Маскарад

      Когда она проснулась, позолоченные стрелки старых часов едва проползли вперед от отметки «четверть шестого».       Ночью снились кошмары, от которых Кора очнулась стремительно, до неприятного тревожно. Она подумала, что виной тому мог послужить алкоголь, выпитый на Дне Благодарения у Уэйна, но, вероятнее всего, пугающие сны стали всего лишь следствием тревожного ожидания следующего дня, а значит, посещения Аркхема.       О лечебнице разное говорили. Единожды или дважды за всю жизнь она слышала, что психиатрическая больница действительно помогла кому-то из знакомых ее друзей, однако лично Коре не доводилось общаться с теми, кто побывал в стенах клиники. Неудивительно: ей всегда казалось, что те, кто единожды был сослан в Аркхем, оттуда уже не возвращался — по крайней мере, если речь шла об обычных пациентах с психическими отклонениями, а не опасных индивидах, коими Готэм славился. Потому что, например, такие, как Джокер, не раз попадали в лечебницу и с тем же успехом выбирались оттуда спустя неделю. По крайней мере, если судить по заголовкам «Готэм Газетт».       Закутавшись поплотнее в широкое теплое одеяло, Кора все гадала, пропустят ли ее к Лэнгстрому, в конце концов, она не являлась ему даже дальней родственницей, которая потенциально могла бы справиться о ментальном здоровье своего далекого дядюшки. Да и если бы в действительности было так, работникам лечебницы наверняка показалось бы странным то, что она впервые посетила Кирка только сейчас, когда он уже несколько лет кряду прозябал в палатах с мягкими — или не очень — стенами. Коралина нахмурилась. Она едва ли могла представить себе обстановку лечебницы Аркхем, однако, еще не покинув даже особняк Уйэнов, где она осталась ночевать после приема, Кора уже мечтала вернуться обратно.       Гостевая спальня была больше, чем та, что находилась в квартире Коралины, — настолько, что Фрейзер невольно задумалась, какого же размера личная комната самого Брюса или, например, Тима. Кровать казалась широкой, как в дорогом отеле, какие показывают в кино; обои — явно не новые, однако отменно сохранившиеся, — наверняка остались еще со времен девства хозяина особняка и выглядели дорого; дубовые лакированные комод и прикроватные тумбочки даже в тусклом свете бра ярко блестели. Еще никогда Кора не была так близка к истинному стилю Old Money так, как сейчас. И стоило сказать, что ей подобная роскошь не претила, пусть в данную секунду она и чувствовала себя так, словно в комнату могли ворваться операторы и начать снимать новый клип Ланы Дель Рей — совершенно, словом, не по-настоящему.       Наверное, не без причины. В конце концов, дом ей не принадлежал, и раз или два за несколько прошедших минут она думала о необходимости сохранять предельную аккуратность. Как в дорогих отелях на отдыхе: если что-то сломаешь, то наверняка не станешь выслушивать нотации, а выложишь круглую сумму за причиненный ущерб. То же самое и с особняком Уэйнов: спать здесь — все равно, что ночевать в музее. Неуютно. Может, подумала Коралина, выныривая из-под толстого одеяла в прохладу погруженной во мрак комнаты, именно по этой причине она так стремительно проснулась.       Она поднялась на ноги, когда, спустя несколько минут, осознала, что вновь провалиться в сон уже не выйдет. Что же, чем не повод добраться до кухни и найти жизненно-необходимую после любой вечеринки воду? Одна из тяжелых деревянных половиц скрипнула, и Кора поморщилась: в предрассветной тишине особняка этот звук показался оглушительно-громким. Шлепая босыми ногами, Фрейзер дошла до двери и выскользнула в коридор, завернутая в теплое одеяло, в шортах и футболке, что одолжил ей Тим перед ночевкой. Вернее, он вытащил их из комода в комнате, где предложил заночевать Коралине — вероятно, в особняке Уэйнов в каждой комнате лежала нетронутая одежда для гостей на разные случаи жизни. Иначе такую удачу Кора вряд ли могла бы объяснить.       — Гостевое крыло не здесь, мисс Фрейзер. — Спокойный голос раздался за ее плечом, едва она успела покинуть спальню, и от неожиданного замечания она вздрогнула дернувшись вперед. Почти споткнулась о ковровую дорожку, которой был выстелен коридор, но ее вовремя поймали за плечо. — Осторожнее.       — Альфред, — радостно выдохнула она. — Я… Боже.       — Испугались? Прошу прощения.       — Все в порядке. Рада видеть Вас — особенно Вас и именно сейчас.       Коралина нисколько не кривила душой. Действительно, встретить дворецкого Уэйна, а не охранника или иного работника, от которого неизвестно, чего ожидать, оказалось до удивительного приятно. Альфред Пенниуорт всегда сдержанно, но мягко улыбался — так, словно каждый раз, когда они виделись, он искренне наслаждался компанией Коралины. Впрочем, она могла сказать наверняка, что в силу своей работы Альфред едва ли мог вести себя иначе, однако ей отчаянно хотелось верить, что настолько добродушно он общался далеко не со всеми подчиненными Брюса.       — Тим вчера сказал, что эту комнату никто не использует. Заверил, что предупредит Вас, вот я и не волновалась. Прошу прощения, если вдруг нарушила какой-то запрет.       — Мастер Тимоти отчасти прав, комната давно не жилая. По привычке отдаю распоряжения на поддержание порядка в ней, но, скорее, из соображений личной сентиментальности, — улыбнулся мистер Пенниуорт, и Коралина нахмурилась.       — Там жил кто-то дорогой Вам?       — Не совсем так. Позволите? — поинтересовался Альфред, потянувшись к двери в спальню. На мгновение Коралина смутилась от осознания, что где-то там, у прикроватной тумбочки, вероятно, лежало скомканное платье, которое она в спешке сбросила с себя, чтобы, накинув футболку, поскорее забраться в постель и выспаться. Однако Альфред, переступив порог, всего лишь указал на другую дверь внутри спальни, и Кора нахмурилась.       Честно признать, она едва ли обратила бы внимание на нее, рассудив, что, вероятно, проход вел к примыкающей ванной комнате или гардеробной. Не редкость для столь роскошного особняка, поэтому, остановившись возле выкрашенной в серый цвет двери, Фрейзер недоуменно посмотрела на Альфреда. Тот на мгновение остановился, замер с занесенной над дверной ручкой ладонью, и нетрудно было заметить, как нерешительно дрогнули его пальцы. Такое движение никак не вязалось с образом обыкновенно спокойного, собранного Альфреда Пенниуорта, и Коре захотелось отвести внимательный взгляд, когда она вдруг явственно ощутила, будто беспощадно вторглась во что-то крайне личное. На мгновение ей и вовсе показалось, что он не откроет дверь, но все же, достав связку ключей, он выбрал из нее маленький, ничем не примечательный ключик, висевший, правда, на отдельном креплении, и уже совсем скоро дверной замок звонко щелкнул в нерушимой тишине комнаты.       Сначала Коре показалось, что пахнуло пылью. Слежавшиеся бумажные страницы, старая ткань и деревянная внутренняя отделка — запахи, последовавшие совсем скоро за первой горечью. Оказалось, что к спальне прилегала и не комната вовсе, а, скорее, старый рабочий кабинет: не такой большой, какой доводилось наблюдать Коралине в башне «Уэйн Энтерпрйзес», но с масштабами офиса Брюса мог, вероятно, сравниться только… Белый Дом? Кора с трудом представляла себе декорации президентской резиденции, но отчего-то была убеждена, что с ней офис господина Уэйна мог бы посоперничать. Усмехнувшись, она перевела взгляд на Альфреда, который словно в нерешительности замер: пальцы его по-прежнему сжимали дверную ручку, да так сильно, что Кора явственно могла разглядеть побелевшие костяшки. Неловкость, зародившаяся прежде, теперь ощущалась очень остро, почти болезненно. Пусть она и не уповала на интуицию в большинстве случаев, сейчас все ее нутро будто бы вопило о том, что Кора ввязывалась туда, где ее совсем не ждали, — хотя, казалось, в ее-то положении подобного произойти уже не могло. Разомкнув пересохшие губы, Коралина гулко выдохнула, чтобы задать вопрос Альфреду и узнать, что именно он хотел ей показать, но мистер Пенниуорт в тот же миг шагнул внутрь. Щелкнул выключатель, и в кабинете стало светлее, хотя сама лампа, очевидно, не являлась самой яркой из всех возможных.       — Я раньше часто использовал это помещение для работы, пока мистер Уэйн не взял на себя ответственность за имущественную документацию. Что произошло сравнительно недавно, хочу отметить, — добавил он с усмешкой, а после развел руками. — И ночевать доводилось в этой комнате временами, поэтому, признаюсь, удивился, когда увидел Вас в этом крыле дома.       — Альфред, я не знала. Мне…       — Бросьте, мисс Фрейзер, Вам не стоит извиняться за такие мелочи. И, уж простите старика за такую вольность, всего-то решил с Вами поделиться воспоминаниями.       — Вам дорого это место? — зардевшись, уточнила Кора так тихо, что в следующий миг и вовсе решила, будто Альфред ее не расслышал. Однако с его губ так и не сошла ностальгическая улыбка, когда он покачал головой.       — Дорого то, что я здесь оставил.       Оглядевшись, Фрейзер довольно скоро поняла, что именно он имел в виду. На стенах можно было рассмотреть редкие фотографии: по несколько штук на каждой, они любовно были вставлены в резные рамки и выглядели, как окошки в совсем другое, погребенное под прахом забытья время. На одной из них, той, что оказалась тусклее, Коре удалось узнать Брюса Уэйна: мальчишка семи лет на вид стоял в саду за особняком возле искусно выделанного фонтана и улыбался так широко, как не позволял себе уже сейчас, во взрослом возрасте. Однако по разрезу глаз, высокому лбу и прямому выдающемуся носу несложно было догадаться, кто был запечатлен на портрете.       Коралина ощутила, как дрогнуло ее сердце. Она помнила, что отец на своем рабочем столе всегда держал их совместную фотографию, которая так же, как и те, что сейчас перед ней, занимала особое место как в пространстве, так и, вероятно, в душе.       — Это… — оглядев другие фотографии, Коралина подумала, что на одном из снимков ей удалось разглядеть Тима, когда тому едва исполнилось двенадцать или тринадцать.       Мальчик, чья детская пухлость уже сошла на нет, уступив место подростковой угловатости, едва морщил нос, как будто в ту секунду ничуть не одобрял решение сфотографировать его или не ожидал яркой вспышки камеры. Однако почти сразу же Фрейзер, даже не приглядываясь, поняла, что вряд ли Тим Дрейк, который, судя по всему, Уэйном усыновлен был относительно недавно, в его доме стал бы играть на такой старой консоли. Да и мешковатая одежда как будто напоминала больше ту, что показывали в сериалах ранних нулевых годов. Кора прищурилась: лицо мальчика было чуть засвечено, но словно что-то неуловимо знакомое виделось ей в чуть отросших растрепанных волосах и в поджатых губах, прятавших невольную улыбку.       — А, Вам этот человек неизвестен, мисс, — отозвался Альфред, подходя ближе и снимая рамку со стены. Он несколько мгновений смотрел на фото, а после прикрыл глаза, глубоко вздохнув. — К несчастью, он погиб несколькими годами позже запечатленного дня, поэтому Вам не довелось познакомиться. Как и мастеру Тимоти.       — Я помню, Тим, кажется, упоминал в разговоре, что после Ричарда мистер Уэйн усыновил еще одного ребенка, но я не знала, что он умер. Мне жаль, Альфред.       — Говорят, время лечит. Столько лет спустя, пожалуй, соболезнования не должны вызывать в моем сердце печаль, однако россказням я не склонен верить. — Глухой голос Альфреда заставил Кору поджать губы. Не нужно было рождаться эмпатом или долгое время учиться распознавать эмоции других людей, чтобы заметить скорбную печаль в интонациях мистера Пенниуорта. Коралина сделала шаг вперед и всмотрелась в фотографию, чуть хмурясь: ну разве не могла она этого юношу хоть где-то видеть?       — А сколько лет прошло с его гибели?       — Четырнадцать.       Не могла: в свои восемь лет Коралина жила в Калгари, а в Готэме бывала всего несколько раз за год на каникулах. Вряд ли при случайной встрече, если она вообще имела место, маленькая Кора запомнила бы лицо незнакомца так хорошо. Альфред, шумно вздохнув, постарался улыбнуться — приподнял уголки рта в вежливой полуулыбке и вернул рамку на прежнее место.       — Это… Это очень грустно, — заметила Фрейзер, не отрывая взгляда от портрета. На незасвеченной части лица юноши она увидела несколько стежков над верхней губой: явно зашитая рана. Если не приглядываться, то из-за качества фотографии можно не заметить такой детали, однако Коре казалось, будто, отведи она взгляд сейчас, она непременно упустит нечто важное.       — Любая смерть вызывает у кого-то грусть. Смерть ребенка, особенно такого уникального, как Джейсон, и вовсе оставляет отпечаток в душе до конца жизни.

***

      Джейсон. Джейсон-Джейсон-Джейсон. Протяжная «с» его имени свистела меж зубов и холодила кончик языка, пока Коралина беспрестанно повторяла имя погибшего сына Брюса. Внутренний голос, а на деле измотанное последними неделями сознание Коры, твердил о возможном — и наиболее вероятном — совпадении: мало ли Джейсонов не то что на весь Готэм, но даже на небольшой район, в котором Фрейзер жила? Да сотни, не меньше, невесело усмехалась она, нервно постукивая ногтем по экрану телефона, на котором был открыт чат с единственным, на кого, вопреки здравому смыслу, падали все подозрения.       Нерационально было считать, что погибший мальчик Джейсон со старой фотографии — это ее Джейсон. Во-первых, даже если бы второй приемный сын Брюса выжил, то ему должно было исполниться примерно тридцать. Джейсону из квартиры напротив едва стукнуло двадцать пять, по крайней мере на вид: Кора достаточно долго рассматривала его лицо, чтобы не заметить мимические морщины, которые уже бы проявили себя, будь он старше. Во-вторых… С содроганием Фрейзер поняла, что на этом аргументы «против» в ее теории подходили к концу, так и не успев толком сложиться во внушительный список.       В отличие от аргументов «за».       Начать бы с того, что сложно было не замечать их очевидные внешние сходства: взъерошенный мальчик с портрета морщил ровный нос от деланного неудовольствия точно так же, как это делал Джейсон, прищуривая один глаз и поджимая губы. Их волосы смотрелись абсолютно идентично, а еще скулы, и форма лица, и абрис губ… Губы. Коралина замерла, едва не спотыкаясь. В память въелся образ черных стежков над верхней губой мальчонки — ровно в том же месте, где белел шрам Джейсона. И это сводило с ума. Кора признавалась себе в том, что ничего не знала о Джейсоне, но и к тому, чтобы вскрылась такая правда, — если ее домыслы вообще были правдой, а не постепенно нарастающим безумием, за которое вполне реально угодить за плотные стены лечебницы Аркхем — она не готовилась.       — Черт.       Коралина, выругавшись, подняла голову и встретила флегматичный взгляд работницы, курящей возле входа в лечебницу. За ее курткой нетрудно было разглядеть халат тускло-салатового цвета со стертой и почти неразличимой эмблемой Аркхема, выглядывающей из-под края верхней одежды. Он плотно прилегал к телу и, казалось, сильно ей жал, потому что пуговицы на груди и животе опасно натягивались. Крепкого телосложения женщина кашлянула, серый пепел ее тлеющей сигареты подхватил порыв ветра, пока она, не мигая, смотрела на Кору в совершенно нелепом наряде: вся та же футболка, в которой она сегодня ночевала у Уэйнов, старые джинсы Тима, что он носил еще подростком, накинутая на плечи кожаная куртка и черные туфли на толстом высоком каблуке. В руке — бумажный пакет с аккуратно свернутым платьем, которое никак не соответствовало дресс-коду лечебницы Аркхем.       — Посетительница? — с толикой неуверенности, будто остерегаясь ошибки, поинтересовалась женщина. Кора кивнула, понимая, что замешательство вполне обосновано, ведь сейчас она едва ли выглядела презентабельно. Работница лечебницы — Анджела Кроу, насколько удалось разглядеть Фрейзер имя на бэйдже — прикрыла глаза и покачала головой. — К кому?       — Я бы хотела увидеть Кирка Лэнгстрома.       — Кого? — Кустистые брови Анджелы взлетели вверх. Она повторила несколько раз кряду имя профессора, а потом на ее лице промелькнула тень недоверия. Еще раз окинув Коралину взглядом, она вновь глубоко затянулась; пропустив дым сквозь поджатые губы, она прикрыла глаза, словно смаковала сигаретную терпкость на языке, и Фрейзер отчаянно захотелось закурить.       Еще бы. Теперь желание потянуться к сигаретной пачке росло с каждым днем.       — К Лэнгстрому никто на моей памяти не приходил еще. Он же там, — она откинула голову чуть назад, словно затылком пыталась указать направление, ведомое, к сожалению, ей одной, — для особо опасных содержится. Скажу по секрету, у нас целая галерея в том крыле, малышка, поэтому просто так не попасть. Кто ты ему?       Коралина неуверенно перевела взгляд с лица Анджелы вниз, всматриваясь в мелкую дробь гравия. Она профессору Кирку никто, просто любопытная девчонка, пытавшаяся разнюхать о прошлом своей матери и ее напарницы — о второй даже в большей, к собственному запоздалому удивлению, мере.       — Журналистка? Слушай, милая, — Анджела, докурив, затушила тлеющий огонек о подошву своего ботинка и приосанилась, — если нужен пропуск, то постарайся заказать его заранее: честно говоря, мало кому действительно будет интересно, кем ты приходишься Лэнгстрому. Но ты хотя бы не молчи, если что-то хочешь узнать.       — Я просто… Впервые. — Кора потерла глаза и вновь посмотрела на Анджелу. Усталая улыбка тронула пухлые губы, и та понимающе кивнула. — Я не журналистка; Кирк Лэнгстром долгое время работал с моей матерью и, надеюсь, мог бы рассказать о ней побольше.       — А сама у нее чего не спросишь? Хотя, знаешь, лучше не отвечай: в Готэме такие вопросы не стоит озвучивать лишний раз, моя ошибка.       — Почему?       — На каждый второй ответ придется выражать соболезнования, — пожала плечами мисс Кроу и открыла было рот, чтобы сказать что-то еще, но тут же свела брови, услышав приближающийся рев мотора.       Гулкий звук заставил обеих обернуться, чтобы увидеть на подъездной дорожке матовый внедорожник с затемненными стеклами. Со слышным щелчком распахнулись двери, и с обеих сторон автомобиля выросли одетые в костюмы мужчины, словно сошедшие с кадров клишированных боевиков. Один из них, высокий блондин в темных очках, подошел к прежде закрытой двери внедорожника и, распахнув сначала ее, раскрыл над выходящим пассажиром зонт, черным куполом скрывший прибывшего. Коралине не нужно было долго всматриваться в медленно приближавшееся трио, чтобы понять: навстречу им, а вернее, к главному входу в Аркхем, приближался Роман Сионис в сопровождении своих, вероятно, лучших охранников. Плечистые и рослые, они практически полностью заслоняли его собой, двигаясь вперед и почти картинно оглядываясь по сторонам в поисках угрозы, точно вот-вот на их работодателя выпрыгнет из аккуратно подстриженных кустов сумасшедший старик. Впрочем, такому исходу Коралина едва ли удивилась.       Она попятилась, словно пытаясь спрятаться за спину заинтересованно наклонившейся чуть вперед Анджелы. Она почти инстинктивно, будто защищая, завела Кору рукой за себя, и та холодными пальцами вцепилась в запястье Кроу, тут же подушечками ощущая холод серебряного браслета.       — День добрый, мэм! — Голос Сиониса звучал нарочито добродушно: так и не скажешь, что принадлежал он главе преступной группировки, а не дружелюбному соседу из дома напротив, что раз в месяц забегает попить чай с пирогом. Он скользнул взглядом по ссутулившейся за спиной Анджелы Коре и тут же отвел взгляд без интереса — не узнал. — У меня назначена встреча с Джеремией Аркхемом, не проводите?       — Как всегда, — устало вздохнула Анджела, нервно улыбаясь. Уголки ее рта подрагивали, а дыхание немного сбилось — наверняка испугалась. Кора понимала ее, сама едва ли не сплелась, намертво срослась со страхом, что следовал за ней по пятам. — Только захочешь уйти пораньше со смены, и посетители тут как тут.       — Не обижу, мэм. Дело срочное, но из спешку готов заплатить. — Он картинно щелкнул пальцами, и один из его охранников достал сложенную пятидесятидолларовую купюру, тут же вкладывая ее в нагрудный карман куртки Анджелы. Та подалась назад, но словно удержала себя на месте: улыбка так и не сползала с ее лица. Точно одумавшись и выпрямив спину, Анджела коротко кивнула Коралине, очевидно, на прощание и указала рукой на вход в лечебницу.       — Прошу за мной.

***

      Облик Анджелы Кроу никак не вязался с худобой Коралины: та была крепкая, с сильными руками и выделяющимся бюстом, в отличие от Фрейзер, которая, даже накинув поверх одежды форменный медицинский халат, что удалось стянуть из прачечной, наверняка выглядела угловатой и нескладной. Выскользнув из коридора для персонала, Коралина оказалась в главном холле аркхемской лечебницы и уже в следующую секунду прокляла себя за слепое безрассудство. План ее был сырым и непродуманным: едва она увидела, как Анджела Кроу покинула здание, то сразу застегнула на руке ее браслет. Большая удача, что Кроу, обескураженная появлением Черной Маски, не заметила, как цепочка соскользнула с ее запястья, расстегнутая быстрым движением пальцев Фрейзер.       Она собиралась вернуть браслет после того, как увидит Кирка Лэнгстрома — правда собиралась.       Кора вздохнула.       День складывался ужасно. Она совершенно забыла о том, что сама слышала, как Сионис шантажом выманил у Джеремии Аркхема визит в лечебницу. Встречу с загадочным «ним», подсказали туманные воспоминания о вечере, проведенном в клубе. Отчего-то ей казалось, что время обговаривалось другое, но доверять себе в полной мере она не могла: в конце концов, убитый Колпаком Дэвид подмешал в воду Коралине — предназначалась, впрочем, доза не ей, а Милли Сахим — наркотик, из-за которого все картинки в воспоминаниях о том визите покрылись черными пятнами абсолютной глухой пустоты.       — Энж, мне сказали, ты уже ушл… Ой, — вынырнувшая из-за плотных дверей за механическим замком молодая девушка, словно запнувшись на полуслове, склонила голову и свела к переносице брови. — Выглядишь бледненькой. Ты в порядке?       — Не волнуйся, — мягко и флегматично, подражая манере речи Анджелы, заговорила Коралина, — просто устала.       — Заметно. Так зачем вернулась?       — А, я пропуск потеряла в крыле для… Особо опасных. Вышла с двумя санитарами, даже не задумалась. Вспомнила о нем минут пятнадцать назад, — на одном дыхании выпалила Кора и потерла ладонью запылавшее лицо. В ушах звенело от напряжения, и сердце билось где-то в горле от одного только страха быть разоблаченной: ну какая из нее Анджела Кроу? Но девушка, стоявшая перед ней, точно ничего и не заподозрила: легко отмахнулась и мотнула головой в сторону коридора по левую руку от них.       — Не удивлена; с твоим-то графиком и не то забудешь. Идем, отведу тебя вниз, поищешь.       Коралина, следуя за девушкой, чьего имени так и не узнала, подумала, что в некотором смысле проникнуть в Аркхем без последствий у нее вышло. Практически без лишних препятствий, если не считать фокус с браслетом и совершенно лишнюю встречу с Черной Маской. Но дальнейшего плана действий выдумать ей не удалось, по крайней мере, за те пять минут, что они спускались на нужный этаж. Впрочем, каждая прошедшая секунда словно длилась дольше положенного — то ли нервы сказывались, то ли гнетущая атмосфера лечебницы.       На этаже содержания особо буйных пациентов их встретил протяжный визг, сменившийся отборной руганью — таких выражений Коралина и за всю жизнь не слышала даже от коллекторов, что работали на ее мать. Металлический лязг, доносящийся из-за обшитых железными листами дверей, больно ударил по ушам, примешавшись к какофонии звуков, и Фрейзер повела плечами: что такого ужасного совершил Кирк Лэнгстром, чтобы содержаться в таком месте? Лампочки в коридоре беспрестанно мигали. Пахло кислым потом, гнилой картошкой и совсем немного — кровью. Запах, который Кора ни с чем бы не перепутала.       Она медленно выдохнула и сделала новый вдох, уже прижимая к носу рукав, чтобы хоть немного сдержать накатившую тошноту.       — Подождешь меня у лифта? — несмело поинтересовалась Фрейзер и тут же встретила удивленный взгляд своей невольной напарницы. — Только не притворяйся, что тебе эта вонь нравится. Не мучай себя, я найду пропуск и бегом назад. В конце концов, у меня еще планы на день есть.       — Как хочешь. Но… — девушка неловко переступила с ноги на ногу, осторожно оглядываясь. — Ты кричи, если что, ладно? Чтобы не было, как в тот раз.       Фрейзер, глядя ей вслед, подумала, что она совершенно не хочет знать, что скрывалось за этой обыденной фразой. И без того, когда за ее спиной раздался звук закрывающейся двери, стало совсем жутко. Вонь этого крыла больницы скребла горло: хотелось закашляться, а после — развернуться и уйти, но Коралина понимала, что иного шанса поговорить Кирком Лэнгстромом без лишнего сопровождения у нее не выйдет, поэтому, осторожно разглядывая в зеленоватом полумраке коридора таблички с фамилиями, двинулась вперед.       Ее каблуки звонко стучали по коричневатым расколотым плиткам, а значит, о каждом ее шаге было известно всем обитателям закрытых камер. Поэтому, наверное, она не должна была так испуганно отшатнуться, когда что-то громко ударилось с обратной стороны в металлическую дверь по правую руку от нее; но все-таки она вздрогнула. Сердце забилось словно где-то в горле, и Коре сейчас отчаянно захотелось попросить помощи, но все, что она смогла сделать, это быстрее зашагать вперед. Незнакомые фамилии мелькали перед глазами: Нортон, Миттернахт, Джонс… Коре казалось, будто она должна была знать, кого прятала истерзанная лечебница в своих карманах-палатах, где стены наверняка были исполосованы царапинами и исписаны кровью, но ни одна из встретившихся фамилий не пробудила воспоминаний и не заставила заинтересовано вглядеться в табличку дольше доли секунды. До тех пор, пока она не наткнулась на дверь с фамилией «Лэнгстром».       Небольшое прямоугольное окошко оказалось приоткрытым, и оттуда прямо на нее из-под светлых кустистых бровей заинтересовано глядело два светлых глаза. Коралина тяжело сглотнула и шагнула ближе.       — Мистер Лэнгстром, сэр? Я…       — Ах, Анджела, не ждал тебя увидеть так скоро. Как здоровье твоего мальчугана?       Фрейзер понятия не имела, о чем шла речь, но спешно догадалась, что Кирк знал Анджелу и, вероятно, общался с ней при каждом ее визите. По крайней мере, вряд ли начатый смол-ток в ином случае прозвучал бы столь доверительно и добродушно. Удивительно, как даже просевший от сырости и холода подземных этажей больницы голос Кирка Лэнгстрома казался мягким и приятным настолько, что Кора невольно задалась вопросом — как он вообще здесь оказался? Его пребывание в промозглых застенках психиатрической больницы выглядело столь же неуместно, как и личина Анджелы Кроу на ней самой. Нахмурившись, она качнула головой, точно отгоняя непрошенные мысли, а потом расстегнула браслет.       — Мое имя не Анджела, профессор, однако оно может быть Вам знакомо.