Вай дод, бу Буркина-Фасо!

XVII

      Мы замерли, обнявшись на некоторое время. И как же хорошо было стоять вот так, ощущая сердцебиение друг друга. Сквозь спортивную форму я чувствовала жар его тела, не остывшего до конца после игры. Мои пальцы легко коснулись затылка парня — волосы Акаши были еще немного влажными.       В голове пронеслась мысль, растекаясь жаром в груди: я больше не смогу расстаться с ним.       Сей сказал негромко мне на ухо, вторя этим мыслям: — Не исчезай так больше. Хотя… я и сам тебя не отпущу. Никогда.       Вместо ответа я потянулась губами к его шее и припала к своему любимому местечку. Прямо там, где челюсть, ухо и шея встречаются, образуя небольшую выемку. Очень приятно, проснувшись поутру, уткнуться носом в это самое место.       Сейджуро едва заметно хмыкнул, и я отпрянула со сбивчивыми словами: — Прости… Не удержалась.       На лице парня появилось серьезное выражение, и он потянул меня за руку. Прижав мою ладонь к своей груди, Акаши сказал: — Я люблю тебя. Люблю человека внутри этого тела. Того, кем ты была. И кем являешься сейчас. Не важно, сколько тебе лет. Как ты выглядела и как выглядишь сейчас. И я рад, что ты знаешь обо мне то, чего не знают другие. Значит, ты примешь меня таким, каков я есть. Со всеми недостатками и слабостями.       Ладонью я чувствовала, как бешено колотится его сердце. Да и мое не отставало. Я сказала хриплым голосом: — Сейджуро, я тоже люблю тебя. Прости меня, пожалуйста. Я была жестокой, глупой и трусливой.       Покачав головой, парень нежным жестом погладил меня по щеке: — Тебе не за что извиняться. Ты думала, что поступаешь правильно.       Мои ноги вдруг ослабели. Только распрощавшись с болью потери, я поняла, насколько страшной была эта самая боль. Она пожирала меня на протяжении последних четырех месяцев, едкой кислотой разъедая моё нутро.       Мне пришлось облокотиться о Сейджуро, чтобы не упасть. — Тебе нужно присесть, — он потянул меня за руку к скамейке. — Но ты же еще не остыл после игры, а на улице холодно. Простынешь! — возразила я. — Я не настолько слаб, — в голосе парня проскользнуло нечто, напоминающее вторую его половину. И это заставило мое сердце припустить.       Нет, тот другой не исчез окончательно! И если быть откровенной до конца, это возбуждает. Даже в этом Сейджуро есть нечто опасное.       Я скинула свою необъятную куртку, и укутала нас ею.       Приятно было сидеть, прижавшись друг к другу, посреди звенящей тишины, наблюдая, как звезды поблёскивают в чистой, холодной выси. — Сей, ты в порядке? — спросила я осторожно.       Он повернул ко мне лицо: — Нет. Проигрывать больно. Если честно, еле выстоял награждение. Такое чувство, как будто раскаленную иглу в живот всадили.       Было приятно, что он так откровенен со мной. Под курткой я сжала его руку со словами: — Ты очень сильный. Ты справишься.       Он кивнул головой: — Да. А знаешь, что еще так же неприятно? Хотя нет, это даже хуже. Тебе, правда, нравится Мидорима?       Я и забыла, что тогда на крыше сказала это. Но идти на попятную было поздно, поэтому ответила честно: — Да. Очень. И Куроко. А еще Киёши. Такао. И, пожалуй, Кагами.       Акаши скривился: — Он тоже?       Я сказала насмешливо: — Да. Не находишь его американскую наглость в своем роде очаровательной?       Акаши откинулся головой на спинку скамейки и сказал негромко: — Как же бесит. Я ревную.       До сего момента мне казалось, что наш разговор идет в шуточном русле. Поэтому я спросила с улыбкой: — Ты же не серьезно? Разве можешь ТЫ ревновать?       Сейжуро поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза: — Я серьезен. И злюсь. Почему из всех людей здесь тебе нравятся именно Мидорима и Кагами? Этот факт раздражает меня.       Его слова ошарашили меня — Акаши был абсолютно серьезен.       Я обхватила руками его лицо и сказала горячо: — Но мне также нравятся парень по прозвищу Ворона, Иваизуми Хаджиме, Воланд и Слевин Келевра. Для меня эти люди просто интересные персонажи. А тебя я люблю! Так сильно, что сердце бьется о ребра, и бабочки порхают в животе. И я влюблена в тебя. А еще я хочу тебя.       На лице парня появилось странное выражение — он сжал зубы, как будто пережидая приступ кратковременной боли. А потом резко придвинулся, и, не успев опомниться, я оказалась втянута в горячий поцелуй.       И это было лучше всего — чувствовать его губы на своих после четырехмесячного перерыва, понимая, что ему этого мало. Я позволила Акаши углубить поцелуй. Желание жаром бежало по венам, и волевым усилием мне пришлось собрать оставшиеся крохи самоконтроля, чтобы отстраниться.       Я поняла, что пока мы целовались, рука парня успела оказаться под моей кофтой. — Давай остановимся, — пробормотала я.       Он согласно кивнул, убирая руки, а я подтянула сползшую куртку, снова укутывая нас. Нам пришлось помолчать немного, чтобы выровнять сбившееся дыхание.       Акаши первым прервал молчание: — Прости. Когда распробуешь это, потом хочется еще и еще. Не сочти меня за похотливую сволочь, но как же мне не хватало физической близости. И ты единственная, с кем я хочу заниматься такими вещами.       Ему не было нужды извиняться. После наших практически ежедневных занятий любовью в том доме, у парня началась ломка. И не было в этом ничего плохого и предосудительного.       Я сказала мягко: — Сей, у нас впереди все время этого мира. Мы наверстаем. — Да. И я не собираюсь сдерживаться.       Говоря это, он окинул меня таким чувственным взглядом, что мои щеки запылали жаром, а низ живота скрутило.       Я спрятала лицо в руках и пробормотала: — Это смущает… — А я зол. — А? — не поняла я. — Зол на себя, — сказал Акаши грустно. — Потому что ревную тебя к тому, что было в прошлой жизни. Понимаю, что это факт, который не изменить. Но все равно трудно.       Мой рот приоткрылся от удивления, а парень добавил: — Знаю, что ревнуют в основном незрелые личности, не уверенные в себе. Наверно, я один из них.       Я покачала головой и сказала грустно: — Нет. Думаю, это естественно на данном этапе наших отношений. Вполне возможно, что когда-нибудь твои чувства ко мне изменятся. Хочу тебя попросить: если это произойдет, будь честен со мной. Несмотря на все, через что мы прошли вместе, несмотря на то, что ты знаешь мою тайну, я считаю, что ты мне ничего не должен. Скорее я у тебя в долгу. Поэтому, если когда-нибудь ты захочешь уйти, просто скажи. Я не буду цепляться за тебя, потому что это нечестно.       Говоря это, я чувствовала, как в груди разливается неприятное чувство. Стало вдруг так тошно! Но я знала, что не могу не сказать этих слов. Это было бы неправильно по отношению к этому семнадцатилетнему парню.       Вот только на его лице появилось вдруг враждебное выражение. В этот момент Акаши очень походил на свою недобрую половину. Он сказал холодно: — Я признался, что ревную тебя к собственным друзьям и к твоему прошлому, а ты говоришь о расставании?       На несколько секунд мы замерли, глядя друг другу в глаза, и я уже начала думать, что мне не стоило говорить этого. Но лицо парня вдруг расслабилось, и он стал самим собой. Сейджуро сказал с грустной улыбкой: — Ты права. Ты поступаешь так по-взрослому. Никто не имеет права держать другого человека рядом. Я понимаю, почему ты сказала это. И сейчас тоже должен бы сказать такое же в ответ. Но знаешь…       Акаши покачал головой: — Я понял: то, что пишут в книгах о любви, такая неправда. Любовь облагораживает и возвышает? Делает людей великодушными и благородными? И кто придумал такую чушь? Любовь жадна, слепа и мелочна. И людей делает такими же, заставляя совершать поступки, на которые в обычном состоянии они никогда не пошли бы. И я стал таким. Ревнивым и жадным, потому что не хочу тебя ни с кем делить. И я признаюсь, что даже если нужно будет отпустить тебя, то вряд ли смогу это сделать. Вот такой я низкий человек.       И хотя сказано это было со спокойной полуулыбкой, я видела, что признание далось Сейджуро нелегко. Наверно, это была самая трудная часть нашего разговора. Но и в то же время самая нужная. Потому что, несмотря на сказанное ранее, я понимала его. Полностью и всецело. Испытывала такие же чувства.       Поэтому обняла и сказала горячо: — Сей, ты не низкий! Я чувствую то же самое. Я должна была сказать те слова, но не знаю, смогу ли когда-нибудь выполнить их. Потому что знаю, что это настоящее. Это навсегда.       Он успокаивающе погладил меня по спине и сказал негромко: — Знаю. Ты просто пытаешься поступать правильно. Не нужно. Будь со мной самой собой. Говори, что чувствуешь, а не то, что должна чувствовать.       Я отстранилась и сказала с улыбкой: — Какой же ты взрослый. Откуда в тебе это?       Он покачал головой: — На самом деле, мне еще многому предстоит научиться. Я хочу быть лучшим во всем. Не потому, что этого ждут от меня, а потому что сам так решил.       Я погладила парня по плечу: — Ты и так лучший.       Акаши снова покачал головой: — Ты предвзята, поэтому думаешь так. Но я буду очень стараться. И начну с того, что заставлю тебя забыть всё, что было до меня. За эти четыре месяца я многое осмыслил и понял, что недостаточно старался. В том числе и в физической составляющей. Обещаю, тебе будет со мной очень хорошо.       Кажется, тот факт, что когда-то были другие, всё-таки не давал Сейджуро покоя. Но так же я и понимала, что он слов на ветер не бросает. А значит, и в этом станет лучше всех. Хотя уже и так бы невероятно хорош.       От этих мыслей в животе растеклось приятное тянущее чувство, а щеки залил румянец.       Я прижала холодную ладонь к правой щеке и пробормотала: — Как же горячо. Умеешь ты меня в краску вогнать.       Он вдруг сделался еще серьезнее и начал осторожно: — Слушай… Может, сейчас не время спрашивать, но как тебя на самом деле зовут?       Внутри меня всё застыло, и я почувствовала, как недавний румянец сползает, уступая место мертвенной бледности.       Мое прошлое. Мне придется когда-нибудь рассказать о себе Сейджуро. Но в одном я была убеждена совершенно точно — он никогда не узнает, что эта история придумана мною. Люди, говорящие, что с любимыми нужно быть абсолютно и полностью откровенными, ничего не понимают в этой жизни. Беспощадная правда убивает всё на своем пути. Думаю, что никакие отношения не выстоят под натиском безграничной откровенности.       Заметив мою реакцию, парень сжал мои руки в своих, и сказал успокаивающе: — Не отвечай. Я вижу, что тебе сложно и не буду на тебя давить.       Я проглотила ком, застрявший в горле, и сказала неуверенно: — Когда-нибудь… я расскажу тебе. Но сейчас… слишком трудно. Просто зови меня, как раньше. Я уже привыкла к этому имени.       Акаши согласно кивнул, но я видела, что на его лице промелькнуло встревоженное выражение. Чтобы отвлечь его, я сказала: — Ты никогда не интересовался у меня, как называется эта манга. Не хочешь узнать?       Мне показалось, что на пару секунд он засомневался, но потом сказал твердо: — Хочу. — «Баскетбол Куроко».       Глаза Сейджуро расширились, и он повторил пораженно: — «Баскетбол Куроко»? Куроко Тецуи? Его баскетбол?       А затем вдруг рассмеялся. И были в этом смехе и удивление, и горечь, и понятие, и принятие.       А потом прижал руки к лицу и сидел так некоторое время.       Я не шевелилась, и, кажется, практически не дышала, понимая, что ему нужны эти мгновения тишины, дабы осмыслить услышанное.       Наконец, Акаши отнял руки от лица. Он был спокоен, но когда начал говорить, легкая грусть скользила в его голосе: — Трудолюбивый и прямолинейный человек, не обладающий большим талантом, но относящийся ко всем с уважением. Куроко добивается всего благодаря своему труду и упорству. И всегда стремится помочь своей команде. Вот он главный герой. И как я раньше не понял этого? А я…       Сейджуро замолк на несколько мгновений. Мне нужно было сказать ему что-нибудь, но я не знала, как. Впрочем, он и сам все понял, потому что продолжил грустно: — Кажется, я главный антагонист.       Слова застряли в горле. Я очень хотела бы соврать ему, но знала, что Акаши сразу же разгадает мою ложь, поэтому только кивнула.       Правая рука парня сжалась в кулак, и он прижал ее к груди. — Больно… Как же это больно.       Мое сердце сжалось от жалости. Я видела, что на глазах Сейджуро выступили непрошеные слезы.       Смахнув их кулаком, парень сказал с грустной улыбкой: — Я заслужил это. Моя команда. Куроко. Мидорима, Аомине, Мурасакибара, Кисе, Момои. Так или иначе, я виноват перед ними всеми. Моя жажда побед принесла в жертву всех вокруг. И ты. Я виноват перед тобой.       Мои глаза наполнились слезами, и я заревела в полный голос. Он бросился ко мне: — Не плачь… Я расстроил тебя? Мария, пожалуйста, не плачь! — Я так люблю тебя, — сказала я сквозь рыдания, — и ты не злой! Ты лучше всех!       Сейдужро вытащил платок из кармана олимпийки, и начал осторожно вытирать мое лицо. — Ты же знаешь, что ты не злой? — спросила я, немного успокоившись, но, все еще всхлипывая, — Ты же знаешь, что все они любят тебя? Что они твои друзья? Настоящие!       Он погладил меня по голове и сказал с доброй улыбкой: — Знаю. Помню, ты говорила, что я еще сыграю с ними. И эта мысль наполняет мое сердце счастьем.       Я закивала, а он добавил: — А теперь идем, пока окончательно не замерзли.       Он взял меня за руку, и мы двинулись в сторону метро. — А твои вещи? — спросила я удивленно. — Я попросил Мибучи-сана забрать их.       Я поморщилась: — Надеюсь, ты так в лицо Рео не назвал? — А что? Все-таки он сэмпай. — Он твой друг! — воскликнула я. — И ему очень не понравится, если ты будешь его по фамилии называть. Не будь таким. Не отстраняйся от них!       Акаши удивила моя горячность, но он кивнул согласно: — Да. Они мои друзья. И я буду ценить их.       В этот момент я кое-что вспомнила: — Кстати, несколько дней назад у тебя был день рождения. Поздравляю! — Спасибо. — Так жаль, что меня не было рядом, — протянула я. — Но я все равно куплю тебе подарок.       Парень вдруг смерил меня взглядом и сказал с небольшим смешком: — Не нужно. Подари мне себя. — А? — не поняла я. — Только не трудись над упаковкой, — продолжил он, как ни в чем не бывало, — Я все равно раздену тебя, когда мы останемся наедине. Ты, кстати, мне очень нравишься без одежды.       Его слова, прямолинейные и неприличные, но сказанные невозмутимым тоном, заставили меня ахнуть и покраснеть. — Хентай! — воскликнула я.       Акаши и глазом не моргнул: — Да, я такой. Позволь мне немного побыть озабоченным. Я четыре месяца терпел.       Семнадцатилетний школьник? Наивной я была. Сейджуро превратился в мужчину, знающего, чего он хочет. И мне это нравилось!       Мы приблизились, наконец, к выходу из парка. Настало время ступить в толпу и свет.       Было немного страшно. Осталась позади одинокая скамейка, где мы успели создать свой маленький, уютный мирок.       Впереди нас ждала жизнь. Трудная, непредсказуемая, но интересная. Я больше не была Автором этого повествования. И не была Читателем. Я была тем, кто воспользуется вторым шансом и проживет свою жизнь счастливо. И сделает счастливым того, кого любит. — Сей, — сказала я негромко. — Я хочу, чтобы ты был счастлив. — Мы будем счастливы, — ответил Акаши с улыбкой.       А потом взял меня за руку, и мы шагнули в новую жизнь.