Этого достаточно

Недобрый взгляд Вэй Усянь почувствовал сразу: как будто ледяной сквозняк облизал ему спину. Он выждал миг, прежде чем обернуться. Здесь, в Облачных Глубинах, вряд ли нашелся бы такой безумец, чтобы кинуться на него со спины, в довольно людном месте, в присутствии Лань Чжаня. Можно было сделать вид, что не потревожен ощущением опасности, а просто… скажем… залюбовался пролетающими цаплями. Цапли, к слову, и впрямь были хороши. Вэй Усянь краем глаза подметил, что не он один повернул голову им вслед — отлично, а теперь… Он нарочно смотрел ниже уровня лиц, чтобы не встретиться глазами с человеком, так явно желавшим ему зла. Но чуть не вскинулся, забыв о предосторожностях, когда понял: женщина. Статная, на ленте — облачка, не юная — а уж сколько ей, не разобрать; сильная совершенствующаяся может и в восемьдесят выглядеть на тридцать. На двадцать может, если захочет. Она смотрела на него, не скрываясь, несколько мгновений, затем чуть заметно поджала губы и, развернувшись, плавным шагом удалилась в сторону усадеб: та часть Облачных Глубин, куда не пускали чужаков, где жили семьями и куда Вэй Усяня пока еще никто не приглашал. — Лань Чжань, а вон то — кто? Та госпожа с темно-синим поясом? — Старейшина Лань Цзямин. Не пялься. Почему? — Да не пялюсь я, — Вэй Усянь перешел зачем-то на шепот. — Лань Чжань, а чего она на меня так смотрела? Лань Ванцзи моргнул и промолчал. Не как когда он обдумывал ответ: Вэй Усянь уже отлично различал оттенки его молчания. Как когда он вовсе не хотел отвечать. — Она кого-то потеряла из-за меня, да? Или она была… ну, одной из тех, кто нашел нас в пещере? Другого объяснения столь яркой неприязни Вэй Усянь не представлял. Нет, многие из старших Ланей плохо переносили их с Лань Ванцзи союз, но тут, пожалуй, накал чувств был куда посильнее, чем у тех многих. — Да, — сказал Лань Ванцзи и замолчал снова. — Да — что? Одно или другое? О… на оба вопроса — да? — Мгм. — Ух. Не то чтобы Вэй Усянь не свыкся с этим: с тем, что куда ни шагни, нет-нет да и встретишь кого-то, кому полагается быть тебе кровным врагом. Его, к счастью, мало кто узнавал — разве что люди, столкнувшиеся с ним во время второй осады Луаньцзан; таких, чтобы наброситься с оружием, смельчаков не находилось: кто-то злобно косился и плевал себе под ноги, кто-то швырялся обвинениями. Всякий раз это было больно, и чувство вины впивалось под ребра, как в детстве еж, которого тащишь за пазухой, а он колется всеми колючками сразу. Но Вэй Усянь терпел молча — да и, в конце концов, что он еще мог сделать? Умереть по разу за каждого, в чьей гибели был виновен? Обрить голову и каяться без конца? Стало бы от того кому-то легче? Пф. Но почему-то именно взгляд Лань Цзямин, не сказавшей ни слова, не позволившей себе презрительного жеста, воткнулся в какое-то особо чувствительное местечко души и застрял там занозой. Вэй Усянь промаялся с этим ощущением почти сутки, но кое-как глушил его, веселясь и шаля даже больше обычного, ластясь к возлюбленному, зарываясь в стадо кроликов и утешаясь вкусненьким, которое припас с прошлого путешествия. А под вечер следующего дня Лань Ванцзи вызвали помогать с каким-то ритуалом в минши, и вот тут стало совсем тяжело. Кроликам Вэй Усянь надоел, и они от него разбегались. Мучить зверьков, ловя их всерьез, не хотелось, и Вэй Усянь побрел куда ноги несли, следя только за тем, чтобы не выйти ненароком к жилищу Лань Сичэня: тревожить того в уединении не стоило, даже просто приближаясь на расстояние слышимости шагов. Сгущались сумерки, над склонами поднялась едва пошедшая на убыль луна, озаряя все вокруг холодным светом и то и дело завешиваясь полупрозрачными вуалями облаков. Только когда впереди потекли белые блики по поверхности воды, Вэй Усянь сообразил, что выбрался к холодному источнику. Тому самому. В источнике кто-то был. Стопка одежды на берегу, длинные волосы подколоты наверх вместе с лентой… Лунный свет в облаках порой обманывает зрение: Вэй Усяню показалось, что спину человека в источнике исчерчивают шрамы. Лань Чжань? Уже закончил дела? И пошел не домой, а сюда? Что ж там было в минши такое… Или все-таки игра света, и это кто-то другой? Он шагнул еще ближе, чтобы удостовериться. Да. Шрамы, вне всяких сомнений. Выглядело странно, непривычно как-то, но бегучие тени искажали все вокруг. — Лань Чжань! — позвал он и, когда человек в источнике вздрогнул и начал поворачиваться, вдруг всем существом ощутил: нет! что-то не так! не так настолько, что захотелось прыгнуть спиной вперед, скрыться от взгляда… — Что тебе нужно еще и здесь? Не прыгнул Вэй Усянь лишь потому, что упал. Плюхнулся на задницу, как ученик-неумеха — словно мягким тараном его ударила в грудь тоскливая, бессильная, обреченная ненависть в голосе. — У… учитель Лань… Лань Цижэнь смотрел на него так, будто в самом деле ожидал внятного ответа. А Вэй Усянь никак не мог вместить разумом полосы шрамов, заходящие на плечи — немного слишком яркие, как будто не зажили до конца. Удрал он на четвереньках — кажется, бормоча извинения. Но, возможно, и нет. Лань Ванцзи вернулся вскоре после отбоя, утомленный, но довольный: по-видимому, ритуал прошел вполне успешно. Однако удовлетворение с его лица точно смыло, едва он завидел Вэй Усяня. — Вэй Ин? Что?! — Откуда у учителя Ланя свежие следы от дисциплинарного кнута?! — выпалил Вэй Усянь, не вспомнив, что стоило бы, возможно, понизить голос. У Лань Ванцзи дрогнули губы, но ни единого звука с них так и не сорвалось; только расширялись глаза да краска сходила с лица. Несколько вздохов спустя он стремительно развернулся к двери. Вэй Усянь дернулся было следом, но Лань Ванцзи выдохнул: — Вэй Ин останется, — и вылетел наружу, как лист бумаги, подхваченный ураганом. По правде сказать, если это к Лань Цижэню он отправился за разъяснениями, то Вэй Усянь не очень-то и хотел там появляться. Ни спать, ни заниматься делом в ожидании не выходило. Он так и метался по дому, не зная, куда себя деть, пытался читать — внимание уплывало после третьей строчки, работать в таком состоянии лучше было и не браться. Как жаль, что не успел пополнить запас вина, сейчас бы… Нет-нет, за учителя Ланя он не переживал, просто очень удивился. Но Лань Ванцзи — тот испугался, и Вэй Усяню было страшновато уже за него. Да и потом: что ж за чудовища такие плавают в тихом омуте Облачных Глубин, невидимые от поверхности? О том, как наказали Лань Ванцзи, вне ордена знал, кажется, только Цзинь Гуанъяо. О том, когда и почему отхватил столь суровое наказание Лань Цижэнь… даже предполагать было сложно. Кто вообще мог ему присудить такое? Глава ордена? Но в это Вэй Усянь поверить не мог. А если заставлял себя хоть вообразить подобное, то начинал понимать, что так встревожило Лань Ванцзи. И, снова же, за что?! Ответов не было, и вопросы, казалось, звенели в голове, как струны гуциня, и Вэй Усянь почти уже решился бежать, искать и подслушивать, когда — беззвучной светлой тенью, едва шелестя одеждами — Лань Ванцзи проскользнул в дверь. — Лань Чжань! Ну что там? Как ты? Как дядюшка? Хочешь чаю? — Вэй Ин, — Лань Ванцзи улыбнулся ему глазами, как он делал теперь всегда. Но лицо у него по-прежнему было… потерянное. — Нужно спать. — Да какое спать! — возмутился Вэй Усянь. — Тебе вообще скоро уже нужно вставать! И ты оставишь меня в неведении на весь остаток ночи?! Как можно быть столь жестокосердным, Ханьгуан-цзюнь! Это ведь я принес тебе весть, ужель я не заслужил вознаграждения? Лань Ванцзи медленно кивнул и привлек его к себе. Не удовлетворившись одним объятием, Вэй Усянь легонько толкнул его, заставляя сесть на постель, забрался на колени и прильнул как мог тесно, обвив руками шею. — Теперь рассказывай, Лань Чжань. Что такого приключилось в Облачных Глубинах? Если б он не прижимался так сильно — не почуял бы, как тяжело бьется сердце под белым шелком. — Вэй Ин знает, что наш отец женился против воли старших, — полушепотом начал Лань Ванцзи и чуть крепче стиснул руки на спине Вэй Усяня. — Очень многие старейшины помнят это так, как если бы все случилось вчера. Теперь мы с братом оба частично последовали его путем. Ванцзи выбрал спутника на пути без благословения. Старший брат ушел в затвор от горя. Старшие возмущены. На совете было сказано, что следует… — тут он явственно запнулся, — вынудить главу или покинуть уединение, или… передать власть младшей ветви. — Почему не тебе?! — вскинулся Вэй Усянь. — Ты же наследник. То есть не то чтобы я мечтал, что ты станешь главой Гусу Лань, это ужасно много дел, но ведь это твое место по праву! По теплу дыхания, приласкавшему шею, он почувствовал, что Лань Ванцзи улыбается. — Потому что у Ванцзи не будет наследников. Вэй Усянь подавился воздухом. Всерьез, и некоторое время откашливался, пока тяжелая ладонь мерно похлопывала его между лопаток. — Э, раз так… я могу поразмыслить, что такого сделать, чтобы и впрямь родить тебе маленьких ланяток! Нет, ну а что? Можно же накопить побольше инь… это, конечно, противоестественно совсем, но потом ведь все пройдет… наверное… — Вэй Ин! Не надо! — Да? Ладно. Если Лань Чжань не хочет… Но при чем тут тогда учитель Лань и то, что я видел? Лань Ванцзи выдохнул и вдохнул, как перед прыжком в бурный поток. — Дядя… объявил, что виновен в недостатках нашего воспитания. В упущениях, приведших к тому, что мы поступаем не так, как требует долг перед семьей. Он потребовал наказания себе. По наистрожайшей мерке. Вэй Усянь даже отстранился, чтобы как следует встряхнуть головой. — Он что… он с ума… зачем?! Губы Лань Ванцзи дрогнули так, словно он не знал, плакать ему, смеяться или кричать, и не умел ничего из этого. — За ошибки учителя не карают учеников. Потребовалось несколько очень долгих мгновений, наполненных вязкой предрассветной тишиной, прежде чем Вэй Усянь сумел приложить это очевидное правило к тому, что произошло на самом деле. — Учитель Лань сделал так, чтобы его выдрали дисциплинарным кнутом, а взамен вас с Лань Сичэнем оставили в покое навсегда. И Лань Ванцзи медленно склонил голову, соглашаясь. Они раздевались и укладывались спать в молчании, и Вэй Усянь даже не стал приставать к Лань Ванцзи, как делал это обычно при отходе ко сну. Уже устроив голову у него на плече, он тихонько спросил: — Сколько же? — Двенадцать, — почти без голоса отозвался тот. Вэй Усянь содрогнулся. — И он ничего не сказал. Как же? Ведь это важно… — Вэй Ин тоже не сказал Цзян Ваньиню, — шепнул Лань Ванцзи, осторожно накрывая ладонью его живот. На это вот уж и вовсе нечего было ответить. Вэй Усянь закрыл глаза, но сон не шел, под веками все мелькали неестественно яркие картинки: луна, вода, розоватые припухшие полосы на безупречной коже… Он чуть не подскочил от внезапной мысли. — Старейшина Лань Цзямин. Она не потому так меня ненавидит, что я в той жизни… Это уже за эту, верно? Если б не я, ничего бы такого не было: с учителем, с тобой, даже с твоим братом, может быть… Лань Ванцзи коротко вздохнул. — Старейшина Цзямин была наставницей наших отца и дяди в искусстве гуциня. Она… горюет. Но это не вина Вэй Ина. Ванцзи выбирал свои пути сам. Брат и дядя тоже. Вэй Усянь только ткнулся лицом ему в грудь. Заноза в душе истекала ядом. Под утро небо заволокло тучами, после завтрака на Облачные Глубины рухнул ливень стеной, а следом — такой туман, что Лань Ванцзи отправился отменять назначенные на сегодня выходы на охоту. Вэй Усянь не желал лезть под дождь, скучал, ныл, вился вокруг Лань Ванцзи, а когда тот ушел — некоторое время смотрел в окно, где тропинка от дома уже через несколько шагов терялась в туманном киселе. Затем вскочил и поспешно, не давая себе ни мига подумать, бросился наружу. Он не так уж хорошо знал Облачные Глубины, чтобы бегать по ним ощупью, но основные тропы помнил ногами, а выступающие из белесой мглы каменные фонари, приметные ветки и перила мостиков кое-как позволяли не заблудиться и не сверзиться куда-нибудь. На развилках пришлось потоптаться, оценивая не направление даже — в тумане не было направлений, — но уклон почвы. Один раз он свернул к библиотеке вместо минши, но уже там наконец определился точно, куда ему нужно. И в дверь дома учителя Ланя едва не въехал лбом, запнувшись за ступеньку, о которой давно позабыл. Уже стуча, Вэй Усянь малодушно понадеялся, что учителя Ланя нет дома. В самом деле, мало ли у него забот в Глубинах? Может, он с учениками, или в библиотеке, или… — Снова ты? Что на сей раз? Вид у Лань Цижэня был примерно такой же, как и обычно. Если б Вэй Усянь не проводил так много времени с Лань Ванцзи и младшими адептами, он навряд ли распознал бы то, что теперь казалось ему очевидным: учитель устал, плохо спал или не спал совсем… а то, насколько он не рад видеть Вэй Усяня, и расшифровки не требовало. — Усянь хотел бы принести извинения, — выпалил он и плюхнулся на колени. Когда-то, два десятка лет назад, он стоял на коленях в Облачных Глубинах, принимая наказание, и не чувствовал ни вины, ни раскаяния за то, что сделал, и ни за что не принял бы эту позу добровольно. Туман трогал его холодными пальцами за шею, как мертвые красотки в Илине. Брови Лань Цижэня поползли вверх так, что чудом не скрылись под лентой. — Поразительно, — сухо произнес он. — Не подозревал, что Вэй Усяню известны такие слова. Что-то еще? — И поблагодарить учителя за то, что до сих пор не выгнал Усяня палками из Облачных Глубин. Если бы Лань Цижэнь сейчас просто развернулся и захлопнул дверь, Вэй Усянь ничуть не удивился бы. Но нет: тот шевельнул пальцами, приглашая Вэй Усяня подняться на ноги. — Вэй Усяню разрешено приходить и уходить из Облачных Глубин вместе с Лань Ванцзи или иными адептами Гусу Лань и находиться здесь везде, кроме семейных резиденций, женской учебной части, запретных хранилищ и личных жилищ, куда его не пригласили. Господин Вэй получил прекрасное образование, — Лань Цижэнь коротко скривился, — и отлично знает меру приличий. В Глубинах будут рады, если господин Вэй применит эти свои знания. — Усянь будет стараться, — совершенно искренне пообещал Вэй Усянь и по еще более кислому выражению лица учителя Ланя понял: ему не верят. Правильно не верят, в общем-то… Хотя к девам и добропорядочным ланьским семьям он честно не лез! И в дома вообще-то тоже. — Учитель Лань, дозвольте спросить? Что теперь будет, если глава ордена Лань так и не выйдет из уединения? За этот вопрос в него вполне могли бы швырнуть чем-то тяжелым. Или облить презрением, заявляя, что это внутреннее дело ордена. Но… — Выйдет, — у Лань Цижэня будто молния проблеснула в глазах. — Возможно, не завтра, но я не верю, что проклятая золотая змея отравила его сердце полностью. Сичэнь справится. А ты… если втянешь Ванцзи в какую-нибудь еще гнусность — я вырву тебе ноги. Ты хорошо понял, господин Вэй? Казалось бы, за обе жизни Вэй Усянь привык к угрозам — от госпожи Юй, от Цзян Чэна, от множества других людей. Но он впервые слышал довольно грубый посул, произнесенный вежливо, с абсолютной уверенностью в том, что обещание будет выполнено — и, скорее всего, в прямом смысле. Сложно было сказать, справится ли Лань Цижэнь с подобной задачей, но Вэй Усяню что-то не очень хотелось проверять. — Я берегу Лань Чжаня, как только умею, — твердо сказал он. — И всегда буду. Лань Цижэнь повернулся и взялся за дверь. — Себя побереги, — бросил он через плечо. — Если опять позволишь себе умереть… Договаривать он не стал, ушел в дом и затворил дверь за собой, а Вэй Усянь постоял на крыльце еще немного и двинулся домой сквозь туман и сумерки, размышляя о том, как именно следует понимать последнюю фразу учителя Ланя. Половина перенесенных им страданий окажется напрасна? Или он так беспокоится о младшем племяннике? Или о репутации Облачных Глубин? Пойди пойми этих Ланей! А впрочем. Какая разница. Учитель заставил старейшин клана простить обоим Нефритам все проступки отныне и навеки. Если он велит Вэй Усяню беречь себя… — Я буду. Непременно, — вслух сказал Вэй Усянь и, остановившись и развернувшись, поклонился в сторону, где, как он предполагал, терялся в тумане дом Лань Цижэня. Пусть даже самому Вэй Усяню не видать прощения — того, что есть, уже более чем достаточно.