17:24
Торговый центр «Мега ПиццаПлекс» был, наверное, самым вычурным зданием в Харрикейне. Ярко-оранжевый, обвешанный неоновыми вывесками и светящийся, как рождественская елка, он привлекал к себе внимание каждого, кто проезжал мимо. Внутри центр оказывался таким же пестрым и богатым, напичканный всевозможными автоматами, аттракционами, магазинчиками и кафе. Сидя в укромном уголке, подальше от человеческих глаз, Грегори доедал свой бургер и невольно задумывался, сколько же денег потрачено на этот сказочный дворец. Миллионы, если не миллиарды. Как будто владелец специально хотел выставить напоказ свое богатство. Несмотря на вычурность и излишний шум, мальчик любил приходить сюда. Не из-за аттракционов и веселья, — хотя это тоже круто, конечно. Ему нравилось играть с другими детьми, не беспокоясь о надоедливых взрослых, или слушать поющих на сцене роботов, подпевать и махать, как на концерте. Но это скорее приятное дополнение к тому, что тянуло его в первую очередь. А в первую очередь тянуло его огромное количество бесплатной еды. Поэтому, так осторожно, как мог, мальчик смешивался с толпой и проникал в центр. Каждый день сюда заходили группы, отмечающие дни рождения, и родители не всегда могли сосчитать, сколько именно детей пригласил их именинник. Одинокий охранник на входе проверял документы у взрослых и возвращался к экрану компьютера, не обращая внимания на бегущую мимо гурьбу ребятишек. Способ работал безотказно. В тот день он сработал так же хорошо. Внутри Грегори первым делом посещал свое любимое место — кухню. Проникновение туда требовало определенного мастерства: пробежать мимо охранников, выждать момента и улизнуть от камер наблюдения, когда они отвернутся, и конечно, не попасться на пути других механических сотрудников. Бегать и прятаться он привык, а машин не боялся — роботы тупые, их легко провести; вот обмануть человека куда сложнее. Так или иначе, мальчик оказывался на кухне и начинал свою охоту. Роботы-повара оставляли на стойках готовые заказы, которые вмиг становились его добычей. И, укрывшись где-нибудь за стойкой, мальчик с ухмылкой жевал пиццу и наблюдал, как прибывший курьер вертится на месте, недоуменно жужжит в поисках коробок. Главное — не засидеться и не нарваться на кого-нибудь из персонала. Обычно, вдоволь наевшись и взяв немного про запас, Грегори отправлялся дальше, побродить, поиграть и нагулять аппетит, чтобы съесть еще больше. Сегодня не повезло — его спугнула охранница, видимо, заметила что-то на камерах. Ускользнув от нее и смешавшись с толпой, мальчик нетерпеливо прогуливался по киоскам в поисках легкого обеда и оставленных гостями вещей. Это не воровство, если оно валяется и никому не нужно, да? Несколько часов спустя поток людей поубавился, прятаться стало сложнее. Булочки, стащенной с чьего-то подноса, не хватит надолго, и скоро ему придется снова вернуться на холодные улицы. Жаль, что нельзя наесть на неделю вперед и больше не думать о пустом желудке. Будь его воля, он бы ходил сюда каждый день, но не хотел рисковать. Иначе даже ленивый охранник на входе начнет что-то подозревать. Поэтому, когда женщина в забавном костюме кролика предложила ему билет на вечеринку и пирог, Грегори согласился не раздумывая. Он ведь не дурак, чтобы от бесплатной еды отказываться. Впрочем, как оказалось, дураком он все-таки был, и очень большим. Только понял это слишком поздно. Слишком поздно пришла в голову мысль — а откуда в центре, известном своими роботами, взялась ростовая кукла? Слишком поздно понял, что рядом никого нет, что в руках у женщины появился из ниоткуда гаечный ключ. Осознание пришло вместе с дробящей болью, расколовшей череп, пришло и рассеялось в темноте, как и все вокруг.***
Дела шли гладко, как по маслу, и Ванни лишь крепче уверялась в собственной неуязвимости. Никто не удивился женщине в костюме кролика, которая сновала среди детей и раздавала листовки. Никто не обратил внимания, когда она завела одного из них в технические помещения. И никто не услышал глухой удар, не увидел, как мальчишка беззвучно упал на пол. Вид первой крови вызывал в груди резкое нервное трепетание. Ванни с трудом подавила в себе желание продолжить здесь и сейчас, быстро вытерла заляпанный гаечный ключ. Этот десятый. Маленький юбилей ее подпольной карьеры. Она отметит его как полагается. У них еще вся ночь впереди. Коллеги давно перестали удивляться, что она так рано приходит на работу. Девушка оправдывалась загруженностью — у начальницы охраны есть чем заняться даже до начала смены. Например, выпить кофе, вовремя подтереть записи с камер наблюдения, выбросить взявшийся из ниоткуда мусор. Затем достать из сумки собственноручно сшитый костюм и отправиться в толпу детей — за новой жертвой, найти и добавить новое имя в растущий список. После, закрывшись в своем офисе, девушка включала чайник и листала электронные журналы охраны, чтобы сразу разделаться с рутиной. Заметив в таблице неподходящую строку, она безжалостно ее удаляла. Начальству совсем необязательно знать, кто забирал ключи от отдела техобслуживания сегодня вечером. Они всегда были на своем месте. Когда-то, будучи официанткой в детском кафе, она искренне ненавидела свою работу. Ворчливого босса, доставучих коллег, недовольных родителей и особенно — вечно орущих детишек, оставляющих после себя ужасный бардак. Убирая размазанные остатки еды со столов и пола, она горела желанием поймать этих ублюдков и придушить всех. Накопленный гнев требовал освобождения. Желание стало страстью, когда она впервые сделала это. Спонтанно, внезапно, неожиданно даже для себя самой. Ей пришлось уволиться с работы после той ночи. Еще полтора года — жить рука об руку с паранойей, переезжать с места на место и мучительно ждать появления полиции на своем пороге. Но никто не пришел; наказания не последовало, и страх уступил, открыл дорогу чему-то новому. Чему-то, что должно было оставаться глубоко в тени ее души. В первый раз она испугалась. Во второй — почувствовала облегчение. В третий — поняла, что таково ее призвание. Вскоре она нашла себе другое место, идеально подходящее для нового хобби. Какая ирония — местную компанию уже обвиняли в сокрытии преступлений, когда механик одной из пиццерий оказался серийным убийцей. Кто-то должен был продолжить историю. Стать последователем старых традиций. Быстро связав неподвижного мальчика и заткнув ему рот окровавленной тряпкой, Ванни сняла костюм, спрятала его и быстро поднялась наверх. У нее еще достаточно времени до начала смены, и она любила придерживаться распорядка дня. Начальник отдела иногда хвалил ее за пунктуальность и приверженность делу, — когда наконец-то выходил из своего роскошного офиса. Впрочем, те же слова он говорил многим сотрудникам, пытаясь поддержать в них боевой дух. От текучки кадров это, однако, не спасало. Мимо нее проходили охранники, механики и сотрудники техподдержки, желали доброго вечера, отмечались и расходились. В офисах и так было немного людей, а с приходом темноты она оставалась в гордом одиночестве. Ей нравилась эта работа. Единственную компанию ей составляли роботы-охранники и нудно жужжащие мониторы камер наблюдения. Минимум социальных взаимодействий, минимум назойливых людей, стоящих над душой, нарушающих ее и так нестабильное эмоциональное состояние. Ванни лениво откинулась на спинку кресла, допила уже остывший кофе. До начала смены еще пара часов, у них запланирован последний концерт на сегодня. Подхватив сумку с костюмом и ключи, она снова отправилась вниз. Там, под комплексом, среди рабочих туннелей, у нее есть свое маленькое убежище. Лишь один из многих секретов, который скрывает огромный дворец из металла и неона. Дела шли гладко, как по маслу, и ей в голову не приходило, что скоро чудесный, давно выверенный план полетит ко всем чертям.***
Время от времени приходилось спать в сомнительных местах. Иногда, когда не хватало сил найти убежище получше или не хотелось мокнуть под дождем, он забирался под лестницы многоквартирных домов или мусорные контейнеры. Технические подвалы были немного получше, там тепло, пусть и воняет так же. И хотя Грегори привык к неудобствам, которыми сопровождался сон на улице, пробуждение еще никогда не давалось ему таким трудом. Плечо затекло и покалывало от напряжения, сырой холод заползал под рубашку, побуждал двигаться. Горло перекрыл скользкий комок горечи, и рвоты, и влажной ткани, прочно застрявшей между зубами. Дышать тяжело, воздух был сырой, затхлый, пропитанный вонью гниения. В затылке пульсировала тупая боль, то ослабевала, то сжимала его череп так крепко, что слезы наворачивались. Может быть, когда он откроет глаза, то увидит знакомый переулок, где остановился в последний раз. Усилием воли Грегори заставил себя проснуться и действовать. Перед глазами рассыпались точки разных оттенков серого, как пошедшая пикселями картинка на мониторе. Привыкнув к полумраку, он сосредоточился на единственном источнике света — тусклом луче, ползущем по полу из щели под дверью. В нем едва угадывались очертания маленькой незнакомой комнаты. Он хотел подняться на руки, но пережатые запястья не поддались, веревка сильнее впилась в кожу. Собравшись с силами, мальчик перевернулся на спину и сел, задев плечом что-то железное. Он заставил себя игнорировать боль и сосредоточиться, собрать панические мысли в кучу. Очередная вылазка в торговый центр, охранница, голодное праздношатание и встреча с женщиной в костюме крольчихи, которая завела его куда-то в удаленный уголок комплекса, сказав, что так можно срезать путь… Сейчас, прокручивая в голове воспоминания, он понимал, как на самом деле подозрительно вела себя эта женщина. Но тогда, голодный и уставший, потерянный среди шума и ярких красок, он не обратил внимания. Забыл главное правило — никогда не доверять взрослым, какими бы добрыми они не казались на первый взгляд. И жестоко поплатился. По городу ходили слухи о людях, странным образом пропадающих без вести, — в основном, детях. Грегори считал себя достаточно умным и осторожным, чтобы не попасть в их печальный список. Жестокая реальность, однако, доказала обратное. Мальчик пытался закричать, но издал лишь гортанное бульканье, приглушенное кляпом. Страх пробуждал, рассеивал туман в голове, наполнял кровь адреналином. Злость — на себя, на свою глупость, на женщину в костюме, — заставляла сопротивляться, вырываться из веревок, несмотря на то, как больно они вгрызались в кожу. Он не собирался оставаться здесь, он не собирался умирать! В борьбе с веревками и собственными паническими мыслями, Грегори не сразу услышал слабый шорох и тихое эхо плача где-то над собой. Испугал его особенно громкий всхлип, пронесшийся по вентиляции. Мальчик вздрогнул всем телом и бешено завертел головой, надеясь различить что-то в темноте. Ничего нового не увидел, но чужое хриплое дыхание стало лишь отчетливей. Здесь есть кто-то еще? Попытался спросить, но изо рта вышел лишь неразборчивый глухой стон. Может, он был не единственным пленником, застрявшим в кроличьей норе. Ему удалось ослабить путы, но веревка, крепко привязанная к водосточной трубе, не давала ему сдвинуться с места. Зарычав сквозь мокрую ткань кляпа, он яростно дергался в стороны, не прекращая попыток. Голод, жажда, боль, тошнота и усталость перешли на второй план. Нужно освободиться до того, как эта женщина вернется, — а мальчик был уверен, что она вернется, и знал, что времени у него мало. Похитители не бросают своих жертв просто так. …зачем похищать именно его? Грегори не мог ответить на заданный самому себе вопрос. У него нет родителей, которые могли бы заплатить выкуп, да и своих денег нет — иначе стал бы он подворовывать в торговом центре? Может, крольчиха охотилась наугад, выуживая из толпы одиноких детей, а он просто оказался в плохом месте в плохое время? В любом случае, это не делало ситуацию лучше — как только похитительница поймет, что ничего получить не сможет, она избавится от него. Ей же проще, никто не станет искать беспризорника, никто не заявит в полицию. Даже газеты не станут писать о нем. О том, что эта сумасшедшая может сделать, не хотелось даже и думать. В сырой темноте нельзя сказать, сколько времени прошло. Руки болели. Казалось, что онемевшие запястья сейчас отвалятся, и он все равно продолжал упорно тереть и растягивать веревку. Аккомпанементом ему служили слабые рыдания, которые начинали раздражать мальчика. Слезы никак не помогут им выбраться из этого чертового места! Однако, когда плач резко умолк, он тут же пожалел о своих словах. Нависшая внезапно тишина пугала куда сильнее, как будто предвещала что-то плохое. Она не продлилась долго — вскоре за дверью послышались глухие шаги. Затем вспыхнул свет. Под потолком горела всего лишь одинокая лампочка, но она обожгла привыкшие к темноте глаза. Замок щелкнул, дверь мягко открылась и закрылась снова. Разлепив веки, Грегори наконец-то смог разглядеть комнату — и свою похитительницу. — Здравствуй, крольчонок, — прощебетала она. — Хорошо спалось? Ее дурацкий костюм сменился более простой и практичной одеждой: черные брюки, ботинки, майка-безрукавка в рыжих застиранных пятнах. Неизменной осталась лишь маска — ухмыляющаяся заячья голова из искусственного меха. Грегори испуганно сжался, подобрал под себя ноги и напряженно ждал. — Надеюсь, ты не скучал без меня, — женщина продолжала разговор, как будто собеседник мог ей ответить. Она подошла к производственному столу, скрытому в углу, разорвала пакет с хирургическими перчатками и неспешно натянула их на руки. Мальчик украдкой осматривался в поисках выхода. В небольшой техничке с трудом уместились несколько стеллажей, забитых строительными инструментами, моющими средствами, бутылками с хлоркой и тряпками. Грязные, потекшие стены, переплетения ржавых труб и разбитая плитка говорили о том, что подсобкой давно не пользовались. Единственная дверь находилась на другой стороне комнаты, и похитительница закрывала собой узкий проход между полками. Грегори не успел продумать план побега. Женщина стащила что-то со стола и бросила ему под ноги. От неожиданности он вскрикнул, но издал лишь задушенный хрип. Перед ним лежало тело мальчика его возраста в рваной рубашке. Под ней виднелась кожа в трупных пятнах, которую пересекали почерневшие, свернувшиеся раны. Обесцвеченные глаза слепо смотрели на нового пленника, а рот раскрыт как будто в попытке его предостеречь. В этот момент он понял простую, ужасающую истину. Его похитительнице не нужен был выкуп. Она собиралась его убить. — Прости, я так и не успела прибраться к твоему приходу, — беззаботно промурлыкала она. — Малыш Ронни начинает немного подванивать. Она опустилась на колени, черный нос-бусинка на маске чуть не касался его лица. Грегори не шевелился и, кажется, забыл как дышать. Только и мог, что смотреть в немигающие, пластиковые, бездушные глаза; и почти не почувствовал, когда женщина вытащила кляп из его рта. — Как тебя зовут? — она наклонила голову, плюшевые уши упали набок. Грегори сглотнул, сделал глубокий вдох и истошно завопил, так, что по комнатке прокатилось эхо. Затем еще раз, и еще, пока в горле не стало больно. Крольчиха лениво ждала, затем спросила: — Ты закончил? Так Грегори понял вторую, не менее страшную истину. Никто не слышал его, и на помощь никто не придет. Он остался один. Удар под ребра на секунду выбил из него дух, пол и потолок расплылись на мгновение, на глазах выступили слезы. Сильные пальцы схватили и сжали его подбородок. — Ты не ответил на мой вопрос. — Я Г… Грег-гори, — всхлипнул он. Хватка на лице ослабла. — Надо же, приятно познакомиться, Грегори! — женщина захихикала. — Знаешь, вообще-то мне не нужно задавать таких глупых вопросов. Потому что у каждого нашего гостя есть свой пропуск! Но не у тебя. Интересно, почему? Парализовавший его страх на мгновение сменился раздражением. Что она хочет, унизить его еще сильнее? Послушать рассказы про жизнь на помойке, прежде чем убить и выкинуть туда? Не сильно раздумывая, он тихо прошипел: — Н-не твое чертово дело. Повисла угрожающая тишина. Женщина остановилась словно в удивлении; но когда она заговорила, в ее голосе больше не было ни веселья, ни беззаботности. Только острый, колючий холод. — Мне не нравится твой тон, Грегори. Мальчик не успел осознать свою ошибку как следует. Резкий удар в челюсть снова выбил его из реальности; в голове зазвенело, рот наполнился кровью. Схватив за волосы, женщина рывком повернула его к себе, что-то холодное коснулось лица. Лишь сейчас он понял, что во второй руке убийца держит нож. Его кончик уткнулся в уголок рта. — Родители не учили тебя вежливо разговаривать со взрослыми? Значит, научу я. Он зарычал сквозь сомкнутые губы и дернулся в сторону, лезвие прошло по щеке, оставляя неровную полосу. Крольчиха снова захихикала, наслаждаясь его отчаянными попытками. Смех затих, как только пленник повернулся к ней и от души харкнул кровью в белоснежный мех маски. Женщина отпрянула. Мальчик сплюнул на пол кусок зуба и ехидно хмыкнул. — Ты просто не знаешь, когда нужно остановиться, — она зашипела, теряя терпение и всякое желание играть с дерзкой жертвой. Очередной удар в лицо, звон в ушах лишь усилился. Веревка на руках внезапно ослабла, его оглушенное тело схватили за грудки и перебросили через плечо, как мешок. Убийца переступила через труп и потащила к железному столу следующую жертву. Другого шанса не будет, понял Грегори. Сейчас или никогда. Внутри открылось второе дыхание, унесло с собой страх, притупило боль. Когда женщина швырнула его на холодный металл, он яростно рванул вперед, разорвав путы. Перехватил нацеленное в живот лезвие. Убийца вскрикнула, давление на рукояти ослабло. Хотя клинок вгрызался в кожу глубже и глубже, он отвел его в сторону. Нож воткнулся в поверхность стола и застрял. Женщина потеряла равновесие, и мальчик с силой оттолкнул ее обеими ногами. Охнув, она врезалась в стеллаж и упала. Следом посыпались стоявшие на полках коробки. Не теряя времени, Грегори спрыгнул со стола, врезался в дверь, распахнул ее и рванул в темноту.