Мгновение

      Чайльд находит букет в чёртовом мусорном ведре. Он точно в этом уверен, потому что ему стоило немалых усилий разыскать дурацкие цветы среди снегов своей родины. И сейчас они в помойке. Тарталья тихо хихикает. Это было ожидаемо, да? «Цепная сука» именно такая — не подпускает к себе никого слишком близко. Предвестник злится настолько, что несколько раз бьёт стену кулаком, отчего по камню идут трещины, а костяшки стёрты в хлам. Чайльд опять глупо хихикает, на грани истерики.       И проникает в комнату Арахны незаметно, как учил в детстве отец. Выбрасывает нахер все травы и настои, которые могут хоть как-то предотвратить нежелательную беременность, заменяя их пустышками. Чайльд опять смеётся, глухо и надрывно, когда понимает, что делает. Но не отступает, не достаёт из мусорки ебанные противозачаточные и не возвращает всё на свои места. Только притаптывает ногой, со стороны наблюдая, как снег скрывает все улики.       Каралис всё также смотрит гордо и свысока, забавно задирая подбородок, когда с ним говорит. Такая маленькая и слабая. В мире сильных она не выживет. Зато тут, на коленях у Тартальи, ей самое место. Он защитит, он обеспечит, он заставит забыть, что такое «нужда» хоть в чём-то. Предвестник достанет самую мелкую вещицу, самый редкий камень и злоебучие цветы в разгар зимы. Но «цепная сука» не хочет подчиняться. Она стонет под ним, выгибается колесом и смотрит всё с той же насмешкой, когда поправляет одежду и выходит из его дома, со словами «до встречи».       Чайльд хочет, чтобы инквизитор зависела от него. От его прикосновений, голоса и слов. Чтобы стоило ему взглянуть — как его уже будут ждать раздвинутые ноги, а в глазах полыхать сплошное обожание. Арахна всё делает наоборот — фыркает на его приставания, строго обрывает его, когда он пытается заигрывать с ней на собраниях, и взгляд жёлтых глаз свысока, который преследует его даже во снах.       Каралис улыбается, закусывая губу, и ведёт ногой по его лодыжке, пока Тарталья читает очередной скучный документ. Всё внутри замирает, заставляя на мгновение забыть обо всём. Внутри разжигается огонь, схожий на тот, что сопровождает его в битвах. Но этот ещё более обжигающий и заставляющий потерять голову. Вот что с ним делает «цепная сука». — Ты весь напряжён, — Арахна продолжает вести носком вверх, достигая колена, — что-то случилось?       Предвестник видит открытую провокацию, но не может проиграть так просто. Поэтому делает первую ошибку — откладывает документы, показывая свою заинтересованность. Каралис ставит «галочку» в ведомом только ей списке. Жёлтые глаза выглядят неестественно яркими в сумерках, опускающихся на город. — Ничего не случилось, — наигранно спокойно отвечает Чайльд, — а ты обо мне беспокоишься? Как мило.       Девушка фыркает, забавно морща нос. Нога достигает паха, слегка надавливая. Тарталья тихо шипит сквозь стиснутые зубы. Но Предвестник не пытается ни прекратить, ни выражает особой заинтересованности. Но Арахна видит всё: перестукивания пальцами, на мгновение дёрнувшаяся бровь и еле слышный рваный вдох. Каралис смеётся про себя — в паутину попадают все. Чайльд улыбается вслед — он тоже может ткать. Не так изысканно, не так тонко, но с тобой, «цепная сука», сыграет злую шутку твоя собственная гордость.       Тарталья перехватывает ступню. И щекочет, вызывая звонкий смех со стороны девушки. Она дёргается, пытается вырваться из капкана, но Предвестник хитро щурится, продолжая щекотать чувствительную кожу. — Не знал, что ты боишься чего-то такого, — Чайльд останавливается, — обыденного.       Арахна громко не то фыркает, не то всхлипывает. Подавляя последние смешки, Каралис всё-таки отвечает: — А чего я должна бояться? — Девушка шевелит пяткой, вновь задевая пах, — смерти? Боли? Всё это, конечно, вызывает страх, но…       Тарталья наступает и на эту ловушку, вытянув голову вперёд, но продолжая удерживать ступню в плену своих пальцев: — Но?       Арахна дёргается, пытаясь освободиться. И когда этого не случается, со вздохом опускается обратно в кресло, откидываясь всем телом на спинку. — Но мне терять-то нечего, — Каралис пожимает плечами, — семьи нет, собственный дом я не построила, детей не планирую.       Предвестник криво улыбается после услышанных слов. Отпускает уже успевшую затечь конечность, после чего недолго бездействует, обходя рабочий стол и останавливаясь у подлокотника. Нависший силуэт почему-то вызывает внутри тревогу. Но девушка отметает его. Что он ей сделает? Изобьёт? За что? А главное — синяки заживут, а с ним она просто не будет иметь ничего общего кроме случайного секса в прошлом в перерывах от многочасовой работы. Арахна невольно дёргается, когда руки подхватывают её, прижимая к крепкому телу. — Госпожа инквизитор всё же чего-то боится? — Шепчет на ухо Чайльд, — неужели?       Каралис морщится, кривит губы и нагло смотрит в синеву глаз: — Если бы я боялась каждого члена, — фыркает девушка, — который пытается во мне побывать — я бы уже была седой.       Тарталья сметает одним движением все бумаги и прочие принадлежности со стола. Арахна прикрывает глаза и раздражённо замечает: — Неужели прочитал первую в своей жизни книгу? — Каралис сдёргивает чёрные перчатки, — или сам додумался до подобного? Ах да, не отвечай, всё же это твой стиль — устроить бардак и оставить его убирать другим.       Предвестник рычит, резко дёргая полы рубашки в разные стороны. Пуговицы летят вслед за документами, звонко издавая «цок». Девушка озадаченно на него смотрит, потому что… Предчувствие говорит ей бежать. Бежать без оглядки, ведь прищур голубых глаз не сулит ничего хорошего. Но Арахна не врёт и не врала до этого — ей нечего терять, а должность скорее сведёт её в могилу раньше, чем Каралис её лишится.       Девушка ведёт плечами, потому что обычный обмен оценивающими взглядами затягивается. Чайльд отмирает, припадает губами к шее и оставляет яркий засос. Арахна вздрагивает: — Эй, мы же договаривались, — Каралис пытается оттолкнуть парня, — никаких следов на видных местах.       Тарталья молчит. И это молчание заставляет девушку напрячься ещё больше. Предвестник действует быстро: резко зажимает кисти в одну ладонь, заводя за голову, а второй рукой до боли сжимает бедро. Вот, это уже что-то знакомое. Арахна хмыкает, ведь гребанное предчувствие её явно подводит.       Чайльд целует ключицы, осторожно прикусывает сосок и оставляет укус в ложбинке между грудей. Тарталья на удивление нежен: действует аккуратно, пусть и в своей манере, перемежая ласку с грубостью. Вот он сжимает талию до синяков, а вот игриво целует кончик носа. Каралис теряется в ощущениях. Кажется, что там, где нет его руки — есть горячие губы, а там, где нет губ — есть зубы.       Девушка дёргается, тихо стонет и раздвигает шире ноги. Предвестник отпускает её, сжимая руками со всех сторон так сильно, что Арахна невольно шипит, но послушно льнёт ближе. Чайльд полностью ложится на неё, не пытаясь переместить куда-либо свой вес. Каралис чертыхается и стонет: — Ты с-сейчас, — девушка тяжело дышит, — раздавишь меня.       Тарталья усмехается, поднимаясь на локтях. И в глазах у него столько демонов, что Арахне вновь становится не по себе. Было тут что-то не так. Предвестник возвращается к шее, горячо целует вздутую вену и шепчет на самое ухо: — Потому что я сильнее, — теплое дыхание обдаёт ушную раковину, — и сильным принадлежит то, что они по праву заслуживают.       Каралис дрожит от смеси возбуждения и иррационального страха? Ну вот правда, что он ей сделает. Поэтому девушка вновь топчет свои опасения, потянувшись к губам напротив. Поцелуй глубокий, вяжущий и тягучий. Арахна вздрагивает, ощущая на клиторе чужие пальцы. Чайльд продолжает целовать, прикусывая нижнюю губу и играясь с языком, пока его рука продолжает подготавливать. Каралис тихо стонет, стоит большому пальцу сильнее надавить на клитор, а указательному проскользнуть внутрь. Тарталья рычит, кусает шею, оставляя ещё один яркий след, и входит.       Девушка шипит, выпуская весь воздух из лёгких. Твою мать, это больно. Подготовка совсем недолгая, а размер слишком большой. Арахне кажется, что её сейчас разорвёт изнутри. Каралис ругается, пытается оттолкнуть от себя Предвестника, но тот лишь нависает сверху, вдалбливая в деревянную поверхность. Природа делает своё дело — смазка выделяется быстрее, из-за чего девушка чувствует не острую, а тупую боль, которую уже можно терпеть. К тому же Чайльд продолжает стимулировать клитор, отчего Арахна совсем скоро теряет из-под ног землю, рвано хватая ртом воздух.       Толчки грубые и отрывистые, Каралис каждой частичкой тела ощущает не только губы, зубы и пальцы, но ещё и каждый ебанный сантиметр члена. Это всё ещё больно. Но уже кажется отчасти даже приятным. Возможно, у неё просто плывут мозги перед оргазмом.       Тарталья запускает руку в светлые волосы, наматывая пряди на кулак и резко дёргая на себя. Взгляд у него жадный, всепоглощающий и, чёрт возьми, сумасшедший. Арахна задыхается не то от испуга, не то от удовольствия.       Через несколько толчков, которые отзываются всё такой же тупой болью, Каралис чувствует внутри себя семя. — Блять, да сколько можно?! — Рычит девушка, пытаясь подняться, — я глотаю экстренные противозачаточные травы как витаминки.       Чайльд пригвождает её обратно к столу, нависая сверху и смотря из-под пушистых ресниц: — Не волнуйся, в мире сильных нет места слабым, — тихо шепчет Тарталья, — сама ты не выживешь. Так не сопротивляйся…       Предвестник задевает губами ухо: — Потому что я всё равно добьюсь своего, и ты залетишь.