***
Часы показывают 4:19 утра, когда Дин пробуждается ото сна. Он тянется к спящему Кастиэлю, тряся его за плечо, пока тот не просыпается испуганный и бормочущий в замешательстве. Свет на кухне всё ещё горит, так что Дин легко может разглядеть озабоченное выражение лица Кастиэля. — Тебе приснился кошмар? — мягко спрашивает Кастиэль. — Нет, ничего подобного. Я просто… Ты мне действительно нравишься, Кас. Кастиэлю удается выглядеть ещё более обеспокоенным признанием Дина. — Ты мне... тоже нравишься, Дин. — Хорошо, это хорошо. Это здорово. Кастиэль садится, наклоняясь над Дином. Он нежно проводит рукой по его щеке. — С тобой всё в порядке? Дин улыбается. — Да, я в порядке. Дин не в порядке. Он как бы сходит с ума, его сердце выпрыгивает из груди. Он хватает руку, поглаживающую его по щеке, и притягивает её к себе, чтобы поцеловать костяшки пальцев. Брови Кастиэля приподнимаются. — Я хочу, чтобы мы были вместе, Кас, — говорит Дин. — Ох... О! Вместе. — Я хочу пойти с тобой на свидание, возможно, целоваться на публике. Я хочу, чтобы ты познакомился с Сэмом. — Это звучит… амбициозно. — Возможно. Но разве это… ты хочешь... — Я хочу, — говорит Кастиэль, заползая на Дина и опускаясь над ним на четвереньки. В энергетике комнаты происходит резкий сдвиг, но Дин не возражает. — Я хочу... Кастиэль раздвигает ноги, пока его бёдра не оказываются прямо над бёдрами Дина, и Дин уже чувствует, как у него встает. Кастиэль останавливается. — Итак, что из этого ты хочешь сделать в первую очередь? Пойти на свидание, поцеловаться на публике или познакомить меня со своим братом? — Наверное, Сэм, чтобы он случайно не услышал об этом где-нибудь и не задел свои огромные глупые чувства. Кастиэль хмыкает в знак признательности, наклоняясь вперёд, чтобы поцеловать Дина. — Звучит как план, — Кастиэль прижимается бёдрами к бёдрам Дина, и Дин стонет от ощущения, как их члены трутся друг о друга через тонкие слои ткани. Есть что-то неправильное в том, чтобы делать это в детской пижаме Кастиэля, но Дину она всё равно нравится. Он обхватывает задницу Кастиэля обеими руками, затем крепко сжимает, чтобы он мог прижаться к своему любимому кондитеру. Дин закрывает глаза при звуке хриплых вздохов Кастиэля. — Боже, мне нравятся звуки, которые ты издаешь, Кас. Одна из моих любимых вещей, о которой я думаю, когда лежу в своей постели с членом в руке. Кастиэль стонет, его рот прямо у уха Дина. От этого звука по телу Дина пробегает дрожь, и он сильнее сжимает задницу Кастиэля. — Я также думаю об этой заднице. Как хорошо было оказаться внутри. Хотя воспоминание какое-то смутное, Кас. Мне скоро понадобится переподготовка. Кастиэль двигается быстрее, прижимаясь к нему, слегка дрожа. — Дин. — Ты хочешь этого, Кас? Хочешь меня внутри? — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — бормочет Кастиэль. Дин чувствует прилив адреналина, пробивающийся сквозь него, и нервы искрятся от возбуждения. Он поворачивает голову, чтобы прошептать Кастиэлю на ухо ещё несколько слов. — Или, может быть, ты был бы в настроении для чего-то другого, Кас? Может быть, вместо этого, ты хочешь быть первым парнем, который трахнет меня. Я почти уверен, что помню, как ты говорил о желании сделать это, верно? Ты хочешь лишить меня девственности, Кас? Узнать, какие звуки я издаю? Кастиэль рычит, матерится, и кончает, потираясь, и подводя Дина на самый край. Собственный оргазм Дина тихий, но интенсивный, и он закрывает глаза, позволяя волнам омывать его, наслаждаясь каждым импульсом. Проходит несколько минут, и Дин понимает, что им следует встать и переодеться или, по крайней мере, снять свою грязную одежду. Вместо этого он лежит с Кастиэлем на нём, погружаясь в сон.Глава 9
15 марта 2022 г. в 18:15
Когда Кастиэль отзывается на стук в дверь, он одет в белую рубашку с большим отпечатком губ спереди, которая, по-видимому, шла с подходящими брюками, потому что пижамные штаны Кастиэля белые, с маленькими красными отпечатками губ. Несмотря на то, что Дин дважды расплакался по дороге, он не может сдержать ухмылку, оглядывая Кастиэля с ног до головы, самым откровенным образом, на который только способен. Кастиэль закатывает глаза и тянет Дина внутрь, заключая в объятия.
Дин прерывисто выдыхает, тая в объятиях Кастиэля. Это ощущается как возвращение домой. Кастиэль подводит Дина, чтобы тот сел на его кровать, и Дин легко подчиняется. Он чувствует слабость, уязвимость и сотню других вещей, которые он изо всех сил старается не испытывать. Он не может вспомнить, когда плакал в последний раз, но, вероятно, это было в тот день, когда Лиза бросила его. По крайней мере, это были всего лишь несколько слезинок, выдавленных в уединении гостевой комнаты Сэма. Несомненно, прошло немало времени с тех пор, как Дин плакал в присутствии другого человека. Кастиэль роется в своём комоде, протягивая Дину что-то, во что он мог бы переодеться.
Дин разглядывает предметы одежды.
— О, да ладно, я их не надену.
— Это поднимет тебе настроение. Доверься мне.
Дин вздыхает, наклоняясь, чтобы развязать шнурки на ботинках. Одежда, о которой идет речь, — это ещё одна неловкая комбинация футболки и пижамных штанов. Верх однотонного светло-голубого цвета, но на штанах повсюду нарисованы милые мультяшные радуги, облака и улыбающиеся солнышки. Взгляд Дина отчаянный, когда он натягивает их. Футболка немного мала, и ему не нравится, как в ней выпирает живот.
— Где, чёрт возьми, ты вообще берёшь такое дерьмо в мужских размерах? — Дин ворчит. Кастиэль безмятежно улыбается, затем протягивает Дину стакан молока и шоколадное печенье, как только он садится обратно на кровать.
— Это странно. Ты... строишь из себя мамочку.
Кастиэль выглядит оскорбленным этим.
— Я не строю из себя мамочку. Я просто делаю для тебя то, что иногда помогает мне чувствовать себя немного лучше.
— Попиваешь молоко с печеньем в своей пижаме?
— Не всегда молоко и печенье. Иногда это макароны с сыром, или чизбургер с беконом, или фруктовый салат. И это не просто пижамы. Это чистые, забавные пижамы.
— Значит, ты делаешь это, и тебе становится лучше?
— Это не волшебные пижамы, Дин. Это помогает, вот и всё.
— Я не знаю, Кас. Кажется вроде как...
— Разве ты не смотришь Кексовые войны в своих спортивных штанах, питаясь нездоровой пищей каждую неделю?
— Пирог звучит очень по-взрослому, Кас. Как и спортивные штаны. Они взрослые, мужественные и… — Дин вздыхает и откусывает кусочек печенья.
— Хорошо, теперь расслабься. Я собираюсь вымыть эту кучу посуды, которую откладывал. Твоя задача — наслаждаться этим печеньем и чувствовать себя комфортно. Всё остальное может подождать. А вообще... —Кастиэль шаркает на кухню и берёт ещё одно печенье, передавая его Дину с нежной улыбкой, затем возвращается к раковине, чтобы начать мыть посуду.
Дин сидит на кровати, скрестив ноги, и ест своё печенье. Это хорошо, но в этом нет ничего удивительного. Вероятно, его испёк Кастиэль, и, по сути, всё, что делает Кастиэль, — амброзия для Дина. Выпить стакан молока тоже неплохо. Сэм и Джесс настаивают на соевом молоке, и Дин склонен забывать, что он всегда может пойти и купить себе обычное молоко, если захочет. Пижама мягкая и уютная, в отличие от потрёпанных, едва выстиранных треников Дина. Она приятно пахнет, она имеет запах Кастиэля, когда от него не пахнет вкусной выпечкой. Нотки цветущей вишни и цитрусовых, за которые Дин хочет подразнить его, но никогда не делает этого.
Это… комфортно. Ему нравится мысль о том, что его единственная работа в данный момент, — чувствовать себя хорошо. Так он и делает. Он не думает о своём отце, или о том, как сильно он скучал по Виктору в течение нескольких месяцев после его отъезда, или о том, что его глаза всё ещё немного липкие от слёз после поездки, или о том, как Кастиэль, вероятно, склонит его к тому, чтобы услышать больше побробностей в ближайшее время. Он просто наслаждается своими двумя печеньками и слушает, как Кастиэль моет посуду. Кастиэль напевает «La Vie En Rose» , что звучит немного... странно с его голосом, но Дин не может сдержать улыбки. Когда Кастиэль заканчивает мыть посуду, он забирает у Дина пустую тарелку и стакан, ставя их в раковину.
— Полагаю, уже стоит готовиться к следующей куче грязной посуды, — говорит Дин.
— Похоже на то. Итак. Как ты себя чувствуешь?
— Ты был прав, это помогло. Хотя я всё ещё чувствую себя немного по-детски.
— Не волнуйся. Наслаждение некоторыми удовольствиями и удобствами, связанными с детством, не делает тебя менее взрослым и мужественным.
Дин одаривает его надменной ухмылкой.
— Что ж, хорошо.
Кастиэль фыркает и забирается в кровать рядом с Дином, выглядя смущённым.
— Ну давай, — говорит Дин, — говори то, что ты должен сказать. Я в порядке.
— Я просто... извини, если я затронул старую рану, которую лучше было оставить в покое.
— Эй, нет. Это не твоя вина. Хорошо, что кто-то знает, я никогда никому не рассказывал об этом, даже Сэмми. Даже после того, как несколько недель назад, я узнал, что один из его бывших друзей по колледжу, на самом деле был его бывшим парнем по колледжу. Трудно вытащить это дерьмо наружу. Мой старик всегда рассматривал подобные вещи как уязвимость, а уязвимость — как слабость, и я как бы унаследовал это от него, хотя я знаю, что он полон дерьма. Плюс ты заслуживаешь знать мои дурацкие причины, по которым я всё ещё нахожусь в дурацком шкафу.
— Они не дурацкие.
— Ну, они не очень разумные.
Иезекииль забирается на кровать, тычась носом в ноги Дина. В очередной раз Дин размышляет над идеей завести кота. Они могут быть любящими и игривыми, но они также могут позаботиться о себе. Дину не пришлось бы выгуливать его, как собаку, и было бы неплохо иметь кого-то, кто ждал бы его дома, когда он съедет из гостевой комнаты Сэма. Он высказывает эти мысли Кастиэлю, который подхватывает Иезекииль и прижимается к ней.
— Мне очень нравится иметь кошку, — говорит Кастиэль, усаживая Иезекииль на грудь Дина, — но не забывай, что они живут более десяти лет, а иногда два года. Это довольно большая ответственность.
— Ох, ладно, об этом я подумаю позже. Наверное, не стоит заводить домашнего питомца, когда у меня даже нет собственного жилья. Но я скажу тебе одну вещь. Если я когда-нибудь заведу кота, то у него будет имя получше, чем Иезекииль.
Кастиэль свирепо смотрит на него.
— Я не стану снова защищать свой выбор имён...
Дин ухмыляется и гладит Иезекииль. Через мгновение он замолкает, улыбка исчезает.
— Насчет секса...
— Дин, ты не обязан...
— Я знаю, чувак. Я знаю. Мы оба чисты, чёрт, я даже видел результаты твоих анализов, когда был здесь в прошлый раз. Мы могли бы всё время заниматься грязным незащищённым сексом. Но потом я думаю о том, что произошло, и я...
— Я в состоянии купить презервативы, ты ведь понимаешь. Секс без защиты, — это не то, к чему я отношусь легкомысленно, — говорит Кастиэль. Дин приподнимает бровь, глядя на него. — Это не то, к чему я сейчас отношусь легкомысленно.
— Я знаю, и это то, что я говорил себе, но я также начал думать о том, как всё может пойти не так, даже с защитой, и я снова взбесился. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что меня сдерживала не только мысль заразить тебя или заразиться чем-то ещё. Это мысль о том, что я должен верить, что ты не спишь с кем попало, и раньше это никогда не было бы для меня проблемой. Я даже не осознавал, как сильно доверяю Лизе, пока она не рассказала мне, что сделала. Она могла бы передать мне что-то более опасное для жизни, и всё потому, что она не могла сделать этого по доброте душевной, — дать знать, что всё кончено, прежде чем изменять мне. Боже, я чувствую себя таким идиотом, Кас. Она принимала противозачаточные, и мы жили вместе. Трахаться без презерватива, казалось, не было бы проблемой.
Дин понимает, что немного повысил голос, когда Иезекииль бросается прочь, чтобы спрятаться.
— Я был дерьмовым парнем в прошлом, но я никогда не лгал, никогда не изменял, я просто... — глаза Дина наполняются слезами в четвертый раз за эту ночь. Сегодня чертовски паршивый день. — Я действительно заботился о ней. Может быть, не под призмой любви к браку и детям, но она была важна для меня. То, что у нас было, — было важно для меня. Одно дело, если бы она больше не хотела меня, но почему она не могла позаботиться о том, чтобы покончить с этим прежде, а потом перейти к следущему парню? — голос Дина понизился до прерывистого шепота, слёзы катятся по его щекам.
— Блядь, я чертовски ненавижу плакать.
Кастиэль обнимает Дина, на мгновение крепко прижимая его к себе, прежде чем отпустить. Он хватает ближайшую руку Дина и переплетает их пальцы вместе, прежде чем прислониться к изголовью кровати.
— Ты помнишь то утро, после нашего совместного душа, когда всплыла тема моих бывших? — спрашивает Кастиэль.
— Да, ты сказал, что хочешь начать завтрак, прежде чем приступить к ней, а потом ты больше никогда не поднимал эту тему. Я подумал, может быть, это что-то вроде больного места.
— Да, ну, это и есть больное место. Ты поделился со мной большой и уязвимой частью себя, и я хотел бы сделать то же самое.
Дин на мгновение подумывает о том, чтобы сказать Кастиэлю, что ему не нужно этого делать, но сейчас он чувствует себя таким беззащитным. Может быть, если Кастиэль тоже будет разоблачён, он будет чувствовать себя немного менее уязвимым. Он кладет голову Кастиэлю на плечо и сжимает его руку.
— За то время, после того как я сделал каминг-аут, — говорит Кастиэль, — у меня было четыре парня. Трое из них изменили мне, и я уверяю тебя, что каждые из этих отношений были эксклюзивными. Не было никакого недопонимания, никаких «о, я не знал, что мы не встречаемся с другими людьми», это была ложь. — Дин уже в ужасе. Кто, чёрт возьми, стал бы изменять Касу?! — Это всегда вращалось вокруг моей зацикленности на сексе. Иниас сказал мне, что не против подождать, и у меня не было причин сомневаться в его словах. И вот однажды, когда я зашёл пригласить его в кино, я застал его целующимся со своей бывшей девушкой на заднем дворе.
Кастиэль улыбается.
— На самом деле Эстер ударила его коленом в пах. Иниас тоже не рассказывал ей обо мне. Потом был Бартоломью. Я по-прежнему не был готов к сексу, но тем временем мы занимались... другими вещами.
Кастиэль неистово смотрит, но кивает, когда Дин имитирует минет.
— Конечно, это было приятно. Но это также заставляло меня чувствовать себя жалким. Я прекрасно понимал, что иду на компромисс исключительно потому, что пытаюсь удержать его, а не потому, что чувствую себя готовым. Так или иначе, он мне изменил. Габриэля арестовали после неудачной попытки ограбления в ту же ночь, когда Бартоломью поймали за непристойное поведение за Банком Америки. Как я слышал, кассир банка, с которым он спал на стороне, «обслуживал» его за банком, а полицейский случайно шёл по переулку.
Кастиэль хмурит брови, глубоко супясь.
— Меня беспокоит, что я бы оставался в неведении, если бы не плохо спланированная попытка Габриэля и, по-видимому, ужасная удача Бартоломью. Во всяком случае, после него был Бальтазар. Он единственный кто мне не изменял, а также единственный, с кем я всё ещё общаюсь.
Имя кажется Дину знакомым, но он не может вспомнить его.
Кастиэль продолжает:
— Примерно через месяц знакомства он недвусмысленно сказал мне, что не может справиться с этой штукой с сексом, как он думал. Я думаю, он сказал что-то о том, что он слишком похотливый ублюдок. Он сказал мне, что нам было бы лучше быть друзьями, что было бы глупо бросать всё из-за разрыва, и он не шутил.
Дин вспоминает, откуда он знает это имя.
— Это не тот парень, который попросил бармена позвонить тебе забрать его, а потом ушёл с каким-то парнем ещё до того, как ты появился?
Кастиэль улыбается.
— Я полагаю, что они сейчас в Европе. Я уверен, что Бальтазар вернётся, когда отношения пойдут своим чередом.
Под пристальным взглядом Дина он добавляет:
— Я не говорил, что он был образцовым другом.
Дин поворачивается, чтобы уткнуться носом в шею Кастиэля, глубоко вдыхая аромат хозяйственного мыла и кокосового геля для душа, которое предпочитает Кастиэль, очень успокаивает.
— Что ж, я рад, что он немного не в себе.
Кастиэль поворачивается и целует Дина в макушку.
— Да, мне придётся испечь ему торт, когда он вернётся. Итак, после Бальтазара был Кроули. Кроули был... раздражающим, грубым, ребячливым и, временами, бездушным ублюдком, и всё же я был необъяснимо влюблён в него. Половину времени мы дрались, как разъяренные кошки, и единственное, что мешало нам направить всю эту озлобленность в секс, — это давнее чувство, что я чего-то жду, что я не был готов. Хотя там было много яростных дрочек и тому подобного.
Кастиэль смотрит в никуда, пока говорит, его тело напряжено.
— Была одна ночь, после особенно энергичного и беспорядочного... сухого петтинга на его диване, — что он поднял вопрос, который я не рассматривал. Мы в основном делали всё, кроме как раздевались и занимались проникающим сексом.
Дин морщит нос. Кто это так называет?
— Он сказал, что моя девственность становится всё более и более формальной, и прямо спросил, не боюсь ли я настоящего полового акта. Я так не думал, но он высказал вескую мысль. Я начал задаваться вопросом, было ли это, возможно, остатком религиозной стигматизации, или я слишком сильно укрепил это в своей голове до такой степени, что это стало слишком пугающим, чтобы даже думать об этом. Я решил, что создал психологический блок, и мне просто нужно было преодолеть его. У меня уже был очень близкий контакт с Бартоломью и Кроули, насколько это может отличаться на самом деле? Поэтому я решил пойти на это.
Кастиэль кажется ещё более напряжённым, а Дин почти нервничает.
— В следующий раз мы увиделись через несколько дней. Я сказал ему, что он заставил меня задуматься, и что я хотел бы попробовать. Мы были на его кровати, целовались и раздевались, на самом деле он был почти нежен со мной. Я уже начал думать, что наконец-то смогу это сделать... и тогда я заметил два использованных презерватива в маленькой корзине для мусора рядом с его кроватью. Прямо рядом с салфеткой, покрытой размазанным макияжем.
Дин морщится.
— Кроули знал мою историю, знал, как трудно мне было доверять романтическим партнёрам, знал, как сильно я ненавидел неверность. Я отстранился, и начал спокойно натягивать одежду обратно, и когда он спросил, что я делаю, я указал на мусорное ведро. Кроули вышел из себя. Он кричал на меня, что это моя вина, что мужчине невозможно продержаться так долго, а чего я ожидал? Тогда я спросил его, какого чёрта он просто не порвал со мной. Тогда он перестал кричать и сказал, что это потому, что он заботился обо мне, что было самой глупой вещью, которую он мог сказать. Я сказал ему, что ухожу, что, между нами, всё кончено. Вот тогда он схватил меня и толкнул на свою кровать, и начал расстёгивать свой ремень.
Дин действительно чувствует, как краска покидает его лицо при словах Кастиэля. Кроули — ёбаный мертвец, когда Дин узнает его фамилию. Или имя. Он не уверен, что подразумевается под «Кроули».
Кастиэль смотрит в потолок, его голос звучит отстраненно.
— Я знаю, что ко мне нужен особый подход. Иногда я кажусь чересчур послушным и покорным. Это было то, что часто привлекало внимание плохих парней, когда я был моложе. Кроули был таким же, как они, думая, что я лёгкая мишень. Я сломал ему нос и правую руку.
Дин ошеломлённо моргает. Чёрт.
— Думаю, мне повезло, что он не выдвинул обвинения. Это было больше года назад. В последний раз я видел Кроули несколько недель назад, когда шёл в банк. На самом деле он развернулся и побежал в другую сторону, когда увидел меня. — Кастиэль слегка улыбается. Здесь странно жарко.
Кастиэль внезапно пожимает плечами, садится и поворачивается лицом к Дину.
— Я не знаю будущего. Я не могу сказать наверняка, что если мы начнём что-то, то это сработает, а закончится тем, что мы влюбимся и будем жить долго и счастливо… хотя я смотрю на тебя, и мне действительно нравится эта идея.
Дин не краснеет, Дин не краснеет.
— Я хочу, чтобы ты знал, что я никогда не сделаю того, что сделала с тобой Лиза. Я знаю, каково это — узнать, что твоё доверие было подорвано, и я бы никогда не поступил так с кем-то другим. Итак, останемся ли мы друзьями или станем любовниками, которые терпят крах и медленно выгорают, или мы станем чем-то, что длится вечно… Я не буду злоупотреблять твоим доверием, потому что глубочайшим образом понимаю, как это больно. Я постараюсь быть честным с тобой в любых наших отношениях, потому что это то, чего ты заслуживаешь. — Кастиэль прикусывает губу, снова глядя в потолок. — Я немного увлёкся.
— Мне показалось, что мне делают предложение руки и сердца, — говорит Дин.
— Ну, у меня даже нет кольца для этого.
— Держу пари, ты бы сделал предложение, положив кольцо в торт.
— Не для тебя, я бы, наверное, положил кольцо на пирог, может быть, воткнул в центр верхней корочки, чтобы ты случайно его не съел... — Кастиэль замолкает, когда замечает, что Дин пристально смотрит на него. Он издает страдальческий звук, проводя рукой по лицу. — Не то, чтобы я думал об этом. Я имею в виду, что ты даже не… Я… агхх, пожалуйста, скажи мне, что ты за то, чтобы целоваться и притворяться, что я перестал говорить четыре минуты назад.
Дин жалеет Кастиэля, садится ему на колени и наклоняется для поцелуя. Кастиэль облегченно вздыхает, открываясь блуждающему языку Дина.
Они целуются несколько мгновений, прежде чем Дин отстраняется, улыбаясь.
— Я думаю, что с яблоками было бы неплохо.
— Хмм?
— Для твоего пирога с предложением. Я имею в виду, я знаю, что вишнёвый твой любимый, но яблочный определённо то, что нужно, когда ты сделаешь мне предложение.
Кастиэль свирепо смотрит и отталкивает Дина от себя. Дин просто смеётся, даже когда Кастиэль начинает бить его подушками.