Ковьелло: песнь первая

Десятое июля наступило быстро, почти незаметно. То есть, прошёл целый год (или даже чуть больше) с момента, когда умерли все люди, которые вообще могли помнить про этот день. И единственный, кто мог вообще про него напомнить - маленький потрёпанный фолиант в рваненькой обложке. Библия, на первой странице которой была едва читаемая надпись - Рождение Иоанны 10 июля. Эта частичка, которую Ковьелло решила полностью отринуть, с болью ударила в сердце. И вот минуло 12 месяцев, и вновь на улице июль. Это второй день рождения Ковьелло, но она, словно по привычке, выстроенной за множество лет, выученными дорогами пришла в старый сарай, о котором забыли даже солдаты, открыла курятник, спрятанный чуть подале, и зашла туда. Темно и пусто. Она щёлкнула пальцами, и маленький искристый, словно бенгальский, огонёк повис над её ладонью. Тогда она прошла вглубь, и незаметно для окружающих там притаились: иконка, хотя раньше их как будто было больше, маленький словарик, подаренный кем-то давным-давно, и свеча, которую Ковьелло поспешила поджечь. Там же лежал маленький деревянный крест. Ковьелло вздохнула, и в полной темноте покачнулся огонёк, покачнулись тени на стенах. В этом месте было душно, сухо, тепло. Сюда никогда не проникнет свежий воздух, потому что здесь нет окон, ведь куры здесь просто спали, хотя вентиляция тут должна была быть... Очевидно, она тоже пала смертью храбрых. Здесь было тесно. Но зато мысли не разбредались далеко, позволяя оставаться более или менее сосредоточенной. - Ну что ж, - сказала та частичка, которую звали Яна, - я снова здесь. Она посмотрела в глаза иконе, икона с грустным лицом же взирала обратно на неё, подняв в молитве пальцы и придерживая рукой писания. Как всегда. Он безучастен, и было бы бесполезно ждать от него ответа. - Возможно, я больше не вернусь сюда, - продолжила та частичка, - между мной и этим местом образовалась огромная пропасть. Когда-нибудь я её перепрыгну, но, наверное, проще будет свалиться вниз. Икона понимающе пристально смотрела сквозь неё. Грустные глаза её направлены были туда, куда простой смертный не мог дотянуться. Но Ковьелло не обижалась. Это всё равно, что обижаться на людей, потревоживших её сон, если бы они выносили её из пожара. Ковьелло постояла ещё немного, переключив своё внимание на свечу и слушая тишину, прежде чем склонила голову. - Прощай. Она приблизилась, взяла в руки маленький деревянный крест и бережно прикоснулась к нему губами в почтительном жесте. Она понимала, что, возможно, это их последняя встреча, и этот пронзительный взгляд черных глаз, вовсе не наивных, а просветлённых, больше не станет преследовать каждое её действие. И она готова отдать ему дань. Только сейчас, пока она находится здесь. Она перекрестилась трижды, задула свечу, поклонилась и медленно вышла назад, плотно прикрывая за собой дверь. Крепкая цепь как будто оборвалась внутри неё, и Ковьелло, подавленная этим непонятным фактом, выбралась из сарайчика наружу. Там к её отвращению её поджидал молчаливый Сергей. Он следил за ней. Когда она появилась в поле его зрения, агент сразу же учтиво кивнул, но для предвестницы этот кивок не значил ровно ничего, и она просто прошла мимо. - Я загляну в булочную, - буркнула она по пути, и, не дожидаясь его, немедленно направилась по своим делам. - Но госпожа, - ответил он терпимо, - у вас остались незаконченными поручения Господина Дотторе. - Не поручения, а просьбы! - прорычала она, едва сдерживаясь, чтобы не гаркнуть. Этот человек вымораживал её. Он бесил, как никто другой. - А сейчас мне нужно в булочную. - Госпожа, у вас и так забитый график, - вновь передёрнул внимание на себя агент, - прошу вернуться во Дворец. Ковьелло притворилась, что не слышала. Она молча брела вперёд по направлению к ярмарке. Душа кричала о том, что необходимо купить хлеб, небольшой караваюшек или даже булочку, просто жизненно необходимо, как она покупала всегда, ведь это значило очень многое для её староверского нутра, но тот же Сергей, пристающий к ней, как глист, просто не мог этого понять. Его верой была Царица. И, наверное, сейчас он специально хотел помешать ей выполнить её драгоценный обряд лишь потому, что его раздражало нестандартное израненное лицо одиннадцатой предвестницы, которая так сильно напоминала весенницу. Она прошла по темному пустому переулку, примыкающему к огромной улице, которая выходила уже к площади с ярмаркой, и остановилась. Ах да, её лицо... Ковьелло поджала губы. Она сдёрнула с пояса маску и сердито нацепила её. - Не иди за мной, - сказала она искаженно, - раздражаешь. - Не имею права оставлять вас без присмотра, - последовал незамедлительный ответ, и Ковьелло фыркнула. __00__ "Дорогому Путешественнику. Добрый вечер, даже если это утро в твоих краях. Даже если это день, сменяющийся сладкими чернильными сумерками. Я не знаю, куда занесла тебя судьба, но я не беспокоюсь о тебе, потому что, зная твою силу, Путешественник, ты не пропадёшь. Меня беспокоит малышка Паймон. Я отправлю вам несколько снежских банкнот, которые можно разменять на мору, чтобы вы не голодали. Можешь не благодарить, долг вернёшь потом. Помнишь же, я заместитель главы Северного Банка, а мы всегда забираем то, что принадлежит нам! Я думаю о вас временами. Паймон мне бы пригодилась... Не хочу больше ни с кем разговаривать, вокруг меня люди несут лишь собачью чушь, но мне приходится им отвечать, а ведь если бы у меня под рукой была Паймон, она бы всех их мигом переговорила бы! Ха-ха... И тебя тоже. Тебя тоже не хватает. После того разговора мне тяжело. Тяжело быть одной и лишь думать о тех людях, которые вправду смогли меня понять. Наши дела идут хорошо, Сергей уже оправился от потрясения и сидит где-то, пишет свои бумажки. Он меня достал. Я хочу его отослать. И тем не менее... Сегодня утром (для меня это было утро, но в твоём краю это, может быть, уже и вечер, и день, и даже теплая, пахнущая океаном ночь) он принёс мне небольшой тёплый и мягкий хлеб... Круглый, словно солнышко. На нашей земле мы зовём его "каравай". Это то, что давным давно перестало существовать, но этот хлеб важен для меня. И Сергей, этот прохвост, запомнил... Я бы хотела, чтобы ты тоже попробовал! Да, конечно, здесь он немного другого вкуса, ведь он не пёкся среди снегов и суровых закалённых злых Снежных! Но он всё равно получился очень и очень вкусный. Если будешь в Снежной, пожалуйста, найди меня! И где бы ты ни был, какой бы у тебя там ни была погода, какое бы время суток уже ни лежало бы над землёй... Я скучаю по тебе, мой первый и единственный друг. И Паймон, моя первая, и единственная, подруга. Ваша..."