Пиковая дама

      Рано утром, сразу после того, как детям раздали их последний мини-завтрак в виде сока и булочки, мы помогли выкатить нашим малышам собранные накануне вещи и выстроились у домика. Девочки откровенно плакали, вытирая слезы бумажными платочками, а мы с Тейтом всячески пытались их успокоить. Мальчики тоже плакали, но как-то более скрытно, отворачивались, утирая слезы кулаками. Всем было грустно, прощаться абсолютно не хотелось.       Кого-то должны были забрать родители. Кто-то поедет на большом белом автобусе и уже в городе встретится с семьей. Все ждали, когда же пройдет тот самый миг, когда их всех вывезут за пределы лагеря. Некоторые ждали с трепетом от того, что очень хотели вернуться домой, а некоторые, наоборот, уже сейчас клялись в вечной любви вожатым и договаривались встретиться позже.       — Эдриан, — прошептала Селена, когда я подошел к ней, крепко обнимая на прощание, — можно я буду тебе писать?       — Можно, — ответил я, улыбнувшись.       — Дай свой номер, — девочка с готовностью вытащила телефон, вытирая с маленьких круглых глазок большие чистые слезки.       Я продиктовал свой номер, тайно надеясь, что никогда не получу сообщения от маленькой девочки. Все-таки переписка девятилетней девочки и взрослого парня — дело подсудное.       — Тейт, Эдриан, — Агата вылезла вперед, слегка оттолкнув подругу в сторонку, — я сделала вам фенечки! — Она протянула нам две маленькие ниточки с нанизанными на них бусинами.       Тейт с готовностью подставил запястье, разрешая девочке завязать браслетик. Я последовал его примеру.       — Спасибо, Агата, — улыбнулся я, рассматривая браслетик.       — Обещайте, что я приеду сюда в следующем году, а вы оба здесь будете! — Селена нахмурилась, уперев руки в боки.       — Конечно, — пришла очередь Тейта улыбаться, — ведь мы тут живем, на самом деле.       — Правда? — воскликнула Агата.       — А ты думала? — Тейт потрепал девочку по плечу. — Приезжай нас навещать.       Я переглянулся с напарником, усмехнувшись. Будет очень интересно, если девочка уговорит своих родителей навестить вожатых в лагере, а нас тут не окажется. Я поднял голову, вглядываясь в чистое голубое небо без единого облачка. Все закончилось примерно там же, где и началось. Наверху, вдали, парили два ястреба, грациозно рассекая небосвод. Свободные. И мы скоро все будем этими ястребами, как только автобус с ребятами тронется.       Пересчитав и усадив всех, кого нужно было, на кожаных сиденьях, а также проконтролировав, что все дети пристегнулись, мы с Тейтом благополучно спустились из автобуса. Дети прилипли к окну, не прекращая прощаться. У меня самого в глазах стояли слезы: слезы усталости, расставания, смешанные со слезами счастья, что все закончилось. Я отработал смену. Я справился и, на мой взгляд, даже неплохо. Во всяком случае, характеристика покажет.       Автобус и вправду поехал через несколько минут, когда его покинули Джейсон с Хизер. Хизер утирала слезы, а затем и вовсе бесцеремонно развернулась к Джейсону, носом уткнулась в плечо. Он послушно провел здоровой пятерней по розовым кудряшкам, успокаивая напарницу.       — Грустно, — вздохнул Тейт, глядя на часы на руках. — Но еще столько работы. Снять постельное, сдать все, расписаться в тысяче и одной бумажке…       — Ты всегда был таким циником? — с интересом спросил я, первым двинувшись в сторону домика.       — На своей первой смене я волком выл, — со смехом ответил он. — Было очень тяжело, самый старший отряд. Когда они уехали, я думал, что больше не вернусь в лагерь.       — Почему?       — Они были все как на подбор: беспризорники, детдомовцы. У меня регулярно что-нибудь пропадало из комнаты, да и эти… сексуальные опыты. Короче, ужас. И это я молчу о том, что у одного парня был день рождения и родители привезли ему ящик пива, чтобы отметить этот праздник. Мы его с таким боем забирали, и в итоге его все равно ночью свиснули из штаба.       — Охренеть, — только и смог выдавить я. — Так и что же заставило тебя вернуться работать?       — Не знаю. Наверное, атмосфера, — он пожал плечами. — Кажется, что ты теперь все знаешь, и у тебя такого больше не будет.       — И что, исправил ошибки? — я рывком открыл дверь в наш опустевший домик.       — На этой смене так точно. Так что случилось с твоей напарницей?       — Долгая история, — мы вдвоем поднялись в наверх и остановились у дверей. — Разделимся?       — Ну, давай разделимся, — он пожал плечами. — Быстрее закончим.       В первой комнате пахло затхло. Куча разбросанных подушек и одеял, скомканных вместе с полотенцами, одиноко лежали в углу. Я открыл окно, запуская глоток свежего воздуха. Настроение какое-то… смешанное. Ничего не хочется. Я сел на детскую кроватку, а затем, не выдержав, лег на нее, уткнувшись в голую, без наволочки, подушку. В комнате громко стучали часы, отсчитывая время. Странное чувство будто бы какого-то одиночества. Тяжелые мысли в голове плыли, как сахарные кучерявые облака по небу. Глаза медленно слипались. Я не должен спать.       Я не должен.       — Эдриан! — голос Тейта вывел меня из оцепенения. — Доброе, блять, утро.       Я резко вскочил на кровати, потягиваясь и зевая.       — Я захожу — он спит, а работать кто будет? — Тейт упер руки в боки и забавно нахмурился.       — Разморило чуток, с кем не бывает, — прикрывая рот ладонью в очередном приступе зевоты, пробормотал я.       — А ловко ты это придумал, я даже сначала не понял, — Тейт закатил глаза, развернулся и быстрым шагом вышел из комнаты.       Я зевнул, наверное, раз в пятый и только потом заметил, что куча грязного белья исчезла. А значит, Тейт сделал все сам. Оглядев в последний раз комнату, я вышел вслед за Тейтом.       — Твои вещи тоже собирать придется? — недовольно бросил он.             — Ну, прости. Разморило меня, я сам не ожидал, что усну, — вздохнул я, заходя в свою вожатскую и выкатывая чемодан. — Я все давно собрал.       — Выкатывай на улицу, я тут пока закрою все, — он кивнул на дверь, а после тихо добавил: — Домой хочется, уж прости. У меня там ребенок маленький.       — У тебя есть свои дети? — округлил глаза я, замерев на месте, на второй с конца ступеньке.       — Есть, да, а что? — безразлично пожал плечами Тейт, выключая кондиционер.       — И когда только успел? — Я выкатил свои вещи в коридор и закрыл вожатскую на ключ. — Ты же только-только универ закончил.       — Бывает и такое, голден бой, — Тейт тоже забрал сумку из комнаты и выставил ее в коридор. — Если очень захотеть, можно все всегда успеть.       Мы вышли на залитую солнцем полянку у нашего домика. В динамиках почему-то играл Queen — The Snow Must Go On, придавая некоторую абсурдность обстановке, заглушая такое привычное пение птиц и стрекотание кузнечиков. Майлзу хорошо, а я, может, природой хотел насладиться.       Вдалеке гудела газонокосилка. Мы молча шли к штабу, пробираясь по разбитой асфальтированной дорожке. Чемодан подпрыгивал, подрываясь на каждой кочке, и я искренне боялся, что у него рано или поздно отлетят колесики.       В штабе были все. Все вожатые сжимали в руках последние бумаги, которые необходимо сдать, выстроились с вещами у кабинета Пирса. Было шумно, все болтали наперебой, делясь впечатлениями от прошедшей лагерной смены.       Мне же хотелось только одного — тишины, какого-то уединения. Заняв очередь, я быстро, почти бегом, поднялся наверх в кабинет Геры. Постучал. Ответа не последовало, и я повернул ручку на двери. Закрыто. Легкая тревога охватила меня, заставив нахмуриться и несильно стукнуть кулаком по шершавым стенам коридора.       Она уехала, не дождавшись меня? Нет, быть не может.       Я залез в телефон, открывая мессенджер и зайдя на ее страницу, обнаружил, что в сети она была недавно. Нет, писать не буду. Не хочу.       Спустившись вниз, я отошел подальше, к Мерфи, заполняющему отчет у себя на коленях. Парень выглядел привычно растрепано. На белой футболке виднелось большое оранжевое пятно.       — Ты как? — задал я стандартный вопрос, усаживаясь рядом на холодный пол.       Сразу вспомнилось, как я сидел тут в ожидании своего приговора, когда Алекс чуть не утонул. Ладонь огладила поверхность плитки, а палец сам по себе принялся вырисовывать шовные стыки между ней.       — Нормально, — сухо буркнул друг, ставя подпись в конце листа А4.       — Не вижу радости по поводу отъезда.       — Я остаюсь на вторую смену. С Лу.       — Зачем? — спросил я, немигающим взглядом уставившись на Мерфи.       — Захотел и остался. Что такого? — спокойно ответил тот, даже не подняв голову от бумаг.       — Эй, Ньюман, пошли, наша очередь, — окликнул меня Тейт из очереди.       — Я хочу поработать еще. Разве это запрещено? — Мерфи наконец оторвал взгляд и гордо посмотрел на меня. — У меня есть силы на вторую смену.       — Как хочешь, дело твое, — я поднялся на ноги, лишь вздохнув. — Буду ждать тебя в твой выходной у себя. Затусим.       Друг слабо улыбнулся. Чувствовалось, что ему еще нужно время. Чтобы подумать, принять что-то. Я честно не верю в то, что он сможет когда-то заинтересовать Лу. Для нее Мерфи всего лишь очередной красавчик, который повелся на красивую обертку. Но если ему проще бороться, то я не буду ему в этом препятствовать. Он же позволил мне сражаться за свое и был самой лучшей поддержкой.       Почти догнав Тейта, уже открывшего дверь в кабинет, я резко развернулся, подбежал к другу и крепко обнял его.       — Мерфи, все нормально. Пиши, звони, не пропадай, — я похлопал его по плечу, отпуская из объятий.       — Эдриан, — он снова улыбнулся, но на этот раз улыбка выглядела более бодрой, — спасибо.       Я кивнул, будто прощаясь, и быстро зашел к Пирсу. Тейт уже был там, сидел в не самом удобном кресле (я промучился в нем несколько часов на допросе!) и наблюдал за тем, как директор лагеря подписывает его характеристику.       — Что ж, мистер Маршалл, это вам. Сдавайте форму и можете быть свободным, — одобрительно кивнул Пирс, расплываясь в мерзкой ухмылке. — Вы нас очень выручили.       — Спасибо, до свидания, — кивнул Тейт, забирая бумагу, по диагонали пробежавшись по ней взглядом, стремительно покинул кабинет.       — А вот и ваша, мистер Ньюман, — Пирс вручил такую же и мне. — Хорошего про вас написано мало, но зато какой опыт, — он развел руками, все еще гаденько улыбаясь.       «Летнюю практику считать выполненной на удовлетворительно», «есть проблемы с дисциплиной в отряде», — вгрызся в текст я.       — Это почему? — ошалело уставился я на директора.       — Ну, как почему? Вам все ваши заслуги перечислить? Вспомните хотя бы то, как вы подвергли опасности весь лагерь тем, что не заявили про пистолет, найденный во время похода, — Пирс изогнул бровь. — Не думаю, что из вас получится хороший педагог. Вам нужно поработать над ответственностью.       — В моем отряде все было хорошо, никто не умер, и с дисциплиной был порядок! — едва сдерживаясь от гнева, прорычал я.       — Да ну? Напомнить случай на морской флотилии? — он низко рассмеялся. — Сдавайте форму и езжайте домой, мистер Ньюман. Разговор окончен.       Я вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. Никого. Пустой коридор. Все разбрелись по делам. Кто-то остался, кто-то уже уехал. Я сжал в кулаке дурацкую характеристику, пытаясь перевести дух и не злиться. В чем-то он прав, я не лучший вожатый, несмотря на то, что выиграл конкурс. Но я исправился! Я преодолел столько трудностей, начиная с того, что у меня в голове, и заканчивая тем, что дошел до чертового конца, а не сбежал на второй день лагерной смены. Что мне теперь делать с этой характеристикой? Подтереться ей, как туалетной бумагой? Использовать в качестве носового платка?       Не нести же такое в деканат.       Сложив лист пополам, я сунул его в чемодан и одним рывком стянул с себя вожатскую футболку. К черту, хорошо хоть шорты утром переодел. Надев заранее приготовленную серую толстовку, я сунул руки в карман, недовольно оглядев себя в большое зеркало на противоположной стене. Я больше не вожатый. Я теперь Эдриан Ньюман, снова студент третьего курса исторического факультета самого большого университета на юге. Надеюсь, меня теперь не отчислят.       Кинув всю форму в огромную кучу белья в углу коридора, я выкатил чемодан на улицу и неспешно побрел к выходу из лагеря. Предстояло пройти через всю территорию. Последний раз посмотреть на вековые кипарисы, вдохнуть чистый воздух. Я полюбил это место. Полюбил за неидеальность, за суету, за вкусный суп в столовой, за вышарканные старые лавочки на набережной. За тишину, когда выходишь покурить ночью. За то, что оно подарило мне редкие минуты чувства живости, значимости. Плевать, что написал Пирс в своей характеристике. Я знаю, что стал другим, перерос самого себя, изменился.       Выйдя за ворота, я бросил последний взгляд на территорию. Забрав у Кадзу ключи от машины и попрощавшись с ним, я стрельнул сигарету и смело пикнул сигнализацией. Моя машина ждала меня. Ровно с того момента, как я последний раз приехал на ней вместе с Герой. Присев на капот, я с наслаждением закурил, мечтательно закрывая глаза. Все закончилось, Эдриан, ты слышишь? Езжай домой.       Проверив телефон и не заметив там ни одного нового уведомления, я быстро написал смс маме, что возвращаюсь. Сегодня понедельник, начало первого, а значит, она уже давно на ногах, носится как угорелая на беговой дорожке в зале или сидит в парной после бассейна. Поймав себя на мысли, что прежняя жизнь возвращается на круги своя, я бросил окурок на землю, затушив его подошвой кроссовка, и открыл дверь машины.       — Эй, Ньюман, — от знакомого голоса по телу пробежали мурашки, — ты никого не потерял?       Гера, в светлом платье и солнцезащитных очках, сжимала ручку спортивной сумки в руках. Я подошел к ней и, не выдержав, крепко обнял, отрывая девушку от земли, заставив уронить тяжелую сумку на землю.       — Ты же сказал, завтра уедем вместе, — прошептала она, подбородком прижимаясь к плечу. — Я и пришла.       Вместо ответа, я жадно поцеловал ее в губы, прижимая к себе так крепко, что трещали кости.       — Я люблю тебя, ты же знаешь, — через мгновение она все же прошептала в поцелуй.       — И я люблю тебя, — я поставил ее на землю, глупо улыбаясь, как дурак. — Давай же уедем отсюда. Вместе.       Мы сели в машину, довольные, счастливые и влюбленные. Зазвучало радио, едва автомобиль тронулся, и Гера заерзала на месте, пританцовывая. Я смотрел на нее, а в душе мне хотелось плакать. От счастья. Она рядом, мы вместе, и эта долбанная летняя практика закончилась.