Влюблённость разной степени тяжести

„Я приду, когда зацветёт весна И покрасит в розовый собой облака”

Было бы наивно и простосердечно полагать, что любовью является только всё светлое и прекрасное. Любовь вбирает в себя как творящее светлое, так и разрушающее тёмное. Мы все думаем, будто знаем, что такое любовь, и умеем любить. На самом деле очень часто мы умеем только блаженствоваться человеческими чувствами. Мы думаем, что любим человека, потому что у нас к нему елейное чувство, но любовь — нечто гораздо большее, более строптивое и, порой трагичное. Белое небо над Иокогамой незаметно налилось заревом далёкого пожара. В этом закате жглись безумием цветы, но ни один из них не может соперничать ни с нежностью акации, ни с великолепием нарцисса, ведь ничто не сравнимо с цветущей белым цветком Озаки, осиянной холодностью. Её облик был моментальным снимком природы в оживлении, так что, припоминая его, невозможно удержать внимание ни на чëм, кроме мелькания спутанных черт: бархатных выступов скул, глубины ализарновых глаз. Коë собирает букет из покрывала благоухающих, полевых цветов. Слишком много грёз порождает обманчивое марево в глазах немолодого мужчины, сомневающегося душой. Огай подступил с лёгкой вознесенностью, навеки застывшей в безгласной благоговейности. Он встал у неё за спиной и протянул руки к сборнику соцветий, перевязав его красной нитью. Озаки обернулась и оказалась с ним в призрачной тесности. Она была так близка и желанна, он поторопился сократить расстояние между ними, но она опешила, умильно прижав палец к его губам. – Давай насладимся этой тишиной вдвоём, – она посмотрела прямо в его тёмные глаза и улыбнулась безотрадной улыбкой. – Я должен сказать тебе, теперь нам ничто не помешает, – он нарушил тягостное безмолвие. – Но теперь, я не могу ответить взаимно. Я так долго ждала тебя. Мори был в состоянии никогда прежде не испытанной безысходности. Его одновременно уничтожала смесь мучительной к ней любви, отчаяния, удивления и стыда. – Любовь губительна, не думаешь. Она сладостно-горький плод, и это не отпугивает человеческую душу, что нещадно поддаётся влечению. – Любовь горька, так как мы беспощадно отдаёмся ей, и она сладка, поскольку мы добровольно обрекаем себя на блаженную боль, – он ласково берёт её руки, подносит к губам и целует, – Я неизлечимо люблю тебя, как жаль, что я признаюсь в этом только сейчас – Я люблю тебя. Я бы хотела не любить, но не могу с этим ничего поделать. – Я слишком долго мучил наши с тобой прекрасные чувства. И теперь не знает, что с ними поделать, куда сбыть запас грусти, который исподволь уже накопился от повторения их безнадёжных и обречённых встреч. Все несбыточные надежды опадают с лепестками отцветающей сирени, оставляющими тень воспоминаний на всём окружающем. Чарующие глаза Озаки заблестели, словно в них рассыпался белоснежный жемчуг. Её чувства долгое время были заперты в клетке, в пределах которой создавалась эфемерная видимость нормальных отношений, глушились обещания о счастье вместе. Тогда Огай покинул еë, но она навечно останется в его воспоминаниях неувядаемой отрадой. И какое счастье, думать, что над мчащимся в безбрежность мирозданием, когда-то царила неиссякаемая любовь. Теперь небо было сплошь белое, и это белое сияние ширилось, растворяя былой малиновый рассвет, в то время Коë уже стояла на обрыве скалы с газетой, из которой узнала о гибели Огая в автокатастрофе. Лазурное море так и манит прильнуть устами к устам, сомкнуться в объятиях, в которых зажата надежда последней весны. Весна будет приходить каждый год, но без отверженных влюблённых она потеряет свою изумливую прелесть. Они вся любовь и всë весеннее, всë, что осталось от весны.