Откатить время вспять

      Полоса неудач окончилась так же резко для Маюри, как началась полоса его везения. Проход через гарганту выкинул его в лесах далеко за пределами Сейрейтея. Потому Маюри добрался до своего отряда спустя неделю практически в таком виде, в каком его покинул. И был одновременно приятно и неприятно удивлен. Во-первых, его действительно никто особо не искал: подчиненные за него не волновались, наоборот, радуясь возможности праздно шататься и ничего не делать, коль скоро их капитан ушел в неизвестном направлении; за несколько месяцев не произошло ничего серьезного, что требовало бы собрания всех капитанов, так что его отсутствие тоже некоторое время никто не замечал. А когда действительно хватились, что Маюри Куроцучи бесследно исчез, то и поиски его организовывать никто всерьез не стал, так как, обыскав исследовательский институт, не нашли ничего опасного для Готей 13, что могло бы скомпрометировать Куроцучи, как ничего не указывало и на его возможный побег или связь с предателем Урахарой. Так что все благополучно решили, что он отправился в очередную исследовательскую экспедицию в одиночку, никого не поставив в известность, да так там и потерялся. Это вполне было в духе взбалмошного, капризного и считавшегося слегка безумным капитана двенадцатого отряда. Но это и было самое неприятное — воочию убедиться, что Маюри никому не нужен в Готей 13, и о его смерти также никто волноваться и сожалеть не будет.       С другой стороны, за это время они так и не успели найти нового капитана — никто не торопился браться за разнузданный, отбившийся от рук отряд и разбираться с пылящейся бесполезной лабораторией, в которой могло быть припрятано что-то неожиданное, что могло бы доставить неприятности. Так что Главнокомандующий и Совет 46 тянули время и ждали, когда какой-нибудь энтузиаст, как это по традиции, например, происходило в отряде Кенпачи, сам вызовется на пост капитана. Так что Маюри отделался лишь кратким отчетом о том, что он действительно находился в экспедиции, действительно столкнулся с трудностями, потерялся в лесу за Руконгаем и никак не мог связаться со своим отрядом. Возможно, Совет 46 не слишком-то поверил в его слова — потеряться вблизи Руконгая было нелепо даже для желторотого студента Академии, — но они не стали заморачиваться и начинать длительное расследование, не имея никаких оснований для серьезных подозрений. Потому Маюри вернулся на свое место капитана и директора НИИ, как ни в чем не бывало, заново налаживать работу института и наводить порядок в отряде. А заодно и выпросил дорогостоящее оборудование для разработки новейших средств связи и технического оснащения Сейрейтея, чтобы таких ситуаций больше не повторилось. И создавалась иллюзия, будто бы ничего в его жизни не изменилось — она продолжала лениво течь дальше, будто и не прерываясь нигде посередине.       А теперь он снова стоит здесь на белых песках Уэко Мундо под лучами искусственного солнца, все же использовав то устройство для перемещений, к которому долгое время не прикасался. Айзен Соуске действительно оказался предателем, как он и подозревал, который сбежал сюда, протестуя против общества, в котором он жил. Маюри не мог его винить за это, он понимал подобный протест. Понимал, что Айзен увидел несовершенство той системы раньше Маюри. Он бы и сам с удовольствием уничтожил Готей 13, если бы обладал хоть каплей подобной решимости. А теперь ему было интересно, помогли ли те исследования особенностей жизни синигами обустроить пригодный для Айзена мир в этой пустыне? Интересно и одновременно смешно.       Было действительно смешно, но совсем не весело, когда Маюри смотрел на барханы песка и руины, которые только недавно еще были лабораториями Заэльапорро. И когда смотрел на самого арранкара, снова ничего не понимая, как и тогда. Когда Куроцучи сам вызвался в эту операцию, убедив всех, что его устройства, опыт и знания будут незаменимы против арранкаров, он надеялся получить ответы на свои вопросы. Но никто не спешил давать ему эти ответы — Заэльапорро попросту его не узнал. Почему он его не узнает? Или это снова какая-то странная игра безумца, где арранкар старательно делает вид, что они не знакомы? Хочет произвести впечатление? Хочет снова сбить его с толку, вывести из равновесия? Ведь не узнать Маюри попросту невозможно! Даже если у него другая внешность, другой грим, вид его занпакто изменился, а духовная энергия стала плотней, и сила ее возросла многократно. Но это все та же духовная энергия, это все тот же синигами.       Или это совершенно другой арранкар, просто очень похожий? Маюри не видел его в рессурекшене, а то, что он наблюдал тогда в подвалах под лабораторией, Куроцучи не разглядел полностью и не запомнил. Он чувствует изменившуюся рейацу, но точно уверен, что это он: те же розовые волосы, те же золотые глаза, похожие на его собственные, та же отвратительная самодовольная улыбка, те же манеры и та же любовь устраивать целое представление буквально из ничего. Или просто он не хочет помнить о каком-то слабом синигами, которого держал в своей лаборатории как подопытного кролика почти сотню лет назад? Просто выкинул его из своих воспоминаний, как тогда выкинул Маюри из Уэко Мундо, словно ненужный мусор. Почему он с ним так поступил? Этот вопрос мучил его на протяжении многих лет. На этот вопрос Маюри сам нашел ответ — он был попросту бесполезен для исследований Заэльапорро. Но почему-то его сознание отказывалось принимать подобное объяснение. Почему арранкар избавился от него сразу, как только Маюри полностью сдался, когда он смирился, когда весь смысл его существования сузился до одной ярко-розовой точки? Разве не этого он тогда добивался? Маюри в который раз убедился, что Заэльапорро нужен был только процесс, но не нужен был результат. Но от этого было не легче.       Почему он ничего не сказал? Хотя поговорить Заэльапорро любит, щедро снабжая все то время синигами наводящими вопросами, в которых со временем Маюри всегда мог найти правильный ответ. Но не в этот раз. В этот раз он просто промолчал. Почему? Почему? Почему? Слишком много вопросов, которые мучили Маюри на протяжении сотни лет, каждый день являясь в его ночных кошмарах вместе с ласковыми прикосновениями тонких умелых рук и лучами солнца на его щеке. Вопросы, которые Маюри Куроцучи не сможет задать, и на которые Заэльапорро Гранц ответ давать не собирается: просто стоит тут перед ним, рассуждает о совершенном существовании.       «Я убью тебя! Самым долгим и болезненным способом! Буду смотреть, как ты корчишься в муках, и наслаждаться!» — ненависть вспыхивает внутри с новой силой. Он прекрасно помнит, как выкрикивал те слова, только потому, что ничего больше сделать был не в состоянии. Потому что не хотел ничего больше делать, иначе бы давно уже сделал. Иначе бы отомстил. А еще боль и унижение. Маюри может простить это — давно уже простил.       — ...должна же быть еще какая-то способность, которую ты не показал, так? — лишь одно он простить был не в силах — то, что полностью разрушило его жизнь. То, что заставляло его все это время существовать, как в тумане: те прикосновения, томные поцелуи, ласки... и прикосновение огромной духовной энергии, которой он не мог противостоять. Потому что никто больше не сможет заставить его так отдаваться. Хотеть так отдаваться, полностью и без остатка, вместе со всем своим существом. Он просто хотел увидеть это еще раз. Почувствовать это еще раз. И тогда его ночной кошмар бы, наконец, закончился. И не понимает, почему Заэльапорро не показывает того, что он хочет, то, что ему действительно нужно. Будто бы не он сам вложил в его карман то устройство, как обещание встречи. Почему так упорно продолжает играть, будто ничего и никогда не было. Будто и правда ему больше нечего сказать. Будто и правда, тот маленький жалкий синигами ему никогда не был нужен... Маюри просто хотел бы все это услышать. Но он должен делать то, что должен:       — ...однако боль от того, что я пронзил твое сердце, ты будешь чувствовать эти сто лет... Наслаждайся болью.