***
Когда проволоки гнут прямо в живот. Гарри кажется, что ему заживо вырезают внутренности. Гарри заходится в приступе жуткого кашля и без сил падает на траву. Осень, земля холодная, но ему всё равно. Он знает, что умрёт. Он ходил в библиотеку и знает, что с ним. И всё что он может сделать это снова и снова повторять Рону и Гермионе: «Я в порядке» . И спрятать все книги по медицине, где говорится об этой заразе, куда-нибудь, где Гермиона бы не нашла. Гарри смотрит на Малфоя, который стоит, опершись на дерево, и, думая, что его никто не видит, делает венок из одуванчиков. У него нет этого презрительно-аристократичного выражения лица, он задумчиво вертит в руках цветочки, выбирая самые лучшие, и вставляет им в стебли проволоку для прочности. Так по маггловски... Так по-прежнему... Гарри кажется, что Малфой втыкает эту проволоку ему в сердце. Ты мой худший кошмар, демоны врозь. Малфой снится ему. Ему снится настоящий Малфой, о существовании которого он и подумать не мог до пятого курса. И презрительный, в которого он снова превратился сейчас. Ему снится голова Малфоя на коленях Пэнси Паркинсон, перебирающей его светлые волосы; и его выражение лица — смесь боли и сочувствия, когда он проделывает свою шутку в поезде. Классный способ сообщить, что вы больше не общаетесь. Малфой — дьявол. Он проник в его сны, в его сознание и закрепился там крепче Волан-Де-Морта. Малфой что-то замышляет, но Гарри не может думать, что он — враг. Гарри не может спать. Гарри только и может, что снова и снова шептать полусонному испуганному Рону: «Я в порядке» , заходиться кашлем, и видеть, что Рон уже не верит, просто пока не спрашивает. Ты как солнечный луч, и ранишь насквозь. — Поттер! — презрительно шипит Малфой, делая особый упор на букву "П", и, оглядевшись, убедившись, что никого нет, шепчет: — Ты в порядке? — Нет, — зло бросает Гарри. Естественно, он не в порядке. — Я могу чем-то помочь? — Нет, — врёт Гарри. И снова закашливается, сильно, до крови. Драко может помочь, но не поможет. — Это... — начинает Малфой. — Да. Это оно. И будет лучше, если ты отстанешь, — раздражённо шепчет Гарри. «Нет, не отставай. Давай поговорим, Драко». — Думает он. — Кто? — Джинни Уизли, — опять врёт Гарри. — Она встречается с Дином. — Сочувствую, — и Драко уходит. Гарри долго-долго сидит на ближайшем подоконнике, задыхаясь, не в силах прийти в себя. Быть может, стоит рассказать кому-нибудь?... Быть может, Гермиона или мадам Помфри уменьшат его мучения?...***
Всё начиналось с привета. На пятом курсе. Всё началось на пятом курсе, когда уставший и растрёпанный после тренировки по квиддичу Драко слишком приветливо поздоровался с Гарри, даже не бросив своё презрительное: «Поттер» с упором на букву «П» . Гарри от удивления не сразу нашелся, что ответить, и в конце концов глупо выпалил: — Привет, Малфой. А тот рассмеялся, рассеянно взлохматив свои и без того растрёпанные после долгой игры волосы. — Не знал, что ты так умеешь, Малфой. — Как? — Выглядеть не как сволочь. — Умею, как видишь. Я тоже, знаешь ли, не знал, что ты так умеешь, Поттер. — Как? — Делать мне комплименты. Между прочим, спасибо. «Не как сволочь» — это уже хоть что-то. И они рассмеялись. Вместе. И разговорились ещё на пару минут. Об игре, о ловцах, об охотниках и, конечно же, о том, кто победит на матче. Гарри вытерпел несколько насмешек по поводу Уизли, Гермионы и Гриффиндора, просто потому что Драко оказался удивительно интересным собеседником. Они во многом не сходились во взглядах, но во многом и совпадали, что делало их споры необычайно интересными. С тех самых пор они начали разговаривать. Ну, в смысле, серьезно беседовать, а не ругаться. В основном после квиддича, подкарауливая друг друга у раздевалки. Гарри не знал, чем бы все кончилось, если бы не война. Может, им бы и повезло. Но на что они рассчитывали, когда начинали дружить, не понимали оба.***
Но в этом году снег выпал черного цвета. Снег в Хогсмиде белый-белый, казалось бы, такого и не бывает на свете, но вот он — лежит. И Гарри кашляет, оставляя на снегу темные сгустки крови. И полузавявшие, мокрые цветки одуванчиков. Жёлтые. В алой крови. Какая ирония. А стебельки зелёные, темно-зелёные на белом, серебрящемся на солнце снегу. Гарри задыхается, но где-то сзади его догоняют Гермиона и Рон, поэтому он спешно размешивает окровавленный снег ботинком. Он перемешивается с землёй: теперь там чёрное пятно, будто их дружбу, алый и зеленый, кто-то выжег, как Сириуса с семейного гобелена. — Гарри, всё в порядке? — Малфой! — Что? — Малфой. Он что-то замышляет. — Гарри!...***
Идём в кино, там закрыто, безлюдно. Как круто. Воспоминания роятся стаями, как маленькие пчёлки. И жалят. Маггловский кинотеатр. Пустой и гулкий. Им стоило больших усилий выбраться сюда, в маленький полузаброшенный городишко. Малфой говорит, что никогда не был в кино. Гарри, если честно, тоже, но он делает вид, что эксперт. Жаль, кинотеатр закрыт, и посмотреть фильм сегодня им не удается. Зато они идут в полузаброшенный пустой парк аттракционов и до самого вечера бродят среди ржавых каруселей. Картинки друг в друге. Картины. Картинная галерея. Малфой похож на какую-нибудь мазню современного художника. Странно, непонятно, и каждый видит что-то своё. А Гарри похож на пейзажи. Гарри простой и красивый. Но только у него на обратной стороне холста нарисована ещё одна картина. Такая же сложная, как у Драко. Непонятная, хотя в беспорядочных черно-красных мазках отчётливо можно разглядеть змеиное лицо Волан-Де-Морта. Эту игру — выбрать картину, похожую на тебя, — предложил Малфой. В тот день он громко смеялся и был настолько не таким, как раньше, что Гарри чувствовал себя, будто бы он был с Роном. Воспоминания жалят как пчёлки. Окровавленные одуванчики падают в белый платок.***
Я вижу в тебе всё плохое. Драко Малфой — заносчивый, завистливый, богатенький аристократ с отвратительным характером. Драко Малфой — нацист. Драко Малфой —слизеринец. Драко Малфой ненавидит его друзей. Отец Драко Малфоя работает на человека, который убил его родителей. Драко Малфой — враг. Вот только почему так тянет к нему, а на белой наволочке по утрам появляются желто-алые одуванчики?***
Малфой стал пожирателем смерти. У Гарри есть резоны так думать, и одна из причин — это то, что они больше не разговаривают. Почему же ещё Драко мог перестать с ним общаться. Так перестать — резко и грубо. Гарри понимает, что в тот раз в Отделе Тайн он устроил отцу Малфоя проблемы с Волан-Де-Мортом. Он знает, что это, возможно, из-за него. Он хочет извиниться перед Драко, но не успевает. Среди сплошного счастья. Малфой стал пожирателем смерти. Гарри в этом уверен. Ещё он уверен, что лучше бы выбрал Джинни. Она влюблена в него, вроде бы. Она подходит со спины в пустом коридоре, когда Гарри в очередной раз задыхается и выплевывает золотисто-кровавые одуванчики в белый платок. — Ты в порядке? — Д-да. Да, Джинни, я в порядке. — Неправда. Ты... Ты плохо... Ты ужасно выглядишь, Гарри. Тебе нужно к врачу. — Нет. Всё нормально, честно. Всё хорошо, Джин. Это пройдет. Гарри задумывается ещё на секунду и, убрав платок, спрашивает: — Как насчёт прогулки? — Я... Я буду рада.***
Я выбрала горе, я выбрала горе. Почему Малфой? Почему? Джинни Уизли добрая, красивая, милая. Джинни Уизли яркая, как огонь. Он в полном восторге от неё. Она в него влюблена. Вот только он снова и снова ищет аккуратно зализанную шевелюру Малфоя в большом зале, и думает — а вот бы... А после ищет его же на карте Мародеров и думает, как бы узнать, что тот замышляет. У Гарри пока что неплохо получается разграничивать свои чувства и свои действия. Настоящий Гарри, который не может дышать, сходит с ума по Драко Малфою и кашляет одуванчиками под контролем у избранного Гарри Поттера, которому запрещено влюбляться во врага. Ошиблась я, что-ли, ошиблась. Или не под контролем... — Сектумсемпра! — и Гарри в приступе паники бросается к Малфою. Руки не слушаются, Гарри не знает, что сделать, как помочь, как исправить то, что он натворил, а губы шепчут сами собой: «Драко, Драко, Драко». Гарри кажется, что он сейчас разревется. Он готов броситься в ноги профессору Снейпу, он готов сознаться, покаяться. Он прячет учебник принца, и бежит, бежит, и падает, закашлявшись, но снова встаёт. И после не может заснуть, видит окровавленное тело Малфоя, видит его глаза и плачет. Плачет и кашляет. Это из-за него. Из-за него они не разговаривают, из-за него Драко страдает. Он пожиратель только из-за него.***
Трудно дышать, грохнусь вот-вот. Болтая о чём-то с Роном, он вдруг заходится в очередном приступе кашля. Ему опять кажется, что он не может устоять на ногах. Пол плывет, и Гарри даже не тянется за платком — нет сил. Голос Рона доносится как сквозь вату. — Ты в порядке, Гарри? Гарри? Гарри! А тот хрипло выкашливает: — Да, — и сплевывает кровь на пол. В глазах темнеет, и Гарри, кажется, чувствует, как, вовремя подхваченный Роном, опускается на пол. Следующее, что он видит — белый потолок больничного крыла и лохматую шевелюру Гермионы. — Гарри! — Привет, Гермиона. - Гарри, как хорошо, что Рон был рядом! Я так волновалась за тебя! Все мы. — Ясно... Спасибо. Я... Извините. — Гарри... Мадам Помфри говорит... она говорит это... — Да, — перебивает ее Гарри. — Да, я знаю. Это оно. Просто... Не нужно, Гермиона. Пожалуйста... Где Рон? — Он только что ушел. Он сидел тут всё время, что ты был без сознания, но в итоге я его подменила. — А сколько я лежал в обмороке? — Почти сутки. Мадам Помфри говорит, что это нервное напряжение и слабость на почве... болезни, — она громко вдыхает и почти шепчет: — Гарри. Ты... Почему ты нам не сказал? — Малфой. — Что? При чём тут... А... Я позову Мадам Помфри. Я понимаю твои... опасения, но... — Нет... Это... Это Малфой, — он отводит взгляд в сторону и на секунду замолкает. — Поэтому я вам не сказал. Все безнадежно. Гарри не хочет смотреть в лицо Гермионы, поэтому он отворачивается и делает вид, что кашляет . Гермиона, что совершенно неожиданно, не задаёт вопросов, а тактично уходит. Гарри не поворачивается до тех пор, пока не слышит, как захлопывается за ней дверь. И больше никому не говорит. Только Рону, но это потом.***
Когда проволоки гнут прямо в живот. — И всё-таки я не понимаю, —начинает Рон. — Всё-таки я не понимаю, почему одуванчики? Нет, честное слово... Малфой и одуванчики?... — А ты представь себе, что Малфою в волосы кто-то засунул ладонь, и хорошенько их распушил. — Ты видел Малфоя лохматым? — Рон удивлённо присвистнул. — Он взлохмачивает волосы, стоит только завернуть за угол. Например, в своей гостиной он всегда лохматый. Как од-д-дуванчик, — на слове одуванчик Гарри тихо кашляет. Рон отворачивается и никак не комментирует. Они всей троицей предпочитают делать вид, что этого нет. Той части, где боль и смерть, по крайней мере. Гарри в который раз осознает, как он обожает своих друзей. — Так вот, представь: растрёпанный Малфой в зелёной форме для квиддича. Гарри не хочет пускаться в объяснения насчёт магглов, венков и проволоки, поэтому выдает самое меньшее. Верхушку айсберга. Рассказывать всё это — слишком. Рон ещё не знает, что он общался с Малфоем ну... Так близко. Честное слово, лучше бы они переспали. Гарри усмехается: — Он ещё длинный такой. Как стебелёк. Рон прыснул: —Действительно одуванчик!***
Ты мой худший кошмар, демоны врозь. Драко снится ему по ночам. Иногда как враг. Иногда как... друг. Гарри начинает подумывать, что у него раздвоение личности, настолько четко он разграничивает. Он умудряется одновременно любить и ненавидеть Драко. Гермиона в шоке от такого соседства, а Гарри просто некогда разбираться в своих эмоциях, анализировать, раскладывать всё по полочкам. У Гарри борьба с Волан-Де-Мортом и крестражи —бремя избранного. Гарри не высыпается, потому что не может спать. У Гарри вероятно лёгкая форма депрессии и очень тяжёлая форма замотанности. Гарри с каждым днём всё слабее, он чувствует, как его сжирают изнутри проклятые одуванчики.***
Ты как солнечный луч, и ранишь насквозь. Драко Малфой — солнечный лучик. Он сначала светлый и теплый, когда ты рядом, но потом обжигает, если долго находиться вблизи. И Гарри почти сгорел. Он сам не ощущает страха, только глупую безнадежность и ощущение, что вот так, смешно, погибает и ничего не в состоянии сделать. Впервые он понимает, насколько всё безнадежно, когда застаёт Рона за попыткой поговорить с Малфоем. И тогда Гарри ощущает страх. Даже не страх, скорее осознание, того, что умирает. Потому что если Уизли заговорил с Малфоем, значит, по нему уже видно, что дело плохо. Значит, он плохо справляется. У него должно быть всё хорошо, и наплевать, что невозможно дышать, в груди болит, а кармане лежит окровавленный платок, как у туберкулёзной барышни из средневековья.***
Всё завершилось победой твоей. Драко стоит на астрономической башне, направив кончик волшебной палочки на Дамблдора. Малфой сейчас его, кажется, убьет. И Гарри, стоя, обездвиженный, под мантией-невидимкой, ничего не может поделать. А Драко всё лепечет что-то про Лорда, и Гарри чувствует, как по щекам катятся соленые слёзы. И становится легче. Он потерял его. Насовсем. И нечего больше надеяться. А потом появляется Снейп, и это он, он убивает Дамблдора, а не Драко, но это всё равно, ведь Драко Малфой — пожиратель смерти, а он... Он — Гарри Поттер, он — избранный. А Дамблдор мертв. Его учителя, наставника, его больше нет. И Гарри гонится за пожирателями смерти, чувствуя, как подкашиваются ноги, как заканчивается и без того дефицитный воздух. Потом он сидит в больничном крыле, пораженный и потерянный, похоронивший сразу двух людей. А пожалуй, что и трёх, если можно считать профессора Снейпа вместе с его учебником, хоть за полчеловека. Он сидит в больничном крыле и видит, как Тонкс рядом с ним откашливает фиолетовые лепестки. Что это люпины, Гарри понимает с большим опозданием, когда всем уже становится ясно, в чём дело, а Тонкс, разрыдавшись прижимается к плечу Ремуса. И Гарри завидует им, потому что ему на такой исход бесполезно даже надеяться. Так несмело меня под прицелом держи. Когда Драко направлял на него палочку, руки у него дрожали. Гарри надеется, что это из-за того, что он это он. Гарри каждую ночь снится волшебная палочка Драко, направленная на него. Гарри просыпается после таких снов от приступов удушающего кашля. Гарри нужно искать крестражи, а Гарри не может спать. Гарри не может дышать, у Гарри в лёгких одуванчики вместо кислорода, ему не хватает воздуха.***
Ведь я так опасна, твой враг номер один. «Нежелательное лицо номер один» — гласят плакаты. Гарри смеётся им в лицо, в своё собственное лицо, и, закашливаясь, опускается на пол. К чёрту плакаты, к черту Волан-Де-Морта, к черту всех. Гарри с друзьями скрывается на Гриммо, а потом уходит в леса. Гарри ведёт войну против Волан-де-морта. Гарри ведет войну против Драко в своей груди. Гарри не может спать, не может есть, не может дышать. Гарри представляет, как Драко Малфой по приказу Волан-Де-Морта ходит по Лондону и ищет его. Гарри кажется, что он сходит с ума. Гарри задыхается. кашляет окровавленными одуванчиками и плачет. Гарри пичкает себя зельями, которые должны останавливать всё это. От них Гарри почти перестает чувствовать. Это отвратительное ощущение — ни счастья, ни горя, ни боли, ни любви. Но главное, что это продлевает жизнь. Гарри нужно найти крестражи, у него нет времени умирать. Помечен пылью и краской. Гарри грязный и растрёпанный, когда их хватают егеря, а ещё стараниями Гермионы, у него до неузнаваемости раздуто лицо. Их ведут к Малфоям. Гарри смотрит в глаза Драко, который должен его опознать. Он не просит, не умоляет. Ему всё равно. Им нужно найти крестражи, но если он умрет, у него уже ничего не будет. — Н-нет. Не похож. Я не уверен... — еле слышно лепечет Драко. И Гарри благодарен ему. И Драко знает это. Он едва заметно кивает, а Гарри кивает в ответ. И когда их уводят в подвал, к Луне и Оливандеру, он чувствует себя чуточку лучше. Он, кажется, снова может дышать, немного, но чуточку глубже. Но ему кажется, что он вдруг вдохнул полной грудью. Рон зовёт Гермиону. Гарри тоже волнуется за неё, он понимает, что она в опасности, он понимает, что Драко враг, но та, вторая, слабая половина ликует. А ты же ведь мой одуванчик. Неожиданный приступ заставляет его забиться в угол. Воздуха катастрофически не хватает. — Рон, как считаешь, ты сможешь убить Малфоя? — Но ты его разве не... — Неважно! Если он сейчас зайдет, ты мог бы его задушить? Или стукнуть чем-нибудь? — Гарри... Но ты... — Наплевать. Гарри ненавидит одуванчики. Расцветший в груди, проросший всю меня насквозь. У Гарри темнеет в глазах, Гарри чувствует, как неожиданно кончается воздух. Полностью кончается. — Рон... Я... Пусть живёт. Мой одуванчик... И всю меня насквозь. Он не думает про крестражи и Гермиону, которая кричит там, наверху. Он чувствует , как стебли душат его, раздирают изнутри, и перед смертью вспомнинает одно: одуванчик — сорняк. Красивый, хрупкий... Но сорняк. Ну разве не сказка, ну разве.***
Никто не ожидал, что Малфой появится на его похоронах. Потом, уже после войны, когда его похоронили, как должно. А Малфой пришел. Он хмуро стоял в сторонке, потом пожал руку Рону, поговорил неизвестно о чём с Гермионой Грейнджер. А после дождался, пока все разошлись, а когда остался один — зарыдал, упав, как в дурацком фильме, всем телом на свежую могилу. Всю в ярко жёлтых одуванчиках. Такая вот у них была сказка. Грустная, где злодеи оказались сильнее любви.