — Тэхён смеется довольно, оставляет Чонгуку на плече нежный поцелуй. — Спасибо, хён, я себя никогда таким… желанным не ощущал, правда, — поворачивается набок. Подползает ближе. Чмокает легонько припухшими губами в губы. — Перестань, — шёпотом, вкладывая всю накопившуюся нежность в это слово, большим пальцем местечко под его глазом оглаживает. Чонгук льнёт к прикосновению. А у Тэхёна внутри словно растекается что-то невозможно тёплое от этой картины. В животе всё сжимается, Чонгука до абсурдного сильно хочется утопить в любви, но Тэхён держится — не хочет пугать напором. — Теперь эта кровать твоё постоянное место жительства, имей в виду. — Это ты так встречаться предлагаешь? — Ответишь утром, сейчас ты необъективен, — Тэхён усмехается самодовольно и нежно целует в нос. — Я себя вёл как шлюхан и весь какой-то липкий… — Чонгук начинает смеяться, за что тут же зарабатывает смачный шлепок по заднице. Удачно на бок лёг. — В душ пошли, особа развязного поведения… — А ты извращенец. — Я тебя реально сейчас отшлёпаю, ты с такой жопкой уставшей далеко не убежишь, — наваливается и кусает Чонгука в живот, в ответ получая совершенно очаровательный визг, а потом внезапно настолько нежный и сладкий поцелуй, что пальцы на ногах поджимаются, а внутри снова то ли бабочки, то ли сердечный приступ от затапливающего трепетного, всеобъемлющего и жаркого чувства. Чонгук уже не дурачится. В этом поцелуе столько эмоций, столько обещаний, столько всего, о чём Тэхён мечтал все эти годы. Да, с ним однозначно получится. Такое не испытать во время секса. Такое ощущение может подарить только вот такой вот невинный и честный порыв. Тэхён потом долго обнимает его в душе под горячими струями, долго гладит его тело невероятное, расчувствовавшись, долго шепчет, что тот самый красивый, а Чонгук, будто бы впервые на самом деле в это поверив, становится совсем каким-то мягким, нежным и тактильным — не отлипает от Тэхёна совершенно. А может, оно и правильно, что они вот так поторопились. Может, и нужно было начать с той части отношений, которая изначально под вопросом. «Стоит уже в любви признаться? Или рано пока?», — гоняет в голове мысли Тэхён, прочесывая пальцами чонгуковы пушистые волосы, пахнущие его, Тэхёна, шампунем, пока тот лежит у него на груди, снова обняв, и ближе жмётся периодически, видимо, в порывах внезапной нежности. Такой весь снова мягкий, домашний, тёплый, в тэхёновой футболке. Такой… — Эй, малышка Ри? — М? — даже не отнекивается от прозвища. — Проведём сезон дождей вместе? — В смысле? — Чонгук голову поднимает, смотрит сонно. — Ну… ты, я, хреновая погода, фильмы, чай, одна кровать, поцелуи по утрам, секс и… ещё много всякого. Не хочу тебя отпускать, — мнёт пальцами мочку уха, пока дожидается ответа. Тот будто бы смущается, скосив взгляд вбок. Тэхён почти видит в полумраке загоревшиеся щёки. — А у тебя тостер есть? — выдает неожиданно. — Эм… есть. — А кофемашина? — Нет, но я тебе и в турке могу сварить. — Правда хочешь попробовать со мной? — Ты, блин, даже не представляешь, насколько сильно хочу и как долго я ждал возможности это предложить. — Я… хорошо, я подумаю, — добавляет пакостно вредина и снова укладывается на Тэхёна, пряча лицо, давая понять, видимо, что разговор окончен. И так потрясающе приятно чувствовать тяжесть его тела на себе, его тепло, ощущать под ладонями мягкую кожу и пушистые волосы, слышать, как он сопит носом, чувствовать его запах и держать его вот так вот в объятиях, погружаясь потихоньку в сон. Уютнее и быть не может. Тэхён понятия не имеет через сколько они с Чонгуком вырубились. Последнее, что запомнилось, — он таки чмокнул Чонгука в макушку, получив в ответ довольный мурчащий звук. А просыпается Тэхён один в пустой постели. И в пустой квартире. Ни Чонгука, ни его вещей, ни записки, ни сообщения в телефоне. Видимо, подумал и надумал не в его, Тэхёна, пользу. Он ходит по квартире как неприкаянный, на его «ты где?» спустя час не приходит никакого ответа, непонятно куда себя девать, поэтому Тэхён без конца анализирует своё вчерашнее поведение, пытаясь понять, что именно он, блять, сделал неправильно. Действительно извращенец и спугнул тем, какой марафон устроил? Так он… он, мать вашу, всегда такой, но если Чонгук хотел бы, то мог бы сказать, что любит медленно, нежно, без грязных разговорчиков и прочей ерунды, на которую Тэхён вчера сорвался. Зря предложил сезон дождей вместе провести? Но… ведь можно было сказать, мол, пока не готов с тобой, Тэхён, в одной квартире несколько дней находиться. Неужели сложно было сказать хоть что-то вместо того, чтобы бросать вот так вот некрасиво утром? И да, теперь он паникёр. И да, теперь он ебучий страдалец. Потому что так не делается. Это попросту не по-человечески. Тэхён извелся за час весь и распсиховался безумно. Не успокаивало ничего из того, что успокаивало ранее. Не после того, что вчера произошло. Вырывает из нерадостных мыслей тихий стук в дверь, и ему даже кажется, что показалось, пока стук не повторяется. Что это? Неужели Чонгук? Или соседи за солью? Тэхён почти бегом несётся открывать дверь, чтобы обнаружить за ней мокрую насквозь утреннюю пропажу с кучей какой-то херни в руках. — Я ключи взял от домофона, от двери не взял, и это… — отфыркивается от воды, капающей с чёлки, пока Тэхён пытается найти в себе способность снова разговаривать. — Я один не могу с тобой на сезон дождей остаться. Двоих примешь? — толстовку распахивает, демонстрируя совершенно сухую и наглую британскую кошачью морду. — Я… э… — Забыл вчера из-за тебя про Дамбо, даже Чимина не попросил его покормить. Так можно мне с котом? Тэхёну как-то даже дышать проще стало от накатившего облегчения. — Господи, Чонгук, блять, во-первых, ты меня пиздец как напугал, во-вторых, конечно можно, в-третьих, какого черта ты мокрый весь и без зонта, и почему мы ещё на пороге? — отбирая у него из рук тёплую кошачью тушку, что как бы и не против совершенно, мурчит себе спокойно, перекочёвывая в чужие руки. — У меня рук не хватило, — Чонгук жмёт плечами, и выражение лица такое невинное, словно и не задумывался даже, что может таким поступком напугать. И тем, что заболеет, и тем, что ушёл, ничего не сказав перед этим. Кому-то тут явно нужно провести воспитательную беседу. Чонгук тем временем разувается и шлёпает в мокрых носках на кухню. Только в этот момент Тэхён понимает, что у того было что-то ещё в руках, а ещё что тот, возможно, немного дурной. Чонгук ставит на стол пакет и достаёт из него небольшую капсульную кофемашину. — Не хочу обижать твой кофе из турки и обязательно хочу его потом попробовать, но эта просто капучино делает, — заявляет, шмыгая носом и встряхивая головой, от воды, видимо, так избавляясь. — Надеюсь, не сломалась, намокла чуть-чуть. А нет, не немного. Дурной. Тэхён выдыхает, успокаиваясь. — Ты серьёзно назвал кота Дамбо? — Он серый и ведёт себя как слон. Что-то мне кажется, я будто заболеваю, — нос чешет. — Я тебя убью, Чонгук, если ты сляжешь, у меня буквально есть машина, мы могли спокойно съездить за ним… … Кот благополучно усажен на диван, кофемашина удобно устроена рядом с тостером, Чонгук получил пиздюлей за шастание под дождем и молчаливый побег. И, судя по звукам, получает сейчас наказание в душе. Как жаль, что Дамбо кот совсем не эмпатичный и спасать его не собирается. И матрас, на который сейчас Дамбо скинул монстеру с подоконника, пока хозяин сладко стонал в ванной, — тоже жаль…Полгода спустя
Чонгук открывает дверь квартиры и потихоньку заходит в прихожую. Устал, вымотался, голодный, замерзший. Зима — это романтично и атмосферно только по выходным. А в ночные смены в больнице… ни разу не прикольно. Уходишь на сутки — утром темно и дубак лютый, приходишь с суток — всё то же утро, темно и дубак лютый. Чонгук замёрз ну просто ужас как сильно. На улице декабрь. Минус стоит такой, что впору из дома не выходить. Но приходится, работа сама себя не поработает. А деньги почему-то по-прежнему отказываются просто так с неба падать. Эта квартира видела многое за последние полгода. И первую ссору, когда Тэхён наотрез отказывался в неё переезжать, считая это неравноправным, ибо квартира у Чонгука в собственности, а Тэ вроде как привык к самостоятельности. И горячее примирение, потому что вообще-то этот вопрос не повод для длительного разлада. И затяжной переезд, отложившийся в памяти нескончаемыми попытками распихать тэхёновы цветы, мебель и прочий скарб по чонгуковой однушке, и, разумеется, размещением тэхёновых фотографий на стенах. И даже Джено, что спустя три месяца после расставания почему-то решил снова заявиться пьяным и начать кричать с порога о любви, о том, что скучает, о том, что нельзя вот так вот рвать длительные отношения, ну и, кто бы сомневался, о том, что всё не то и все не те. Тэхён в этот день после нервной конференции был в плохом настроении, а потому вылетел из комнаты в состоянии фурии, вытолкал незванного гостя в подъезд, закрыл перед перепуганным Чонгуком дверь и впервые на кого-то так сильно сорвался. С кулаками в солнечное сплетение и по ребрам, с «я тебе, сука, сколько раз должен повторить, чтобы ты к нему не приближался?». Он снова разбил ему тогда нос, да… Много чего было. Жить вместе — прекрасно. Чонгук счастлив. А Тэхён… он настолько комфортный партнер, что и представить сложно, что может быть кто-то лучше. Это тот самый тип человека, рядом с которым невозможно даже представить, что можно только брать, ничего не отдавая взамен. Быстрый ленивый душ с задачей «согреть» не справился от слова «совсем», поэтому Чонгук, натянув спальные штаны и футболку, быстро просеменив босыми ногами по полу, залезает в постель, где на боку сладко спит под одеялом его личная грелка. Низкую кровать, похожую на брошенный на пол матрас, они таки притащили сюда из тэхёновой съёмной. Чонгук тихонько юркает под одеяло, подбираясь к спящему Тэхёну поближе. Тот точно сейчас теплый настолько, что согреет моментально, — он уверен. — Чонгук… вернулся уже? — хриплым ото сна. Лица в темноте не видно, но Чонгук слышит по голосу, что Тэхён улыбается. Электронные часы на стене показывают что-то около шести утра. Зима, поэтому с улицы не проникает в квартиру даже немного света. — Угу, устал, замерз, соскучился, — бормочет он, дожидаясь, пока Тэ уляжется на спину, и занимает законное тёплое местечко у того на груди. — Иди ко мне, солнышко, — бормочет Тэхён сонно. Тянет на себя. Укладывает, чтобы поудобнее было, и до самого носа на него одеяло натягивает. Чонгука тут же окутывает теплом согретой постели, мягкостью сонной вот этой вот нежности, тэхёновым запахом и какой-то вязкой полудрёмой. Он прикрывает глаза, притираясь щекой к груди, на которой устроился. И, зевнув и обняв Тэхёна крепко всеми конечностями, практически сразу проваливается в сон, пока тот, тоже засыпая, снова гладит по волосам, по плечу и целует в лоб, желает тихонько поскорее засыпать и выспаться. Чонгук всегда о таком мечтал. Чтобы засыпать после ночных смен вот так вот — в тёплых объятиях. Чтобы согреваться рядом с кем-то моментально. Чтобы чувствовать себя дома не потому, что в своей квартире, а потому, что со своим человеком. Просыпается Чонгук как будто бы минут через пять. А прошло вообще-то часов десять. Тэхён уже успел поработать и сейчас будит его, расцеловывая лицо, тихим шёпотом: «Вставай, Чонгук-и, надо покушать». — Ммм, не могу, я хочу спать, — хнычет и в одеяло заворачивается. — Давай-давай, покушаешь и будешь дальше спать, — вытаскивает из одеяльного кокона. Чонгуку вообще-то нравится, когда Тэхён вот так вот командует иногда. Приятное ощущение. — А что кушать? — Я картошку в духовке сделал и сосиски пожарил. Пойдет? — Угум, — потягивается блаженно. Спать хочется, конечно. Но Тэхён прав, поесть надо. Через полчаса Чонгук умыт, накормлен, чаем напоен и снова в кровать уложен. Хо-ро-шо. Рядом мужчина любимый что-то опять читает сидит в планшете своем, волосы ему приятно перебирает, разминает шею. Хо-ро-шо. — Как на работе-то? — отвлекается от чтения. — Да нормально в целом, ночью кошку притащили пацаны какие-то — машина сбила. Залатали, отдали в приют на передержку. Под утро собаку притащили — детальку от лего проглотила, намучились с ней. А так… — Дамбо, а ну вали оттуда! — Тэхён перебивает внезапно, Чонгук напрягается и бросает взгляд на кота, который залез на шкаф, куда от него спрятали монстеру после прошлого случая. — Прости, что перебил. — Дамбо, брысь! … Кот смотрит на развалившихся на постели хозяев и думает, что им, очевидно, слишком хорошо и просто живётся. А это непорядок, расслабились совсем. Поэтому он с абсолютно невозмутимым выражением на своей кошачьей морде скидывает монстеру со шкафа. Он её сразу невзлюбил. В доме должен быть один питомец. Кот. А не вот это зелёное страшное. Цветок летит вниз, кот тоже, приземляясь на лапы и быстро улепётывая из комнаты прятаться, пока в стороны разлетаются комья земли. Хорошо хоть горшок пластиковый — не разбивается… — Да ёптвоюмать, дурное животное, от этой монстеры уже не осталось нихрена… — Лежи, отдыхай, я уберу, — со вздохом выдает Тэхён. Чмокнув в щеку, встаёт и идёт разбираться с бедламом. Ну да, не всё у них идеально. Но если проблемы — то пусть уж лучше такие.