Самоизоляция

Тоненький лучик солнца робко проскользнул между не плотно задёрнутых штор и, распугивая пылинки в воздухе, устроился на краешке широкого дивана. Какое-то время он смирно сидел там, грея себе место и не мешая человеку, лежащему на этом же диване. Но долго сидеть без дела было скучно и луч пополз вверх по чёрной простыне. Сантиметр за сантиметром двигался он, пока не забрался на нос спящему и не пощекотал сначала левую ноздрю, потом правую, а затем — обе вместе. Мужчина заводил носом во сне, пытаясь сбросить непрошенного гостя, но попытки не увенчались успехом — оставалось только громко чихнуть и проснулся… Так началось первое самоизоляционное утро Димы Снейка Хакимова. — Гадство, — прошипел Снейк, глядя на часы. — Я рассчитывал воскреснуть к обеду и не раньше, а сейчас ещё только десять! Выспался, блин! Он уселся, свесил с дивана ноги и нашарил босыми ступнями тапки. Барби, мирно дремавшая возле стула с одеждой — оживилась, давая понять, что готова пойти на прогулку. — На пелёнку поссышь, — цыкнул на животное Дима. — У меня коронавирус и я сижу дома. А значит, ты тоже, вместе со мной. Улавливаешь логику? Он прошлёпал в ванную и долго чистил там зубы, придирчиво разглядывая себя в зеркале. Корни волос отрасли сантиметров на пять — в последнее время не было даже свободной минутки, чтоб сходить в салон. Сейчас она появилась, но в салон, по понятным причинам, соваться не стоило. Это злило и раздражало Хакимова. И не только отросшие корни, но и поплывшие скулы резали глаз. Действие «подкачки», как и краски для волос, вечным не было. — Для кого стараюсь — не понятно, — фыркнул Дима и сплюнул пену вместе со слюной. — Все мужики, как мужики, стареют себе потихонечку и не вякают, а я вечно молодым хочу быть. Скоро уже и уколы не помогут. Придётся переходить на кровь девственниц. Только какие, к чёрту, у «Матрицы» девственницы в фанатках? Днём с огнём не сыщешь… А у «Наива» — и подавно. Снейк прополоскал рот, умылся и отправился на кухню варить кофе. Впрочем, после плотного завтрака, настроение музыканта немного улучшилось. На глаза ему попался стул с одеждой, возле которого спала утром Барби и Дима решился на отчаянный шаг — генеральную уборку в доме. Яна уехала ухаживать за мамой ещё накануне Димкиной болезни, а значит, вот уже пару недель уютная квартира, попав в распоряжение Снейка, напоминала холостяцкую берлогу. — Блять, меня дома почти не было все эти дни! Кто тут срал в моё отсутствие? — ворчал Хакимов, стоя на коленях и доставая из-под дивана пустые пивные бутылки. — Твоё? — он покосился на Барби и помахал перед её носом стеклотарой. Собака радостно тяфкнула и вильнула хвостом, принимая странную игру хозяина. — Я так и думал, — вздохнул Снейк. — В следующий раз выбрасывай, пожалуйста, сразу в ведро. Под диваном нашёлся, так же, сменный чехол от Янкиного айфона, знатно погрызанный и чем-то измазанный (чем — Дима старался не думать), несколько пятирублёвых монет, начатая упаковка жвачки и крышка от пульта. — Недурно, — ухмыльнулся Хакимов. Крышка была прилажена на законное место, мелочь и жвачка перекочевали в карман пальто, а чехол полетел в мусорный мешок. Смочив в ванной тряпку, Снейк широким жестом прошёлся по поверхности столешницы, любуясь, как пыльную гладь рассекает чистая влажная полоса. Вскоре, в квартире не осталось ни следа от былого безобразия: полы были пропылесошены, посуда вымыта, а зеркала сияли. Оставалось только выкинуть мусор в мусоропровод. Но это позже… Шкаф! Его Хакимов оставил напоследок, не решаясь заглядывать внутрь. Уже очень давно Янка говорила навести там хотя бы подобие порядка и провести ревизию в тех вещах, которые пренадлежали супругу и которые он не собирался носить. Дима приоткрыл дверцу и сунул нос в щель. На него смотрели шесть полок непуганного шмотья. — Бедная я Золушка, — заныл музыкант, жалея сам себя и от этого жалобясь ещё сильнее. — Что вы уставились на меня все, а? Вот вы, синие джинсы, какого хера вылупились? Давненько я вас не надевал. Уже, поди, забыли, как это — обтягивать мою задницу? Снейк выудил штаны с полки и, скинув домашнее трико, натянул их на тощие ляжки. Вопреки ожиданиям, джинсы болтались, как мешок. — Ни хера себе, я схуднул, — то ли восхищённо, то ли с ужасом проблеял барабанщик, рассматривая свою пятую точку в зеркале. Он попытался затянуть ремень потуже, но ситуацию, в целом, это не исправило. — Да и насрать, продам на «Авито», — не стал заморачиваться Хакимов и стащил с себя джинсы. — О, а это что? Толстовка старая. На фига? Я её уже года три не носил… На выброс, однозначно! Её даже за сотку загонять стыдно — задроченная вся. Блять, ещё и прожжёная… А это что? Футболки… Тоже доисторические! Тоже на помойку! В руки Снейка выпал с верхней полки тёмно-синий шарф и Дима тихонько опустился вместе с ним на пол, зарываясь в шерстяную ткань носом. Шарф был Валеркин и тот дал его Диме в каком-то туре, когда вечно трясущийся от холода Хакимов, в очередной раз посинел, но упорно отказывался одеваться теплее. Прям снял с себя и намотал на шею упрямому директору. Намотал, посмотрел в бездонные синие глаза и поцеловал в уголок рта. И это было так хорошо, и так правильно, но так неожиданно, что Снейк даже перестал трястись от холода. А потом снова начал, но уже от волнения. От шарфа пахло Валеркой даже сейчас. Дима, закрыв глаза, внюхивался и старался представить Аркадина рядом с собой, здесь… Они почти не виделись в последнее время — Аркаша сначала катал со своим «Тоддом», а потом заболел чёртовой «короной», запретив приезжать к себе, чтоб не заразить. Но Снейк всё-равно подцепил её где-то, даже без Валеркиной помощи. Где? Да где угодно… Только сидя дома можно было избежать заражения, а сидеть дома Дима не привык. Чувствовал он себя, правда, не так уж и скверно, но статус инфицированного связал его по рукам и ногам, заперев в четырёх стенах. Хакимов аккуратно свернул шарф и положил обратно на полку. От воспоминаний стало больно. Валера первый предложил разорвать отношения после свадьбы Димы и Янки. Снейк честно не понимал, почему… Изменой он это не считал, наверное от того, что Аркаша был с ним одного пола. Вот если бы с женщиной — тогда другое дело… Но на женщин Хакимова тянуло с каждым годом всё меньше и всё чаще хотелось мужчин. Мужчину. Одного и очень конкретного. — Лер, ну ведь жена — не стена, — пытался уговорить он Валерку. — Стена, — коротко отрезал гитарист и сводил всё к дружескому общению. Постепенно Дима перестал пресмыкаться перед Аркадиным, взращивая, забитое под плинтус, собственное достоинство. Стена, так стена. Только губы упорно не хотели забывать, как это — целоваться с Вэлом, а тело предательски ныло от невозможности почувствовать на себе грубоватые касания, причиняющие боль и удовольствие одновременно. Однажды оба мужчины изрядно перебрали после «матричного» концерта. Дима даже запомнил город, где это случилось — Самара. Он ластился к пьяному Аркаше, применяя запрещённые приёмы: целуя в нужных местах и поглаживая там, где было особенно приятно — за несколько лет оба успели изучить тайные предпочтения друг-друга. Валера, под действием алкоголя и Хакимовских ласк, начал оттаивать и уже подался, было, навстречу… Но что-то снова щёлкнуло в его голове. — Дим, остановись, — он сцапал одной рукой обе кисти барабанщика, зажав их, словно в тисках. — Мы сейчас наделаем глупостей и потом будем жалеть. — Я не буду, — честно признался Снейк и даже для убедительности мотнул головой, тряхнув рассыпчатой чёлкой. — Я буду, — чуть повысил Валера голос. — Но почему? Ты не хочешь меня? — Ты сам всё прекрасно знаешь. — Не только знаю, но и вижу по твоему стояку! — Это обычный физический отклик… — Ах, обычный? И часто у тебя откликается на мужика? — Дим… Мужик женат, не забывай! — Далась тебе эта свадьба, — зло сверкнул глазами Хакимов. — Это же всё формальности. Тебе же ничего не мешало трахать меня, когда у меня не было на пальце кольца? Хочешь, я сниму? — Не надо. Это не поможет. — Ну а что тогда? — Понимаешь, Яна не заслужила такого… — А Катя, значит, заслужила? Ты кончал в меня, вытаскивал член и ехал домой, а потом там вставлял его в Катьку! — Валера поморщился, но Снейка уже несло. — Мыл хоть? Или прям так? — Дим, прекрати. Ты несёшь бред. — Да и похуй! Ну так что, Катька заслужила? Отвечай! Хули ты печёшься так о Чернецовой? Не ты ей в глаза смотреть будешь, а я! — Я потому на Кате и не женюсь, если ты не заметил. Штам в паспорте многое меняет! Это ответственное решение! Это когда и в горе, и в радости, а потом в один день… — Я не собираюсь в один день! Я ещё пожить хочу! С тобой хочу побыть! — Ты свой выбор сделал осенью… — Откуда у тебя в голове такие предрассудки? С чего ты взял эти «и в горе, и в радости»? — А откуда у тебя такое похуистическое отношение к тому, что ты делаешь? Ты не хозяин собственному слову? Тогда незачем было и начинать это всё. — Оба хороши! — Возможно. Но сейчас так будет лучше. — Лучше для кого? — срывая голос и сглатывая подступающие слёзы, верещал Снейк. — Хочешь заработать себе плюс в карму? Тебя уже в рай не возьмут, опоздал ты лет на тридцать туда! — Дурак! — Пусти, — дёрнулся барабанщик. Аркадин разжал руку и Дима с шипением потёр запястья. — Знаешь что, — начал Вэл, но Хакимов его перебил. — Нет уж! Это ты знаешь, что? Иди-ка ты на хер, Валера! Вспоминать это всё было стыдно даже сейчас. Снейк настолько углубился в прошлое, что опомнился только тогда, когда почувствовал, как коротко стриженные ногти впиваются в кожу на ладонях. Как его простил Валерка — ему было не ясно. — Я же люблю тебя, не смотря ни на что, — улыбался Вэл грустно, когда на утро Дима приполз с извинениями. — Именно поэтому ты утверждаешь, что не хочешь быть со мной… — Я не понял, — бровь гитариста иронично поползла вверх. — Ты прощения просишь или хочешь продолжить вчерашнюю срань? С тех пор прошло около двух лет, но оба музыканта держали себя в руках и старались не вспоминать больше ни про ссору, ни про отношения. Мужчины даже не были уверены, знал ли кто-то из их коллег про то, что между ними было. Наверное, догадывались, потому что по Хакимову вообще легко считывалось всё — директор долго ещё ходил таким, что в гроб краше кладут. Да и Валера стал более раздражительным, придирчивым к мелочам и наедине с Димой долго не задерживался. — Ёбанное всё, — вздохнул Снейк и распахнул дверцы плательного шкафа. Прямо на него оттуда смотрело Янкино свадебное платье. Белое, нежное и беззащитное. Первым желанием было схватить ножницы и изрезать подол, оторвать все стразы, разодрать кружевной лиф и рукава, чтоб выместить свою злость и беспомощность… Но почему-то Дима снял платье с плечиков и приложил к телу. Холодный шёлк отрезвил и заставил вздрогнуть. — Никто же не узнает, — сам себе под нос пробормотал Хакимов и медленно, словно под гипнозом, стянул с себя футболку… Платье село точно по фигуре — всё-таки, Дима сильно похудел за последнее время. Рукава были немного коротковаты, но заморачиваться Снейк не стал и подвернул их, сделав из полноценных — три четверти. Под кружевной тканью нелепо проглядывали чёрные татуировки. Корону и фату барабанщик не стал трогать, а вот подвязку невесты долго и задумчиво вертел в руках, а потом приподнял низ платья и медленно натянул её на бедро. Картина получилась довольно-таки странная и Хакимов, вышедший в прихожую к большому зеркалу, застыл перед ним, внимательно себя разглядывая. Опять в голове всплыл октябрь две тысячи восемнадцатого, когда Валерка шутил, ещё до свадьбы, что украдёт жениха… — Ну вот он я, кради, — усмехнулся в пустоту Дима и подошёл к зеркалу вплотную, касаясь пальцами своего отражения. В это время, в замочной скважине повернулся ключ, дверь открылась и из проёма на Снейка уставилась, не мигая, пара карих Валеркиных глаз. — Ёбтвою мать, — вздрогнул хозяин квартиры и уставился на нежданного гостя в ответ. — Ты как? Ты почему тут? — Ты трубку не берёшь, а я по делам мотался в городе и решил заехать, — медленно произнёс Аркаша, пытаясь прийти в себя от увиденного. — Проведать, как ты тут болеешь, хотел… — А ключи? — Так ты мне сам давал, когда вы на юг уезжали… — Ааа… Они помолчали несколько секунд, потом Дима взвизгнул: — Какого чёрта, Валер! Я же на самоизоляции! — Так у меня антитела, — Вэл не мог отвести глаз от тонкой фигуры, скрытой под белым шёлком. — А ты чего вырядился так? — Не знаю, — Хакимов, опомнившись, судорожно принялся расстёгивать молнию на спине, прогнувшись и не дотягиваясь до собачки. — Я вообще в шкафу ревизию проводил, а потом мне это платье попало под руку… Чёрт, заело замочек что ли?! — Давай, я помогу, — Аркаша шагнул с порога в квартиру и потянулся к барабанщику, но, внезапно, сдавил его хрупкие плечи и притянул к себе со спины. Смуглые пальцы сжали нежную ткань, пробежали по вышитому узору, цепляя мелкие бусины и стразы. Валерка зарылся носом в смоляные волосы на Димкином затылке, вдыхая их аромат и закрывая глаза. Снейк испуганно встрепенулся, пытаясь освободиться, но ему уже горячо шептали в шею: — Тсс-с, не дёргайся… Я хочу тебя! Прямо в этом платье, прямо сейчас! В коленях моментально разлилась слабость, а низ живота сладко потянуло. Валера протолкнул его, поддатливого и на негнущихся ногах, в спальню, уронив там на кровать, и придавив собой сверху. Хакимов старался не думать о том, что за наваждение нашло на его друга. Старался не думать, что это на один раз. Что его, по сути, используют. Играют им. Он всецело отдавался человеку, которого любил больше жизни, в котором нуждался и которого желал сейчас, как никогда. Аркаша задрал подол Димкиного платья и, обнаружив под тканью подвязку, утробно заурчал. Осторожно, растягивая удовольствие, вцепился он острыми зубами в её край и потащил на себя, стягивая — возбуждаясь сам и не на шутку заводя Снейка. Тот уже забыл, как дышать и лишь, вытаращившись на гитариста, судорожно хватал ртом воздух: — Валер… Леер… Я не могу… — Я ещё ничего не сделал! — Так сделай уже хоть что-нибудь, — Дима просунул руку под резинку боксеров, провёл сжатой ладонью вверх-вниз по члену и, достав его из трусов, обвёл большим пальцем скользкую головку. Аркаша хищно облизнулся и, вобрав ртом горячую плоть, принялся шумно сосать, помогая одной рукой, а второй — лаская себя. У Снейка потемнело в глазах. Он запустил цепкие пальцы в каштановые волосы гитариста, распуская их из целомудренного хвостика и наматывая на руку — задавая темп. Но Валера не долго давал собой руководить. Одним рывком поднялся он на ноги, навалился на Диму и, приставив головку члена к узкому входу, толкнулся вперёд. Хакимов закусил запястье. На глазах выступили слёзы. Слишком давно у него никого не было… Не было Валеры… Мышцы, растянутые когда-то, уже приняли анатомическую форму и сейчас Снейк мучился от дикой боли. Однако, страх того, что Валера встанет и уйдёт, опомнившись, был сильнее. — Ты как? — тяжело дыша, поинтересовался Аркаша, вглядываясь в синие глаза. — Хорошо, — пискнул Дима и подался навстречу, отчаянно делая вид, что всё в порядке. Но Вэл чувствовал напряжение и ощущал, что Снейк едва сдерживается, чтоб не заорать. Он вышел из разгорячённого тела под собой и с ужасом уставился на кровать: на белоснежном платье медленно расплывалось алое пятно. — Дима, Димочка! — Валера прижал к себе дрожащего Хакимова. — В ванную пойдём скорее! Чёрт, какой я идиот! Уже через полчаса Снейк дремал в тёплых Аркашиных объятиях. Валерка баюкал его, словно маленького и периодически целовал в висок или скулу. — Ты как? — Лучше, — попытался улыбнуться Дима и тут же сморщился от тупой боли. — Зато смотри, как всё по правилам получилось: невеста досталась тебе девственницей. В голове всплыло утреннее воспоминание про омолаживающие свойства крови… Нет уж, спасибо! Такой крови точно больше не надо. — Дурак, — закатил глаза Аркадин, а потом тихонько привстал на локте и поправил одеяло на барабанщике. — Я люблю тебя, Хакимов! Я так тебя люблю… Снейк нашарил под одеялом Валеркину ладонь и переплёл свои пальцы с его, а потом повернулся и впился поцелуем в припухшие губы гитариста. — Отлегло что ли, — усмехнулся Вэл, когда воздух в лёгких закончился и возникла пауза. — Я так подумал, — загадочно произнёс Дима. — Ты настолько редко балуешь меня признаниями и своей любовью, что было бы глупо терять сегодня такой шанс… Тем более, что кроме задницы, есть ещё куча способов получить удовольствие. Он тихонько заурчал и скрылся под одеялом, а уже через минуту настала очередь Валеры урчать… Платье было отдано в химчистку и к приезду Яны ничто не напоминало о том маленьком ЧП. Ничто, кроме блестящих глаз Снейка и счастливой улыбки Валерки…