***
Пальцы все также мелко дрожали, когда на свадебной церемонии новоиспеченный по документам супруг, решивший идти на поводу новой тенденции и моды во многих странах в виде брачных колец, одевал золотистый ободочек на левую руку своей теперь уже жены. Колечко, что металлическими путами заковало тонкий пальчик узами брака, поблёскивало в лучах солнца и переливалось различными оттенками золотого и даже белого. Первое воскресенье августа наступило совсем скоро, и она, стоящая у алтаря, глядя на новоиспеченного супруга, не понимала, как так быстро могло пролететь время? Только недавно они планировали свадьбу, обсуждали списки приглашенных гостей и количество еды для всех, а в итоге… Казалось, никого не было в этом мире, потому что весь её мир заполнил лишь он своим присутствием и существованием. Так ещё и подарил чудо в виде общего ребенка, который должен был родится, по предположительным прогнозам, где-то зимой. Как однажды пошутил Кёджуро: «— На Новый год случается чудо, а оно у нас и так в кармане…» Клятвенная речь плавно стекала с губ бывшего столпа пламени, когда он говорил всё, искренне и чисто, словно он дышал. Обещание любить до гроба, беречь семью и быть рядом, как настоящий мужчина; разделять все невзгоды и радости, быть крепкой опорой и настоящим другом. А также просто быть её человеком, кто будет с ней до конца, невзирая на на что. От таких мыслей глаза сами собой слезились, а солёные капли слёз грозились скатится вниз по щекам, когда священник официально провозгласил их мужем и женой. Бледные щеки покрылись заметным румянцем, когда ладонь бывшего столпа пламени коснулась её и приблизила лицо девушки к себе. Закрепление уз брака поцелуем. На секунду задержав дыхание и приоткрыв губы, она замерла, позволяя мужу действовать самому, но оцепенение быстро прошло, когда горячие уста прижались к её, нежно сминая их, как лепестки опавшей сакуры. — Здравствуй снова, госпожа Ренгоку… — прошептал он после клятвенного поцелуя, улыбаясь так по-детски и даже наивно, отчего хотелось сгрести его в объятиях и никогда не отпускать. Все восторженно загалдели, а кто-то уже открыл закрученное сакэ, начав пить прямо во время церемонии. Им оказался Шинадзугава, который встал со своего места и заорал, наплевав на рамки приличия: — НАКОНЕЦ-ТО ЗАКОНЧИТСЯ ЕГО ВЕЧНЫЙ НЕДОТРАХ- Ловкая Мицури успела зажать рот Санеми, чтобы тот не сказал что-то похабное, а сидящая по другую сторону Шинобу схватить за костюм, чтобы опустить обратно на стул. Столпу ветра не понравилось, что его так резко прервали, но девушки были непоколебимы и явно настроены серьёзно, раз их лица выражали настоящий гнев. Даже обычно мирная Мицури сейчас была разорвать Санеми, как настоящая, дикая кошка свою добычу. — Не стоит сейчас что-то говорить, господин Шинадзугава, — нарочито мягко проговорила Шинобу, хотя на лбу уже пульсировала вена. — Так что, будьте добры, сядьте-ка и не мешайте. — Кхм-кхм, официально церемония окончена, друзья мои, — торжественно провозгласил священник, чем вызвал истинное облегчение у поженившейся парочки. — Приглашаю вас к столу, гости дорогие! — Шинджуро, как настоящий хозяин дома, раскинул руки, приглашая всех в банкетный зал, который был даже больше похож на беседку. Как обычно, по традициям, ничего сверхъестественного. Но атмосфера, которая витала вокруг, не могла не успокаивать и не наталкивать на мысль, что, может быть, всё не так уж и плохо?***
Начало POV Рей… Кем же для меня стал Кёджуро? Парень? Уже нет. Муж? Официально да. Отец наших детей? Абсолютно, но кем была я для него? Демон, ворвавшаяся в его жизнь, или бывшая Высшая Луна, чуть не убившая всех, включая его младшего брата. Через сколько он прошел, чтобы суметь простить меня и полюбить… заново… Для меня остаётся загадкой по сей день и останется, наверно, навсегда его улыбка, его фирменное «Вкусно», которое он кричал даже в хорошей забегаловке в самом центре Токио — все в нём было для меня загадкой. Всегда, с самого начала знакомства. Это головоломку у меня получилось разгадать, но всё равно оставалось столько вопросов, на которые не оставалось и ответов. Однако сейчас я гляжу на него и понимаю одну истину — я не смогу никого так полюбить снова, как Кёджуро. Никакая загадка или головоломка не даст усомнится в моей любви к нему. «Было бы хорошо, если бы здесь была ещё и мама…» — грустно подумала я, наблюдая за двумя свободными местами с передних рядов, рядом с которыми сидели Ренгоку-старший и Сенджуро. Мальчик пробовал разные деликатесы, что наготовили жены Узуя и повара, нанятые самим главой корпуса, а Шинджуро попивал… воду, так как отказался от алкоголя раз и навсегда. — Что-то не так, Рей? — серьёзный вопрос, полный искренней нежности от Ренгоку-младшего вывел меня из пучин грёз и дум. Я подняла глаза на своего супруга, невольно тая под его теплым взором. — Да, всё в порядке — ответила я, лишь бы не дать ему понять, как мне сейчас грустно. Рука Кёджуро сжала мою, и я увидела, как он улыбнулся мне. Это улыбка словно стоила тысячи страданий, через которые прошла его любовь. Она была тёплой, и я случайно покраснела, будто бы чувствуя себя снова той Рей, которая ещё недавно встретила столпа пламени, а теперь и моего мужа — Ренгоку Кёджуро. Свадьба проходила достаточно гармонично и в некоторой степени весело. Были все, включая всех столпов и Кагаю. Церемонию проводили специально днём для того, чтобы под вечер уже все, кроме самого Кеджиро, ушли на дежурство и охраняли местность. А ещё, чтобы уменьшить риски встречи с демонами во время торжества. Пьяный Санеми чуть не подрался с таким же пьяным Гию: сперва их пыталась разнять Шинобу, потом уже присоединился сам Гёмей и увёл Санеми в глубь двора, чтобы остудить его пыл. Мицури же не любезничала с алкоголем и на пару с Обанаем вошла в стадию эйфории, отчего уставшему от всего столпу змеи пришлось сидеть с ней, как нянька с ребенком, который ныл из-за каждой мелочи. Мицури была не только словно под кайфом, так ещё и жутко плаксивой. Все-таки маска дружелюбия спала моментально, стоило алкоголю попасть в её организм. Шинобу была в восторге от Гию, который стал разговорчивее обычного и поведал пару историй, связанных с некими Сабито и Макомо. Парочка тоже засиживала вместе, забавно хихикая от нелепости рассказов Томиоки, который сам начинал смеяться, вспоминая свои позоры во время службы столпом. А девушка, кажется… была только счастлива видеть улыбку столпа воды, чьи глаза неотрывно смотрели на Кочо, будто бы впитывая образ девушки. А когда он решил поступить чуточку смелее и, кажется, поцеловать, в секунду вернулся в обратное положение, увидев надвигающегося Санеми, который оторвался от Гёмея и решил взять реванш, а именно — пьяным армрестлингом. Сам же Химеджима-сан на пару с Токито-куном предпочли воздержаться от алкоголя: первый, потому что вечером был обход, а второму ещё нельзя ещё распивать такое, пусть и отец Кёджуро раз за разом предлагал. Но я отдергивала мужчину от бедного мальчика, считая неразумным вот так приставать к юным. Узуй, однако, не так много выпил, ведь жены были против присутствия пьяного мужа вечером в поместье, поэтому пришлось столпу отказаться от чрезмерного количества алкоголя, хоть он и хотел поддержать своих друзей, в том числе и женатого друга. Танджиро, Иноске, Канао, Зеницу и Незуко тоже пришлось лишь веселиться под музыку без спиртных напитков. Маленькая девочка-демон танцевала в тени то с Зеницу, то с Сенджуро, из-за чего мечник с дыханием молнии знатно ревновал и пытался отодрать младшего Ренгоку от «своей девочки». Эта картина мне казалась забавной, хотя я видела точно, как Незуко сама лезла к Сенджуро танцевать. Неужто повторит судьбу своего брата, связавшись с демоном? Нет, у него не получится: Агацума слишком ревнивый для того, чтобы просто так отдать свою милую Незуко другому. А остальные вполне наслаждались праздником. Все веселились так как могли, поэтому я была довольна. Мне тоже пришлось отказаться от дорогого удовольствия, потому что сейчас здоровье малыша было гораздо важнее. Быть наблюдателем за веселящимися друзьями мужа — одно удовольствие, несмотря на эгоистичное желание отдаться танцу и просто влить в себя то самое сакэ, которое так активно рекламировал Шинджуро. Несмотря на всякие драки и ссоры, стычки и недосказанности, даже слёзы, я оставалась счастливой и довольной. Главного нельзя было отрицать — свадьба точно удалась, ведь даже сам Кагая пустил радостную слезу, когда смог «увидеть», как же сейчас счастлив Кёджуро. Он словно наблюдал незрячими глазами за своими «детьми», которые хотя бы в эти короткие часы могли расслабится и поздравить своего бывшего коллегу. А сам Кёджуро вернулся и словно стал прежним: улыбался, шутил, развлекал молодежь и дразнил отца, будто бы мстя тому за позорные рассказы из его детства. — Потерпи ещё немного, скоро все разойдутся, — склонился он к моему уху и заговорщически улыбнулся. Его улыбка не предвещала ничего хорошего, и у меня по телу пробежали мурашки. Я сжала ткань своего кимоно, чтобы вытереть проступивший пот на ладонях. Ребёнок в животе весьма неожиданно запротестовал и показал себя во всей красе, из-за чего его пинки отозвались колкой болью, что одновременно была и приятной. Увидев, как я поморщилась, Кёджуро положил свою крупную, горячую ладонь на живот, успокаивающе погладил, и малыш тут же унялся, будто бы поняв, что его родители рядом, которые скоро пойдут отдыхать. Или нет… Лёгкая усталость разрослась по всему телу, как плющ на огороде, и мне резко захотелось спать. Без активного настроения и невозможности выпить я не могла себя растрясти, чтобы также повеселиться, как остальные гости. Но, учитывая все обстоятельства, я не могла пойти на поводу у своего эгоизма. Даже Кёджуро сидел рядом со мной, обнимая за плечи, чтобы я могла опереться на его крепкое тело. Глаз он решил не прятать под повязкой, демонстрируя крупный шрам от начала верхнего века до нижнего. Ему даже так шло, очень даже красиво, но он не принимал свое поражение, предпочитая даже не заводить разговоры об этом. Но муё все равно оставался самым красивым и самым лучшим мужчиной, который только мог быть. Я не могла разбить ему сердце снова, он заслужил счастье и покой. — Эй, Рей-кун, ты что, уснула? Какой спать, когда свадьба в самом разгаре! — пропел Узуй, вальяжно подойдя к нашему столу, держа в обоих руках стаканы с напитком. — Она устаёт быстрее обычного, Узуй, — пояснил Кёджуро, поглядывая на расслабленную меня. — Не будь так придирчив. — Я за праздник и веселье! Беременность — не повод оставаться в тени! Давай-ка лучше потанцуем? — когда началась более бодрая музыка, под которую уже начали танцевать даже молодые охотники, Узуй сам приплясывал возле нас, протянув руку мне. — Если уж и пригласит её кто, так это я, — вдруг раздался басистый голос отца мужа, который подошёл к нам, победно ухмыляясь. — По традициям, жена сына должна станцевать один танец с новоиспечённым свекром. — Папа, она, кажется, совсем утомилась, и я не думаю, что… — засомневался Кёджуро, но когда я сама бодро встала, убрав выбившиеся пряди с лица, он тут же захлопнул рот. — Так уж и быть, станцую с вами, господин Ренгоку, — хмыкнула я, вложив свою руку в такую же горячую, как у его сына, ладонь, приняв приглашение. Сейчас Шинджуро выглядел значительно лучше и здоровее: всё-таки, сила воли у этого человека есть, если он сумел побороть зависимость и вернуться к прежней жизни для своих сыновей, которые столько лет нуждались в нём. Я прекрасно знала, что несмотря на всю безграничную любовь Кёджуро ко мне, его отец никогда полностью не примет меня. Не когда столько воды утекло и появилась куча проблем, которые надо расхлёбывать всем охотникам. Но Шинджуро всё равно аккуратно вальсировал вместе со мной, придерживал за талию, словно я была фарфоровой куклой, которая могла разбиться в крупных руках отставного столпа. — Ты сделала моего сына счастливым, — вдруг заговорил Шинджуро, когда начался второй куплет. — Он по-настоящему изменился после трагедии, но ты смогла вернуть его. Я благодарен тебе за это… — Меня не за что благодарить, — покачала я головой, не принимая попытки оправдать себя. — Я не сделала ничего такого, чтобы изменить вашего сына. — Сделала: одновременно разрушила, сломала, а потом возродила. Это надо иметь талант, чтобы провернуть такое, — с сарказмом проговорил Шинджуро. Я поджала губы и потупила взгляд в пол. — Ты девчонка очень проворная, но одновременно гордая и сильная. В тебе есть то, что было в моей жене: страсть изменить все к лучшему. Моя жена никогда не принимала традиции и устои, а в детях развивала всё то, что необходимо для тяжелой жизни. Мой сын по-настоящему золотой человек, в отличие от меня. Но если ты снова сделаешь ему больно, я исполню все свои обещания, что я давал. Перешедшая из грустной в пугающую речь не напугала меня. Я только приняла к сведению, понимая, что я не сделаю ничего больнее, чем было прежде. Тяжелее быть не может… Сейчас самое главное выносить ребёнка и подарить Кёджуро то счастье, которое он заслуживал. Тем временем Шинджуро замолчал; не произносил больше ни слова. Только аккуратно кружил меня в вальсе, одновременно ведя за собой. Время уже совсем близилось к вечеру, а солнце вовсю уходило в закат, оставляя после себя розово-жёлтые лучи на небе, что образовывали красивый градиент. Для всех мечников этот закат стал сигналом для начала дежурства, соответственно праздник постепенно уходил, оставляя это место тишине. Один только Узуй никуда не торопился, ведь он также, как и Кёджуро, находился в отставке. Гёмей-сан и Токито-кун тут же отправились на дежурство, как Игуро-сан, решивший перед дежурством проводить свою пьяную возлюбленную домой. Гию-сан под руку с Шинобу также собирался уже уходить, перед этим попрощавшись с нами. Все гости были так милы и учтивы по отношению ко мне, что я невольно опускала взгляд, не вынося этого давления со стороны. — Ты только береги ребёночка, — пьяно пробормотала Шинобу и смачно икнула, уперевшись в грудь Томиоки. — Он-н-н последня-я-я надежда… Я опустила взгляд, с усилием стиснув зубы, чтобы не закричать. Когда уже постоянно тебе напоминают, что ребёнок может быть своего рода катализатором к снятию проклятия демонов, я начинаю невольно закипать. Но этого я не могу отрицать, особенно в такой ситуации. Я настоящий демон, забеременевший от человека. Такого ещё в нашем мире не было. А малыш тем временем неустанно пинался в животе, буквально оповещая о своём присутствии. Словно он ревновал меня или папу к другим гостям. Один раз, когда молодые ученики мужа подошли к нам попрощаться, Зеницу по-настоящему заверещал, уловив своим острым слухом усиленные пинки малыша. — Чёрт! Почему он так сильно пинается?! Вам не больно, госпожа… э-э-э Ренгоку? — парень ещё с минуту думал, как же меня назвать, но когда всё же он догадался о моем новом положении для его учителя, сориентировался и назвал меня госпожой. — Можешь не называть меня госпожой Ренгоку, — я подняла ладонь и убрала лишнюю прядь светлых волос со оба мечника с дыханием молнии. Парень широко заулыбался и покраснел, когда получил очередную порцию женского внимания. — Я пока не заслужила такого звания. — Но вы же теперь жена Ренгоку-сана, поэтому… — неуверенно начал мечник с дыханием воды, не отрывая взгляда от выпирающего живота. — Я чувствую странный запах… — Какой запах? — тут же спросил стоящий рядом Иноске, а потом поёжился. — А, чёрт, я тоже чувствую своим телом чьё-то присутствие. — Нет, ты не понял, запах идёт… из живота… — глаза Камадо расширились и едва не выкатились из орбит, когда он принюхался лучше. — Что, чёрт возьми, происходит? — нетерпеливо спросил Шинджуро, подойдя к нам, увидев, как Танджиро нюхал… мой живот. — Да объясните же наконец! — Да просто… я чувствую запах демона от ребёнка. Причём не слабого. И этот запах может сбивать с толку… — неуверенно проговорил Камадо, всё также не давая чёткого ответа. — Так это итак понятно было, Монджиро! — заверещал Иноске, опять назвав мечника с дыханием воды не тем именем. — Он же наполовину демон, раз его мамка не человек. — Я не к этому… — всё также неуверенно отвечал Танджиро, а посла придвинулся поближе. — Позволите мне прислушаться лучше? — Конечно, — ответила я, и муж сжал мою ладонь. Когда Танджиро прислушался к запаху, закрыв глаза и сосредоточенно нахмурившись, беспокойство внутри меня возросло до апогея. — Я все запахи очень хорошо запоминаю, поэтому аромат каждого человека для меня своего рода проводник к нему. Я всегда чувствовал от ребёнка запах демона, но сейчас он почему-то… изменился. Он стал резче, кислее и… гораздо ярче. Этот аромат очень похож на… запах Кибуцуджи… Казалось, кровь отхлынула от лица, но я постаралась сохранить нейтральное выражение. Отчасти я знала, что гены Музана начнут проявляться, но чтобы запах даже изменился… Я готова молиться кому угодно, настоящему Дьяволу или Богу, лишь бы Кибуцуджи не нашел моего ребёнка. Если он найдёт его, то не оставит в покое. Ему уже буду нужна не я, а моё чадо, в котором течет такая могущественная кровь. Будто бы прочитав мои мысли, Кёджуро обхватил меня своими ручищами и прижал к себе, уткнувшись в шею. — Всё будет хорошо, — как всегда заверил меня Кёджуро, но тем не менее лица не изменил. — Я не позволю Музану найти тебя или нашего ребёнка. Но отрицать нет смысла: ему уготована тяжёлая судьба, так как в нём течёт кровь пламенных мечников, что существовали почти тысячу лет, да и кровь самого Прародителя. — Музан найдет его, — покачала я головой, вспоминая, как Музан меня быстро нашел. — Он найдёт его рано или поздно. — Тамаё наложит заклятия на наш дом, чтобы никакой демон не почуял запах. Они все, как дикие звери, следуют за запахом. Поэтому если наш дом «скрыть» от демонов, как сделала Тамаё со своим особняком, то Музан не найдёт вас, — заверил вдруг Шинджуро, чем вызвал недоумение у сына. — Ты же был всегда против неё? — Сейчас не до выбора сторон, — пробасил Шинджуро, привычно нахмурившись. — Нужно использовать все силы для того, чтобы остановить этого подонка. Хватит с нас этих смертей попросту. Но если этот ублюдок захочет схватить моего внука, пусть только попробует: умрёт первым, не успев даже подойти ближе на шаг. Уверенность в словах Шинджуро заставила меня успокоится, но только лишь на доли секунды. Я прекрасно знала своего отца и его целеустремлённость. Если он так помешан на голубой паучьей лилии, значит он и за ребёнком также будет гоняться. Я не знаю точно, известно ли отцу о моей беременности, но надо сделать так, чтобы он точно не узнал. Даже если эти люди не полностью мне доверяют, я готова сделать всё, чтобы люди перестали страдать от ненасытности моего отца. Он уже поступил как настоящий подонок, переложив все грехи своего прошлого на своих подчинённых и меня. Ему плевать на всех кроме себя, а гордыня — смертный грех. Даже такого дьявола погубит, невзирая на бессмертность. — Я лично займусь тем, чтобы на поместье Ренгоку наложили заклятие для защиты. Так что малыш будет в безопасности, — спокойно заявил Ояката-сама, хотя лицо его несколько сморщилось от бушующего в душе гнева. — Возвращайтесь на свои посты, мои детишки, постарайтесь защитить как можно больше людей. Несколько столпов, а именно Химеджима-сан, Игуро-сан и Токито-кун, поклонились и поспешили удалиться. Только я знала прекрасно, что перед этим он проводит свою возлюбленную к дому. На посты вернутся не все, потому что многие не смогли рассчитать количество алкоголя и знатно опьянели. Санеми вообще опирался на Томиоку, параллельно икая и ноя от боли в животе. — Поспешите по домам, а то уже солнце садится, — проговорил Шинджуро, отправившись вслед за уходящими гостями. Сенджуро также подбежал к папе и взял того за руку. Всё-таки я счастлива, что отец наконец помирился с сыновьями и вернулся к нормальной жизни. Однако странная мысль проскочила у меня в голове… — Стой, а почему Сенджуро и Шинджуро-сама…? — Они оставили поместье нам, чтобы мы могли побыть вдвоём. Традиция же — брачная ночь и всё такое, — так вот по какой причине Кёджуро так улыбался весь вечер. — Вот же поганец мелкий, выгнал свою же семью ради того, чтобы заманить меня, беременную, к себе в постель? Какой же ты плохой мальчик… — шутливо покачала я головой, но Кёджуро только ухмыльнулся, сверкая глазами, из-за чего мне стало ещё более неспокойно. — Ты итак у меня постоянно в постели находишься, — заявил он и открыл двери в огромное поместье, которое сейчас погрузилось в сладкую дремоту. Благовейная тишина успокаивала и навевала воспоминания былых времён, когда я была ещё человеком. Всё-таки свою жизнь надо ценить, ведь она всего одна, неважно какой бы она не была. Возможно, я получила то счастье, о котором грезит каждая женщина в этом мире, но обманывать долго я себя не могла: бремя слишком тяжелое, чтобы просто так его забыть. Но я… могу на секунду просто побыть счастливой? Без мыслей о том, что когда-нибудь людской род будет уничтожен? — И вообще, почему это «плохой мальчик»? — лукаво поинтересовался муж, играя бровями. — Я уже давно не мальчик. Я не могла не улыбнуться: ему удалось отвлечь меня от гнетущих мыслей. — Ну, тогда пусть будет «плохой парень», — хихикнула я, поняв сразу, что звучало это по-идиотски. Он вдруг надул губы, оценивающе оглядел меня и быстрым шагом подошел ко мне. Привычно улыбнулся и вдруг подхватил на руки, тем самым не дав мне сбежать. Живот прижался к его носу, но ему это не мешало тащить меня в нашу обитель под мой заливистый смех. — Отпусти меня, я же… — Ты меня прости конечно, но мне что теперь, вообще к тебе не прикасаться? Давай-ка, не рыпайся и позволь сделать как надо, — упрямо проговорил он, уже притащив меня в спальню. Аккуратно поставил меня на ноги, и не успела я сообразить, как тут же прижался к моим губам. — Это же наша первая брачная ночь, — с выдохом прошептал он, лаская огрубевшими пальцами мои щёки. — Время, когда молодожены посвящают эти часы друг другу. — Я знаю, — ответила я, а после прижалась к нему настолько, насколько позволял животик. Малыш в утробе давно спал, как будто знал, что его родители станут заниматься весьма непристойными вещами этой ночью. Но я знала: Кёджуро сделает это настолько нежно, что я буду буквально летать в ночных облаках, пытаясь вобрать в себя больше кислорода. Поэтому я позволила его шустрым рукам распахнуть свадебную юкату, а себе отдаться этому порыву.