Дочь короля Демонов

      Являясь по природе довольно вежливым и дружелюбным человеком, я встала с такого удобного дивана, что так манил прилечь и не вставать до рассвета, и поздоровалась с новоприбывшими.        А точнее, почтительно поклонилась, ведь по рангу они выше меня, а судя по рассказам Кёджуро-сана, Игуро-сан и Шинадзугава-сан не любят, когда им не кланяются или как-то ставят себя наравне с ними, если человек этого не заслужил.       Так что я сделала такой жест, чтобы никого не обидеть. После того, как Ренгоку-сан меня представил, я смогла заговорить:       — Для меня честь познакомиться с вами.       Это не фальшь или притворство. Мне было и вправду приятно было познакомиться с такими же сильными мечниками, как и мой учитель. Они неспроста стали столпами, потому что своё звание надо заслужить.       Игуро-сан и Узуй-сан оценили мою вежливость и поклонились в ответ. А вот Шинадзугава-сан мне так и не ответил. «Надо проявить терпение, Рей, терпение». Кёджуро говорил уже, что на Шинадзугаву-сана очень тяжело проявить хорошее впечатление. Он относился ко всем мечникам ранга хиното всегда предвзято и холодно, считая, что те ещё не годны для корпуса истребителей.       На это хотелось только фыркать и обливаться кислотой, потому что относиться к охотникам так предвзято — просто смешно. Я бы показала своё отвращение, но этикет мне не позволяет. Мама всегда говорила, что даже если человек грубый и не хочет идти на контакт — просто не обращать на это внимание. Быть гордой, не показывать, как тебе неприятно такое отношение, и тебя никто трогать не будет. Что я и сделала.       — Я рад, наконец, познакомиться с ученицей такого прекрасного человека, как Ренгоку-сан.       «Вот это комплименты. А как льстят. Бог ты мой…»       — Надеюсь, это не сарказм, и ты говоришь это всерьёз, а не чтобы меня подразнить.       Узуй громко хохотнул, ударил Ренгоку по спине со всей силы, отчего тот дёрнулся, недовольно шипя, вперив свой взгляд оранжевых глаз в своего коллегу. Вдруг он заметил Сенджуро и буквально растаял от милоты. Мальчик смотрел на трёх огромных дядей, чтобы были размером с его брата, даже больше, и робко ждал, когда мы вернёмся за столик. Узуй-сан умилился Сенджуро и сразу же заявил:       — Он блестяще похож на своего братца. Вы только поглядите?! Какая прелесть! Ну какой же милашка, — Сенджуро вроде как смущался, но и одновременно наслаждался вниманием.       — Благодарю, Узуй-сан, — Сенджуро, к величайшему удивлению со стороны столпа звука, поклонился, хотя чему тут удивляться?       Мальчик обучен манерам, вежлив, учтив и мягок. Так что сейчас он производил на столпов очень хорошее впечатление.       Кёджуро немного нахмурился и скрестил руки на груди, пристально глядя на своего брата и Узуя, что также продолжал с ним беседу. Потом взгляд перевёл на меня. Поначалу я не обращала внимания, но от ощущения слежки за мной становилось до жути неприятно. На меня смотрело аж трое пар глаз. Один из них был просто любопытный, и это был взгляд Игуро-сана.       А вот взгляд Шинадзугавы-сана мне совершенно не понравился: он был каким-то озлобленным, смотрел на меня, будто я не человек, а дерьмо, прилипшее на его дзори. От такой лютой ненависти в глазах мое злобное «я», что я скрывала в себе как можно дальше, начало просыпаться.        Всё-таки то, что я дочь демона, порой, можно было заметить обычному человеку кое-какие странности во мне. Моей главной тайной было то, что если я была в ярости, мои глаза становились алыми, а под ними проявлялись вены. Все тело било дрожью, руки так и чесались разодрать лицо этому выскочке, но нужно было держаться. Спокойно, ты и не в таких ситуациях была. Было гораздо хуже. Только. Спокойствие.       Сквозь стиснутые зубы, я все же улыбнулась и решила немного подразнить молодого человека, чтобы убрать от себя этот противный взгляд.       — Шинудзугава-сан, Вы так на меня смотрите, потому что вам что-то интересно? Или есть другая причина?       — Чего?       — Чего? — и мило улыбнулась в конце, но губы тряслись, когда я старалась улыбаться.       Почему я чувствую такую ненависть? Я старалась всегда относиться ко всем людям по-хорошему, как заслуживал каждый. Но от этого столпа исходили такие волны ненависти и ярости, что я проглотить попросту не могла. Может, он узнал мои скелеты в шкафу? Может, он уже знал, кто я? Даже если и знал, почему не нападал? Вполне удобный момент прибить ещё одного демона. Хотя я не совсем демон, но кое-что от этих чудищ я сохранила себе.       Сквозь шум в ушах я слышала, как Узуй-сан пытался всех расшевелить, снять напряжённую обстановку, предложив сходить в бар и выпить по бокальчику.       Ренгоку так уставился на Узуя-сана, что невольно казалось, будто у него глаза вылетели из орбит. Как будто столп звука сказал такую вещь, неприемлемую для Ренгоку. Хотя Шинадзугава-сан и Игуро-сан согласились. Но как потом добавил столп змеи: «Не переборщить, чтобы можно было сражаться в любой момент...»       Естественно, алкоголь охотникам никто не запрещал, но все же напиваться не стоит.       Ренгоку же на это предложение скупо улыбнулся, проговорив, что после ужина он должен отвезти брата домой, а со мной пойти на свидание. Я стала пунцовой как свекла и отвела неловко взгляд. Все-таки в присутствии хашира было жутко неловко. Узуй-сан заговорщически поглядывал на нас, пока я, сминая руки, пыталась успокоиться:       — Значится, твоя ученица — уже скоро твоя девушка, ммм? Я и не думал, что ты вообще вступишь в романтическим отношения.       — Этот думал, что ты гей, — Игуро-сан указал на столпа ветра.        Кто-то сильно закашлялся. Это и оказался виновник данного разговора. Кёджуро сильно подавился чаем, когда услышал такое заявление. Но промолчал.       Сенджуро старался не ржать, поэтому приложил к губам кулачок, чтобы не засмеяться в голос и не смутить брата.       — В общем, мы идём на свидание, так что простите, друзья.       Узуй-сан с ухмылкой поиграл бровями, а затем почти что мурлыкающим голосом проговорил:       — Будь аккуратней, а то женщины крайне нежные и чуткие существа. Так что будь готов к…       — Тенген, блять, — не выдержал Кёджуро, впервые повысив голос и назвав столпа звука по имени. Он был жутко смущен, а ещё, походу, когда волновался или злился, начинал материться. В чем, собственно говоря, все убедились.       — Ух ты, Ренгоку-сан впервые сказал матерное слово. Походу, скоро конец света.       Сенджуро, кстати, деловито подошел к старшему брату с серьёзным лицом и дал ему по губам.       — Не матерись. Это некультурно.       — Понял? — Узуй-сан наслаждался триумфом, за что получил от Ренгоку сильный толчок локтем в бок.       — Как дети малые, честное слово, — закатил глаза столп ветра.       — Ой, зануда, может хватит уже? Мы пришли сюда повесе…       В ресторан кто-то ворвался со страшным грохотом. Люди сразу же начали кричать и бросились врассыпную. Паника возросла, шум и гам наступил такой, что Сенджуро напугался и прижался ко мне, пытаясь не слушать рёв. Черт, почему я не взяла клинок?       Столпы сразу же бросились в атаку. Они побежали, каждый со своей стороны. Демонов была целая дюжина. Они были похожи на духов, что оставляли после себя чёрные тени. Погодите…       Это не демоны! Таких существ я уже видела, они похожи на демонов, но они более призрачные по-сравнению с они. Какого черта?! Это мононокэ, перевоплощенные ёкаи, что стали такими из-за негативных эмоций. Эти духи обычно обитали в лесах или деревнях в горах, потому что в город им сложно пробраться из-за слишком видимой жуткой рожи.       Мононокэ — агрессивные духи, что убивали людей забавы ради. Они сильны также как и демоны, но клинки Ничирин бесполезны для мононокэ. Они терпеть не могут пение и зов кицунэ, что воют в полнолуние.       Сейчас эти духи перемещаются как привидения, вселяясь в каждого человека, что видят, и одурманивают их разум. Люди сходят с ума, убивая друг друга. Мужчины, старики, женщины, дети… Абсолютно все.       — Че за херня?! Я впервые такое вижу, хотя сколько уже демонов убивал! — тут же возмутился Шинадзугава-сан. Столпы тоже были в смятении, ведь эти духи не атаковали прямо.       — И как их поймать? — задал очевидный вопрос Узуй-сан.       — Как-как? Взять и поймать, — Ренгоку сорвался с места, перемещаясь как молния по помещению, оставляя после себя пламенные искры.       Остальные не отставали. Каждый двигался быстро, словно молния в небе. Ритмичные движения, искры от ударов лезвий, брызги крови на полу. Эти духи перемещались едва слышно, почти незаметно, но столпы не были бы столпами, если бы их не замечали. Они с лёгкостью обнаруживали их возле себя, срубали голову и остальные конечности, но это все равно не помогало.       Мне пришлось взять все в свои руки, потому что эти духи напрямую произошли от моего отца, и только он мог с ними покончить, а частица его силы передалась мне. Однако куда деть Сенджуро?... Его же с лёгкостью съедят, а он ребёнок — самый лакомый деликатес для этих тварей. Поэтому мне пришлось рискнуть.       — Закрой уши, — велела я Ренгоку-младшему, а сама выпустила часть своей силы. На правой ладони образовались красные нити, что обвивали пальцы рук до запястного сустава, присутствие чужаков стало более ощутимым, а магия крови начала бурлить во мне.       Рядом нет певучего голоса или зова кицунэ, зато есть моя сила, что сразу же отпугнёт их. Сенджуро плотно прижал руки к ушам, чтобы звук, который сейчас раздастся, не свёл его сума. Он пополз назад, чтобы видеть картину, и чтобы я могла выпустить свою силу. Порезав руку клинком, я заставила кровь переместиться мне ладонь, чтобы она впиталась в нити, что образовались. Похожие нити есть у Пятой Низшей Луны, Руя, который использует их, чтобы разрубать жертв. Я же из них создаю наподобие струн, чтобы играть на них ту музыку, что сводит с ума почти всех сверхъестественных существ. Мононокэ входят в их число.       Первая струна, самая тонкая… Самый мелодичный звук наполнил помещение. Люди остановились и смолкли. Мононокэ замерли.       Вторая струна два раза подряд… Звук стал громче. Мононокэ начали недовольно шипеть, но это ещё только начало.</i>       Третья и четвёртая… Мононокэ закрыли уши. Люди зависли и направили свои остекленевшие взгляды на меня. Нити начали сиять алым цветом. Я перебирала ими, словно передо мной была бива. Красивая мелодия ласкала слух людей, но не этих тварей. Она напоминала им все плохие воспоминания, что помнили ещё, когда было людьми.       Мелодия стала громче, мононокэ выстроились вокруг меня. Их одурманивающие тени направились ко мне, но столкнулись с барьером, что создавала музыка. Громкий, противный визг сорвался со слишком широких ртов с двойным рядом зубов.       Мертвые, пустые глаза смотрели в потолок. На дымчатой коже начали появляться трещины. Их визг стал ещё громче. Все люди, что были здесь, закрыли уши. Я играла ещё громче. Мононокэ начали сходить с ума. Теперь они циклически передвигались вокруг меня, наступила полная дезориентация. Один из этих духов направился на меня, пробил барьер и попытался порвать струны, но они только обожгли руку. Я стала играть ещё громче. Одна голова уже лопнула. Их было всего около пятнадцати.       Мононокэ начали сталкиваться друг с другом, драть себе конечности, вырывать глаза и уши, лишь не видеть и не слышать этот звук. Двое так сошли с ума и разодрали друг друга на части, а затем отлетевшие от тел головы лопнули, оставив после себя лишь вонючую жидкость.       Ещё один, ещё, ещё и ещё… Так осталось трое, что сумели выстоять против музыки и приготовились атаковать. Ладно, раз они не хотят умереть так, значит умрут ещё хуже. Я встала сняла хаори, засучила рукава, демонстрируя проступившие на руке иероглифы с моим настоящим именем. Мононокэ тут же остановились и парили чуть поодаль.       — Ктоооотыыыытакааая? — слова сливались в одно предложение. Я еле различила слова, потому что духи будто бы говорило на старояпонском. Их диалект кардинально отличался от современного. Раз они спросили, кто я такая, то отвечу честно:       — Мое имя Рей Кибуцуджи, я дочь Прародителя демонов. Вашего создателя.       — У прародителя была дочь? Почему же всему миру не было известно о таком чуде, — их голоса напоминали шипение змей. Они кружили вокруг меня, касаясь своими тенями любых участков оголенной кожи, но благо это были лишь руки и лицо.       — Такая красавица — дочь такого чудовища? Немыслимо. А ещё с таким даром. Ты же чччеловек. Кааааак ты можешь обладать такоооой силой?       — А кто сказал, что я человек? — небрежно возразила я, надеюсь поведутся.       — Раз тыыыы не чччеловек, то давай проверим и разрубим на части…       Не успела эта тварь договорить, как я тут же разрубила ее на части, просто немного потянув за нити в моей руке. Тоже самое случилось и с остальными. Мононокэ медленно иссыхали, отрубленные конечности ещё подрагивали, а мёртвые глаза все смотрели на меня как на страшный сон.       Когда чудовища умирали в ужасных муках, я почувствовала чей-то горящий взгляд на себе. Встретившись взглядами, я увидела в его глазах огромный страх, непонимание и ярость. Презрение и отторжение. Нити, что были на моей руке, впились кожу. Я тупо глядела, как густые капли стекали по запястью на пол. Это больно. Боль адская, что даже чудовищу нестерпимо.       Представляю, как больно будет человеку, если эти нити порежут плоть. Но даже ощущение этих нитей не выбивало из колеи, как тот взгляд, что сиял таким отвращением, такой злостью. Что-то переломилось в моей душе. Как будто потерялся кусочек целого пазла. Пазл начал рассыпаться, детали теряться в глубине души, а осталась лишь пустота. Необъятная, поглощающая, сильная. Внутри лишь п-у-с-т-о-т-а. Эта дыра в моей душе позволяла мне не обращать внимания на те боязливые взгляды, что бросали на меня все люди.       Оставшиеся в живых люди спрятались за всеми укромными местами, за стенами, да где угодно, лишь бы меня не видели. Поднялась суматоха. Я слышала, как сюда кто-то ворвался. Это были какуши, что были призваны столпами, чтобы отправить раненых в поместье Бабочки. Я была в абстракции.       Незрячие глаза смотрели на бегущих в панике людей, на разъярённых столпов, что пытались всех успокоить, на какуши, что со страхом перед столпами пытались быстренько улизнуть с ранеными. Кто-то взял меня за руку. Кто-то дёрнул за волосы. Кто-то порвал мое хаори, что валялось ненужной кучей на полу. Мне было все равно. Сейчас ничего не имело смысла. Я лишь видела одну пару глаз, что смотрели на меня как на чудовище, как на воплощение зла.       Через верещащих и бегающих людей я увидела дух мамы, что стояла и смотрела на происходящее. Такие же темно-красные волосы, как у меня, блестели в свете ламп, большие светло-серые глаза обеспокоенно смотрели на все вокруг, одна ладонь покоилась на груди, другая обняла талию. Мама смотрела на эту картину с ужасом и страхом. Но когда она увидела меня, взгляд смягчился, а на губах появилась грустная улыбка:       — Не дай отцу превратить этот мир в адское пекло. Не дай отцу взять власть над тобой. Ты вольна делать свой выбор, не заставляй никого решать за тебя. Это лишь твоя жизнь. Прими себя любую, смирись с силой, что внутри тебя, только так ты станешь сильнее…       Она исчезла. Единственный лучик света в этом мрачном мире вновь покинул меня. Я не видела света. Передо мной лишь тьма. Тот самый взгляд, полный отвращения, сопровождал меня всюду. Я осталась одна? Вновь? Неужели все произошло так быстро? Одна моя сила изменила все? Все, что было между нами, теперь стало лишь пеплом?       Искры исчезли, света нет. Вновь темнота. Руки не могут найти опору. Полная дезориентация. В голове туман, а перед глазами толстая пелена слез. Не получается сморгнуть. Что-то треснуло. Крики противным визгом отдавались в голове. Я падаю. Коленям больно. Туман в глазах рассеялся. Передо мной окровавленный паркет, осколки стекла и бетона.       Кто-то сел передо мной. Мозолистые ладони вытерли дорожки слез с щёк, но я не поднимала взгляд. Запах очень знакомый: цитрусы, ягоды можжевельника и сандал. Краешек белого хаори с рисунком пламени на подоле, коричневая форма охотников, клинок Ничирин в ножнах. Все такое знакомое, родное…       Я подняла взгляд. Блестящие глаза цвета расплавленного спессартина смотрели на меня уже не с отвращением и презрением, а с понимаем и печалью. Обычно немного приподнятые брови были опущены. Руки сжали мои. Я порывисто прижалась к нему. Он потянул меня к себе, чтобы я села к нему на колени, а он смог обнять меня ещё крепче.       Я дала волю слезам. Они катились градом, капая на грязную форму столпа. Руки поглаживали по спине, пока я рыдала навзрыд, чтобы выпустить все эмоции, что накопились. Я давно не плакала, старалась все в себе держать, но сейчас, когда невыносимая боль, что накопилась за эти года, дала о себе знать, терпеть стало невозможно. Я была будто в толстом панцире, что отгораживал меня от внешнего мира.       Панцирь треснул, появилась настоящая я: ранимая, боязливая, разбитая, сломленная. Теперь Кёджуро видел такую меня и, похоже, принимал. Он стал моим якорем в этом бескрайнем океане, в котором я тонула и тонула. Он стал моим солнцем, что светило даже в грозу. Он стал всем, чего у меня не было никогда. Я доверилась ему и не пожалела, он не ошпарил, не разбил, не уничтожил мое сердце, а сберёг и сохранил в своих ладонях, что были всегда горячими и дарили тепло. У меня появился друг, наставник, близкий человек…       «Любимый…»       Да, я любила его, любила всем сердцем, но не показывала это, потому что понимала, что потом обожгусь. Я боюсь, что мы когда-нибудь расстанемся из-за чего-то, а я не смогу в последствие это принять. Я очень этого боюсь, поэтому все свои чувства я закопала настолько глубоко, как могла. И сейчас, обнимая его, я поняла: возможно, мы когда-то будем вместе, но точно не сейчас. Я слишком боюсь его втягивать в своё прошлое, полное предательства, непонимания и боли. Он слишком светел для этого мира. Пусть он и дальше будет светом для меня, пока я и он ещё живы.