Волчий крюк

Возвращаясь в настоящее…

      Открыв горькую правду своему другу, Одуванчик продолжила вести тяжёлый монолог и стала рассказывать Рэйзору продолжение истории одной его ошибки:       — В тот день моими спасителями стали Альбедо и Сахароза, — девушка тихонько присела на край кровати, опечаленно склонив голову, — Как выяснилось позже, то, что ты выпил из украденной пробирки – незаконченный эксперимент алхимиков. Если мне не изменяет память, они готовили это зелье для животных, чей вид был на грани вымирания, — вдруг Одуванчик запнулась на полуслове, шикнула, ухватившись за больное бедро и принявшись аккуратно растирать его ладонью, чтобы хоть немного унять ноющую боль в мышцах, — Тот вид был крайне придирчив к своим партнёрам, поэтому кто-то извне приехал лично к мондштадтским алхимикам и обратился к ним за помощью. В общем, при идеальном исходе зелье должно было заставлять упрямых животных размножаться и жить счастливо, заботясь о своих потомках, — не ожидая такой реакции от самой себя, Одуванчик вдруг усмехнулась над собственными словами, — Но, как я уже сказала, зелье ещё не было законченным. Хоть оно и вызывало нужный эффект желания, но вместе с ним у подопытных была зафиксирована нарастающая безосновательная агрессия. Животные, на которых проводили эксперимент, прямо в процессе спаривания убивали своих партнёрш и съедали их, — протерев своё лицо ладонями, девушка продолжила, — Однако один из экспериментов проводился в Вольфендоме, где в то время созревал волчий крюк. Один подопытный самец пообедал ягодами после того, как ему вкололи зелье, из-за чего эффект сошёл на нет, и эксперимент официально провалился, — девушка вдруг посмотрела на Рэйзора и кивнула на его поясную сумку, в котором сейчас оставалось несколько волчьих ягод, — Ни Мистер Альбедо, ни Сахароза не знали, что случиться с человеком, если он примет это зелье; более того, они такой исход событий даже не рассматривали. Но оба увидели результат своих просчётов собственными глазами. Альбедо ничего не оставалось, как понадеяться на удачу и дать тебе волчий крюк, надеясь, что это поможет привести тебя в чувства. Он не ошибся. Опоздай он на несколько минут, и случилось бы… — она вдруг запнулась, сглотнув подступивший к горлу ком, и на тяжёлом выдохе выдавила из себя короткое слово, — Неважно.       Тишина. Наступил тот момент, когда невыносимую душевную боль стал испытывать Рэйзор. И причина тому — он сам. Слова его лучшей, искренне любимой таким доверчивым сердцем подруги отточенным лезвием беспощадно кожу полосуют, залеченные раны вновь вскрывают, внутренности потрошат. Он заслужил эту боль. Ему кажется, что его жизнь — это небольшой участок земли, где он провёл годы, хороня и перезахоранивая своё прошлое только за тем, чтобы оно внезапно снова вырвалось из-под земли, разбрасывая во все стороны грязь, эмоции и чувства. В голове кадрами мелькали давно забытые воспоминания, поток нескончаемых непристойных мыслей, принадлежавших тому насильнику, мучали настоящего Рэйзора, беспощадно разбивая и без того израненное сердце. «Это не я… Это не Рэйзор… Рэйзор не сделает такое с другом…» — эти слова уже как мантра, юноша твердил себе их неоднократно, но воспоминания говорили об обратном. Животное среди людей; друзья не должны страдать из-за такого, как он. Он не виноват, но этот груз ответственности, лежащий на его плечах за совершённое, неподъёмен.       На лице Одуванчика не было никаких эмоций, а глаза её были холодны и безразличны к Рэйзору, и это лишь предательски поддерживало лютый ураган, бушующий в душе парня. Рэйзор отчаянно хватает себя за волосы и камнем оседает на пол, словно лишаясь своей единственной опоры, разрушаясь не по кусочкам, а разом всей стеной уходя под землю. Ему тяжело дышать, в груди что-то ломит, царапается, ему свои глаза с мылом вымыть хочется, хочется снова забыть тот ужасный день. Но истинное доказательство его действиям сидит сейчас прямо перед ним, и она с этим ураганом в душе уживалась несколько лет, так и не набравшись смелости рассказать об этом кому-нибудь. До этого момента. Всё это время она сама тащила этот тяжёлый груз, не разделяя его ни с кем, пыталась выживать и продолжала улыбаться всем, как бы больно ей не было. Рэйзор представить себе не может, какого это, когда каждая секунда, проведённая с тем, кто тебя однажды сломал, как острый кинжал, который ковыряет старые раны и безжалостно добавляет новые.       Юноша не понимает, не знает, что он должен сделать сейчас, чтобы она не смотрела на него так бездушно. В её сердце ни для кого больше не найдётся места. Доверие действительно шаткое, рано или поздно от одной ошибки оно из идеального превращается в бракованное, которое никогда прежним не будет, ведь такова его природа. Что в этом мире вообще идеально? Вот и с таким потрескавшимся, но собственными усилиями залатанным и склеенным доверием, можно попробовать снова всё начать. Вот только будет ли от этого толк, хотя бы надежда на лучший исход? Девушка больше не может так рисковать; она не даст слабину, и ей больше не придётся себя по частям разбитую с сырой земли собирать. Рэйзор видит, что у неё во второй раз этого сделать не получится.       Волчёнок отчаянно тянет к девушке руку, как тянулся бы к затухающему на горизонте солнечному свету, аккуратно касаясь её нежных колен. Подтягиваясь, он волочит своё тело по деревянному полу к её ногам, словно боясь, что не успеет, что вот-вот она исчезнет перед ним, оставив одного со своими мыслями. Девушка разрешает подойти ближе. Волчёнок ластится, льнёт к ногам и подставляет свою голову под руку, чтобы его погладили. Одуванчик даёт Рэйзору волю выпустить без остатка всё накормившееся за долгое время неведения слёзы. Перед ней сейчас горько плачет мальчик, осознавший свою ошибку. Он плачет от того, что, получив желаемое, потерял всё, чем дорожил. У девушки огромная дыра в груди ноет, противно щемит, но она упрямо старается этого не замечать. Юноша обнимает женские ноги, покорно кладёт свою голову её на бедра, доверчиво прикрывая уставшие глаза. Он готов сейчас целовать каждый её шрам на теле по нескольку раз, зализывать жгучие укусы, помогать ухаживать за швами — всё, что её душе угодно, только пусть его Одуванчик побудет с ним ещё немного. Если бы только он узнал об этом раньше, возможно, ему бы открылся иной путь, но…       — Прости… Одуванчик, — хнычет Рэйзор, трепетно и аккуратно поглаживая неровные места на коже девушки.       — Ты не виноват, Рэйзор. Я знаю, это был не ты, — Одуванчик нежно перебирала лохматые пряди волос своего непослушного волка, но взгляд её всё также загадочно был направлен в сторону окна, — Возможно, теперь ни один хороший мужчина, ни даже женщина не взглянут на меня. И не светит мне больше скачка на лошадях по Долине Ветров ранним утром. Меня исключили из Гильдии Искателей Приключений, и теперь мне некуда податься. Я даже не знаю, смогу ли когда-нибудь родить ребёнка, — говорит Одуванчик, проронив одну скупую слезу, — Но я точно знаю, что ты примешь меня любой. Вот только я… Не могу.       Рэйзор прижался к девушке плотнее, словно пытаясь стать с ней единым целом, всю её боль себе забрать и хотя бы так прожить жизнь рядом. Но Рэйзор понимает — эти шрамы никогда не заживут. Пускай неосознанно, но он отнял у своей малышки слишком много, и нет у него таких сил, чтобы всё это ей вернуть. Слышать отказ невыносимо больно. Она его семья, как и он для неё; они оба связаны судьбой, но при самых отвратительных обстоятельствах всё же отдалились друг от друга, шагнув своему предназначению наперекор. Как же легко Рэйзор подбирает слово к своему внутреннему состоянию — пусто. Одуванчик готова помочь Рэйзору сейчас перенести этот удар, но с огромной дырой на месте сердца волку-одиночке придётся научиться жить самостоятельно.