Ковьелло: песнь первая

Как кукла тряпичная - плюшем набитая, Живая под плоскостью острой ножа: Ее покрывает печаль ядовитая, А нити ее - ее сторожа. *** Каждый день начинался примерно одинаково: постель, одежда, обязательно маска. Иногда спасительное забытье в успокоительном. Иногда - в горьких рыданиях идиотов из первой дивизии. Мразей, последних индюков, которые сначала кидали ей за шиворот склизких улиток и червей, а потом ныли от мести. Почти не кровожадной. Скорее очень изощрённой, чем жестокой, но тупицы понять такого просто не могли из-за своего скудоумия. Кто они были? Обычные ребята из обычных семей. Богатых тут точно не водилось. Нормальных - наверное, тоже. Они были кем угодно, но точно не друзьями. Хотя иногда вставал вопрос: может быть дружбой именно это и называется? Всякие подколки друг над другом и примитивные препирательства? В любом случае, серые сутки разбавлялись службой, за которую платили кровом и едой, и всякими развлечениями типа похода к психиатру и игр для взрослых. Игры для взрослых? Яна смеётся немного коряво и ни разу не весело, когда ярость вскипает во всем теле похлеще адреналина. В правом углу этого ринга - ее ненавистный противник. В левом - знакомая чудачка, такая же, как и она сама, но редкостная стерва. Думает, что если ее взяли на службу в Фатуи, то она уже выбралась из ямы бедности. Что ее не вышвырнут обратно на холодную улицу из-за ее бесполезности и отвратного характера. Кривя душой, Яна подбадривающе кричит ее имя. На самом деле жутко хочет увидеть, как ее вышвырнут отсюда, эту мелкую паскуду, чтобы больше глаз не мозолила своими кудрявыми волосами и ангельским голосом. Возможно, именно это называют первой влюбленностью. Чувство, когда не можешь оторвать взора от ее внешности и про себя думаешь, что это сам Бог с небес спустился. Или зависть: когда следующая мысль - наверняка девчонка просто хвастается своим личиком и глазками уютного голубого цвета. Ублюдок справа не церемонится: одна подсечка и три удара в ее прямой блок. Два мощных пинка по незащищённым рёбрам - Ксюша в ауте и воет от бессилия. Ну, актриса она знатная, об этом вся казарма знает! К сожалению, чувак слева, которого все ещё не хочется запоминать по имени, тоже. Но, Господь с вами!, Как не поддасться чарам этой фурии? Она змеёй обвивается вокруг его ног и валит на старый мат. Ползет на его спину и что-то шепчет поверженному парню в ухо, сжимая его руки за спиной. Яна в восторге. Искренне верит, что красота решает все проблемы, поэтому нужно быть красивой. Но, как быть красивой, когда твое лицо - копия жителя Ли Юэ? Когда ты похожа на врага империи только из-за непонятной генетики? Каждый считает, что ты не снежная, каждый презирает и пытается насмехнуться. Проще быть сильной, - думает Яна, выламывая всем желающим поязвить кости рук. Красивой быть просто приятно. - говорит она вслух психиатру после вопроса "как прошел день?". Господин Нестеров понимающе вздыхает. Уравновешенный и спокойный мужчина, который не просил любви или счастья для себя. Он просто хотел помогать людям в этой чертовой стране, где каждый патриотически закрывает глаза на хаос и разруху, и пошел туда, где помощь нужна сильнее всего. Таблеточки выписывает. Записочки сердечками разрисовывает. Яна усмехалась. Только коряво. По-другому не умела. Психиатр делал пометки в своем дневничке небольшом, поправляя очки на носу. На вид ему не больше тридцати шести - бросается в глаза по юности. В зрелом возрасте девушка стала бы обращать внимание на более важные детали: прищур глаз, божественный элемент, висящий кулоном под его халатом, и интерес в глубине его зрачков. Тихий щелчок дверного замка. Его вкрадчивый голос над ухом. Тепло рук. Бурлящая ненависть к этому времени - теплые руки ей снятся в кошмарах. Теплые руки она ненавидит. Топит эти чувства отвращения и неприязни в гребанных успокоительных, часто ходит хмурая и унылая. Серые дни за серыми днями. Черные полосы за светлой пеленой перед глазами. Чёртовы успокоительные... Дурманят. Яна закрывает глаза на все это и открывает лишь когда видит единственный светлый кусочек в ее нелегкой жизни: Библия попадает в ее руки совсем случайно, в детстве, будто воля свыше. Полностью подранная, она пережила такие же тяжёлые времена... Снежная не страна свободы, даже близко она не похожа на Мондштадт. Снежная сурова и беспощадна. Страна извращённой любви и преданности по незнанию, предательства по привычке. Правило: нельзя в бога верить. Бог здесь только один - Царица. Яна читает на истинном, давно позабытом снежском языке молитвы Господу. Читает самозабвенно, пока покой воцаряется в душе ее черной и кровавой, заставляя открыть посветлевшие глаза. Яна спасается от серой-серой однотонной жизни в закрытой комнате, утопая в вере вместо лекарств. Яну эта вера спасла, спасает до сих пор, заставляя надеяться, что до Бога дойдет ее зов. Боже, спаси, сохрани, услышь. Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрости Твоих... Война красит серый в цвет ярости. ...очисти беззаконие мое. Очередной спарринг, только уже на поле боя. Всерьез. Кровь вскипает в венах, адреналин - уже тут. Успокоительных нет, потому что никому не выгодно сейчас, на пороге битвы, приводить своих солдат - свое пушечное мясо - в состояние добродушного простачка. Рядом девчонки-колдуньи в цветных накидках, зеркальные девы- матрёшки. С ними заигрывают веселые агенты, на поле боя жизнь кипит! Выкипает. Будто на огне забыли котелок с водой: солью горькой, оставшейся от испарившихся слёз, покрывается металл. Изъедается коррозией. Господин Нестеров бы доверчиво произнес любимую фразу свою: "человек не был создан, чтобы убивать себеподобного." Яна бы согласилась. Воюют против чудовищ и черного знака смерти богини войны - пиро Архонта. Воюют, чтобы победить. Чтобы подохнуть наконец! Воюют за жизнь свою свободную, за Царицу небесную, за землю Снежную. Яна воюет (из-)за приказа. Потому что так надо. Потому что она лишь пушечное мясо. Господин Нестеров сладкой улыбкой мелькает в ее памяти, когда она несётся на очаянных воинов из другой страны. Волосы ангела, сошедшего на землю, - Ксюши без фамилии. Катеринины глаза под маской... Первый удар опустошает ее голову, заставляет хороводом вокруг себя раскрутить политые пламенем ножи. Трюк, которому обучен каждый агент. Яна рвется убивать. Она жить хочет. Она мирно существовать хочет в этом сером мире, где единственная ее радость - книжица. Божьи заветы. Ей простреливают плечо собственные застрельщики, попадают в спину. Косые сволочи. Ей в рот забивается пыль, смешанная с кровью, сквозь забрало. Чья кровь? Ее собственная? Яна не чувствует боли, лишь бьёт направо и налево, срезая чужие головы. Как ее и готовили в армии Фатуи. Как и тренировали. Убивать. Быть бойцовской псиной, упивающейся собственным азартом. Ей простреливают ногу к чертям. Куски мяса смешиваются с общей кучей народа. Яна мечется юлой, расставляя свои копии, и ей прорезают в спине приличную пропасть. Из ниоткуда Яна пышет огнем своим на противников. На всех. В голове пусто, лишь кровь пульсирует набатом и мысли мечутся: убить. Убить. Убить. Чтобы выбраться отсюда. Чтобы уйти наконец из Фатуи, жить спокойно. Убить. Убить надо. Ей в лицо летит что-то горячее, что-то кипящее. Яна чувствует боль... Ей разъедает кожу. Перебить всех к чертям! Ее подсекают, валят на землю, Кто-то садится ей на грудь, вонзая в плечо нож. Истинный Боже, если ты слышишь... Она закрывает глаза. Ее душат крепкие руки иноземцев. И клинки, вертящиеся вокруг нее, падают на землю один за другим. Яна не хочет умирать. Только не здесь. Не сейчас. Но. Кто спросит пушечное мясо? Господи... Если ты вообще существуешь... Мысли последние, уходящие с кислородом, пробегающие мурашками по слабым рукам, что пытаются сбить чужие ладони со своего горла, они такие странные. Сумасшедшие. "Господа нет. Иначе он бы спас ещё в самом начале." Маленький росточек за секунду стал плодить столько сомнений... Каждый драгоценный вдох сопровождался обвинением. Бога-то нет. Бог-то не спасет. Яна с силой бьёт по рукам противника, пытаясь выбить себе хоть каплю воздуха, но боль в простреленной плече, в раненной спине, в изрубленной в мясо ноге, - вся боль смешивается. Адреналин отступает. Бога нет. Яна жмурится, замирает с открытым ртом. Жить хочется... Громкий звук заложил уши. *** Держать глаза закрытыми так больно. Так больно. Будто песка насыпали, будто соли - разъедает все под веками, щиплет. Яна приоткрывает глаз, а над головой потолок. Светлый, почти белый в свете одинокой свечи-лампы, стоящей рядом. Больно до слез, приходится пару раз сморгнуть, чтобы привыкнуть наконец, и словно что-то мешает рот открыть. - О! Очнулась! - Яна осторожно поворачивает голову в сторону звука и видит молодого человека. Половина лица под маской из белого материала, половина - ухмыляется, завораживает своим озорным взглядом. - Я на тебя столько всего потратил. Считай, что заново родилась. Яна молчаливо сглатывает. - Р-родилась? - спрашивает ее хриплый голос, продираясь через засохшее горло. - Я тебе попытался вернуть часть лица, прошил спину и оторванные конечности. Конечно, родилась, дорогая моя! - ответил он весело. Яна почувствовала, как ее глаза стали наливаться слезами. Она... Жива? - Но... Как? - едва смогла спросить она, и крупная капля слезы скатилась по щеке. - Я же... Я же..... Позорно разревелась. Девушка откинула голову назад, как и когда проснулась, и некрасиво скривила лицо, не в силах поднять ни одной руки, чтобы вытереть влагу с щек. - Скорее всего ты не помнишь, но ты взорвалась, - ответил мужчина. Яна хлюпнула носом. Взорвалась. - Ну, то есть, твой глаз бога создал мощнейшую вспышку, затем произвел взрыв, который волнами распространился на радиус около 11 километров, что, согласись, не хило. Всех разорвало просто, клянусь, они даже почувствовать ничего не успели! Бесподобные навыки, учитывая ещё и появившийся щит... Невероятно. - он переложил какие-то скляночки с места на место и повернулся. Его белый врачебный халат колыхнулся вслед за ним. - Если бы не феноменальная сила - я бы даже пальцем на тебя не пошевелил. Но ты... Ты станешь новым орудием. То, что ты просто уничтожила площадь, равную площади какого-то среднего города, удивило даже Царицу! Яна мотнула головой. Ей было не важно ничего из этого. Господь услышал ее. Он оживил ее, приняв облик этого врача. Она верила в это. Яна снова хлюпнула носом и повернула голову. - Кто Вы? - спросила она. - Я? - удивлённо вскинул мужчина руку, поправив галстук-бабочку нервным жестом. - Я Дотторе. - Спасибо, господин Дотторе. Я обязана Вам жизнью. - пробормотала она измученно. Вновь клонило в сон. Веки закрывались сами собой, но Яна боялась, что если закроет глаза хотя бы ещё раз, то больше не проснется. Она боролась из последних сил, но проиграла - через две минуты тридцать семь секунд после пробуждения она снова провалилась в беспамятство. Ей ничего не снилось, и это много лучше, чем видеть во сне доброе лицо господина Нестерова, Ксюшину печальную улыбку для ее парня и глаза Катерины, выглядывающие из-под маски.