* * *
Как Тэхён и обещал, в центр научных исследований он прибыл к вечеру. Он знал, что ему необходимо было это самое время, за которое он успел заснуть, проснуться, искупаться, заесть горе заказанным кимбапом. Центр стоял огромным зданием, в нём проводились различного рода исследования, но океанологические оставались самыми крупными и важными. Сейчас в здании находились тысячи учёных из разных уголков планеты, каждый из них выдвигал свои гипотезы, проводил различные мыслительные процессы по поводу затонувшей рядом страны. Столько ведь людей погибло, так ведь? И правда. Тэхён ярко помнил, как огромная волна заглатывала его всего. И в том, и в ином смысле. Навряд ли кого-либо такая информация волновала. Все бесились насчёт места, где они находятся сейчас. Одолеет ли похожее цунами и Корею? Никто не знал. Да и не узнал бы, потому что аномалии продолжались, не прекращаясь. С каждым днём океан становился другим. Тэхёна ничего не пугало. Опять же. Он чувствовал лишь апатию. В голове мелькнули некоторые мысли о том, как можно всю ситуацию разрешить. В одном сценарии присутствовал, конечно же, Чонгук. Но Тэхён всеми силами этот сценарий заблокировал, включив весь свой холод наружу. — Здравствуйте, мистер Ким. Я очень рад видеть Вас, — молодой парень лет двадцати похлопал глазами. В нём таилось огромное количество надежды, которая Тэхёну была чужда, неприятна. Поздоровавшись, океанолог присел рядом на стул. Огромный зал переговоров рассеивал мысли. Отныне никто не мог сказать ничего, тишина заглушила раздумья. — Скорее всего, Вам многое известно, так ведь? Вы считаетесь лучшим океанологом практически всей планеты, мистер Ким, — парень отводит взгляд со смущением от статуса Тэхёна, а ещё и от его красоты, у которой были какие-то грустные черты лица. — Пожалуйста, можете мне дать подсказку? — Подсказку? — Тэхён поднимает апатичный взгляд. А парень давится слюной от этих глаз. Те самые голубые, в которых утонет каждый. Там такая глубина, о ней сочиняют стихи и пишут книги. В них самому можно утонуть смертельно, потом эту же глубину восхвалять; и всё, что бы сделало человека счастливым, убивало бы каждого, кто посмотрел в глаза атланта. — Тут есть что-то божественное, да? Столь кроткое высказывание Тэхёна бы оскорбило несколько месяцев назад. Сейчас же он просто отвёл взгляд. Кажется, ответ на вопрос был очевидным. Буквально пару недель назад Тэхён сказал бы о другом. — Возможно, — отмахиваясь смешком, говорит блондин. Пожимает плечами. — Очевидно ведь, что это бред. Но глаза говорят о другом. — Не вижу смысла верить в божественную силу, никаких водных богов не существует, — улыбается. — Я видел их, мы стали хорошими друзьями. Сами мне сказали, что их не существует. — Тогда… моя догадка была совершенно не той, — парень выдыхает. — Я думал, что разобрался. — Разобрался в чём? — В том, что происходит, — парень прикусывает нижнюю губу. — Всё в порядке. Все мы ошибочно думаем о всяком. У Тэхёна в глазах что-то сверкнуло, когда он это сказал. Что-то бросилось в глаза или воспоминания, которые находились прямо перед ними. Он вспомнил береговые дома Чонгука, да и самого Чонгука, так красиво звучащем в его сознании. Снова заблокировал. Спикер говорил о каких-то катаклизмах. Тэхён черкал что-то в блокноте. В глазах продолжали плыть звёзды. — Разве есть что-либо лучше океана? — тот же самый парень сверкнул глазами. В сторону Тэхёна они обратились словно фонари посреди туманного парка. — Не знаю. Неужели энтузиазм пропал? Это же была его жизнь. «Терпи». Во всех культурах было принято терпеть. Да и сейчас Тэхён старается изо всех сил. Блокировать эмоции тоже не так уж и легко, как и проявлять их. Только сегодня он в этом прозрел. Блондин смеялся самому себе: ну каким же далёким он был сейчас? Разве что-то могло так повлиять на его любовь к воде? Вольно справившись с потоком мыслей, Тэхён продолжил делать скетчи. Слова он пропускал мимо ушей. — Мистер Ким! — Мистер Ким, позвольте обратиться к Вам? — Господин Ким… Молодой парень притронулся к плечу Тэхёна, чуть подтолкнул, вернув его к жизни. Как он понял: океанологу смертельно опасно уходить в свои мысли. — Да, — чуть ли не проснувшись, высунулся Тэхён. — Слушаю. — У Вас огромное число точно выполненных экспедиций, мы можем ориентироваться на Вашу помощь? — лысый мужчина пальцами прижался к кафедре, нервно водя взглядом по аудитории. Тэхён знал, что от него ожидали положительный ответ. В принципе, такой ответ он ожидал от себя тоже. — Я не могу сказать сейчас, — натянув улыбку, Тэхён сглотнул. — Вау… — все глупо вдохнули в помещении, глаза почти сотни учёных разбегались в испуге, будто бы своими взглядами они держались за взгляды других, дабы не упасть. — Но… мистер Ким, Вы самый настоящий профессионал в деле… Нам очень нужна та помощь, которую Вы можете нам предоставить. Понимаете? — Понимаю, — кивает, мысли его не отрезвляют от апатии. — Поймите меня тоже. Сейчас у меня нет сил. — Физические проблемы? — Да, физические проблемы, — поджимает губы. — Пожалуй, я пойду. Прошу прощения. Тэхён встал. У него закружилась голова, но ему захотелось потребовать у себя каких-то сил преодолеть путь до своей машины. Впервые за всю жизнь ему захотелось оказаться дома под пледом. И неважно, что за окном конец света. Его не пугала возможность оказаться под волной, и, вполне, такой исход событий его бы обрадовал сильнее, чем тот огонь. Обжигающий. Задохнуться. Когда непонятное скребётся в душе, в горле жмёт от эмоций. Тэхён прекрасно понимал, что поступает неправильно. Да, с одной стороны, он выбрал себя, так как сил на громадную работу в научном центре у него абсолютно не существовало. В любом случае, он где-то витал. Но находился не тут. Нет, Сеул никогда не был его местом. Впервые за столько времени Тэхён честно отнёсся к самому себе. Отклонение от экспедиции по затонувшей Японии обвенчалась бы самой экспедиции критическим крахом. Иными словами, все учёные собрались в том зале только для него, ни для кого больше. Они были уверены в энергичности Тэхёна, каждый ведь слыхал его больную любовь к океану. Но как теперь поступить? Ответа нет. К сожалению, парковка находилась за квартал от здания. Никто не понимал такую политику. Неужели кому-то правда удобно оставлять машину за несколько сотен метров и идти потом на работу? Тэхён размыто помнил лицо директора научного центра, но оно отнюдь не было адекватным. Порой, поехавшие физики оправдывают свои стереотипы. Тэхён приложил пропуск и вышел. Даже свежий воздух ему не помог. Возможно, он нёс в себе суету всех собравшихся в мире людей. Находиться в социуме становилось постепенно страшно. И Тэхён плохо распознавал свои эмоции сейчас. Ему чего-то не хватало. И он сам знал, чего именно. Но мысли надо заблокировать. Прошло слишком мало времени, чтобы ему стало лучше. Наверное, нет ничего ужасного в том, что он себя так чувствует сейчас. Тэхён был почему-то уверен: всё наладится и он сможет забыть о том самом.
* * *
— Я всё знаю! — на глазах девушки выступили слёзы. На ней висела серая майка, полностью закрывающая её бёдра. Тушь стекла до середины шеи, или же она её так сильно размазала смутными движениями пальцев. Люди так отчаянно пытаются вытереть слёзы, когда чужие поступки их точно не уберут. Она чувствовала себя ошарашенной. — Кэролайн, — смеясь, поддакивает Хосок. В его манере было провести указательным пальцем по её скуле. — Отрадно чувствуешь себя, дорогая? — слова вонзаются иголками в барабанные перепонки. — Попробуй оставить царапинки на своей гладкой европейской коже, — яд. — Ты же всегда собираешься слушать меня. — Не собираюсь. — Я тебя не спрашивал. Кэролайн не планировала такого завершения дня. Раскрытое окно пропускало в комнату счастливый воздух Лондона. Она хотела прогуляться по своим старинным улицам, будучи их коренной жительницей. Её мама жила в южной стороне, растила на балконе свой небольшой сад, в котором Кэролайн фотографировала герань. Девушка слишком сильно любила цветы, поэтому и разум её затуманился тем, что Хосок дарил их слишком часто и слишком метко, с чётко подобранным вкусом. Разве людей не устрашали бы подарки бога? — Я чувствую себя слишком тревожно рядом с тобой, Хосок. Ты что-то делаешь со мной, так ведь? — Нет, дорогая, я ничего с тобой не делаю. Ты чего? Она представляла себе пёстрые закаты, побережье Брайтона, добрых официантов из соседних ресторанов. Она любила смаковать на кончике вилки завёрнутую в тонкую вуаль пасту. Она хотела обнажать белоснежные зубы смешным историям младшего брата, у которого в школе есть свой юмористический клуб. Она думала, как в уголках её глаз бы собирались слезинки счастья от неуклюжих телодвижений дедушки под национальные английские танцы. Кэролайн была англичанкой, бережно относящейся к своей культуре и обычаям. Она сильно любила свой народ, как и любые другие. Встреча с Чон Хосоком сказалась на ней, кажется, в лучшую сторону. Сначала. А потом всё пошло в сторону непоняток. Вчера вечером Кэролайн слышала, как с ней кто-то разговаривал. Рядом не находилось абсолютно никого. Настораживало. Зевс пускал в её сознание галлюцинации и нереальные образы. Обосновал тем, что Кэролайн ничего иного, кроме как просроченных мыслей об устройстве мира, не поймёт больше. Требовательно. Кажется, Кэри не совсем понимала, во что она влезла. Влюбиться в Хосока оказалось хорошим решением. Точнее, быстрым и бесповоротным. Любил ли её Хосок сам? По правде говоря, девушка в этом сомневалась. А если бы её догадки об отсутствии взаимности подтвердились, то и расстраиваться она бы не стала. Любовь оставалась эфемерной. Кэролайн было важно лишь то, что он знал её. Видел её. Но не любил. Порой, отрадно было чувствовать лишь невидимые слова его отношения к ней. — Я тебя люблю, Хосок, — а глаза-то наполнены болью слёз. — Я не могу без тебя жить. Мужчина, как оказалось, не стал дальше слушать. Возможно, у него разболелись уши, или же бубнёж сумасшествия заставил его подумать, что лучшим решением будет просто выйти из комнаты, вогнав девушку в ещё большее сумасшествие. Кэролайн уже срывала с себя волосы. Бедная англичанка сходила с ума, никто ей не помогал, а из мыслей у неё были лишь разболевшиеся виски, вены по которым шли в очертаниях его имени. Хосок. Не медля со своими делами, Хосок перекинул всё своё внимание на более полезные дела. Во-первых, его ждала лекция в университете Сеула. Таким неожиданным образом его не звали достаточно давно (точнее, он сам отказывался). В голове его мелькали мысли о том, что Тэхён мог оказаться в Корее. То, каким образом разрушается сейчас Атлантида, его радовало больше всего. По правде говоря, Хосок сейчас радовался только этому. Что смешно. Учитывая то, как он будет вести протяжную лекцию азиатским студентам про проблемы отношений Посейдона с Зевсом. Мир, который вертится вокруг тебя, иногда становистя скучным. Сумасшедшая уже Кэролайн осталась позади. Теперь у Хосока оставался лишь план хоть как-то завоевать отношение к Тэхёну. Уж больно ему нравился этот мальчик, да и голубые глаза его напоминали о какой-то вечности, их единственной общей чертой. Когда смерть даже не разлучит.* * *
Посейдон уставал больше прежнего. Иногда ему хотелось просто провести ладонью по гладкой коже Тэхёна, успокоиться, вдохнуть его межчеловеческий запах, но такой родной и любимый, что подушечки пальцев по-людски начинают покалывать. Чонгук с искренностью в мысленных доводах понимал, в какое уныние он мог вогнать молодого атланта. Тот ведь не жил на Земле тысячи лет. Иначе как бы понял, что это не больно? Изначально Чону так и казалось ведь: нет, это совсем не больно, придётся лишь потерпеть. Правда, чувства его стали настолько людскими, что теперь он их не проклинал, а слушал. Просто слушал и не понимал, как примитивные справляются с таким. Награда ли? Не утверждает. Возможно, да. Награда быть влюблённым, когда в солнечном сплетении только и горит лишь от одной мысли о нём. Чонгук не справлялся. Но он продолжал слушать эти чувства, позволял им одолеть собой, пока эмоции мелкими иголками впивались в его несуществующее существо. Спустя несколько дней он наконец понял, как можно улучшить оборону столицы, но не всей Атлантиды. С каждым днём Посейдон угасал от нехватки сил, ведь теперь всё царство буквально лежало на его плечах. Никаких щитов не было, что позволяло человеческим существам проникать. Плюс, всё-таки, был. Чонгук лично приказывал убивать всех. Никто не выбирался из Атлантиды. Да, умирали люди, но этим они спасали жизни миллиарда атлантов. Возможно, не каждый бы из них радовался пожертвовать собственную жизнь во благо жизни других, но таковой была политика, и, увы, Чонгук сам ей и следовал. Уже несколько дней он проводил время в настоящем облике. Точнее, не в том греческом, а в собственном-приобретённом. За некоторое время атланты успели понять, что азиатский парень – их Посейдон. Скрыть ему такую информацию не удалось, да он и не хотел. Чонгук не чувствовал себя Посейдоном, но Посейдон не отрицал, что он не Чонгук. Замешкано. Каждый раз, когда в кабинет заходил Сан с неприятными новостями, вместе с ними получая в подарок поникшее лицо хозяина, на улицах Атлантиды угасала ещё одна лампочка, а песчаное дно переставало быть мягким под ногами. Атланты любили Родину. Родина любила их. Увы, в своей грусти они становились взаимными. На следующий день в кабинет ворвался Чимин. Из-за неспособности благополучно дышать под водой, у старого парня всегда был шлем. Прямо как у космонавтов. Он ненавидел его надевать, потому что металл сильно портил его причёску, что даже повторная укладка ничему не помогала. Высокие технологии Атлантиды до сих пор не придумали щадящего варианта шлема. Посейдону же было плевать. — Дядя, — Чимин посмотрел на мужчину в первый раз. Получил дозу негативного настроения. — Гермес, — натянуто улыбнувшись, Посейдон присел, зарылся в ладони. Не смог сказать чего-то ещё. По всему телу сопровождались боли. Каждую он чувствовал. Именно физически. Это означало, что Атлантида под атаками, не в безопасности. — Родная Эллада… как ты вообще жив? — Чимин занял почётное место рядом. — Как же мне жаль… — Брось. Чонгука ломило. Иногда его трясло в лихорадке. Его будто поджигали заживо, избивали, качали адреналином, ещё и мелатонином. Всё в одном. Он чувствовал весь спектр боли, но божественное в нём заставляло его молчать. Он не мог жаловаться. Всю боль носил именно на себе, а остальным довольствоваться было грешно. — Чем мне помочь? — похлопав глазами, Гермес также прикусил нижнюю губу. Сострадание в нём тянулось долгими истязаниями души. — Мог бы замолчать, — мужчина закатил глаза. Ему не нужна помощь. — Ладно, что мне передать Олимпу? — откашлявшись, но снова возвращая длительный взгляд в сторону мужчины, произнёс Чимин. — Ничего, — сглотнув, Чонгук в подрагивающих движениях опустился на спинку стула-трона. Помутнённым взором глаз он нашёл перед собой Чимина. — Гермес… — Да, я здесь, — верно и быстро. — Как там Тэхён? Ты же следишь за ним? — снова лихорадка. Чимин разозлился. Об этой теме он говорить не хотел. По правде говоря, о Тэхёне говорить не хотел, зная, какую боль он может принести этим Чонгуку. — Тэхён улетел в Сеул. Чон отмахнулся ухмылкой. — Он всегда от всего убегает, — яростные, но тёплые мысли о своём атланте он прослеживает со смиренной и вынужденной улыбкой. — Они там с Зевсом… — Что с Зевсом? — вскинул брови. — Кое-что мутят. Чонгук не совсем понимает того, что несёт Чимин. Но он недоверчиво кивает. — Подробнее… — Ой, да что там говорить, Чонгук, — теперь Чимин закатывает глаза. — Ты не стал особенным в его жизни. Понимаю, у Вас была дикая любовь, но Тэхён так не посчитал. В тот же день он улетел в Сеул. Кажись, Японию затопило тоже. Твоих рук дело? Чонгук лишь кивнул. Да, он не пропустил сказанное Чимином мимо ушей. Да и дополнять ничего из собственного лексикона он не захотел. Просто понял. И всё. Чонгук не предполагал такого исхода событий, да и на воссоединение с Тэхёном не рассчитывал, ведь тот никогда не поймёт его божественную сущность, как и своё просхождение, так и всю жизнь героини Атлантиды по имени Адриана. Адриана служила Посейдону много лет. Дочь величайшего генерала, которая выполняла особую миссию на суше. Flashback Адриана работала на Посейдона. Верный солдат, который никогда не предаст. Характером безумно упрямая, да и везде ей нужны были доказательства. Посейдон души в ней не чаял, разрешал всё, что запрещалось, потому что был уверен в ней как никто другой. Мужчина любил её отца. Иногда он для бога становился будто собственным отцом, всегда знающим, где дать подзатыльника, где поддержать. В их случае Чон не чувствовал себя хозяином, он будто познавал у тех, кого создал. Порой, в обществе генерала он становился маленьким мальчиком. Ставрос его любил. А свою дочь отпускал, зная её боевые способности, да и в детстве она не вылазила из зала тренировок, всё время училась тому, что людские существа и не видали. А красотой вышла безупречной. Её покойная мать погибла при схватке с человеком. Ставрос иногда боялся, что дочь повторит такую же судьбу, но глубоко понимал ведь: пыл растущей нельзя блокировать подобным образом. Адриана не раз встречалась лицом к лицу с Зевсом, как и с его генералами воздушных и земных войск. Ареса знала как свои пять пальцев, временами играла с ним в карты, да и любила его выигрывать. Признавать ей самой себе не хотелось то, что милость Посейдона позволила ей быть единственным разрешённым атлантом на суше. Обычно о таком не мечтали, но несмотря ни на что Адриана любила сушу. Её привлекали не только подобные дну впадин обрывы, высоченные горы, искусственно природой сложенные леса, но и берега морей, океанов. Когда живёшь прямо в глубине, этого не особо и замечаешь. И данное она смела называть для себя постыдным удовольствием. Со временем также начинаешь тонуть в людских чудесах, что жизнь в Атлантиде кажется лишь заслугой отпуска на работе. В один неясный день, когда погода на суше была довольно-таки солнечной, Адриана стояла между олимпийских руин. Генерал Зевса расторгнул важный контракт с Атлантидой. В нём заключалось неразглашение о жизни атлантов под глубиной, ведь даже многие боги деталей особых и не знали. Некоторые из них о самом существовании атлантов и позабыли. Было обидно. А почему? Именно потому, что в этот самый период и начали раскрываться из архивов источники об атлантах. Теперь люди могли их узнать, а желание Чонгука скрыть ото всех такую тайну теперь казалось чем-то нереальным. По сути, любой мог пойти в древнюю библиотеку и прочитать об атлантах. Посейдон понял лишь одно: Зевс шагнул в другую сторону. Не навстречу. И тогда он стал различать искренние намерения брата. А одним из них было то, что постепенная известность о существовании атлантов могла бы уязвить Атлантиду, стать подчиняемой царству Зевса территорией. Власть хоть и убивала людей, но вот богов она запросто уничтожала, возрождая заново. Увы, таких заморочек у Посейдона не было. Да и зря. Перед Адрианой стоял неприятного вида генерал, тот самый. Да, она злилась. А по её лицу это было очень даже заметно. Желваки на её щеках преобразовывались в молнии, прямо которыми Зевс обычно и сражает смертных. Она осознавала то, как её слова будут просто крошиться, пока дойдут до понимания той стороны. Адриана Посейдона никогда не огорчала, но тут она не могла что-либо поделать. И её беспомощность просто разводила костёр в водном сердце. В этот день она просто вернулась в береговой дом Сицилии. Сил решать что-то большее не было. Отныне она стала обречённой, а переговоры никак не складывались. Адриана не любила такие моменты. Хоть их и не случалось слишком часто, но всё же. В каждом нюансе она извлекала кое-что полезное для царства. Тут ничего не вышло. На следующий день она пришла на назначенную встречу. Посейдон ждал её в кафе. Сидел на улице, попивал свой лимонад, так ждал. Встретить солдата без улыбки ему не удалось. Он понимал ужас положения, но унывать запрещал. — Адриана, — улыбнулся. — Я заказал тебе такой же лимонад. — Ваше Величество… — сглотнув, она посмотрела на мужчину виновато. Но он отмахнулся. — Хватит, — отрезал. — Я не хочу таких настроений, понятно тебе? — хмыкнув, Чонгук уселся удобнее. На расстоянии вытянутой руки находились перила, он до них дотронулся, а взглядом дотянулся уже до морской глади, мягко разливающейся по божественным мыслям в утреннем светлом Солнце. Адриане принесли лимонад. Она ещё не придвинулась к столу. — Во-первых, эту проблему мы решим, — уверенно кивнув, Чонгук успокоил девушку. — Во-вторых, я хочу, чтобы ты отдохнула. Или здесь, или в царстве, или где угодно. Не отказывай мне. Это приказ. — Но… Мужчина остановил, вытянув ладонь вперёд. Он не любил, когда его приказам перечили. Взглянув на полный стакан лимонада напротив своими глубинными глазами, Чонгук показал, что девушке необходимо расслабиться, иначе никакого благополучного разговора не выйдет. Адриана и сама это понимала, но честь и уважение никто не отменял. — Они заплатят за расторгнутый контракт. — Ваше Величество, — почтительно попросив разрешения добавить, Адриана облизнула губы. — То дело… я боюсь сказать, но мне не нравится такое решение Господина Зевса. Это неправильно. И я считаю, что нам стоило что-то с его предпочтением сделать. Правда? Я не смею осуждать, конечно же, но так и есть. Мне очень жаль. Я не смогла сделать так, чтобы генерал Зевса согласился на мои условия. Ведь правда, с чего бы им так поступать? Я не имею понятия. Мне так хочется узнать, почему они решили раскрыть сведения об атлантах везде… Мне так жаль… — Адриана, успокойся, всё хорошо, — мужчина улыбнулся. Девушка лишь сглотнула, не переставая чувствовать себя виноватой. В действительности же, Чонгук виноватой её не считал. Отнюдь. — Тебя рисует один красавец, — хихикнув, Посейдон кивнул в сторону скамейки недалеко от них. — Во-о-он там! Адриана сначала не услышала слов Чонгука, лишь после третьей интеллектуальной попытки поняла. Мужчина указывал взглядом на парнишу, который завуалированным чудом взглядом что-то рисовал в альбоме. Его глаза горели, он сам весь горел. — Думаю, из Вас будет идеальная пара, — слегка свистнув, прошептал Чонгук. Адриана встретилась с тем парнишей взглядом. На вид он довольно состоятельный, в выглаженной рубашке, с береткой на голове. Приятный донельзя азиат. У девушки на лице невзначай образовалась улыбка, как и у того парня. Летом встречались души, она об этом знала. — Мой верный солдат, отдыхай, — Посейдон откашлялся. — Увидимся тогда, когда ты отдохнёшь, хорошо? Они попрощались. Что-то в голосе Адрианы предвещало о влюблённости, которую она самой себе не признавала. Что-то потом, после ухода бога, заставило её подумать о вечности только тогда, когда рядом оказался тот, кто не вечен вовсе. — Это прекрасно, это прекрасный рисунок, — говорила она новому знакомому. Её глаза восторгались не красотой собственного существа на бумаге, а энергией парня, которой ей хотелось питаться. Рядом с ним она вмиг забыла о существовании солдата Адрианы, верной слуге царя Посейдона; ей таким безупречным показался мир, в котором живут люди, что теперь она не хотела считаться с прежним собственным убеждением. Если и любовь можно было назвать обречённостью, то это и было ею. The End Of The Flashback — И ты молчал мне тут? — Гермес выпучил глаза. В голове у него складывались все пазлы, включая и те, которые раньше были без картинки. Теперь ему становилось всё понятно. Единственное, что он не понимал, – это решение Чонгука. Проще было рассказать Тэхёну всё. Так ведь? — Гермес, — сглотнув от очередного спазма, произнёс Чонгук. — Никому не говори об этом. Я до сих пор не знаю, где Адриана. Я отправил её в отпуск, но она так и не вернулась ко мне. Почти тридцать лет не были для меня когда-либо чем-то длительным, — громко дышит. — Но… Тэхён её сын… Отец Тэхёна вырастил его в одиночку… Так… где Адриана, чёрт возьми? — Святая Эллада… У Чонгука болело всё тело. Чимин ярко видел эти боли во всех представлениях. Иногда ему самому становилось не по себе, наблюдать за издыхающим богом тоже немалая боль. — Неуместно с тобой разговаривать о таких вещах, пока ты тут от боли умираешь, — складывая руки на груди, Чимин с упорством высматривает проблеск облегчения в виде Посейдона. — В любом случае, забей на Тэхёна. Он тебя бортанул уже. Чонгук рассмеялся. Чимину не верит. Он ведь знает своего атланта. Не сможет так поступить с ним. Почему-то в этом Чонгук уверен. Или же ему просто хочется в это верить, не знает. В нём до сих пор таится последняя надежда, что всё чудесным образом встанет на свои места, а они снова будут держаться за руки и говорить об океане. — Я понял. — Понял он, — недовольно копошится младший. — Я постараюсь поговорить с Афродитой. Огненный меч вообще у нового бога. Он наполовину примитивный. — Новый бог… Чимин смеётся. — Иронично, — пожимая плечами, парень встаёт с места. — Он из Сицилии, кстати. Тэхён ведь тоже оттуда? — хмыкает. — Нет смысла говорить с тобой. Богу обезбол не выпишешь даже. — Чимин, иди уже. Младший не стал медлить. Как дядя велит, так и сделает. Не раз он сталкивался с таким. Когда ещё ему не приходилось встречаться с войной? Она всегда происходит. Ещё хуже дело обстоит с тем, что помочь особо Посейдону никто не сможет, пока груз с его плеч не уйдёт. Щит поддерживал этот груз. А теперь Чонгук сам стал щитом. И представить сложно то, каково ему сейчас переживать всю физическую боль на себе, будучи обречённым, когда даже встать с кресла невозможно. Буквально нет сил. Именно так боги и чувствуют боль. Вроде бы люди просят не делать больно им самим. Но ведь они сами продолжают делать богу больно. Вся проблема в грехах.* * *
На пару дней Тэхён уже успел прикупить квартиру рядом со своей. Ему сразу понравилась эта идея. Причина ещё неясная. Бывает, что ему сложно остаться наедине с собой. Но кое-кто спасает его одиночество. Неожиданно к его обществу присоединился Хосок. Они случайно встретились на улице, когда мужчина чуть не врезался в парня со своей машиной. Тэхён как-то даже пожелал, чтобы он всё-таки врезался, но такого не случилось, к его большему сожалению. Хосок спешил на лекцию в Сеульский университет, прямо туда, куда собирался и Тэхён. Только там парень узнал, что другой является профессором мифологии в университете. Данный факт его знатно поразил, а в голове промелькнули мысли о разговорах с Чимином, где он рьяно доказывал существование Атлантиды. Невзначай Тэхёну послышалась хорошей идея о том, что выпытать информацию у такого персонажа помогло бы в понимании всего бреда. Тем более, он чувствует себя разбитым после неудавшихся отношений с Чонгуком, которые мужчина по своей инициативе разорвал. Негласно говоря, Тэхён в деталях помнит произошедшее. Хосок, наоборот, оказался мягким человеком. Приятный собеседник, а ещё и тот, который купит кофе в лишний раз. Тэхён пока не сообщил ему о том, что кофе не особо жалует, но получать уже третий день подряд кофе с пакетом круассанов прямо у дверей квартиры тоже приятно. В моду вошли новые плоские круассаны, даже их он попробовал. Хосок также помог перевезти вещи с работы. Некоторые выбросить в мусорку тоже, ведь теперь старыми отчётами об экспедициях пользоваться никто не будет. Тэхён пользовался добротой мужчины, позволял себя окружать заботой, и в некоторой степени допускал мысли, что этот человек нужен сейчас ему. Особого типажа у океанолога на мужчин не было. Правда, если посмотреть на Чонгука, то с ним по внешности пока никто не сравнился. Чонгук был безумно сильным. Хосок нет. У Хосока приятное тело, но не такое мускулистое, не такое твёрдое и беспардонно божественное. Тэхён пока что не смотрел на Хосока в романтическом плане, хотя ярко понимал, что Хосок только и делал, как смотрел на него в романтическом плане. Когда океанолог сел к нему в машину, ему хотелось закрыть нос от запаха подгоревших бумаг. Он не знал, по какому случаю мужчине нравятся такие парфюмы. Он их не оценил. Если взять обратную сторону медали, а точнее то, что Хосок был безумно заботливым, то это перекрывает остальное. Кем ещё был Хосок? Тэхёну хотелось узнать его ближе, пощупать его душу. — Спасибо за утренний презент, — коротко улыбнувшись, Тэхён опустил взгляд. На плечо приземлилась чужая рука. Коридор университета был пустым. Как оказалось, Хосок тут останется надолго. Корея всё ещё находилась в безопасности. Как ни странно, воды аномально повернулись течением в совершенно другую сторону, тем самым обезопасив берега Кореи, России и Китая. Тэхён по какому-то случаю внутри переживал и ликовал по такому. Веселье природы никто ведь не отменял. А пока рука Хосока покоилась на плече Тэхёна, за окном настиг туман. — Не хочешь поужинать сегодня со мной? — вскинув брови, произнёс Хосок. Своим кашлем он будто развевал гром по небу, а иначе Тэхён не объяснил бы внезапное изменение погоды. — Было бы славно, хочу отдохнуть, — кивает. Почему бы и нет? Тэхён уже почти как неделю свободный человек. Да, он часто не спит по ночам, потому что исследует аномалию мира, но всё же, как говорил его отец: «Если есть возможность, делай всё». Квартира стала для него местом комфорта. Тут он проводил всё своё время. Туда обычно никто не заходил, но чаще Тэхён никого и не жаловал к себе. В Сеуле все квартиры одинаковые по обстановке, так и его ничем особо не отличалась. Но сейчас, когда перед ним стоит Хосок, смотрит на него молчаливо восхищёнными глазами, в мире будто теперь нет преград. Тэхён понимал, что в некоторой степени пользуется им, дабы заглушить боль от расставания с Чонгуком. Как оказалось, Хосок сам не против. К вечеру они и встретились. Мужчина ждал у подъезда на своей новой машине. На улице необычайно тепло, да и грачи перестали шуметь. Тэхён с улыбкой на лице вышел к Хосоку, обнялся боком, что даже и объятием не назовёшь. В ином плане, пара выглядела неуклюжей. Тэхён, наоборот, верил, что взаимными силами они достигнут полного доверия. К нему хорошо отнеслись как ко зрелому мужчине, так и он будет. Хосок накрыл руку Тэхён своей, мягко улыбнулся, слегка подался вперёд. Правда, получив при этом реакцию океанолога, оказавшейся неоднозначной, он отпрянул. Ничего сказать он не успел, потому что в следующую секунду Тэхён уже махал на прощание, а-ля «встретимся вечером». Зевсу же, наоборот, океанолог оставил какое-то хранящееся тепло. Он провожал его завороженным взглядом, прямо которым обычно смотрят на огонь, летающих вокруг красивого цветка бабочек, красочных облаков закат. Вместе с мыслями о Тэхёне он будто соединялся плотной ниткой с ним, с его уходящими шагами (итальянская обувь строго стучала по полу), с его сердцем, не принадлежавшему человечеству, с его голубыми глубинными глазами, которые он, в свою очередь, раньше ненавидел, но сейчас смотреть в них ему хотелось вечно. Разве мойры повлияли на его мечты? Зевс любил, когда всё шло так, как он хотел. Тут случилось то же самое. Тэхён оказался рядом, сам двигался к нему навстречу, и мужчина представлял даже, каким образом могут расцвести эти отношения. В любом случае, он был уверен в том, что он лучше Посейдона.
* * *
Два месяца спустя. Не сказать бы, что Тэхён приоделся к вечеру. В последние часы он лишь и думал о том, как бы не открыть окно своей квартиры и не выпрыгнуть из него. В научном обществе продолжал царить хаос, а он и не верил ничему, что говорят учёные. С одной стороны щебетали про конец света, с другой про то, как жаль Японию и её людей. По правде говоря, Тэхён и сам не до конца понимал, сколько людей погибло. Он не думал о них, он просто находился в трансе, прострации, в том, что люди обычно называют неведением. Одно лишь знал: надо продолжать как-то жить. Своими маленькими отчётами он как-то помогал научному обществу. Да, ему не удалось окончательно покинуть такого вида Родину. Его благодарили все даже за помощь, не значащую в глобальном плане ничего. Тэхён благодарил себя. За это время он как-то, да успел сформировать для собственного использования карту подводных течений вокруг Кореи. Тема океана интересовала его больше всего. За последнее время прибавилось всякое, что стоило рассмотреть в деталях. Тэхён понимал, что таким образом (в виде работы, не спящей по ночам) он* * *
Человечество не выдержит очередного потопа. Прямо такого, который произошёл в Японии. Целой страны нет, её жителей тоже нет. А восстанет ли она из-под воды? Вопрос случайностей, которые не случайны. Аид находился в странном состоянии духа. Несомненно, на счету его царства было огромное количество фантастических душ. Сейчас, когда дымящиеся углы царства переполнены японцами, он думает лишь об одном: состоянии Посейдона. Цунами, очевидно, случилось совершенно не по простой причине его гнева. Аид понимал, из-за чего оно случилось, и больше всего он ненавидел себя, что ничем помочь он не мог. На днях, когда к нему заглянул Гермес, он прогулялся с ним по побережью Стикс. Племяннику всегда было жарко, но в этот раз из-за количества мирных душ в царстве становилось холоднее. На то и нравилось Персефону, какими бы очевидными её желания не казались. Тем самым, у Аида в руках не находилось множество вещей, которыми он вылечит своего брата. Всё было плохо по словам Чимина. Выдерживать физическую боль, относящуюся к Атлантиде каждые секунды, никто бы не смог. Царь стал щитом, собственно говоря. Гипнос ведь тоже не был завсегдатаем. Иногда приходил. Но сейчас он большую часть времени проводил исключительно в преисподней. Никто не знал, нравилось ли ему здесь вообще. Никакого недовольства на своём лице он не выписывал. Боль юных японцев сравнима с болью Посейдона. Они не заслуживали находиться здесь, так ведь? Радостным было лишь предчуствие скорой встречи с Тэхёном. Гипнос планировал навестить старого «друга», проникнуться его изменившейся душой. Ко всему сожалению, именно в его сны залезть невозможно теперь. Гипнос не показывал никаких эмоций в отношении к Тэхёну, но внутри у него по-странному всё горело при одном лишь упоминании этого человека. Наверное, он оказался слишком близко к нему, когда Гипнос так отчаянно не хотел подпускать его в такой жестокий мир. Он ведь сам днями нежится в дымах ада. Как его жизнь может казаться благородной? По слухам, Тэхён очень много времени проводил с Хосоком. Аиду это совершенно не нравилось, ему хотелось собственноручно поджечь дом Тэхёна, заставить внюхать все дымные души, которые были убиты его новым кавалером. Поражало то, как могла завертеться жизнь; как она могла заставить узнать истинные лица тех, кого ты раньше мог считать нужными и безвредными. Устав от размышлений, Аид прикрыл глаза. Сидеть на троне становилось тяжелее с каждым несуществующим днём в Аде. С иной стороны, от суши его мир практически ничем не отличался, ведь там редко можно наткнуться на Рай, да и Рай для смертных – вещество недостигаемое. Ощущение, что своими же благими деяниями они и отворачивают врата Рая в обратную сторону. Температура в Рае и Аду одна и та же. Он проверял. Да и Рай, которым заправляет Зевс? В чём его смысл? В честности своей можно обрушиться. И Аид прекрасно сиё понимал. С Гипносом у него удостаивались прекрасные разговоры о сущем, но принять правду никто не хотел. Атлантида была в такой опасности, о которой никто и мечтать не мог. У брата редко душа горела состраданием, но на данный момент он только и думал о состоянии Посейдона. Гипнос зевнул, подрезав пролетающего шмеля своим взглядом. Его глаза иногда становились необычными: зрачки кошачьими, а сверкали они стеклянными чашками. Он распознавал всю чушь, что кружила клубами над этим царством. — Гипнос, как же хочется выбраться в воздух, — Аид страдал. — Я не могу быть здесь. Мне не нравится здесь ничего. — Не каждому понравится находиться в одном и том же месте. Особенно, когда ты вечен. — Моя ли вина, что я вечен? — Вина не чья-то, а глобального сотрясения мозга. Иначе не объясню. Выпей лимонада. Аид рассмеялся. Да, по праву, лимонад вкусный подавали в одной маленькой кофейне на углу от Босфора. Средиземноморские начала не покидали даже его. Аид помнил, как он раньше благоволил своими туалетами средиземноморских трав. Именно тогда, именно до войны. — Мне жаль, что такое происходит, — Гипнос отрешился. — Ещё больше раздражает, когда Вы, боги, ничего не пытаетесь изменить. Вам стыдно быть должно. А ради Вас ведь души погибают. Аид вздохнул, но не с облегчением. Какая-то великая тяжесть гнездилась в груди. Ему сложно было глотать, сложно вобрать воздух в лёгкие, ведь воздуха и не существовало в его царстве. Пустота становилась такой пустой, что на ужин не хотелось ни одной сырой души. — Назначь мне встречу с Зевсом. — Я тебе кто? Твой секретарь? — хмурясь, поворачивает на него взгляд Гипнос. — Используй его сны, идиот. О чём иначе я могу тебе сказать? До Гипноса дошло. Выполнять поручения Аида – странное дело. Да и незнакомое, довольно. Не то, что бы ему стало страшно контактировать с несуществующим существом Зевса, а то, что контактировать с этим исчадием Тартара не хотелось вовсе. Раз его деяние поможет всеобщему благу, то он постарается не напортачить. Иначе говоря, в его магии таились способности читать мысли, смотреть воспоминания. Каким же ярким воспоминанием для Зевса станет этот мир? Если будет так, как Гипнос боязливо думает, то он лучше ляжет в могилу заживо.