“У меня некрасивые глаза Они смотрят прямо в ад И сверкают красной искоркой„
Чуя не помнит бо́льшую часть своей жизни. Первое воспоминание всплывшее в памяти было, когда он увидел большой кратер вокруг себя. Он не понимает, кто он и где. Чувствует лишь страх и растерянность. Чуя всегда считал себя ничтожеством; он всего-то сосуд для бога Арахабаки, что он значит без своего наполнения? Он недостаточно человечен, чтобы назвать себя полноценным. Как можно назвать себя нормальным человеком, если прямо сейчас твоим телом и разумом завладевает всесильная сущность и ты не силах противостоять? Ты не властен над собой. Ужасно боишься, что когда-нибудь можешь навредить кому-то и будешь даже не в состоянии понять этого. Страшишься того, что тобой полностью завладеют. Но сердце бьётся так, будто вот-вот проломит рёбра, а сознание затуманено пеленой из страха. Он серьёзно содрогается от одной только мысли, что может умереть от того, что его поглотит бессилие от Порчи. Но он каждый раз сражается до последнего в своём личном бою. Разве не человек может с таким упорством сражаться? Кровь опутывает его тело красными узорами, сковывая жгучей болью. Каждый раз используя Порчу, Чуя чувствует, что умирает. А бог Арахабаки лишь презрительно смотрит как мучительно разрываются его лёгкие с каждой минутой. Он существовал исключительно для разрушения и опустошения всего того, что дорого людям. Так же он медленно уничтожал своего носителя. Стоги тьмы опятнали пространство вокруг него, словно наполняя ядом. И единственный звук который он слышит – это биение собственного сердца. Тело, будто наливается свинцом, остолбенев от напряжения. С поражающей ясностью осознаёт, что он живой сосуд, несправедливо выбранный для удержания чистого хаоса. Когда Накахара активирует Порчу, он наполнялся давно знакомым гневом. Он хорошо знал его, он был проявлением запертого внутри отчаяния. Его сердце наливается кровью, но у них с Арахабаки оно одно на двоих, он тоже испытывает всю ту боль, от которой отчаянно хочет освободить и себя, и других. Божество стало неотъемлемой частью всей его сущности. Тут среди хаоса и разрушения можно увидеть истинную природу мира. Он смотрит на всё это глазами полными отчуждения и безумия. Но отказывается принимать эту свою сторону, считая её своим проклятием. Ему противно оттого что он упивался разрушительной силой, пусть и не мог отказаться от её использования. Он захлёбывается в ненависти к самому себе. И искренне не понимает, почему чёртов Дазай, не может оставить его погибать, ведь такая возможность появляется всякий раз, когда он доверяет ему свою жизнь. Казалось, что Осаму испытывает большее тяготение к Чуе, чем он сам. Всегда сидит рядом, стараясь оберегать от жестокого мира. А прикосновения в момент нейтрализации Порчи, всегда такие бережные, что способны заглушить глумящуюся боль. И вот, даже сейчас он несмотря на взаимную ненависть всё равно не оставляет его. Позволяет в минуты обессиленности побыть кем-то, кто не опасается сойти за обычного человека, со своими слабыми сторонами. — Ты отлично справился, как всегда. — он уложил его на свои колени. — Спасать тебя каждый раз ради лицезрения твоей слабости, того стоит. — Если так ненавидишь, — он харкнул кровью, — То зачем каждый раз спасаешь? Какой смысл, если я даже не человек... — Ты гораздо человечнее меня. — Дазай убрал за ушко выбившуюся прядку рыжих волос и посмотрел в его ясные глаза, — Разве ты сам этого не видишь? Всё-таки ты такой глупый, Чуя, поверить не могу, что человек, который всегда больше всех печëтся о благополучии других, говорил подобное. — Я всего лишь бездыханное тело, в которое заключён древний бог. Я не властен над собой. — он слегка сжимается, а глаза его становятся стекольными. — Да мне всё равно, что ты в себе заключаешь. Я знаю то, что составляет настоящего тебя, это твои мысли, чувства и переживания. — какая-то странная теплота меркнула в его полуулыбке и тут же исчезла. — И если ты загоняешься из-за каких-то сложных для меня штук, вроде осознания собственной неполноценности, освободись от оков, что тебя цепенят, наконец. — заскорузлые пальцы со всей нежность провели по щекам. — Знай, я всегда буду рядом, чтобы спасти твою человечность. — Только ты один можешь остановить Порчу, — его взгляд стал таким проникновенным, в нём читалось странное спокойствие, — Что ты будешь чувствовать, когда больше нечего будет спасать?У меня некрасивые глаза, некрасивая душа Не проси сказать обратного.