***
Утро обдало Микасу волной запоздалого стыда. Пробудившись, переполненная негой и остатками томления, она потянулась, зевнула, потерла веки, потом ощутила неладное — наготу. Смутилась, когда воспоминания пронеслись в обратном порядке, разматываясь, как вязальный клубок. Ей пригрезился капитан Леви. Микаса поëжилась в смятении: как же неловко и странно! Всплыл в памяти, да ещё и ровнехонько в момент плотской слабости. Его тихий голос, что пробирал до костей, нескромные ладони, горячие, некрупные, но такие цепкие… Во сто крат постыднее, чем все её подслушивания! Зарывшись носом в одеяло, краснеющая Микаса отбрыкивалась от смущающего наваждения и томления в низу живота. Её неслабо обеспокоили слишком уж участившиеся за последнее время неясные порывы души и тела. «Останься ты с Фридрихом — уже не томилась бы сейчас. Уже разложил бы тебя в супружеской постели и погасил наконец-то этот проклятый жар между ног!» Микаса ужаснулась собственным мыслям. Непристойно, грязно… Волнующе? Откуда у неё этот шепоток-правдоруб в голове, что всю душу вынимает и выворачивает? «Разложил бы… Какая мерзость!» Отряхнувшись, она уняла дрожь и твёрдо решила впредь загрузить себя тренировками — так, чтобы сил ни на что больше не оставалось. В особенности на разного рода непристойности. Что в мыслях, что в делах. Освежившись под прохладным душем, Микаса спешно оделась и по-солдатски аккуратно заправила кровать. Всё же, бесконечная бытовая муштра капитана заронила в её характер замечательные семена пунктуальности и педантичности. Она и не заметила, как те выросли в стойкую привычку к опрятности и чистоте. Живот заурчал, требуя завтрак. Микаса вспомнила о кусочке пирога, что так и остался лежать в кармане. Свёрток слегка пропитался маслом, но пирог остался свежим и мягким. Микаса поморщилась: плащ после такого хранения пропах жареным и нуждался в стирке. Наверняка, во дворце есть прачечная, куда его можно отдать. Или постирать самостоятельно, но вот незадача — чем стирать и где сушить? Аккерман неторопливо наслаждалась холодной выпечкой, сидя за чайным столиком. Шёлк казённого белоснежного халата холодил тело — волоски повсюду то и дело вздымались от зябкого воздуха. Слетев с кончиков волос, по плечам стекали крошечные капельки воды. Микаса впала в легкое оцепенение, погрузилась в думы и мечты. «Интересно, как там Клаус? Справляется ли? Совсем забыла ему сказать, что на будущей неделе должны прийти кровельщики! Ох! Надо срочно написать ему письмо! И Звездочке уже пора на подковку…» Микаса завела привычный диалог с внутренним «Я». Обычно в нём она обращалась к Эрену. Строила фразы так, будто бы писала ему письмо. «Камень, наверное, совсем зарос. Вернусь — с трудом найду в высокой траве. Я скучаю по тебе. Представь, меня чуть не засватали. Не знаю, пошла бы я или нет… Не знаю. А Фридрих… Он замечательный. Надеюсь, у него всё хорошо…» «Во дворце очень красиво. И в столице. Всё совсем иначе теперь. Уверена, тебе бы понравилось! О капитане недавно вспомнила. Знаешь, его ищут тут и на Марли. Хочу верить, что у него всё благополучно. По правде сказать, подзабыла о нём. Даже стыдно. Мы же не совсем чужие. Буду писать ему хотя бы раз в полгода, как отыщется. А может, и в гости приглашу. Уверена, он точно захочет наведаться к тебе…» — Ко мне. Микаса подскочила на ноги, крутанулась, ошалело шаря глазами по комнате. Тишина. Пустота. Тело, рефлекторно сгруппировавшееся для защиты и атаки, заныло от напряжения. Микаса осторожно выглянула за занавес. Двор пустовал. Она осмотрела стены и потолок — никаких признаков слухового окна. Тревога разгоняла сердечный ритм, поднимала волосы на загривке. Холодный пот проступил на спине и висках. «Нет, мне не послышалось! Голос… Он говорил прямо здесь, в комнате!» Микаса не дыша сделала пару шагов к входной двери, медленным движением проверила заперта ли она. Замок тихонько звякнул, в отверстии скважины — пустой коридор. Аккерман в смятении потерла лицо. Тихий шелест сотни птичьих крыльев прокрался в уши — едва различимо, на самой границе узнавания повторил: — Ко мне… Вниз… Микаса замерла, не в силах успокоить галоп в груди — закусила губу. Голос разливался из-за двери уборной. Мягкими перебежками метался то к правому, то к левому краю дверного полотна. То к верху, то к низу. Вторил вкрадчиво, но с нарастанием громкости: — Вниз! Вниз! Спазм сковал горло, ноги сделались ватными. Крик замер и схлопнулся на корне языка. Страх, цепкий и пронизывающий, вкупе с паникой накрыл удушливым непроницаемым полотном. «Замри. Бей. Беги.» «Замри. Бей. Беги!» Микаса зашептала слова, выученные ещё в кадетском корпусе. Армин несколько раз рассказывал о типах реакций животных и людей на угрозу извне. Она почему-то запомнила эти три варианта. Да вот только ни один из них не виделся ей спасительным, кроме бегства. Дверь ванной легко поддалась, медленно со скрипом начала открываться. Повеяло холодом, землёй и сыростью. Вместо вида «зефирной» уборной, весь проём занимало огромное зеркало. Амальгама бликовала в тусклом пасмурном утреннем отсвете. Поверхность вздрагивала, бугрилась, искажая отражение. Лицо зеркального двойника подернулось рябью, вытянулось в зловещей гримасе и утробно прошипело: «Вни-и-и-и-и-з». Вслед за голосом, съехала и челюсть отражения, а за ней — руки, к самому полу. Микаса попятилась в ужасе, но безвольные ноги не пожелали сдвигаться ни на сантиметр. Паника разлилась льдом по венам, спине, нутру. Зеркало потянуло к себе — шелест впился в уши, точно стая невидимых птиц атаковала скопом со всех сторон, неволя жертву и загоняя в жидкое стекло. Из ряби отражения полезла выпуклость. Микаса судорожно выдохнула — зеркальная вязкая субстанция обрела форму: к ней тянулась тонкая костлявая рука. Обтекаемая, шевелящаяся: пальцы ломано изгибались в хватающих движениях. Цепляясь за воздух, зловещая конечность двинулась вперед. Длинной, жуткой и неестественной плетью, скребла пустоту, подрагивая, выламываясь в суставах и перебирая крючковатыми пальцами. Холодная стена объяла спину, отрезая все пути к отступлению. Микаса стиснула зубы в отчаянии. В голове пульсировало: «Замри! Бей! Беги!» Рука схватила её, крепко, беспощадно. Давным-давно ей уже довелось испытать на себе похожие смертоносные «объятия» от титана. Волна ужаса пробила легкие, но крик снова застрял в глотке. Микасу втянуло в блестящую тьму, замотало по спирали, перед глазами замелькали большие крылья белых птиц, постепенно алеющие от крови. Затем картины начали сменяться одна за одной: берег моря, Армин и Эрен в воде, Ханджи и Леви на суше; пасть прародителя, волосы Эрена под ногами и белоснежный срез титанического позвоночника; два неясных силуэта под станционным фонарем, гудки паровоза; журчание воды и странный звонкий стук дерева о камень; кровь на руках и ногах, заснеженный лес, красивый дом у озера с маленькой пристанью; резкий запах благовоний, так похожих на те, что воскуривала гадалка Селина. Глиняная чашка, собирающаяся из десятка осколков воедино, зимний сад и горы в снегах, зарево пожара и шелест книжных страниц… Микаса отчаянно задергалась, заколотила руками и ногами в вязкой пустоте. Пряность сменилась смрадом разложения и промозглой сыростью, громогласное эхо, отраженное откуда-то сверху все вторило: «Вниз! Ко мне!». Микаса побежала вперед, слепо, во мраке то и дело спотыкаясь о камни и поскальзываясь на грязной жиже. Сердце болезненно сжалось в ужасе, когда ее поймала пара рук. Глаза стремительно и широко распахнулись. Мягкий серый свет заливал всю комнату. Тело оцепенело. Сердце болезненно и шумно колотилось то колючим буйным комком в груди, то громогласным пульсом в висках. Микаса попыталась пошевелиться — тщетно. Только глазные яблоки слушались её команд и вращались в бешеном испуге. Заторможено осознала: ей приснился кошмар. Тело только-только выходило из сна, а мозг уже давно включился. Принимал сигналы из внешнего мира, обрабатывал, но команды передавать всё ещё не мог. Мерзкое ощущение. Беспомощное и жуткое. Микаса часто просыпалась подобным образом весь первый год после Дрожи земли. В её кошмарах гигантские раскалённые стопы расплющивали то маленького семилетнего Эрена, то самых разных разведчиков, то мирных горожан, то её саму. И никто не мог убежать от этой страшной смерти. Зловещее оцепенение и влажный хруст костей и плоти — всё, что запечатлевало сознание за секунду до пробуждения. Сны всю жизнь преследовали Микасу. Странные и гротескные, они забывались быстро, но оставляли после себя долгое неосознанное чувство тревоги. Медленно, вместе с волнами неприятной, полу-болезненной пульсации, тело поддалось контролю. Отмерли конечности, затем корпус и шея. Микаса сдавленно заскулила, пробуя движение мышц, попыталась потянуться. Тёплое одеяло и мягкая подушка приглашали заснуть снова. Дверь в ванную комнату, распахнутая настежь, совсем не казалась жуткой. Утро пасмурной вуалью тумана висело за окном — очертания внутреннего двора едва проступали в белесой пелене. — Госпожа Аккерман! Я принесла вам завтрак, откройте пожалуйста. — Стук в дверь и незнакомый женский голос заставили Микасу подскочить и судорожно заметаться по комнате в поисках одежды. Укутавшись в халат, она поспешила отворить. Миловидная горничная поздоровалась, шустро вошла, толкая перед собой тележку с едой и чаем. Накрыв на стол и усадив Микасу завтракать, вихрем пронеслась по комнате, сменяя полотенца и постельное белье. — Меня зовут Астрид, если вам что-то нужно — обращайтесь, пожалуйста. Ах, да! Госпожа Шеффер велела передать, что навестит вас к одиннадцати. — Вежливо и церемонно горничная раскланялась и поспешила удалиться — Микаса снова осталась наедине со своими мыслями.***
Леви сидел за столом и методично промазывал каждый узел экзоскелета. В воздухе витал легкий аромат железа и масла. Стоило прозевать момент, и единственная в этой жизни опора заржавеет, станет непригодна к использованию. Тонкие, но дьявольски прочные трубки, отполированные умелыми руками Оньякопона, тускло блестели. Монотонная работа позволяла расслабить натянутые нервы. Аккерман обложил себя светом, решив не жалеть огарки. Уродливые призраки прошлого не смели соваться в круг трепещущих огоньков. Ему сейчас вовсе не до переживаний и дум. Он знал — тени проберутся в грудину и без спроса. Рано или поздно. Опять издерут в клочья сердце, зальют все вокруг вязким черным сожалением о том, что не спас и выжил. Разведут костер, сжигающий дотла душу обидой и тоской. Вытянут из памяти все самые страшные картинки и щедро выставят на обозрение. И так ночь за ночью. Тени сами решат когда им уйти. Но всегда, каждый раз, одним и тем же путем — через горло и рот. Надрывным криком, сиплыми рыданиями, беспомощным стоном. А вскипевшую на костре горечь выплеснут на прощанье в глаза. Она стечет по щекам, высохнет мерзкой соленой коркой. А потом наступит новый день. Жизнь продолжится. Леви мотнул головой, забормотал, прогоняя прочь мрачные мысли. Экзоскелет сел, как обычно, ладно. Смазанные соединения ходили беззвучно и плавно. Облачившись в рясу, он долго раздумывал надевать ли монисто. Без него, вроде, и не пасторский вид. С ним — ходячая мишень для грабежа. Плюнув, решил взять с собой и надеть у самого места назначения. Следом за побрякушкой в дорожную котомку отправились оружие и Стенописание. Адрес, полученный от Бетс, оказался точным. Леви плоховато знал этот район. В прошлом не захаживал особо — здесь жили важные птицы. И те, кто на них охотился. Не его территория. Вспомнились россказни бордельных девиц: давным-давно двенадцать проходов вели из разных уголков столицы в подземелья. Каждый дворянин и богач Митры имел свой особняк в подземном городе. На случай полного падения стен. С убежища короля и его свиты когда-то и начинал строиться подземный город. Запустение не миновало и богатый квартал. Роскошные виллы — все с заколоченными окнами. На кованных воротах висели тут и там ржавые запыленные замки. Леви снова ощутил знакомую тянущую тревогу. Девчонка-призрак пряталась в тенях подворотен, выглядывала из-за углов, ступала за ним по пятам. — Паранойя! И ты — параноик! — Пробурчал он себе под нос, — Нет тут никого. Никаких мелких мокриц… Нужный особняк нашелся быстро. В отличие от соседних зданий, он еще теплился жизнью. В окнах первого этажа горел свет, а у гранитной террасы сновали люди. Несколько мужчин по цепочке передавали от входа к запряженной телеге увесистые тюки. Леви не мешкая выудил из котомки монисто. Надел и разгладил металлические пластинки на груди. Боковым зрением уловил неясные шевеления в проулке напротив. — Дерьмо! — Он уставился на мнущуюся у изгороди детскую фигурку, — Опять ты! Жизель прижала указательный палец к губам, выпучила глаза и спряталась за столб. Леви тяжко вздохнул. Девчонка назойливой мухой крутилась в мыслях и физически рядом, вызывала раздражение. Не до нее сейчас. И не до чего другого. Тщательно изучив улицу и людей у дома, Аккерман вышел из своего укрытия и направился прямо ко входу. Грузчики удостоили его лишь беглым взглядом, а на приветствие и вовсе не ответили. — Где хозяин дома? — Четко и громко произнес Леви спокойным голосом. — Святоша, нам не до тебя. Приходи… — Один из мужчин ухмыляясь переглянулся с товарищами, — Вчера! Остальные разразились гоготом. Леви нахмурился. Из дубовых дверей парадного входа показалась косматая голова дородной старухи. Она сурово гаркнула грузчикам: «Обе-е-е-д!», и тут же исчезла в черноте прохода. Мужчины живо побросали тюки в телегу и поспешили в дом. Леви проводил их взглядом, теряя с каждой секундой надежду. Оглянулся — что-то невесомо пихнуло его в бок. Жизель проскочила мимо, прямиком к телеге, и поднялась на козлы, подбирая подол своей рубахи выше острых белых колен. Ее босые ступни чернели от грязи. Ровно там, куда она залезла, потянувшись приподнялся на локтях молодой мужчина. Жизель что-то затараторила полушепотом, замахала руками и пару раз глазами указала на Леви. Возница, судя по всему дремавший все это время, заинтересованно кивнул головой. Леви не слышал их диалога, но очень внимательно наблюдал. От него не ускользнул пристальный оценивающий взгляд возницы, гулявший по ребенку. Мужчина снова утвердительно кивнул и спрыгнул с козел. Высокий и сутулый, он неспеша поплелся к Леви. Девочка осталась сидеть где была. — Ну, чего узнать изволите, господин богомолец? Леви выдохнул. Быстро оценив обстановку вокруг, подошел на шаг ближе и заговорил. — Господин Штернфельс пригласил меня на молебен. Где мне его найти? — Штернфельс? Хм… Дайте-ка подумать… А хер его знает, этого господина Штернфельса. Он, надысь, съебал восвояси. — Возница почесал затылок и развёл руками. — Как? Куда? — Леви дернулся. Паника разрядом запустила пульс вскачь. Неужели опоздал? Осведомители подвели? Или это все блеф? Засада? Хаотичные предположения забились в голове пчелиным роем. — Ну допустим, знаю я куда. — Возница сунул руку в карман грязных штанов и выудил оттуда помятую желтую папиросу, — Но, скажу вам честно, господин богомолец… — Порывшись в другом кармане достал спички, подкурил и глубоко затянулся. Едкое сизое облачко окутало голову Леви. Злость закипела в горле, заклокотала — пустить дым в лицо собеседнику считалось в подземельях прямой демонстрацией неуважения. Аккерман до хруста сжал кулаки, едва сдерживаясь, чтобы не залепить под дых нахалу. — Ляпать направо-налево каждому встречному, где нонче Папаша Кляйн — опасная дурость. — Сплюнув на землю, возница оглянулся на особняк, — А я — далеко не самоубийца. — Папаша Кляйн? — Леви очень смутно припоминал это прозвище. Слышал его уже когда-то. — Агась, он же там, — Мужчина тыкнул огоньком сигареты в воздух над собственной головой, — Наверху — Господин Штернфельс, дворянин и прочая, прочая. А здесь… — Затяжка и новая порция дыма, — наш дорогой Папаша Кляйн. Леви быстро смекнул, к чему он клонит. Два серебряных, заранее заготовленных на случай непредвиденных обстоятельств, мелькнули перед носом возницы. Тот жадно проследил за ними и затянулся в последний раз. — Говори всё, что знаешь. — Леви посмотрел прямо, исподлобья. — Наверху он. Уже несколько дней. Вроде бы на север собирался. В Аузганг. Он теперь там каждое лето проводит. А на зиму — в столицу приезжает. Ну и сюда заглядывает. — Мужчина с огорчением вытянул шею, увидев как Леви прячет монеты обратно в карман. — Я так разумею, что сюда он не вернётся больше. Домишко-то на продажу выставил, а мои кореша вещички последние грузят. Внутренности ухнули вниз. Леви с горечью подумал, что всю удачу своей жизни растерял в Битве земли и небес. — Куда в Аузганг? Конкретнее. Адрес. — Дык вон, её хозяина надо спросить! — Возница обернулся и махнул перепачканной сажей кистью на Жизель. Девочка всё также сидела на козлах и ковыряла узел одного из тюков. Леви решительно направился в её сторону. — Э! Слышь, ты! Монеты гони! — Ладонь с зажатым между пальцев окурком легла на плечо Леви. — Руки. — Тихо произнёс Аккерман и снова зыркнул исподлобья, не скрывая отвращение. Сперва на руку, потом на её хозяина. — Не кипятись, святоша. Будешь рыпаться — науськаю на тебя моих братков. Далеко не убежишь! Вижу, что хромаешь. Так что гони обещанное. — Мужчина дерзко прищурился, но руку убрал. Леви раздражённо швырнул под ноги вознице один серебряный и поспешил к телеге. — Э-э-э нет, господин хороший. К девке не лезь. На сегодня она мне уже продалась. Как раз за твой интерес. — Ты её не тронешь… — Леви медленно оглянулся, не сбавляя шаг. — Я приду сама. Уходи. — Хриплый бесцветный голос девочки прервал его на полуслове. Жизель смотрела прямо, снова тем страшным взглядом. Медленно качнула головой утвердительно. Леви хотел возразить, но она снова перебила: — Если не уйдёшь сейчас — не вернусь. — Кончай болтать, святоша. Скоро остальные вернутся. А я делиться не люблю, знаешь ли. — Мужчина пальнул щелчком окурок под забор и полез на козлы. Аккерман замер, не зная что делать. Сердце кричало отбить ребёнка из лап негодяя — разум твёрдо призывал заняться собственными проблемами и не искать бед на свой зад. Нечто больное и уродливое, скребущееся в подреберье с самой бордельной мессы тихо нашептывало не смотреть, как девчонка поворачивается спиной к мужчине, и как тот тянет вверх к лопаткам её рубаху. Просто забыть, не прикасаться к этой грязи и бежать со всех ног. Леви опомнился только через пару кварталов. Остановился, прихрамывая, и со злостью сдернул с шеи монисто. Металлические пластины тихо звякнули. Захотелось зашвырнуть побрякушку куда подальше, а следом и Стенописание. Выдох. Вдох. Аккерман прикрыл глаза. Темень под веками скребла роговицу мелким песком. «Нельзя сдаваться. Зря, что ли, перся сюда за тридевять земель? Просто меняем план «А» на план «Б». Догнать, втереться в доверие, расспросить. Дальше — по ситуации. Отвлекаться некогда. Холодная голова… Холодная голова, мать её…» Раздражённо запихнув украшение в котомку и безжалостно проигнорировав зов глупого, слишком размякшего сердца, Леви направился домой.***
Микаса устала сидеть в четырех стенах. Каков толк от ее пребывания здесь, если все, чем она занимается — сон, еда и томительное ожидание гостей? Одевшись, она собралась уже выходить, как услышала шаги в коридоре. Шаги множества ног и легкий гул. В дверь настойчиво постучали. «Если сделать вид, что меня нет, они уйдут?» — Подумала, и тут же прогнала глупую детскую мысль. — Госпожа Аккерман, я по важному делу! — Громкий голос старшей фрейлины не оставил Микасе выбора. Она открыла дверь. Первой в комнату въехала рамная вешалка, толкаемая проворной Астрид. Следом вошли Эрнестина и еще одна из придворных дам. Следом еще две, помоложе. — Добрый день. Чем обязана? — Микаса постаралась придать голосу дружелюбный тон. Ей порядком поднадоели неожиданности. Астрид говорила утром о визите одной лишь фрейлины Шеффер. По итогу в ее комнате оказались толпа народу, какие-то короба и огромная вешалка с множеством тряпья. — Госпожа Аккерман, времени распинаться у нас нет. Это Анике, Мария и Ханна. Они сейчас быстро приведут вас в надлежащий вид, а я пока введу в курс дел. — Эрнестина по-хозяйски расположилась в кресле и махнула рукой. — Госпожа Аккерман, присядьте вот сюда, пожалуйста! — Астрид уже успела оттащить к окну столик и стул, и распахивала занавеси, впуская больше света в комнату. Оторопело оглянувшись на старшую фрейлину и получив в ответ короткий указующий кивок, Микаса в замешательстве опустилась на предложенный стул. На столике перед ней уже лежали разные коробочки инструменты и флаконы. — Что происходит? — Чутье не предвещало ей ничего хорошего. — Рано утром меня осведомили, что ее величество распорядилась собрать торжественный прием. Сегодня, в шесть вечера. — Эрнестина кашлянула в кулак, попросила Астрид принести попить. — Поближе садитесь, пожалуйста! — Повторила одна из молодых придворных дам, названная Марией. — Ручки ко мне вытяните. Микасу передернуло от слов «ко мне». Она оторопело протянула кисти над столом, и тут же ощутила на них цепкую хватку. — Работаете руками, да? — Просто и прямо спросила Мария. В ее изящных маленких — ладони Микасы выглядели крупными и грубыми. Аккерман хотела ответить, но тут вновь подала голос Эрнестина. Пришлось переключиться. — У нас маловато времени, поэтому решено начать с вас. Прием не самый пышный, но покрасоваться придется. Таковы правила светского этикета. Королева собирает двор и журналистов. Прохладные пальцы пару раз сжали кисть Микасы, и она посмотрела на Марию. Та подняла брови в немом вопросе. — Что?.. Да. Работаю. Руками. — Аккерман вздернула подбородок, готовая защищаться от нахальных выпадов. — Заметно. Мажьте маслом, очень советую, на будущее. Смягчает кожу и питает. Ну ничего, сейчас сделаем ваши пальчики не хуже, чем у королевы! — Мария пустила в ход пилку. Эрнестина снова заговорила, перечисляя базисы поведения на светских мероприятиях — Микаса едва поспевала за ней. Шквал эмоций обуревал и выбивал почву из-под ног. Снова и снова ее бросали за борт, в самую гущу событий, не предупредив и не спросив. Время тянулось бесконечно. Старшая фрейлина разложила по полочкам актуальную иерархию дворянских чинов, прошлась по примерному плану торжественной части. Микаса мысленно сдалась. Из-за нервозности она мало чего смогла запомнить, а поток информации всё не иссякал. За спиной вот уже двадцать минут, не прекращая, возилась другая фрейлина — Аннике. — Мужчины здороваются первыми. Вы протягиваете им руку, только в перчатке. — Эрнестина чуть повысила голос, заметив, как Микаса выпала из реальности. — Ох, вот это богатство! Поглядите только! — Восторженный возглас сзади прервал напутствия. Микаса рефлекторно поежилась и дернулась, ощутив как ее волосы перебирают чужие руки. Мозг и органы чувств закипали от сумбура, творящегося вокруг. — Какие густые и блестящие! Ни у кого еще таких не видала! На шее и меж лопаток проступили мурашки — Аннике уже расчесывала осторожными но твердыми движениями прядь за прядью. — Вот только… Прямые они у вас. Совсем прямые… Да. Ну и неважно! Заплету по моде, да концы подкручу. И будете самой красивой, госпожа Аккерман! Ну разумеется, после ее величества. Дружелюбный тон и аккуратные прикосновения немного пригасили негодование Микасы. Комплименты и замечания в адрес кожи, волос и ногтей не прекращались, равно как и наставления старшей фрейлины. — Держать чашку следует, зажав ручку большим и указательным пальцами, а средний — поместить под ручку. Сама ручка всегда должна указывать на 3 часа. — Чеканила Шеффер. — Накрасим ногти светло-розовым. Яркий цвет на официальном мероприятии не приветствуется. — Мария солнечно улыбнулась и принялась искать нужный флакон. — Ваше место на торжественной части укажет церемониймейстер. Пройдете и встанете там, руки либо по швам, либо в замок спереди, на уровне пупка. Ни в коем случае не за спину. — Зажмурьтесь, госпожа Аккерман! — Микаса едва успела прикрыть глаза, как ее голову окружило облако едкого аэрозоля. Отрава осела в носу и глотке, вызвав першение и позывы чихнуть. — Это чтоб прическа до вечера не распалась! — Аннике пригладила волоски по линии роста у лба Микасы. От химозной вони грозилась разболеться голова. Упрямая часть натуры Микасы остро желала нокаутировать милых дам, послав к чёрту и королеву, и её сумасбродные идеи. Другая — мягкая, ищущая общения — искала поводы для радости. — Ханна, какой цвет? — Спросила Эрнестина у женщины, что все это время стояла у окна, глядя на улицу. — Бордо. Не кричащий, глубокий, темный. Ей подойдет. И добавит солидности. — Ханна оторвалась от созерцания пейзажей за окном и внимательным прищуром уставилась на Микасу. — Согласна, подойдет. — Кивнула старшая фрейлина. Аннике закончила с волосами и приступила к макияжу. Мягкий крем приятно лег на кожу лица. Микаса почувствовала как уходит стянутость. Тонкий аромат заглушил свербящее ощущение в носу. — Только не румянь ее как дебютантку, будь добра! Госпожа Аккерман должна выглядеть серьезно. — Ханна прошла к вешалке и принялась перебирать наряды. — Ой! Пожалуйста не надо, я накрашу ресницы сама! — Микаса дëрнулась, едва увернувшись от щëточки с тушью. — Разумеется. — Аннике поджала губы. — У меня очень чувствительные глаза. — Почему-то захотелось оправдаться. — Помада потом? — Проигнорировав ее слова, молодая фрейлина обернулась с вопросом к Эрнестине. — Потом. — Кивнула та. — Руки готовы! — Мария закончила массировать тыльную сторону ладоней Микасы и принялась собирать свой скарб со столика. Аккерман посмотрела на свои кисти. Нежный розовый перламутр украшал каждый ноготь. Заусенец и цыпок как не бывало. Магия — не иначе! Она мысленно поставила зарубку: вернувшись домой не скупиться и заказать у аптекаря смягчающий крем. — На фуршете все просто. Закуски берете только без перчаток, желательно шпажкой. Бокал держать за ножку. Не напиваться. Всегда возможно непредвиденное. Королева может дать вам слово, нельзя в этот момент пасть в грязь лицом. — Я не пью! — Поспешила ответить Микаса. — Придется. Хотя бы мочить губы, для приличия. — Безразлично пожала плечами Шеффер. — Подойдите сюда. — Позвала Ханна. Астрид успела прикатить из ванной напольное зеркало. Микаса поднялась, подавляя острое желание опрокинуть столик, вешалку и удрать прочь из пыточной камеры, в которую за полчаса превратилась ее комната. Только из чувства уважения к старшей фрейлине и к труду остальных она сдержала зарождающуюся истерику. Несмотря на некомфортные и местами бестактные замечания, над её внешностью действительно хорошо поработали. — У вас красивая осанка, госпожа Аккерман. — Констатировала Ханна и приложила к груди Микасы вешалку с пышным платьем. — Хм… Нет, слишком вычурно. Микаса оглядела свое отражение. Нарядно. Непривычно. Привлекательно. Кудри у лица лежали мягкой волной, уходя к затылку в пышную скрученную косу. Глаза казались больше от подводки и теней. «Вроде я, а вроде и нет…» — Подумалось ей. После недолгих споров Эрнестина сдалась и со скрипом согласилась на атласный брючный комбинезон. Штанины его имели настолько широкий крой, что выглядели как юбка со сборками. Пока не сядешь — не отличить. Микаса проявила жесткость — не дала себя переодевать и заперлась в ванной. На удивление, наряд сел отлично: не свободно, но и не в обтяжку. Разве что, низ чуть длинноват. Она застегнула молнию на боку, поправила широкие рукава. Помахала в стороны руками, присела на корточки, попробовала пройтись скорым шагом. Из головы не выходили слова Эрнестины об опасных вещах, что творятся во дворце. Микасе инстинктивно хотелось, чтобы одежда не сковывала ее движений. Выйдя из ванной, Аккерман утонула в комплиментах и похвале. Снова поглядевшись в зеркало, поняла: заслуженно. Темный цвет крепкого вина выгодно оттенял ее бледную кожу. Красивая, утонченная, величественная — такие эпитеты пришли Микасе на ум. На миг вспомнилось, как она подобным образом разглядывала себя в первые дни, поселившись у Клауса. Считала торчащие ребра, объедала сухую корку с губ и молилась не найти в волосах вшей и гнид. Раздрай от беспардонного нарушения личного пространства отступил. И тут же сменился тревогой: впереди целый светский прием. — Идеально. — Довольным тоном заключила Ханна. — Королева будет довольна, полагаю. — Вторила ей фрейлина Шеффер. — Украшения? — Мария выглянула из-за вешалки. — Да. Принеси гранатовые серьги и браслет. — Бросила Ханна через плечо. — Почему королева не предупредила меня? Я совсем не готова… — Микаса тихо обратилась к Эрнестине, когда все остальные покинули комнату. — Королева никого не предупредила, дорогая. Мы все в этот раз в дураках. Будь мероприятие запланированным, оно бы стало куда более пышным. Пришлось бы рядить вас в кринолин. — Эрнестина покосилась на дверь, добавив полушепотом, — И более опасным. — Почему? — Оппозиционные партии и Йегеристы. — Всё также тихо ответила фрейлина. — Среди них слишком много фанатиков. Будьте осторожны и по возможности не отходите от ее величества. У нее надежная охрана, значит, и вы будете в относительной безопасности.***
На внеочередном чайном собрании в квартирке Аккермана Жанна Штейн села ровнехонько напротив Райнера. Села и принялась сверлить его переносицу взглядом. Пик налила всем чай, Габи и Фалько разложили по тарелкам выпечку. Энни снова отсутствовала, сославшись на плохое самочувствие отца. Райнер не стал тянуть. Убедившись, что все готовы, достал из портфеля газету «Рaradies Zeit», раскрыл на нужной странице и начал читать вслух. — …На торжественном приёме, устроенном её королевским величеством Хисторией не обошлось без неожиданностей. Новое назначение в дипломатическом аппарате поразило как элиту, так и простой люд. Член клана Аккерман, некогда… — Аккерман? Так он всё-таки на острове? — Жанна перебила, и тут же извинилась. — Он? — Райнер нахмурился, перечитывая и бессвязно бормоча прочитанное под нос. — Что? Нет… Речь о Микасе Аккерман. — Микаса? Кто это? — Жанна нахмурилась пуще прежнего. Комочек неясной ревности внутри груди услужливо предлагал варианты: «Дочь? Сестра? Жена?» — Его бывшая подчиненная. Служила в разведке Парадиза. Действительно заслуживает всех этих хвалебных эпитетов… — Райнер переглянулся с Пик. — По крайней мере, раньше она считалась второй по способностям после Леви. — Мы уже очень давно ничего о ней не слышали. Она решила не продолжать военную карьеру, живет уединенно и… Больше нам ничего и неизвестно о Микасе. — Проговорила Пик. — Микаса хорошая, но очень закрытая. Я мало её знала, но она показалась мне доброй. — Габи затараторила, едва прожевав бисквит, — Она спасла меня от смерти. — Эх… Леви нас поколотит. — Внезапно проронила Фингер. Все обернулись на нее с удивлением. Пик перевернула вверх дном жестянку от чая. Оттуда выпало две маленькие крупинки. Габи хихикнула и поперхнулась, Фалько хлопнул ей по спине, коря за дурость. Жанна нахмурилась. Грайс поймал ее взгляд и едва заметно кивнул. Спровадив остальных, Жанна и Фалько посвятили еще несколько часов изучению остальных писем.***
Прием оказался сущей пыткой. Микаса успела несколько раз нарушить правила этикета во время начала и конца формальной части. То встала не с той стороны, то подала не ту руку для приветствия. На ее счастье, сразу после официального представления перед всем двором рядом возник Жан. Он галантно сопровождал её весь вечер, подсказывал и направлял. Едкие и сальные взгляды липли к коже. Несмотря на общество Кирштейна, все, кому не лень, пялились на Микасу. Она ощущала, как следят за каждым ее движением, изучают, оценивают. Дамы шушукались за веерами, мужчины перешептывались, поглядывая исподтишка. Среди бесконечных шепотков про внешность и происхождение, Микаса несколько раз отчётливо уловила слово «Предательница». — Потерпи еще немного. Скоро можно будет уйти. — Жан, заметив нездоровый румянец на щеках сжал ее ладонь. — Они пялятся. И обсуждают. — Микаса слабо сжала в ответ. — Это легко объяснить. Ты — главное событие сегодняшнего вечера. И еще… — Кирштейн слегка улыбнулся, — Необычно выглядишь. Красиво, на мой вкус. — Спасибо. — Микаса смутилась, но глаз не отвела, — Ты тоже выглядишь чудесно. Жан ухмыльнулся. О собственной привлекательности он вполне догадывался. А вот Микасу увидеть такой — не ожидал. В груди снова опасно заворочалось старое полузабытое влечение. Кирштейн решил отложить рефлексию на потом и наслаждаться моментом сполна. — Принесу нам игристого. Никуда не уходи. Микаса не успела запротестовать, как Жан уже скрылся. Оставшись в одиночестве, она попыталась высмотреть какое-нибудь знакомое лицо. Пёстрая толпа мельтешила перед глазами, духота не позволяла сделать нормальный вздох. Виски под залакированными прядями взмокли — Микаса аккуратно стёрла платком каплю пота. — Госпожа Аккерман! Прошу, разрешите вас заснять? — Худощавый человек средних лет подлетел к ней с громоздким ручным фотоаппаратом наперевес. Микаса вздрогнула от неожиданности. Тонкий звон поселился в ушах, а под ложечкой противно засосало. — Д-да, конечно. — Она неловко переступила ногами, сложила руки, как того требовали приличия и попыталась придать лицу серьёзный вид. — Госпожа, улыбнитесь же! — Воскликнул фотограф. — Не дви-и-игайтесь… Готово! Громкий щелчок оглушил, а вспышка ослепила. Писк в ушах нарастал. Микаса с трудом удерживала кривую ненатуральную улыбку. По спине прошёлся холодок. — Госпожа Аккерман, позвольте поприветствовать вас! — Большая мужская ладонь фривольно коснулась поясницы. Микаса рывком отпрянула — сбоку над ней навис крупный высокий седой мужчина. Его холодные светло-серые глаза внимательно изучали. Он тут же убрал руки за спину и легонько поклонился. — Нас не представили друг другу лично, прошу меня простить. Немолодой, гладко выбритый, крепкий, с хищным выражением лица, незнакомец излучал ауру опасности и силы. Единственный на торжестве, он был облачен в форму, а офицерскую фуражку держал подмышкой. Парадный мундир цвета бутылочного стекла украшала наградная плашка и значок с перекрещенными ружьями. «Йегерист! И не простой…» — С опаской подумала Микаса. — Я — генерал Зигверт. Большая честь для меня — лично встретиться с вами. Микаса с опаской протянула руку. Вопреки деловому этикету, Зигверт склонился и мазнул губами по костяшкам, затянутым в тонкие перчатки. Микаса хотела отдернуть кисть, но сдержалась. — Признаться, все мы уже и не надеялись увидеть вас при дворе. Королева и главный советник обозначили ваше неучастие в жизни государства весьма безапелляционно, ещё четыре года назад. Зигверт наклонился ближе, сбавив громкость голоса, и с интересом изучал лицо Микасы. Ей пришлось неловко отступить на шаг под его напором. — И вот — Микаса Аккерман всё-таки здесь! Уверен, вам есть что внести в стратегию правления Её Величества. И, разумеется, — Он приподнял брови и ухмыльнулся, — Вы, как наша сестра и соратница, всегда можете рассчитывать на нашу лояльность. Сейчас и в будущем. — Зигверт многозначительно кивнул. Микасе дорогого стоило сохранить невозмутимость. Слова Зигверта жгли и холодили подреберье смятением. Отчего же столько опасений и страхов поселилось в её сердце? Микаса не понимала саму себя и все эти острые реакции на происходящее. Разнежилась. Отвыкла от ежедневного риска и опасности. Стала больше ценить покой? Зигверт кашлянул, привлекая к себе внимание. Микаса снова напряглась. Она помнила, как Армин смело взял на себя смерть Эрена, как подвергся народному осуждению в Элдии, как трудно ему приходилось в первое время по возвращении домой. Выходит, легенда так и прижилась, а её всё ещё считают последовательницей Йегера. Микаса на секунду представила, как изменилось бы лицо этого генерала, узнай он, сколько йегеристов на самом деле полегло от её руки. — Генерал Зигверт! — Жан появился внезапно, почти вклинился между ними. — Полковник Кирштейн. Офицеры сдержанно поприветствовали друг друга. Микаса легонько кивнула в ответ на настороженный взгляд Жана. — Прошу нас простить, Её величество срочно желает видеть госпожу Аккерман. — Жан твердо потянул Микасу в сторону Президиума, не спуская глаз с генерала. — Не смею задерживать, полковник. — Зигверт хищно ухмыльнулся Жану и перевел взгляд на Микасу. — Ещё раз выражаю вам своё почтение и восхищение, госпожа Аккерман. Видеть вас — уже награда. Учтиво кивнув, он развернулся на пятках и растворился в толпе. — Что этот змей тебе наговорил? Ты бледнее снега, Микаса… — Жан озабоченно оглядел ее лицо. — Немного фамильярностей. Но, в целом, все нейтрально. Сказал, что я им сестра, соратница и могу рассчитывать на поддержку. — Вот дерьмо! Старый дьявол! — Жан нахмурился пуще прежнего. — Хистория правда зовет? — Да. Идем. — Куда? — Подальше от лишних ушей и глаз. Покинув зал торжеств и душную толчею, Микаса наконец-то смогла отдышаться. Миновав один поворот коридора и два поста охраны, они пришли к малому рабочему кабинету королевы. Микаса смутно помнила это место. Давным-давно, в прошлой жизни, ей довелось пару раз оказаться здесь на секретных совещаниях. Уже после ухода Эрена. Обстановка кабинета не отличалась помпезностью. В глаза бросился пустой бокал вина, стоящий на краю дубового стола, за которым сидела королева. — Вы вовремя. — Хистория на секунду оторвала взгляд от бумаг. Жан усадил Микасу в кресло и присел сам напротив. Повисла тишина. Наконец, спустя десять минут королева протянула Микасе документ. — Ознакомься, пожалуйста. Здесь все о твоих новых обязанностях и статусе. Микаса приняла бумаги и приступила к чтению. Чем дольше взгляд скользил по строчкам, тем пасмурнее становилось выражение ее лица. — Надеюсь, вы не откажетесь выпить со мной чаю, его сейчас принесут. — Хистория буднично прибирала писчие принадлежности в стол. Жан, глядя то на королеву, то на Микасу, напрягся.***
Терпение подводило. Поймав себя на бесконечном выглядывании в смотровое пятнышко окна, Леви решил отвлечься книгой. Учебник Арлерта и справочник для уточнения заумных терминов он не брал в руки со дня приезда в столицу. В свете упущенных возможностей, вариант раздобыть сильных болеутоляющих уже не казался мало приемлемым. Крайний случай. Готовясь к поездке, Леви продумал много вариантов. Осведомительница могла что-то напутать. Человек, которого он должен был разыскать — умереть от болезней и старости. Йегеристы могли арестовать его как предателя — за отказ возвращаться на остров сразу после окончания войны. И еще тысяча тысяч непредвиденных обстоятельств. Неизвестность будоражила и пугала одновременно. Леви любил в прошлой жизни риск, но и «подстелить соломки» не чурался. Растил нелепые усы, чтобы не быть узнанным ни йегеристами, ни вышедшими на поверхность старыми знакомыми. Читал о обезболивающих и наркотиках на случай, если придется дать непосильную нагрузку ноге. Коли собрался пихать в себя дрянь, стоит быть готовым к ее действию на организм. Желание покончить с неведением все равно превышало в нем страх впасть в смертельную зависимость. Буквы мельтешили перед глазами противной мошкарой. Чтение при тусклом свете — прямой путь повторить участь Зоэ. Леви с грустью подумал, что будь Ханжи сейчас рядом — уже придумала бы надежный шальной план. Мысли о боевой подруге плавно и логично перетекли в мысли об Эрвине. От командора хотя бы осталась могила. Зоэ же канула в неизвестность: ни оплакать, ни возложить цветов. Следом за мертвыми товарищами подкрался расплывчатый призрак матери. Как ни хотелось бы Леви убежать от теней — они настигали его снова и снова. В голову лезли странные сравнения: что, если Кушель, как и жутковатая девчонка, торговала телом сызмальства? Отчего то отвращение, то жалость вновь скреблись на душе? — Мертвецов тут больше, чем живых. — Буркнул под нос Аккерман, потирая переносицу. Затекшая от неподвижности нога онемела. Леви понадобилась опора, чтобы встать. Сетуя на собственную дряхлость, он рефлекторно приложился к «глазку». И тут же отпрянул. Жизель вернулась. Снова сидела на земле, обняв руками колени и натянув на них подол рубахи. Леви не видел лица, заметил лишь мерные покачивания маленькой фигурки. И снова двоякость: Разум, прагматичный и целеустремлённый, требовал выйти и расспросить. Вызнать точный адрес и другие подробности, похватать вещички и сбежать на поверхность. Сердце же молило не высовываться из дома — не приближаться к живому напоминанию о его гиблом детстве. Переборов себя, Леви набрал стакан воды, взял немного еды и спустился. — Эй, ты как? — Аккерман протянул угощение ребенку. — Как обычно. — Глухо и монотонно отозвалась Жизель. Приняв из его рук пищу и питье, она медленно подняла глаза. Леви сдержал дрожь, но неприятно удивился пустоте ее взгляда. «Мертвые…» — Отметил про себя. — Возьми оружие и пойдем. — Жизель отдала пустую посуду обратно и неуклюже поднялась, вытирая пальцы о подол рубахи. Ее одежда потихоньку превращалась в грязное тряпье. Леви ничего не ответил. Наступил на горло тонкому голоску совести. что отчаянно призывал хоть как-то помочь бедному дитя. Взяв все необходимое и надежно заперев дом, он спустился вниз. Жизель доплетала неаккуратную косу: ее кончик смахивал на мышиный хвост. — Пойдем, папочка! — Девочка наигранно улыбнулась и зашагала вперед. Леви поспешил следом. Дорога заняла полчаса. Жизель бесконечно петляла по улочкам в сторону западных тоннелей. За спиной осталась и рыночная площадь, и опустевший богатый квартал. Леви поежился: похоже, их конечная цель находилась в самом маргинальном районе. Здания вокруг нависали темными мрачными глыбами, улочки сужались и кишели крысами. Смрад разложения нет-нет, да доносился из заколоченных бараков. Шорохи нервировали, резали слух, заставляли волосы на затылке вставать дыбом. Леви бесконечно оглядывался в поисках угрозы и не мог отделаться от ощущения, что за ними следили сотни глаз. Из каждой трещины в стене, из каждого темного закоулка и разбитого окна. Тени преследовали, пили страх и слизывали липкий холодный пот. Этот район все банды в его юности обходили стороной. Здесь торговали всем запрещенным: наркотиками, оружием, людьми. Здесь он родился и вырос. — Сюда. — Жизель воровато оглянулась и юркнула в узкий проулок. Леви тоже огляделся и шагнул в пыльную тьму. За ветхой дырявой занавесью, что служила дверью в кирпичный дом, угадывался длинный коридор. Его тупиковый конец манил тусклым желтым свечением. Леви напрягся пуще прежнего. За перекошенными дверями слышалась возня и шепот. Странная вонь проникла в нос и обожгла слизистую. В конце коридора обозначился дверной проем — свет пробивался оттуда. Жизель ускорилась и быстро скрылась за порогом. Леви еще раз внимательно оглянулся по сторонам — заметил как резко притворилась одна из дверей в коридоре. Паранойя оказалась небеспочвенной. Ладонь в кармане сжала рукоять ножа. Аккерман медленно пошел на свет. Убогое помещение с плесневелыми стенами тонуло в полумраке. Под ногами разбежались тараканы, парочка хрустнула под ботинком — Леви скривился от отвращения. Нагромождение поломанной мебели служило своеобразной ширмой и скрывало источник света. Аккерман прошел вперед. На маленьком изящном столике в луже воска коптила крупная свеча. Рядом лежали серебряная ложка, куски пергамента и маленькие весы. — Здарова, Леви! Еле узнал твою рожу. — Сиплый голос резанул слух. На полусгнившем кресле-качалке, укрывшись по пояс пледом, сидел худой немолодой мужчина с землистым цветом лица и горящими глазами. — Ганс? — Леви оторопело озвучил догадку, заприметив отсутствие мочек. Его бывший соратник когда-то носил серьги, и в одной из жестоких стычек лишился и украшений, и части ушей. — Я, босс. — С издевкой ответил мужчина. — Что ты здесь… — Леви настороженно оглядывал обстановку. — Живу я здесь да порошочками барыжу. — Старый знакомый кивнул на столик и поскреб грязными нестрижеными ногтями щетину. Леви зацепился взглядом за синяки на его руке. Они повторяли ход вен. — Да, сам тоже торчу по-маленечку. Жизнь такая… Хуевая, в общем. — Ганс насмешливо зыркнул на Леви и закопошился под пледом. — Ты не кормил его! И не мыл! — Раздался недовольный возглас из-за стены. Леви повернул голову и заприметил еще одну дверь. В проеме появилась Жизель с тряпичным свертком на руках. Лицо ее пылало гневом, а губы дрожали. — Съебись отсель, не видишь, взрослые толкуют?! — Зло рявкнул Ганс, высунувшись из недр кресла. — Ты обещал смотреть за ним! — Не унималась Жизель. Она принялась покачивать сверток. — А ты обещала вернуться в срок! — Сипло парировал Мужчина. Кресло громко скрипнуло от его движений. — Я нашла клиентов в элитном районе! Я денег принесла! Мразь никчемная! Скорее бы ты сдох! — Девочка сорвалась на крик со всхлипом, ее глаза в полумраке блеснули недобро. — Ах ты сука! На отца гонишь? Сейчас я тебе… — Ганс неловко поднялся, опираясь на вытертые подлокотники, выхватил палку из-под кресла и замахнулся, намереваясь бросить. С его колен упало покрывало. Леви едва сдержал острый порыв сморщиться — одной ноги недоставало. Вторая зияла огромной гнилой язвой, в середине голени виднелась белесая кость. Жизель юркнула обратно, изрыгая потоки брани. Ганс крякнул по-стариковски и повалился обратно. Пахну́ло немытостью и гнильцой. — Как дела у Черча и Бель? Леви замер от неожиданности. Все увиденное и услышанное мешало сконцентрироваться и думать связно. — Они мертвы. — Сухо выдавил он, а в груди кольнуло, как кололо каждый раз, стоило вспомнить о товарищах. — Хм… Хуево. Давно? — Ганс нахмурился и потянулся за своей засаленой накидкой. — Давно. — Леви подошел и поднял покрывало. Секунду помедлив, он прикрыл колени бывшего друга. Ганс хмыкнул и выудил из кармана пачку сигарет. — А ты, сталбыть, живëхонек? Как же так? Леви промолчал. — Обещали нам, что вернётесь после дельца, а сами съебали с концами. Ни весточки, нихуя от вас. — Ганс продолжил насмешливо сверлить его взглядом. — Наверху все иначе. Так сложилось, что… — Да заебись все у тебя сложилось, не скромничай, Леви! — Доходяга выудил единственной парой желтых зубов папиросу из мятой пачки и подкурил. — Слухами земля полнится, да и под землю кой-чего просачивается. Мы даже обрадовались, что ты шишкой в разведке стал. Газетенки сверху перехватывали, читали на вечëрках, гордились тобой. Все ждали, что придешь и заберёшь нас из крысятника, — Ганс крепко затянулся и зажмурился. — Ебланы наивные, ха! — Выдохнул сизое облако в сторону Леви, вызвав у того желание избивать. Леви хранил молчание. Каждое слово секло плетью. Ничего из сказанного нельзя назвать ложью. За стеной раздался надрывный плач ребенка, а следом утешающее воркование Жизель. Ганс подался вперед и пытливо всмотрелся в лицо бывшего главаря своей ганзы. — Так хули тебе надо тут, Аккерман?***
— Довольно! Не желаю больше выслушивать эту ерунду! — Хистория со злостью шлепнула по столу ладонью, серебряные ложки в унисон забряцали о тонкий фарфор чашек, — Я четыре года поднимала Парадиз из руин, пока ты пекла сраные пирожки и гуляла по холмам! Королева поднялась с кресла, обогнула стол, приблизилась на расстояние вытянутой руки — Аккерман отчаянно захотелось развернуться и убежать прочь. Откуда взялась эта несвойственная ей трусость? Отчего гнев бывшей соратницы так задевает, а слова режут ножом по живому? Микаса попятилась, не отрывая растерянного взгляда от королевы. Такой Хисторию она очень давно не видела. Много лет. — От тебя многого не нужно. Просто поработай на благо страны. Угоди правительству Хидзуру. Ты — наш ключ в экономическом и… Да во всех планах! — Я уже сказала, что не гожусь для этого! Я не умею… — Ты всё ещё думаешь, что это моя прихоть или просьба? Не забывай, я — твоя королева. Я уже подписала указ о твоём назначении. — Тихо процедила Рейсс. — Я не просила ваше величество об этом. И я никуда не поеду. Я всю жизнь воспитывалась как оружие. Как вещь в руках разведки. Никто не спрашивал, чего я хочу… — Аккерман оборонялась, но все еще держала лицо. Пусть ей недоставало прежнего хладнокровия, но и сдаваться она не собиралась. — Микаса, ты меня не слышишь! — Хистория снова повысила голос, перебивая — Я была такой же девчонкой, как ты. Даже хуже: ни выдающихся боевых навыков, ни стратегического мышления, ни силы, ни ловкости. Всё, чем меня наградила судьба — смазливая мордашка от мамаши. Но вот же шутка, Микаса! Невыдающаяся и неважная Криста из серой массы, чьей смерти никто бы никогда не заметил среди сотен других, вдруг стала невероятно важной. Чудо, да? Думаешь, я хотела этого? Этой жизни? Микаса сглотнула ком в горле. Выслушивать во второй раз о тяжести королевского бремени казалось непосильным до тошноты. Веки королевы дрогнули, взгляд устремился вовне, затуманился. — А я просто хотела свободы. Свободы — как твой Эрен! Микасу передернуло. Интонация, с которой Хистория выплюнула родное сердцу имя, неожиданно взбесила. — И знаешь что? Раз уж мы тут о хотелках толкуем с тобой… — Королева скрестила руки на груди и вздернула подбородок, — Мне нравился твой брат! Рядом с ним всегда было легко и свободно. Рядом с ним я чувствовала себя в безопасности! Он умел слушать и умел вдохновлять. Он сам придумал, как защитить меня с помощью беременности. Сложись всё иначе… Хистория сморщилась, на долю секунды дрогнула каменная маска, холодные лазурные радужки подернулись талой слезой. Королева пару раз моргнула, мотнула головой и вновь прошла обжигающим взором по Микасе. — Однако всё произошло, как произошло. Он всегда выбирал только тебя. Наверное, приятно это слышать? Всё, что он смог мне дать — лишь обещание. Обещание сделать всё возможное, чтобы защитить Парадиз. Эрен взял на себя всю эту тяжесть, я тоже взяла свою долю ответственности. А ты, Микаса? Хистория подошла на шаг ближе. Микасу обдало жаром чужого тела: королева пылала и очевидно взмокла от пламенных речей. Нездоровый румянец на щеках в сочетании с бледной кожей выдавал её болезненное состояние. — Есть вещи, которые мы обязаны делать. Даже если очень не хочется. — Хистория умолкла и с напором заглянула Микасе в глаза. — Ты знаешь об этом не хуже меня. Тебе ведь тоже не хотелось убивать Эрена! Да, Микаса? — Сука… — Тихое шипение непроизвольно слетело с губ Аккерман. Жан ошеломленно оглянулся, не зная, как реагировать на происходящее. Обстановка накалилась до опасного. — Повтори, — Хистория с окаменевшим лицом задрала подбородок, злой прищур подернул её веки. — Повтори, Микаса. Как ты меня сейчас назвала? — Сука ты! Злобная стерва, Ваше Королевское Величество! Горечь и злость копились в груди давно, сколько Микаса себя помнила. Мир никогда не был с ней обходителен, ей всегда приходилось отвечать взаимностью. Чувства, тщательно схороненные под пластами приличия, прорвалась наружу — Микасу понесло. Ослепленная обидой и злостью, она опомнилась только когда твёрдая ладонь Жана поймала её занесённый кулак. — Микаса, очнись! Ты спятила?! — Жан с силой тряхнул её за плечи, оттесняя подальше от королевы. Аккерман заморгала, прогоняя кровавое марево из глаз. Отчаяние и осознание собственной опасной несдержанности мигом накрыли её. — Хистория, я не… — Ей не дали договорить. Властный стальной голос королевы Рейсс тихо произнёс: — Уведи. Видеть её не желаю. — Хистория уже стояла к ним спиной, отвернувшись к окну. Жан не оглядываясь буркнул «Есть», и с силой потянул Микасу на выход. Та не сопротивлялась.