XV
Я замерла на несколько секунд, парализованная страхом. О, это старое доброе чувство животного ужаса, когда твои руки и ноги становятся слабыми, воздух испаряется из легких, сердце бешено бьется о ребра, а мысли в голове крутятся неистовым круговоротом. И в этом диком рое превалировала одна — я не могу позволить этим людям навредить Сейджуро. Если до сего момента у меня были какие-то сомнения по поводу своих чувств к этому парню, то они испарились со скоростью света. Подобный страх можно испытывать только за того, кто дорог тебе по-настоящему. Осознав это, я внезапно успокоилась. У меня не было сомнений, что эти люди прибыли по мою душу, и на этот раз возможности сбежать не будет. Новоприбывшие еще не успели даже выйти из машин, как в моей голове созрел четкий план: я сдамся им и сделаю так, чтобы они оставили Сейджуро в покое. Приняв решение, я начала действовать на автомате: стянула домашние футболку и шорты. Затем быстро натянула джинсы, бюстгальтер и рубашку. Я слышала, как они рассыпаются по двору, очевидно отрезая нам пути к отступлению. Странным было то, что никто из них не сделал попытки попасть в дом, хотя дверь была и не заперта. Мысли крутились в моей голове, а руки делали своё дело: быстрым движением я вытащила из шкафа свой рюкзак, и начала скидывать туда запасные трусы, носки, футболки и комплект одежды. За этим-то занятием меня и застал Акаши. Я так и знала, что парень первым делом кинется сюда. Он был на кухне, окна которой выходят на задний двор, поэтому не сразу понял, что происходит. — Нам надо уходить… — с этими словами он вбежал в мою комнату, но сразу же осекся, увидев меня за сборами. — Что ты делаешь?! — в голосе парня звучала бездна недоумения. — Я поеду с этими людьми, и они тебя не тронут, — сказала я, складывая в рюкзак туалетные принадлежности. Я старалась не смотреть на Акаши, но краем глаза все же видела, что парень не понимает, почему вместо того, чтобы бежать, я собираю вещи. В этот момент хлопнула дверь одной из машин, и он невольно отвлекся, посмотрев в окно. Я не видела его лица с самого начала, но приглушенный вскрик боли заставил меня буквально кинуться к нему. На лице человека, которого я на своё несчастье полюбила, застыла страшная гримаса. Я никогда не видела Акаши таким и вряд ли увижу еще когда-нибудь. Его брови болезненно сошлись на переносице, зубы были сжаты до хруста, а в глазах плескалось отчаяние. Он смог вымолвить только одно слово: — Отец… И, правда, на лужайке стоял Акаши Масаоми собственной персоной. Я поняла, почему якудза не бросились сразу же по прибытии в дом с ножами наголо. Это было настолько очевидно — странно, что я не подумала об этом сразу же. Как бы головорезы узнали об этом месте? И уже даже неважно было, сам ли Акаши-старший вышел на них и предложил меня в обмен на безопасность сына или гангстеры убедили его сделать это. В конце концов, бизнес есть бизнес. И хотя я не являлась в полной мере дочерью моего здешнего отца, но очень хорошо понимала, в каком мире он живет. И такая простая вещь, как «ничего личного — только бизнес» казалась мне совершенно обыденной. Может, поэтому я и не почувствовала злобы или ненависти, только облегчение от того, что Сей будет в безопасности. Но на Сейджуро поступок отца произвел ужасное впечатление. Я увидела, как его лицо затапливает ненависть, а глаза дико расширяются. И как всегда, пропустила тот момент, когда на сцену ступил другой Акаши. Кулаки парня сжались, и он процедил ужасным голосом: — Я убью их всех. И отца тоже. Никому пощады не будет. Если я и поняла что-то про этого Акаши за время наших отношений, то это была одна вещь — он, действительно, способен на все. Но не могла позволить ему погубить себя, поэтому схватила за плечи и сказала горячо: — Сей, пожалуйста, не нужно! Отпусти меня с ними. Эти люди мне ничего не сделают. Мои слова не произвели на него никакого впечатления — он продолжал пожирать неприятелей глазами, как будто высчитывая, с кем разберется первым. Я видела, что мы привлекли внимание людей во дворе — Акаши-старший смотрел прямо на нас. Поэтому встряхнула Сейджуро за плечи как следует и сказала громко: — Акаши-кун! Он, наконец, посмотрел на меня, и я надавила сильно на плечи своего парня, заставляя его отступить от окна. А потом обхватила его лицо руками и сказала горячим шепотом: — Акаши-кун, пожалуйста, позволь мне уйти! Оставайся со своим отцом и возвращайся в школу. Это то, чего я действительно хочу! Со мной все будет хорошо — мой отец решит эту проблему. Пожалуйста! Я тебя очень прошу. Я буквально молила его. А потом мы замерли на какое-то время. Акаши сжал мои руки и смотрел холодно прямо мне в глаза, как будто раздумывая о чем-то. Я видела, что сказанные мною слова достучались до парня. В конце концов, именно он всегда был человеком, видящим ситуацию на десять шагов вперед. Другой Акаши никогда бы меня не отпустил, но этот мог. — Наверно, так будет лучше всего, — негромко сказал он, наконец. В его словах слышалось сомнение, но я поняла, что победила, поэтому закивала головой. — Со мной все будет хорошо, вот увидишь, — сказала я как можно убедительнее и аккуратно высвободилась из его рук. А потом схватила свой рюкзак и рванула оттуда. Через десять секунд я уже была во дворе. Якудза не проявляли агрессии, просто наблюдая за мной. Первым ко мне подошел отец Сейджуро. Я сказала спокойно: — Здравствуйте, Акаши-сан. Давно не виделись. Казалось, мужчина был удивлен моим спокойствием. Он начал: — Послушай, Мария-сан… Но я не очень вежливо перебила его: — Я всё понимаю. Это всего лишь бизнес. Пожалуйста, позаботьтесь о Сейджуро. А потом двинулась прямиком к одной из машин. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, кто тут главный. В оригинальном фанфике был некий Накаджима — приемный сын главы клана. В том произведении, пока отец Марии не понял, что на него наезжают его же партнеры, этот Накаджима был телохранителем девушки. По-видимому, перекочевал он и сюда, потому что я сразу же почувствовала исходящую от этого человека ауру опасного альфа-хищника. Я приблизилась к мужчине, замечая, как настороженно наблюдают за мной его подчинённые. — Вы здесь главный? — спросила прямо в лоб. Он утвердительно кивнул. Я продолжила: — Я поеду с Вами. Пожалуйста, не трогайте Акаши-сана и его сына. Он снова кивнул и перевел глаза на мой рюкзак. — Здесь кое-какие вещи. Ничего опасного — никакого оружия. У меня даже телефона нет. Накаджима кивнул одному из своих людей, и тот, забрав у меня рюкзак, передал его боссу. Якудза осмотрел его содержимое — быстро, но внимательно, а потом согласно кивнул мне. В этот момент я услышала, как отец Акаши произнес имя сына. Обернувшись, я увидела Сейджуро сбегающего с крыльца. Кажется, даже этот расчётливый и холодный Акаши оказался не в состоянии отпустить меня. В конце концов, чувство потери передавило разумность и расчетливость. Отец перегородил ему дорогу, удерживая за плечи. — Отпусти меня! Это ты во всем виноват! — кричал ему в лицо Сейджуро, вырываясь из цепких рук отца. У меня сердце оборвалось. Я почувствовала, как на глазах закипают слезы. Повернувшись к Накаджиме, сказала с мольбой: — Пожалуйста, давайте просто уедем. — По машинам! — приказал он громко, и люди кинулись к автомобилям. Я оказалась на заднем сиденье одной из машин. Когда мы уезжали, резво набирая ход, я оглянулась. Сейджуро, наконец, вырвавшись из рук отца, бежал за нами, но даже ему было не под силу догнать машину. Вскоре он пропал из виду. Слезы текли тихо из моих глаз. Я сидела между двумя огромными якудза, а хотелось кататься по полу и орать в голос, чтобы перебить чем-нибудь боль за Сейджуро. Бандит, сидящий справа, сказал: — Развела тут мокроту. Хватит ныть. Я подняла на него глаза и узнала того мужика, которому заехала по горлу. И хотя мое лицо заливали слезы, я не сделала попытки вытереть их. Протянула с издёвкой: — А, это Вы. А я думала, что сломала Вам трахею. Как горло? Не болит? Его лицо исказилось от злости: — Убью, сука. Я из-за тебя несколько дней в больнице провалялся. На миг мне показалось, что этот бык сейчас ударит меня. В этот момент с переднего сиденья рядом с водителем раздался окрик: — Ямада, достаточно! Оказалось, что Накаджима был в этой же машине. Мы встретились глазами, и я сказала, вытерев лицо руками: — Накаджима-сан, позвольте сказать Вам одну вещь. Пожалуйста, не принимайте это как угрозу или хвастовство. Вам гораздо легче будет договориться с моим отцом, если вы вернете меня целой физически и психологически. А если ваши люди что-то сделают со мной, он не успокоится, пока не убьет всех причастных и даже тех, кто просто мимо проходил. Поверьте, мой отец — человек очень упорный. И не менее опасный. Накаджима замер на несколько секунд, через плечо глядя на меня с задумчивым видом, а затем сказал водителю: — Останови машину. Автомобиль, ехавший за нами, остановился следом. Накаджима приказал, глядя в зеркало заднего вида: — Ямада, пересядь в другую машину. Когда приедем в Киото, возвращайся в штаб. Ты больше не занимаешься этим делом. Когда его подчиненный с перекошенным лицом, но, тем не менее, беспрекословно выполнил приказ, я внутренне посмеялась. Все вы здесь мои марионетки! Должен же мне хоть чем-то компенсироваться факт, что я оказалась в этом странном месте. И моя компенсация — ваша неспособность навредить своему создателю. Вскоре мы въехали в Киото и двигались по одной из центральных улиц. Я знала, что скоро мы будем проезжать книжный магазин одной из крупнейших японских сетей, и обратилась к Накаджиме: — Накаджима-сан, мы можем остановиться у книжного магазина? Он повернулся ко мне и вопросительно поднял брови. Кажется, этот человек считает каждое свое слово на вес золота и предпочитает изъясняться жестами. — Думаю, понадобится время, чтобы уладить всё с моим отцом. Можно мне купить несколько книг, чтобы было чем заняться там, куда вы меня везете? Мужчина смотрел оценивающим взглядом, пытаясь решить смелая я, наглая или попросту безмозглая. Но потом все-таки приказал водителю остановиться у ближайшего книжного магазина. Пошарив в бардачке, гангстер протянул мне блокнот с ручкой: — Напиши, какие книги нужны. Я остановила свой выбор на «Объяли меня воды до души моей» Кэндзабуро Оэ, «Цугуми» Бананы Ёшимото, «Исповеди «неполноценного» человека» Осамы Дадзая. И, конечно же, не забыла своего любимого «Кафку на пляже» Харуки Мураками. Накаджима изучил список, и мне показалось, что по его губам скользнуло подобие улыбки. Вскоре машины остановились. Босс отправил одного из подручных в книжный магазин, а второго вместе с товарищами из другой машины — за продуктами. Сам же вышел поговорить по телефону. Я осталась одна. Чувствуя, как меня приятно обвевает прохладный воздух из кондиционера, я смотрела на оживленную улицу сквозь тонированные стекла. Тишина, вдруг окружившая меня, показалась давящей, и я достала из кармана рюкзака своей плеер. Как всегда нажала на выбор случайной песни. Первые же аккорды «Meet me in the woods» Lord Huron подсказали, что я не ошиблась с выбором. Как хорошо, что в этом мире тоже существует Бен Шнайдер и его лирика. I took a little journey to the unknown And I've come back changed, I can feel it in my bones I fucked with forces that our eyes can't see Now the darkness got a hold on me Oh, the darkness got a hold on me …I have seen what the darkness does Say goodbye to who I was Так же и я совершила путешествие в неизвестное и изменилась. Вот только в отличие от героя песни, я не вернулась. И вряд ли когда-нибудь вернусь. Нужно ли мне окончательно попрощаться с тем, кем я была раньше? Бен поёт, что стоит. Ведь и я сыграла в рискованную игру с невидимыми силами, забросившими меня сюда. И, кажется, проигралась в пух и прах. Как глупо и наивно было говорить себе в самом начале, что я, зная наперед о том, что будет, смогу избежать этого всего. Где же моя решимость и самоуверенность теперь? Остались в том доме в лесу. То, что было между мной и Сейджуро, показалось вдруг каким-то сном. Как я просыпаясь утром, чувствовала руку парня, обнимающую меня, и первым делом тянулась губами, чтобы чмокнуть его куда-нибудь в подбородок, плечо или шею. Как мы могли часами читать или гулять, не сказав друг другу и слова, но при этом ощущать переполняющее нас чувство невероятной близости. Как мы занимались любовью и не могли насытиться друг другом. И этот Акаши оказался совсем не скучным. Мне было интересно с ним каждую проведенную вместе минуту. Все это вдруг показалось далеким и нереальным. Как жаль, что у меня, подобно герою Леонардо ДиКаприо из фильма «Начало», нет волчка, с помощью которого можно определить сплю я или бодрствую. Если это странный сон, то зачем тогда бороться? Но в то же время, если моя реальность теперь такова, стоит ли тратить силы, продолжая переламывать себя и делать больно людям, оказавшимся на моём пути? Не проще ли отпустить Акаши? Вернее сделать так, чтобы он отпустил меня? Эти мысли — тягучий поток, затягивающий меня в свой бездонный омут — бороздили и бороздили мой несчастный, измученный разум. Вдруг я почувствовала, как кто-то трясет меня за плечо. Оказывается, Накаджима сел на заднее сиденье автомобиля рядом со мной. Я же, поглощенная мыслями, даже не заметила этого. Стянув наушники, я посмотрела на него вопросительно. — Ты в порядке? — спросил мужчина. — Плохо выглядишь. Удивленная его внезапной разговорчивостью, я спросила: — Накаджима-сан, если Вам прикажут, Вы убьете меня? — Ты боишься за свою жизнь? — ответил холодно вопросом на вопрос гангстер. Покачав головой, я сказала устало: — Нет, просто мне всегда было интересно, как в своей голове выстраивают цепочку обоснованности люди, совершающие убийство по приказу. Я могу понять, почему убивают из злости, жадности, ненависти, страсти иди страха. Но что с теми людьми, которые делают это, потому что кто-то так решил за них? Присваивают ли они себе в качестве аргумента одно из упомянутых мною чувств, например злость или ненависть, таким образом подхлестывая себя. Или просто говорят, что это их работа, перекладывая ответственность за содеянное на кого-то другого? Или создают себе в голове образ врага, который должен быть уничтожен. Пусть даже сопутствующими жертвами станут ни в чем не повинные люди? Легко ли отнять жизнь, например, ребенка, если будешь думать, что в этом нет твоей вины? Его лицо оставалось непроницаемым, но было видно, что мои слова не понравились гангстеру. — Рассуждаешь, как взрослая, а сама считаешь себя ребенком? Я откинулась на спинку и, закрыв глаза, сказала негромко: — Нет. Пожалуйста, не обращайте на меня внимание. Он легко похлопал меня по щеке, заставляя открыть глаза: — Слушай. Не слишком ли ты спокойна или пытаешься показаться такой? Может, стоит проявить немного смирения и уважения к тому, в чьих руках находится твоя жизнь? Я села ровно и сказала: — Накаджима-сан, Вы хотите, чтобы я боялась? Думаете, с помощью страха проще контролировать кого-то? Ладно. Я придала своему лицу испуганное выражение, и, сложив молитвенно руки, сказала просяще—дрожащим голоском: — Пожалуйста, не убивайте меня! Я сделаю всё, что Вы скажете! Мне очень страшно. Он замер на несколько секунд, удивленный моим представлением. А потом сказал жестко: — А ты хороша. У такого отца не может быть слабой дочери. Правда, Мари-сан? Я ответила нормальным голосом, вернув лицу обычное выражение лица: — Правда, Накаджима-сан. Поэтому давайте проведем эти вынужденные совместные каникулы цивилизованно и мирно. Он согласно кивнул головой. Вскоре вернулись его подручные с полными пакетами и отвезли меня туда, где я пробыла четыре следующих дня. Это оказался довольно большой дом в традиционном японском стиле, затерянный в одном из жилых кварталов. Прилегающая территория оказалась большой и ухоженной. По периметру участок был огорожен высоким забором, по углам которого поблескивали видеокамеры. Мне отвели комнату, в которой кроме циновок на полу и встроенного в стену шкафа, не было абсолютно ничего. В шкафу я нашла несколько футонов, пару комплектов постельного белья и несколько полотенец. Меня не очень радовала перспектива спать на полу, но иного выбора не было. В коридорчике рядом с комнатой был современный совмещенный санузел, которым кроме меня никто не пользовался. Через раздвигающиеся двери-седзи я могла выходить прямо на задний двор, в котором был обустроен сад в японском стиле с извилистыми дорожками, выложенными гравием, ухоженными деревьями и небольшой беседкой в тени. Там имелся даже небольшой цукубаи — приятно было в самое жаркое время после обеда ополоснуть руки и лицо прохладной водой. Большую часть времени я проводила, читая в беседке. Охранники сменялись каждые сутки. Еду готовила пожилая женщина с цепким взглядом — член клана, как и все здесь. Обедали мы в столовой, обставленной традиционной мебелью. Я поняла, что у моих ног совсем нет выдержки сидения на полу — они начинали затекать уже спустя несколько минут. И когда подходило время подниматься из-за стола, мне приходилось разминать их, пару раз я даже нечаянно падала, поднявшись слишком резко. Охранники из-за этого не зло подшучивали надо мной. Нужно признать, что они оказались довольно адекватными. Один из них — молодой парень — даже научил меня играть в сёги. Я быстро нашла с ними общий язык. Просто они были людьми определенного толка, которые проживают свою жизнь согласно специфическим правилам. На моего отца работает немало таких же, живущих по своему кодексу. В основном товарищи, хотя бы раз побывавшие за колючей проволокой. Я стала замечать, что всё чаще и чаще со мной происходят вот такие вспышки чужих воспоминаний. Иногда думая о чем-то, я понимаю, что никогда не проживала этих моментов, не видела этих людей и не бывала в таких местах. Кажется, моя память медленно, но верно сливается с памятью бывшей владелицы этого тела. Если же вернуться к моим тюремщикам, то пару раз в день наведывался Накаджима. Иногда мы пили с ним чай в беседке и даже обсуждали книги, которые я читала. Мужчина оказался довольно начитанным. Когда я не была занята чтением, меня одолевали разного рода мысли. В голову приходило всякое, но в своем большинстве это было связано с Акаши. Я старалась давить в себе такие внезапно всплывающие вещи, как «Сей, наверно, расстроится, когда узнает, что я уже научилась играть в сёги. Ведь он сам хотел меня научить». К этому моменту я уже поняла, что Акаши не будет меня ничему учить, потому что я устраню себя из жизни этого парня. В один из дней своего заключения, сидя в той беседке, я кристально ясно осознала, что это единственный выход. И не потому, что, скорей всего, сейчас балом правит холодный Акаши. К этому моменту я уже настолько увязла, что готова была смириться даже с ним. Я попросту не хотела причинять Сейджуро боль. Потому что в перспективе наши отношения рано или поздно привели бы к гадкой правде. Лучше всего будет прямо сейчас сделать ему и себе больно в последний раз. Но за этим придет исцеление — мы оба станем свободными. Поэтому момент своего освобождения я ждала, как осужденный ждет плахи. На четвертый день рано утром я спала на своем совсем не мягком футоне, закутавшись в простыню, как мумия. Вдруг меня кто-то легко потряс за плечо и сквозь сон я услышала: — Машунь, просыпайся. Разлепив глаза, в свете раннего утра я увидела русского мужчину в дорогом костюме. Несколько секунд мне понадобилось, чтобы соотнести образ этого плотного, широкоплечего, короткостриженого, голубоглазого и краснолицего человека с дядей Толей — крестным Маши. Один из двух лучших друзей ее отца, с которым тот познакомился, когда служил в Чечне. Сойдясь на почве землячества, они смогли выжить в мясорубке Второй чеченской кампании, и после возвращения отец предложил ему работать вместе. Зная Машу, как облупленную, с пеленок, он легко мог бы вывести меня на чистую воду. И первой проблемой было — на «ты» или на «вы» обращаться к нему? Я села на футоне, а мужчина спросил: — Дочь, ты в порядке? Эти козлы тебе ничего не сделали? Ах, ну да, у этого человека и его жены нет своих детей — Маша им, как родная. Я покачала головой и сказала хриплым от сна голосом: — Со мной все нормально. Он притянул меня за плечи и крепко обнял со словами: — Хорошо. Мы за тебя волновались. Нинка меня чуть со свету не сжила за эти дни. Сказала, без тебя не возвращаться. Мне было не очень приятно обниматься с незнакомым человеком, но я легко похлопала ладонью его по спине в ответ. И, между прочим, во время объятия совершенно ясно ощутила кобуру с пистолетом у мужчины под мышкой. С каким-то раздраженным восхищением мне подумалось: он даже сюда своего Стечкина умудрился протащить! Такое чувство, что этот человек любит свой пистолет больше жены. Очередная вспышка чужой памяти — эти мысли. Когда объятие окончилось, я спросила: — Надеюсь, вы не убили тех людей? Он усмехнулся: — Нет, конечно! На хуй надо мокруху в этой ёбанной Японии оставлять. Я поморщилась и из меня вырвалось: — Лёль, не матерись, а! На секунду я осеклась, подумав, что спалилась. С чего я взяла, что Маша когда-нибудь так обращалась к крестному? Ведь подобное я слышала от собственной матери, когда она рассказывала о своих крестных родителях. Но мужчина только улыбнулся и потрепал меня по голове: — Машка, я и забыл, что ты правильная, как училка начальной школы… Ладно. Одевайся и собирай свои вещи. Надо валить отсюда. Он направился к выходу из комнаты, а я спросила вслед: — Как Вы меня нашли? — Твой подарок на шестнадцатилетие. — А? — не поняла я. Мужчина кивнул на мои наручные часы и сказал горделиво: — Там встроено специальное устройство, передающее информацию на спутник. Это была моя идея. Но стоило это, бля, как две квартиры. Хотя и окупилось, в конце концов. Я уставилась на свое левое запястье. И, правда, почему-то с первого дня моего пребывания здесь, я практически не снимала эти часы. Только, когда принимала душ и на тренировках в клубе. Я и дома-то всегда носила часы, поэтому этот предмет на запястье воспринимался, как часть меня. Получается, все это время они знали, где я? Все эти четыре дня? — А почему так долго-то? — спросила я с претензией. — А кто бы моим людям визу дал? Ты их бандитские рожи видела? Мы сюда контрабандой по морю приплыли, через Хоккайдо. Мне стало понятно, как он протащил в страну восходящего солнца пистолет. Одевшись и собрав свои немногочисленные пожитки, я вышла из комнаты. Мои охранники сидели на полу гостиной под мушками пистолетов со стянутыми стяжками руками за спиной. Судя по всему, люди крестного застали их врасплох, и те даже не успели оказать сопротивление. Накаджимы среди них не было. Я поклонилась им и сказала: — Осева ни наримашита. Это одна из тех фраз, которые невозможно перевести ни на какой другой язык, и которую японцы употребляют в определенных ситуациях. Смешной парадокс — благодарить за заботу своих тюремщиков, но в конечном итоге, они же хорошо обращались со мной. На улице ждали две неприметные машины, которые отвезли нас в Токио. По дороге дядя Толя объяснил, что отец скрывается в доме, снятом через подставное лицо. В первые минуты отец только обнимал меня и всё спрашивал, не сделали ли те люди чего-нибудь со мной. Когда все немного успокоились, и мы остались с отцом наедине в отведенной мне комнате, он сразу же сказал: — Маш, прости. Я спросила холодно: — За что ты извиняешься? Что меня чуть не похитила парочка каких-то мерзких якудз? Или что ты знал, где меня держат после того, как они все-таки преуспели, и ни хрена не предпринимал четыре дня? Было видно, что мой тон ему очень не нравится, но он все же спокойно ответил: — Я тянул время, чтобы мои ребята могли сюда добраться. Ты ж не думала, что я ворвусь туда один без оружия и одолею всех разом? Это тебе не голливудский боевик, а реальная жизнь. Не, чувак, ни хрена это не реальная жизнь. В реальной жизни мой отец не был похож на красавца-актера, и у меня не было романа с шестнадцатилетним горячим и противоречивым героем спокона. Это долбанный фанфик моего же собственного сочинения, из которого я никак не могу выбраться! Мужчина добавил: — И если уж мы тут выясняем отношения, какого хрена ты не улетела сразу же в Россию? Я зло смотрела на него, не зная, что сказать. Отец продолжил ядовито: — Всё из-за этого парня. Даже знать не хочу, чем ты там три недели занималась с сыном Масаоми. От одних мыслей хочется этого пацана пристрелить. И почему ты выбрала именно его? Я горько усмехнулась: — Можешь об этом не беспокоиться. Больше ничего не будет. Переведи меня в какую-нибудь школу в Токио. Ты вон уже и жильем здесь обзавелся, как я погляжу. И кстати, ты ж знал, где именно я была с Сейджуро. Почему не забрал меня? Теперь он молчал, ведь ответ был очевиден — ему было удобно, что я нахожусь вдали от всего этого замеса дерьма. Наконец, мужчина вздохнул: — А почему больше ничего не будет? Вы поссорились? Это все из-за его отца? Я покачала головой и ответила устало: — Точно не из-за Акаши-старшего. Это же просто бизнес, я понимаю… Честно говоря, я не хочу ничего объяснять. Просто сделай, как я прошу. Когда уладишь свои дела с кланом, переведи меня в другую школу. Предвидя его вопрос, я добавила: — И нет, я не поеду в Россию. Дай мне хотя бы этот год доучиться спокойно. А про себя подумала, что у меня сейчас просто нет сил лавировать в море Машиных одноклассников, друзей, знакомых и родственников. На этом разговор был окончен. А после этого отец быстро и умело уладил все с якудза. Он попросту договорился с Накаджимой. Потеряв рычаг воздействия, тот понял, что не стоит еще терять и налаженный канал сбыта в России своих не очень законных товаров. Похоже, Накаджима давненько хотел занять место своего по-старомодному принципиального приемного отца. Для того какие-то эфемерные принципы кодекса якудзы были дороже, чем прибыль. Но его сын так не считал. В конце концов, деньги есть деньги. По такому же принципу отец не стал разрывать деловые отношения с Акаши-старшим. Правда, он попросил у меня на это разрешение, считая, что поступок того мог меня травмировать. Знал бы он, что мое безразличие по данному вопросу было величиной и глубиной с озеро Байкал. Откровенно говоря, я впала в состояние какого-то странного автопилота, когда совершаешь необходимые действия механически. Похоже, все мои чувства и желания остались в том горном доме. Даже когда опасность миновала, и мне не было нужды скрываться, я не позвонила Сейджуро. Зная, что у него нет моего нового номера, я равнодушно игнорировала тот факт, что парень скорей всего переживает за меня. У меня даже не осталось желания вернуться в свой мир, а воспоминания о другой жизни начали походить на потускневшие от времени старые фотографии. Все, что я делала эти семь дней — сидела в своей комнате, слушала музыку и читала всё подряд в своей электронной книге. Еду мне приносил отец. Пару раз заходил крестный и давал мне трубку телефона, вынуждая разговаривать с женщиной, заменившей Маше мать, но для меня совершенно чужой. Один раз я разговаривала с Киром. Думаю, все они видели, что я совсем не похожа на себя, но объясняли это пережитым стрессом. Десятого сентября отец объявил, что устроил меня, наконец, в одну из токийских школ. Я с холодной ненавистью ждала, когда он объявит, как называется школа. Если бы оказалось, что я попала в одно из учебных заведений вселенной Куробаса, то у меня прямо там случился бы нервный припадок. Но название звучало незнакомо. Оставался последний круг моего персонального ада — нужно было забрать свои вещи и документы из школы. Мне не удалось избежать этого никакими уловками и отговорками. Необходимо было сделать это лично. Отец предложил отвезти меня, но я сказала, что поеду на поезде. В последнее время мне стало трудно оставаться с этим человеком наедине. Меня терзало желание выложить ему всю правду. Надев школьную форму Ракузана в последний раз, я отправилась в путь. Когда я ступила в ворота школы, время уже подходило к обеду. Занятия еще шли, и во дворе было тихо. Не укладывалось в голове, что прошло всего лишь пять месяцев с тех пор, как я пришла сюда в первый раз. Как будто целая жизнь прошла. И сколько же ошибок за это время я успела совершить. Даже не верилось, что некто, считающий себя таким умным, окажется такой откровенной дурой. Мне повезло найти классного руководителя в учительской. Думаю, Танака-сенсей много хотел бы мне сказать по поводу того, как я не оправдала надежд этой школы. Но увидев мое холодное лицо и отрешённый взгляд, промолчал. Он отдал мои документы и сказал, что проводит меня в класс, чтобы я забрала свои вещи. Меня так и подмывало попросить попросту выкинуть их, но я решила до конца принять свое наказание. Когда мы подошли к кабинету, сквозь окна я увидела, как учитель математики талдычит что-то у доски. Хаяма откровенно дрых, положив голову на парту, Небуя глазел в окно, наверняка, мечтая о предстоящем обеде, а Мибучи прилежно записывал за преподом в тетрадь. Почему-то при виде этих троих на сердце сделалось неспокойно. Все-таки за эти месяцы они стали мне … друзьями? И я не могла ни думать об Акаши, находящимся на соседнем этаже. Моя трусливая душонка страшилась встречи с ним. Извинившись перед Мацумото-сенсеем, Танака объявил, что я перевожусь в другую школу. Я поклонилась классу и сказала дежурное: — Осева ни наримашита. А потом прошла в конец кабинета и быстро покидала в пакет вещи из своей ячейки. Класс замер — за мной следило двадцать с лишним пар глаз. И с тремя парами я старалась не встречаться взглядом ни в коем случае. Первым не выдержал Хаяма, находившийся буквально в двух шагах. Он подскочил ко мне и спросил, заглядывая в глаза: — Мари-чан, и это все? Ты даже толком не попрощаешься с нами? Ничего не объяснишь? А как же он? Думаю, все поняли, о ком спрашивает Котаро. Я же сделала вид, что передо мной никого нет, и направилась по проходу между партами к двери. Дорогу мне преградил Небуя. Он тихо спросил с явной злобой: — Бежишь? А как же Акаши? Ты думала о нем? Ты понимаешь, каково ему было на протяжении этих дней? Я холодно смотрела на парня, ожидая, когда он уйдет с дороги — мне нечего было ему сказать. Того это разозлило еще больше, и больно схватив за плечи, он встряхнул меня и закричал: — Отвечай же! Во всей этой ситуации меня неприятно удивило, как ученики и даже учителя застыли, не вмешиваясь и наблюдая за разворачивающейся драмой. И если первых можно было понять, то для последних это было неприемлемым! С гримасой боли, я прошипела: — Кажется, я говорила тебе, не трогать меня. Вмешался Мибучи — он оторвал руки товарища по команде от меня со словами: — Прекрати. Ты же делаешь ей больно. Обойдя их по другому ряду, я, наконец, вышла в коридор. В этот момент прозвенел звонок на обеденный перерыв. Меня нагнал Мибучи: — Мари-сан, пожалуйста, подожди. Парню пришлось буквально перегородить дорогу, чтобы я остановилась. На лице вице-капитана Ракузан застыло скорбное выражение. Он сказал негромко: — Я не знаю, что с тобой случилось. И что произошло у вас с Сей-чаном. Но, пожалуйста, не уходи вот так. Ему сейчас очень плохо. Мари, я тебя очень прошу, не поступай так с ним. Меня подмывало сказать Рео с издевкой, что, кажется, он любит Сейджуро больше моего. Но вместо этого я сказала устало: — Я сейчас не в состоянии что-то объяснять ему. Будет лучше, если Акаши-кун просто забудет обо мне. А потом пошла прочь. Но ноги несли меня по лестнице не вниз, а наверх. Ступив на крышу, я бросила пакет с пожитками у входа. Она оказалась на удивлении пустой. Почему-то единственного человека, которого я, действительно, хотела видеть, здесь не было. Я решила переждать большую перемену. Совсем не было желания идти по двору, когда там было столько народу. Велика была опасность встретить кого-нибудь из клуба. Очень не хотелось что-то кому-то объяснять. Малодушная, трусливая сука — вот кто я! Я вытащила из кармана свой плеер и поставила на случайную песню. В наушниках заиграла песня «Survivors» Passenger: Oh life Is just a game No one ever tells you how to play See different people Go different ways Some of them will leave you but Some of them will stay … Well everybody's running But you don't know where Time is running thin Everybody's looking for somebody to love But we're scared to let them in And I say oh oh oh Are there any survivors? Am I here alone? I say oh oh oh Are there any survivors? Am I here alone? Am I on my own? Мой взгляд замер, устремленный вдаль, а голос Майкла Розенберга лился и лился, резонируя с мыслями. Эх, Майкл, как же ты прав! Никто нас не учит играть в эту игру под названием «жизнь». А время бежит и бежит. Все мы ищем любви, но как же больно кого-то впускать в свое сердце. И остается только вопрошать: есть ли еще выжившие в этой игре? Или я здесь совсем одна? Чья-то рука легла на мое плечо. Я сняла наушники и повернула лицо. Мои губы тронула легкая улыбка: — Чихиро… Маюзуми выглядел как обычно: как будто всё вокруг надоело ему, и все мешают. Но в глубине его серых глаз плескалось явное беспокойство. Мы замерли на какое-то время, а потом парень сказал с досадой: — Чёрт! Акаши все-таки погубил тебя. Я покачала головой: — Ты не прав. Тут скорее наоборот — я погубила его. Мы снова замолчали. А потом я добавила: — Я хотела попрощаться с тобой. Ты был моим первым другом здесь. Он вздохнул: — Я больше не увижу тебя? Я покачала головой: — Боюсь, что нет. — А Акаши? Я горько усмехнулась: — Честно говоря, мне не хватает смелости встретиться с ним. Вот такая я дрянь… Маюзуми снова положил руку мне на плечо: — Мари, ты не дрянь. Просто у тебя не осталось сил бороться, правда? Как же он был прав! У меня ни на что не осталось сил. Я только кивнула, а он добавил тихо: — Иди-ка сюда. И потянул к себе. Я позволила ему обнять меня. И даже обняла в ответ. Было приятно вот так стоять, уткнувшись лбом ему в плечо и ощущать простое человеческое тепло. Парень сказал негромко: — Будь тем, кем ты сейчас можешь быть. Если у тебя есть силы только для этого, пусть будет так. — И ты тоже, Чихиро, — пробормотала я, — не обращай ни на кого внимание. Ты и так хорош. — Да знаю я, — пробормотал он в ответ со смешком. А потом вдруг весь напрягся. Мы разорвали объятие, и я увидела, что в дверях стоит Акаши. Он все-таки нашел меня. Почему-то этот парень всегда меня находит. — Мне остаться? — спросил тихо Маюзуми. Я отрицательно покачала головой. На лице парня отразилась небольшая борьба, но он сказал только: — Прощай, Мари. И стремительно покинул крышу. А я смотрела на приближающегося Сейджуро и лихорадочно соображала, что же сказать ему. Но тот начал первым: — Похоже, Чихиро был единственным здесь, кто хоть что-то значил для тебя. Взгляд его холодных разноцветных глаз прожигал меня насквозь. Но это был все-таки человек, которого я люблю. Хоть и бледная его тень, но все же…. Поэтому мое сердце билось, как ненормальное. Но я не могла позволить чувствам помешать мне выполнить задуманное. Раз уж я столкнулась с Сейджуро лицом к лицу, отступать было некуда. Я вытащила телефон из кармана и вбила кое-что в поисковую строку, с облегчением увидев, что эта вещь существует в этом мире. А потом сказала: — Акаши-кун, позволь мне кое-что тебе показать. Ты знаешь, что это такое? Я протянула парню телефон, и он прочитал с экрана: — «Волейбол!» — спортивная манга и аниме про волейбол, созданная Харуичи Фурудате… Не понимаю, зачем мне это? Забрав телефон, я сказала: — Ты как-то спрашивал, откуда я знаю столько о тебе. Дело в том, что однажды я уснула в своей постели совсем в другом мире, а проснулась в этом теле. Акаши-кун, мы с тобой в таком же споконе, только про баскетбол. — Что? Он смотрел на меня с непонимающим видом. Я вздохнула: — Кажется, ты мне не веришь. Ладно. Мидорима был вице-капитаном в Тейко, и на переменах вы играли в сёги, но он не разу ни выиграл. В какой-то из игр ты сказал Куроко отдавать пасы только Аомине. Хотел проверить, насколько тот любит баскетбол. Тот не вынес своего величия, и после этого появилась фраза «Победить меня могу только я сам». Можно так бесконечно продолжать. Но, откровенно говоря, ты никогда не был моим любимым персонажем, поэтому про других я помню гораздо больше. Например, про того же Шинтаро. Вот, кто мне действительно нравился. По мере моего монолога его глаза расширялись, а лицо становилось все бледнее и бледнее. Он и смог только вымолвить: — Персонажем? Вот кем я был для тебя? Я покачала головой и сказала с презрительной ухмылкой: — Я же тебя предупреждала с самого начала не связываться со мной. — Но кто же тогда ты? Настоящая ты? Я задумалась на пару мгновений, а потом сказала: — Кем я была, ты хочешь сказать. Ладно, слушай. Мой отец — татарин из Центральной Азии, где я и выросла, а мама — русская. Последние двенадцать лет я прожила в Сибири. И думаю, что умерла там. Иначе как бы я попала сюда? И была я больше чем на десять лет старше тебя. У меня были длинные каштановые волосы, зеленые глаза, восточные скулы и довольно пухлые губы. Я была примерно такого же роста и веса, вот только грудью вышла получше. В пять лет я подговорила подружку сбежать из детского сада во время дневного сна, а в восемь меня за ногу укусил скорпион. Я знала несколько иностранных языков, не ела мясо, владела левой рукой практически так же хорошо, как и правой, любила бегать, плавать, рисовать акварелью, есть зеленые кислые яблоки с солью и смотреть аниме. Так можно перечислять бесконечно, но того человека больше нет. Осталась только тень. Вот только и Машей я не смогла стать полностью. С какой стороны не посмотри, не то и не сё. Я совершенно точно видела, что его накрывает осознание. Если поначалу это прозвучало, как бред, то теперь-то Акаши сложил все странности и особенности моей личности, и понял, что это правда. — Теперь понятно, почему ты так хорошо водишь машину и почему ты такая… — парень осекся. Я уже знала примерно, что он имел в виду, но сказала: — Закончи свою фразу. Акаши прищурился холодно: — Почему ты такая раскрепощенная в постели. Я не был твоим первым. До чего же странно — кажется, он ревновал меня к тому, что было в другой жизни. Я сказала грустно: — Ты был первым для этого тела и первым, с кем мне было настолько хорошо и хотелось делать вещи, которые я не делала с другими. И, похоже, ты был первым, кого я по-настоящему любила, неважно в какой жизни — той или этой. Хотя нет, конечно, это был не ты, а Сей — другая твоя половина. Не обижайся, но лично с тобой очень трудно, Акаши-кун. Было странно, что второй Сейджуро еще не появился передо мной. Ведь с ним бы наш разговор был совсем другим. Похоже, то, как меня отняли у него, заставило ту личность спрятаться где-то на задворках разума, предоставив более холодному собрату разбираться с этим беспорядком. — Любила? — переспросил он. И вот тут-то нужно было сказать, что ничего не осталось, но я не смогла. Из меня как будто против воли вырвалось: — И сейчас люблю. Такое чувство не исчезает за неделю. Я люблю тебя так, что в груди все замирает. И мне сейчас так больно, что хочется выть. — Тогда останься со мной, — он подошел совсем близко и положил руки мне на плечи, — Я буду с тобой таким, как он. Хотя нет. Я уйду в тень. Пусть будет только он. Просто останься. Как же мне хотелось обнять его и сказать: пусть будет так. Можешь даже остаться таким — холодным и напоказ бесчувственным. Но я-то знаю, что внутри тебя все кипит от невысказанной любви. И за эти десять дней, проведенных в той комнате, я поняла, что уже не могу без тебя. Хотя и притворялась изо всех сил, что мне все равно. Что ты мне не нужен. И я даже практически продержалась до конца. Если бы только ты не появился так не вовремя здесь. Мне понадобилось собрать всю свою волю в кулак, чтобы сказать холодно: — Акаши-кун, ты же понимаешь, что я знаю про тебя вещи, которые ты не хотел бы открывать никому? Единственным человеком, который тебя понимал, была твоя мама. Именно она подарила тебе первый баскетбольный мяч. Тебе по-настоящему нравилось играть. Но однажды Мурасакибара бросил тебе вызов, и ты испугался поражения. Поэтому появилась эта твоя вторая личность. И теперь ты живешь в выдуманном мире вечных побед. Но на самом деле тебя гложет страх поражения. Ну и как, сможешь мириться с тем, что я знаю про тебя такие вещи? Что я знаю все твои слабости? Краска ударила парню в лицо. Было видно, что Сейджуро борется с собой. Видимо, он даже не представлял, насколько широки мои познания о нем. Я горько усмехнулась: — Так я и думала. А потом я просто ушла, оставив Акаши стоять в оцепенении. Подхватила свой пакет с вещами и бросилась по лестнице вниз, чувствуя, как горькие слезы заливают лицо и делают вещи вокруг нечеткими. Как же мне хотелось, чтобы он бросился за мной следом! Но этого не произошло. Так закончилась эта история…XV.
6 мая 2022 г. в 09:42