***
— Я заметил, что ты попытался использовать некую бионическую конструкцию для своей руки. Изобретательно и занимательно, но слишком грубо. Наверное, поэтому у тебя ничего не получилось, — кто-то рядом произносит совершенно будничным тоном, будто продолжат начатый разговор. Перед глазами ещё все плывет, и блики света назойливо пляшут на белом потолке, в который уставился Маюри, медленно приходя в себя, до конца не понимая, что произошло, где он оказался и кто с ним разговаривает. Хотя этот голос кажется ему знакомым — он его определенно слышал не так давно, да и о чем он говорит, Маюри тоже прекрасно понимает, несмотря на густой липкий туман в его голове. Кажется, он в госпитале медицинского отряда? Произошло что-то серьезное в его лаборатории, из-за чего он сейчас здесь? Маюри предпринимает попытку подняться. Ведь если это так, то ему некогда разлеживаться в палате — нужно оценить повреждения и спасать остатки своего оборудования. Но у него ничего не получается, не получается даже оторвать голову от кушетки. Тело будто размякло, превратилось в желе и совсем его не слушается. И тут память услужливо возвращает ему все недавние события: его идиотский поступок, стаю пустых, напавших на него, и самого обладателя этого голоса, который сейчас с ним разговаривал. Он не в Четвертом отряде... Он в Уэко Мундо! — Так что я немного улучшил эту конструкцию. — Что? — Маюри уставился на говорящего, возвышавшегося над ним, наконец, начав более-менее отчетливо видеть, сумев разглядеть очки и до безобразия не вписывающиеся в атмосферу серо-белого, сильно пахнущего медикаментами помещения ярко-розовые волосы, мгновенно понимая, что находится сейчас в руках врага. Скорее всего, врага, если над ним не кудахчет Унохана или ее подчиненные. — Я говорю, что разобрал и улучшил конструкцию в твоей руке. Так что можешь ею воспользоваться — хочу посмотреть, как это работает. Но для тебя это будет весьма болезненно, — незнакомец усмехнулся. Маюри снова попытался пошевелиться. Движение давалось с трудом и как-то слишком медленно, будто преодолевая огромное сопротивление, которое он при этом даже не чувствовал. Ему удалось лишь совсем слегка повернуть голову — на большее его не хватило. Он попытался рассмотреть свою руку, странно, — не чувствуя в ней ничего, что напоминало бы хирургическое вмешательство, надеясь увидеть свежие разрезы и ещё сочащиеся сукровицей швы, — но обнаружил лишь гладкую кожу на своем плече. Этот тип издевается?! Естественно, Маюри ничего показывать не хотел. Но как он тогда узнал, что у него за конструкция? — Не беспокойся. Я умею не оставлять следов, в отличии от тебя. Аккуратности тебе бы ещё поучиться, — незнакомец продолжил, видя все замешательство на лице синигами, а его тонкий палец провел по грубому рубцу, опоясывающему плечо Куроцучи и переходящему на шею. Несмотря на то, что коснувшаяся его рука была облачена в белую тканевую перчатку, прикосновение казалось холодным и настолько неприятным, бесцеремонным и наглым, что Маюри всего передернуло. Впрочем, его меньше всего сейчас интересуют швы, эстетика и то, насколько может быть ранено его тело. Его интересует: где он, если не посреди пустыни, почему этот тип, если он пустой, до сих пор не сожрал его, а, кажется, наоборот — спас его жизнь и делать из него обед совершенно не собирается, и... почему он, черт возьми, не выглядит, как пустой?! Еще и разговаривает на вполне внятном языке. — Кто ты такой?! — Разве это имеет значение? — Да, раз уж ты делаешь мне замечания по поводу моей хирургической работы. — Я уж было подумал, что ты немного умней, чем кажешься, — Заэльапорро тихо рассмеялся. Этот экземпляр забавлял его все больше, и своей резкостью только лишь подстегивал интерес разобрать его на запчасти полностью. — Но это только пока ты не открыл рот... На твоем месте я бы задал вопрос не о том, кто я такой, а где именно ты оказался. Тогда многие вещи стали бы для тебя очевидны. Наверняка... — снова этот палец: издевательски касается его виска, легко постукивая по нему, так что Маюри уже самому хочется его откусить к чертям, — ... в твоей голове сейчас множество вопросов. Но кем бы ни был этот тип, он прав: слишком много вопросов у Куроцучи в голове, на которые нужно срочно найти ответы. Дерзить и храбриться сейчас, когда он лежит, не в силах пошевелиться, в неизвестном месте, целиком во власти этого существа — не самая лучшая идея. Маюри попытался собраться, взять себя в руки, успокоиться и как можно более безразличным тоном ответить: — Хорошо. Раз ты так настаиваешь, то где же я оказался, м? — В моей лаборатории! — Заэльапорро уже расхохотался, всплеснув руками. И этот смех больно резанул по ушам, отдаваясь гулким эхом от полированных стен помещения. Кажется, он изначально не собирался ничего объяснять, а действительно только лишь издевался. Маюри стиснул зубы от досады и накатывающего негодования. И правда стоило откусить этот длинный палец прямо по локоть, когда была такая возможность. Но тут на него снизошло осознание. Сукин сын! Если он в лаборатории, значит... Зрачки синигами в ужасе расширились. — Ты все правильно понял... Ты мой подопытный, — протянул Заэльапорро с таким довольством в голосе, будто читая его мысли, будто именно эту реакцию от Маюри он и ожидал, оказавшись настолько близко у лица синигами, что тот чувствовал, как приторно-сладкое дыхание, казавшееся отвратительным и липким, щекочет его щеку. — Все же сообразительность у тебя есть, несмотря на то, что ты удивительный тугодум. Но, возможно, это мои препараты на тебя так влияют... Миорелаксант, не переживай. Мне не нужно, чтобы ты дергался, пока я буду тебя зашивать. К твоему счастью, ты очнулся слишком рано и не пропустишь интересное. — Что ты собираешься делать? — Маюри собрал воедино всю мозаику, особенно после слова «зашивать», у себя в голове, и ему стало действительно страшно. Он уже имел опыт работы с живыми подопытными, но никогда, даже в самых смелых фантазиях, не мог бы представить самого себя на разделочном столе. Однако, именно тут он и оказался! Это совсем не то, что ему хотелось бы попробовать. — Вылечить тебя. Это ведь очевидно! — Зачем? — Зачем-зачем... Потому что в таком состоянии ты не больше, чем кусок мяса. А кусков мяса для экспериментов у меня и без тебя достаточно. И только сейчас, опустив взгляд вниз, синигами обнаружил темно-красную, блестящую от влаги дыру в своем животе, со слегка торчащими наружу белесыми ребрами. От этого зрелища снова закружилась голова, а к горлу начала подступать тошнота, вместе с болью в открытой рваной ране, которую он до этого не ощущал. Маюри поспешил зажмуриться, вдруг осознавая еще одну вещь: что он будет не просто подопытным, но и игрушкой, мучениями которой этот псих с розовыми волосами будет откровенно наслаждаться. И страшней всего было то, что Маюри на месте этого очкастого поступил бы точно так же. Капля холодного пота стекла по его виску, пока он слушал, как шуршат силиконовые медицинские перчатки и что-то тихо звякает в металлическом поддоне, а потом свет хирургической лампы ослепил его. — Приступим...Глава 1
22 мая 2022 г. в 02:29
— Хах... Какой забавный экземпляр... От тебя синигами за версту несет. И, судя по тому, что ты оказался здесь один... — золотые глаза существа, стоящего напротив, опасно блеснули из-за очков в белой оправе, и Маюри мог бы поклясться, что ему не показалось: этот странный незнакомец только что хищно облизнулся, будто собирается его сожрать. Что было бы и неудивительно в той ситуации, в которой синигами оказался. Здесь буквально всё пыталось его сожрать.
В этот момент, как никогда в жизни, он ощущал себя полнейшим идиотом: это же надо было так опростоволоситься и сунуться прямиком в рассадник пустых без какой-либо подготовки и запасного плана! Поначалу эта идея казалась ему великолепной: самостоятельно разработать портативное оборудование, способное открыть проход между мирами, аналогов которому еще не было изобретено, отправиться прямиком в Уэко Мундо и захватить парочку пустых для своих экспериментов. Ведь где еще ему искать таких подопытных? Ждать, пока в Мире Живых объявится какой-нибудь голодный пустой? Подобная выжидательная позиция лишена риска, но слишком зависит от случайности — еще неизвестно, сколько придется ждать подходящего момента, да и вряд ли Куроцучи возьмут на операцию такого рода. На такие задания посылают специальные отряды, а не отдел исследований и разработок. Даже пользуясь своим положением капитана, Маюри не смог бы для личных целей утащить одного-другого пустого в свою лабораторию для исследований, не представив предварительно подробный отчет Главнокомандующему и Совету 46, — слишком шатким еще было его положение в Готей 13 после исчезновения Урахары Киске. Он прекрасно осознавал, что, несмотря на должность, он не успел заслужить авторитета и прилагающегося к этой должности уважения: с его мнением никто не считался, даже его подчиненные, не привыкшие к достаточно специфическому характеру Маюри, и уж тем более никто не согласился бы исполнить его прихоть и отдать ему право на поимку и последующие эксперименты с пустыми. Так что приходилось искать иные варианты.
Еще можно было подождать, когда очередной пустой, как двести лет тому назад, объявится в Сейрейтее и начнет терроризировать население. Да попасть на операцию в Мир Живых и незаметно стащить оттуда образец было куда более вероятно!
Ждать подачки судьбы и уповать на волю случая капитан Куроцучи совершенно не хотел. Ему нужен был подопытный здесь и сейчас. И желательно так, чтобы ни одна живая душа в Готей 13 не прознала про его исследования и то, над чем он собирается работать. Ведь именно из-за подобных исследований его предшественник Урахара Киске впал в немилость Совета 46 и теперь вынужден где-то прятаться. Его ошибки Маюри так же повторять не хотел — слишком дорога ему казалась вновь обретенная свобода после стольких лет заточения. Потому решение этой нелегкой задачи казалось таким простым и очевидным — самостоятельно отправиться в Уэко Мундо и добыть то, что ему нужно. Быстро, эффективно и совершенно незаконно — как раз все то, что Маюри Куроцучи любит.
Самонадеянный тупица! И ради чего? Ради удовлетворения собственных амбиций в попытке обойти того, кого он никогда бы не обошел! И только сейчас, когда он оказался загнанным в угол, стоя в луже собственной крови, пропитывающей песок под ногами, а амбиции перестали давить на разум, мозг Маюри немного прочистился: вся бредовость его «великолепной» затеи и нелепость ситуации стали очевидны. Во-первых, тот способ перемещения между мирами, который он изобрел, оказался не так хорош, как он планировал. И неудивительно: ему не на ком было его опробовать, кроме самого себя. Перемещение отняло у него много духовной силы, и синигами оказался буквально выброшенным в безжизненные пески Уэко Мундо, словно новорожденный слепой котенок. Так что о немедленном возвращении обратно, пока он не восстановится, не могло быть и речи. Во-вторых, он, охваченный азартом предстоящей вылазки и желанием поскорей осуществить задуманное, совершенно забыл о том факте, что ему может предстоять встретиться и вести схватку не с одним слабым противником, как это обычно бывает в Мире Живых, а сразу с группой пустых неизвестной численности и неизвестной силы. Ведь он находится на их территории, где пустые имеют больше преимуществ и все шансы разорвать непрошеного гостя на части. Существенное упущение...
И все же, если разобраться, как такой талантливый молодой ученый вдруг оказался в подобном плачевном положении по собственной же инициативе?
Маюри мог в полной мере похвастаться тем, что удача гналась за ним, наступая на пятки, но он был проворней. Или это судьба снова играла с ним злые шутки. Все так резко завертелось и закрутилось, что Маюри не успевал до конца анализировать происходящие события и всегда действовать исключительно здраво и рационально, как бы он ни старался. Никогда ни в чем не торопиться, всегда оставлять себе достаточно времени на размышления, — это он пытался сделать своим жизненным кредо. Ведь ему совершенно некуда было спешить: существование в Гнезде Личинок в одиночной камере тянулось бесконечно, и впереди не маячило никакое светлое будущее, к которому можно было бы стремиться. Пока это самое светлое будущее вдруг не свалилось на него, как снег на голову посреди лета, в виде Урахары Киске и его безумных идей о создании собственного научно-исследовательского института прямиком посреди закостенелого и застрявшего где-то в средневековье Общества Душ. Маюри эти идеи откровенно не понравились. Да что там говорить! Ему никогда не нравился Готей 13 и все, что в нем происходило, как и в Обществе Душ в целом. Тем более идеи своего тюремщика, всегда такого жизнерадостного, что было тошно на него смотреть. Да, Киске умел сохранить хорошую мину при том, какую работу ему приходилось выполнять. Не каждый адекватный и психически здоровый синигами мог бы выдержать подобного. А Урахара ничего, даже искренне умел улыбаться, дурачиться и шутить. Всегда находил нужные слова для поддержки, от которых становилось еще более тошно. Он явно был неадекватным. Впрочем, адекватностью в Готей 13 никогда и не пахло. И вот однажды со своей улыбающейся небритой рожей он сделал Маюри такое предложение, от которого тот сразу отказался, посчитав его бредом сумасшедшего. Чтобы Совет 46, собранный из стариков, чей единственный интерес — поддерживать лишь безоблачное существование Благородных Кланов да убийства пустых, согласилось бы на науку или ее подобие? Однако условия, которые Урахара предложил следом, заставили молодого человека изменить свой взгляд на ситуацию и задуматься. Будто бы Киске сам решил себя прикончить или убраться куда-то подальше, чтобы дать Маюри полную свободу действий, а заодно и прочно обосноваться в Готей 13 на хорошей должности, что было бы весьма кстати и даже справедливо после стольких лет лишений по вине все того же Готей 13 и его системы «уничтожай врагов до того, как они стали врагами». По крайней мере, Куроцучи в этот момент не сомневался, что Киске уже все подготовил, убедил всех, кого нужно, и сделал все возможное для осуществления своих планов. И раз от Маюри не требуется никаких организационных усилий, а лишь заниматься любимым делом, то почему нет?
Но Киске не только выглядит сумасшедшим, он еще и гораздо старше, опытней, чем пытается показаться. Более прозорливый и расчетливый, всегда продумывающий свои шаги намного ходов вперед. Маюри же, в силу отсутствия опыта, не мог быть настолько дальновидным и видел лишь на йоту больше, чем все остальные. Да, Урахара действительно все продумал очень тщательно. Это дар? Или просто он чувствовал, что назревает нечто нехорошее, что полностью перевернет его жизнь, и прикрывал свои тылы. Но так или иначе, Киске свалил из Сейрейтея в неизвестном направлении, оставив молодого и обескураженного Маюри разбираться в одиночку со всем тем дерьмом в НИИ и отряде, что после него осталось. Неожиданно свалившееся на него единоличное управление исследовательским институтом, пост капитана... Из грязи в князи? Это могло бы не на шутку вскружить голову любому.
Однако, если судьба распорядилась именно так, Маюри решил раз и навсегда, что если Киске никто не прикончит, то он хотя бы постарается сделать все возможное, чтобы Урахара никогда больше не появился в Обществе Душ и не претендовал на свой пост снова. Отдавать то, что ему незаслуженно досталось, Маюри не собирался, как и возвращаться к работе под его руководством — конкуренты, а тем более руководители Куроцучи не нужны. Возможность, наконец, распоряжаться своей жизнью так, как только ему одному захочется, была слишком долгожданной и сладкой, чтобы так просто от нее отказаться. Даже откровенная неприязнь к Маюри, пренебрежение и отсутствие признания со стороны окружающих ничуть не портили общую картину. Личная свобода была слишком приятна на вкус. А что по этому поводу думают остальные — ему плевать.
Но помимо желания самоутвердиться была еще одна вещь, ради которой Маюри мог пойти на самые безрассудные поступки — страсть к исследованиям. Некоторые идеи могли настолько увлечь его, что Маюри попросту мог забыть о существовании всего остального. Не то чтобы Куроцучи всегда мечтал стать серьезным ученым и катать длинные душные научные трактаты, пафосно поправляя очки на носу, но он обладал всеми необходимыми для этого задатками: пытливым умом, любопытством, талантом и количеством серого вещества в черепной коробке чуть большим, чем у остальных синигами. Потому претендовал на исключительность и гениальность, что тоже грело его душу. К тому же научные изыскания и решения логических задачек были его единственным развлечением долгие годы, с учетом того, что он всегда был физически слаб от природы, а как синигами он ещё был недостаточно тренирован, чтобы приносить существенную пользу в бою. Приходилось компенсировать это интеллектом, тактикой и хитростью.
Пока у Куроцучи, казалось бы, вся недолгая жизнь пролетала перед глазами вместе с его роковой ошибкой, в этот момент по холодной пустыне Уэко Мундо меланхолично передвигался совсем другой ученый без какого-либо заданного направления. Если бы Маюри кто-то сказал, что в подобном диком месте может существовать наука, он покрутил бы пальцем у виска. Однако, это было так. Заэльапорро был столь же уникален, как и его исследования. По крайней мере, сам себя он охарактеризовал бы именно так. Он уже не искал пустых, которых можно было бы сожрать — пребывая в своем теперешнем состоянии, он не нуждался в духовной пище, как и не обязательно ему было собственноручно заниматься поиском и поимкой новых подопытных. Но такие редкие прогулки за пределами Лас Ночес он считал необходимыми. Это помогало упорядочить мысли и дать волю своим кровожадным инстинктам, которые порой брали верх над его холодным расчетливым разумом. Причем в самые неподходящие для этого моменты, разрушая его же собственные исследования и результаты экспериментов, чем доводили Заэльапорро до белого каления. Однажды он совершил серьезную ошибку, осознать которую он смог лишь спустя долгое время. И теперь во что бы то ни стало стремился эту ошибку исправить. Заэльапорро не любил ошибаться.
Он знал, что инстинкты, которые в нем остались даже после экспериментов с хогёку, обязательно приведут его к местам обитания адьюкасов, охотящихся на более мелких пустых или пытающихся объединиться для эволюции. Среди них может попасться пара-тройка достойных экземпляров, из которых можно будет сделать что-то более интересное. А если нет... Он просто «поиграется» с ними. Где-то позади плелась его фрасьон Рока, собирая вокруг всю более-менее стоящую информацию и оставляя кое-какие «заметки». За нее Заэльапорро совершенно не переживал, что девочка может потеряться или будет съедена — это совершенно невозможно. Рока прекрасно справится и сама вовремя найдет Заэльапорро, так что он мог спокойно предаваться своим размышлениям и внутренним диалогам, наслаждаясь прогулкой, если это можно было так назвать.
Пока что-то не привлекло его внимание. Этим чем-то оказалась небольшая группа мелких адьюкасов, совершенно ничем не примечательных и, если судить по исходящей от них рейяцу, довольно слабых. По ажиотажу среди них можно было подумать, что адьюкасы делили добычу — тоже ничего такого, что заслуживало бы внимания Заэльапорро. Даже убивать настолько слабых будет не интересно, не говоря уже о каких-то экспериментах. И Заэльапорро уже собирался аккуратно обогнуть адьюкасов, может, слегка припугнув их по пути забавы ради, но что-то среди этой стайки привлекло его внимание и заставило замедлиться, чтобы получше рассмотреть. Этим чем-то оказалось странное существо, выбивающееся темным пятном среди блеклых костянистых тел пустых и белого безжизненного песка, уже довольно обильно политого алой кровью. Ему понадобилось всего мгновение, чтобы переместиться в сонидо ближе, и лишь слабое серо, чтобы уничтожить парочку более крупных пустых, предоставив остальным возможность просто трусливо разбежаться при появлении перед ними арранкара и тем самым очистить доступ к заинтересовавшему его экземпляру.
— Ну и ну... — протянул Заэльапорро, как обычно в своей насмешливой манере, пряча руки за спиной и внимательно с ног до головы рассматривая оказавшееся перед ним тело, облаченное в черное, достаточно потрепанное в битве косодэ, которое никто не носит в Уэко Мундо. И судя по тому, как стекала кровь с изодранной ткани, стремительно насыщая пески под его ногами, это тело уже успело получить сильный урон, возможно, даже несовместимый с жизнью, но еще стойко держалось на ногах.
— Какой интересный экземпляр... От тебя синигами за версту несет... Не удивительно, что ты оказался в столь плачевном состоянии, — тонкие губы Заэльапорро растянулись в широкой усмешке, а золотые глаза хищно сверкнули в предвкушении. Что перед ним находился именно синигами, никаких сомнений не было. Это чувствовалось по духовной силе, исходящей от этого неизвестного. Но был и иной повод для плохо скрываемого ликования арранкара: этот синигами был явно не с теми тремя, что явились «править» в Уэко Мундо. Ведь те пришельцы прекрасно были осведомлены о порядках, царивших в пустыне, и не позволили бы так просто обычным пустым напасть на себя, и тем более себя ранить. А этот... Этот будто столкнулся с адьюкасами впервые. Или совсем новичок или совсем дурачок. Но это лишь означает... Означает, что Заэльапорро может беспрепятственно утащить любопытный экземпляр в свою лабораторию для исследований! И вряд ли кто-то будет беспокоиться об его исчезновении. Вот это удача!
— Возможности исследовать живого синигами у меня еще не было. Ах, сколько замечательных перспектив! На какие же опыты тебя отправить в первую очередь? — Заэльапорро даже не пытался скрыть ликования в своем голосе, а синигами уставился на него так, будто не понимал, что происходит. Будто его совсем не удивляло, что перед ним стоит не обычный пустой. Будто находился в какой-то странной прострации. Будто ни одного слово арранкара не дошло до его мозга. А ведь это должно было произвести на синигами впечатление! Это несколько разочаровало Заэльапорро, но не удивило. Вряд ли ему стоило рассчитывать на длинные философские беседы с раненым экземпляром, который еле удерживается от падения лицом в песок.
— Следи за своим языком. Единственный, кто тут отправится на опыты — будешь ты, — неожиданно даже для самого себя выпалил Маюри.
— Какой дерзкий. Мне нравится. Ты действительно хочешь сразиться со мной в твоем состоянии? Ты потерял много крови и еле стоишь на ногах. А я… А я не хочу попросту растрачивать подобный экземпляр. Видишь ли, я не лишен некоторых изъянов: вкус крови и смерти слишком меня возбуждает, так что я с легкостью тебя прикончу, забыв об исследованиях. Но раз ты настаиваешь… — кончик розового языка арранкара прошелся по тонким губам, обнажая острые, способные разрывать живую плоть, ровные белые зубы, а тонкие пальцы в плотных перчатках еле заметно дрогнули, потянувшись к мечу, висевшему на поясе. А железистый запах свежей крови, оставленной на безжизненном песке пустыни после разгоряченной битвы, заставлял подниматься внутри такое знакомое приятное и пьянящее чувство, способное вскружить ему голову, — желание поучаствовать в этом празднике смерти. Но нет. Он только крепко сжимает пальцы на мече, так ничего и не предпринимая. Ему слишком нужны живые подопытные, ведь от мертвых мало толку. Заэльапорро лишь надеется, что синигами не будет оказывать сопротивление, собрав остатки последних сил, ведь тогда ученый снова не сдержится... Но синигами будто намеренно облегчает ему задачу — валится, как подкошенный, теряя сознание.
— Как любезно с твоей стороны сразу упасть к моим ногам, — тихо шелестит голос арранкара, Заэльапорро усмехается, присаживаясь рядом с окровавленным телом, прижимает длинные пальцы к шее синигами, рядом с трахеей, проверяя пульс. Пульс слабый. Дышит. Бегло осматривает полученные ранения, бесцеремонно разорвав на груди синигами остатки одежды.
— Ну и где шляется эта девчонка, когда она нужна?! — как он и предполагал, ранения синигами получил слишком сильные, а его тело пришло почти в полную негодность. Что тоже не удивительно — в одиночку пытаться выстоять против такого количества адьюкасов. Что проще было бы: добить его или бросить подыхать — синигами не понадобится для этого много времени, — чем пытаться восстановить. Вряд ли он окажется полезным в экспериментах ученого в таком состоянии. Вот черт! Досада и разочарование от того, что снова ничего не получилось, мгновенно вскипели в душе. Как он, настолько талантливый, гениальный исследователь, который зашел в своих играх с жизнью и смертью дальше, чем кто бы то ни было, позволит каким-то дурацким обстоятельствам отобрать у него только что найденный им экземпляр? Судьба будто снова смеется над ним, поманив сладким леденцом и тут же пряча его. Нет. Заэльапорро не играет в подобные игры. Он наспех туго перевязывает особо крупные раны. Приходится использовать собственный плащ — в полевых условиях плевать на сохранность одежды. Белая ткань мгновенно пропитывается свежей алой кровью. Если бы здесь была Рока, то все было бы гораздо проще: Заэльапорро использовал бы способности своего фрасьона, чтобы безопасно живым доставить тело в свои лабораторию. А теперь остается надеяться, что этот кусок мяса с костями действительно настолько вынослив, раз продержался явно достаточно долго против адьюкасов, что выдержит перемещение в сонидо. Но кто не рискует...