Я вернусь в десять

Комната в которой они оказались была абсолютно незнакомой, посередине стоял стол и стулья. Больше ничего. Несмотря на маленькое количество мебели помещение было огромное, с высокого потолка свисали две величественные люстры, по правой стороне шли широкие окна, которые занимали практически всю стену и заливали комнату светом. За ними был виден город, узенькие улочки, сетью оплетавшие серые, покосившиеся здания. Город больше напоминал муравейник, единственное, что сразу бросалось в глаза — это огромный участок меж домов, заваленный, казалось, всяким строительным дымившимся мусором. Библиотека. Она действительно сгорела практически дотла, единственным, что напоминало о некогда величественном здании была груда раскиданных кирпичей и деревянных балок, торчащих, словно колья. Там. Там все произошло. У каждого из детей в груди все сжалось, снова. От пугающего зрелища ребят оторвал стремительно приближающийся стук каблуков. Дети подняли головы, навстречу им быстро шла пожилая женщина. Мисс Зарянка. Она остановилась от них в паре метров, будто боясь подойти ближе. Она посмотрела на заплаканных, испуганных, не понимающих детей со скорбным выражением лица. — Вам уже сообщили, да? — тихо спросила женщина. В ответ последовали лишь кивки, сил говорить не было совсем. Каждый из детей чувствовал, что попытка промолвить хоть одно слово закончится рыданием, все они старались держаться или просто ещё не верили в реальность ситуации, что позволяло им хоть как-то реагировать на происходящее. Сложно поверить чужим словам — они не могли представить себе дорогого человека… Мертвым. Докажите. Докажите, что её больше нет. В такое нельзя поверить. Такое нельзя принять. Они примут это только увидев… Её. Но, к сожалению, это едва ли произойдет. Что бы не происходило, теперь оно несёт им опустошение. Эсмеральда вновь окинула детей тяжёлым взглядом. Было трудно подобрать слова, она сама держалась из последних сил. Алма была ей как дочь, и её смерть очень подломила пожилую имбрину, но сейчас женщина этого не показывала, не хотела пугать детей. Хотя хуже уже вряд ли можно было сделать. — Идемте, вам нужно кое-что сделать. Она развернулась и направилась к выходу из комнаты, дети последовали за ней. Они шли прямо по коридору, по правой стороне мелькали дверные проёмы. Пройдя так метров десять они снова оказались в огромной зале — здесь все выглядело почти абсолютно так, как и в первой комнате, только казалось что она была ещё больше, посередине так же стоял круглый стол, но на этот раз за ним сидели женщины, остальные имбрины. Все разом повернулись в сторону детей. Мисс Зарянка прошла и села за стол к остальным, дети же остались стоять и ждать чего-то. Енох оглядел женщин, за столом их было одиннадцать, были заняты все стулья кроме одного. Сердце мальчика сжалось. Все остальные испытали то же самое. Эмма уткнулась в грудь Джейка, а Оливия сильнее сжала руку Еноха. За столом не хватало только их имбрины. В совете, отвечающим за странный мир всегда было двенадцать имбрин, как цифр на часах, они даже сидели почти так же, мисс Перегрин была десятой, и сейчас это казалось злой шуткой судьбы. Мальчик тяжело вздохнул и попытался проглотить ком в горле. Ни ему, ни остальным не давали покоя тревожные, отчаянные мысли. Мисс Зарянка вновь заговорила. — Мне очень жаль что вам пришлось с этим столкнуться, — Эсмеральда с трудом подбирала слова, — Смерть Алмы большая потеря для всего странного мира, но в первую очередь для вас. Дети уже не сдерживали слез, казалось, что все это просто плохой сон, что все это вот-вот закончится, но проснуться не получалось. — Каждая имбрина, когда набирает детей, пишет завещание, чтобы в случае её смерти дети не остались одни. — Эсмеральда тяжело вздохнула, — обычно там указывается в какие петли должны распределить детей. Ребята подняли заплаканные глаза на имбрину. В другие петли. Другая имбрина. Нет. Нет, нет, нет. Было сложно представить все это, Мисс Перегрин уже никто не заменит, и все это прекрасно понимали. Дети стояли словно в ожидании приговора. — Но ваша имбрина этого не сделала. В глазах детей появилось непонимание. — Алма сказала — единственное что вам нужно это… — Женщина откуда- то достала конверт, — Она сказала, что все, что вам нужно — здесь, — Эсмеральда грустно улыбнулась, — и ей лучше знать. Енох отпустил руку Оливии и обошел стол, взяв письмо из рук старшей имбрины. Конверт был внушительный, там явно был не один лист. Енох поднял глаза на женщину. — Спасибо, — тихо произнёс парень. И вернулся к остальным. — Это не все, — произнесла имбрина, сидящая по левую руку от Эсмеральды. Это была мисс Зяблик. Женщина лет шестидесяти на вид. — Послезавтра будут похороны, — Имбрина сделала небольшую паузу, — Больше символические, как обряд. Вы сами можете решить идти вам или нет. — Мы пойдем, — подала голос Эмма. Имбрина слегка кивнула. — Вы можете остаться здесь, или же вернуться домой. — Домой, — произнесла Оливия. — Да, да, хорошо, — Эсмеральда встала из-за стола, — идемте. Дети попрощались с имбринами и направились за Мисс Зарянкой. Она провела ребят в ту комнату, из которой они пришли. Затем отошла в самый угол, где стояла маленькая тумбочка с телефоном, и набрала чей-то номер. На том конце кто-то ответил и Эсмеральда заговорила. Но дети не слушали, и, если честно, им было не до того. Они стояли не поднимая голов, каждый думал о своём, но все об одном и том же. Енох рассматривал конверт, который крепко сжимал в руке. Абсолютно белый, ни марок и адресов, только одна надпись на обороте: «А. Л. Перегрин», написанная практически каллиграфическим почерком. Написанная ей. Он провел пальцем по надписи и вновь крепко сжал конверт. — Мистер Даррел готов вас переместить, — сказала Мисс Зарянка, отрываясь от телефона, — вы готовы? Дети почти синхронно кивнули. Женщина снова что-то сказала в трубку и через секунду все снова схлопнулось. Они снова были дома. В гостиной. Мужчина все также сидел на диване, но уже в окружении всех детей. н На удивление они были абсолютно спокойны и с неким любопытством смотрели на ребят, которые из ниоткуда появились в зале. Через несколько секунд любопытство сменилось тревожностью. Ребята заметили, что старшие выглядят не то что поникшими, они выглядели полностью разбитым. У кого-то из них глаза были покрасневшими и опухшими, а губы подрагивали. Хотя они держались как могли. Тишину прервал Мистер Дарелл. — Пора, мне очень жаль, — он встал с дивана и окинул взглядом старших ребят, — Думаю вам есть о чем поговорить. Они все поняли. Он им не сказал. Не смог? Или просто решил не посвящать младших в такую новость? Это не имело значения, отчасти это было правильным решением — будет лучше, если они узнают это не от чужих. А от своих старших «собратьев». Мистер Даррелл отошёл от дивана, коротко кивнул детям в знак прощания и вновь хлопнул в ладоши, мгновенно исчезнув из комнаты. Младшие, которые завороженно наблюдали за зрелищем тут же вернулись к рассматриваю прибывших ребят. В комнате повисло напряжение. Енох сначала переглянулся с Эммой, затем окинул взглядом остальных. В комнату вошёл Гораций, которого Енох изначально не досчитался. Мальчик явно плакал. Все взгляды тут же устремились на него. Дети не понимали что происходит. — Оливия, уведи пожалуйста Бронвин, Клэр и близнецов наверх. — Хрипло сказал О’Коннор. Девушка послушно кивнула, собрала последние силы и улыбнулась детям, — идемте. Оставшиеся проводили их непонимающими взглядами. По сути в комнате осталось всего трое ребят, которым предстояло услышать страшную новость. Гораций уже все знал. Знать будущее, на которое никак не можешь повлиять — довольно жестоко со стороны провидения. Хью, Фиона и Миллард все также вопросительно смотрели на ребят, они уже понимали, что, видимо, что-то случилось, но даже ещё представить не могли что. Хотя закономерный вопрос все же возник. — А когда вернётся мисс Перегрин, — Фиона оглядела старших ребят, — Она ещё не прилетела? Эмма подавила нарастающий в горле ком и уткнулась Джейку лицом в грудь, парень охватил её в ответ рукой, медленно поглаживая по спине. Гораций не переставал плакать. Те две секунды, которые Енох собирался мыслями показались вечностью. Напряжение в комнате достигло предела. — Мне очень жаль что приходится об этом говорить, — Енох на секунду замолчал, чтобы набрать воздуха и хоть немного сдержать слезы, грозившие залить глаза, — Но мисс Перегрин больше не вернётся. Дети посмотрели на него как на сумасшедшего. — Прости, что? — Миллард сначала посмотрел на ребят, сидящих рядом с ним, а затем на Еноха. Это можно было заметить по движению кепки. — Она погибла сегодня в Акре. — Тихо произнёс Джейкоб, крепче прижимая к себе рыдающую Эмму. — Здание взорвалось, — голос парня сорвался и он замолчал. Младшие смотрели на старших полными ужаса глазами. Никто из них не мог уложить полученную информацию. Но почему? — Фиона смотрела в пол, её начинало трясти, слезы рекой полились из глаз, хотя она даже ещё не до конца осознала, что произошло. Ответа не последовало, никто не знал. Каждый из детей уже сотню раз задал себе этот вопрос за последние пару часов. Почему так? Почему именно сейчас? Почему именно она? Никто им не ответит. Так сложилось и все. Никто не знал, ничего уже не изменить. Следующий час все провели пытаясь успокоится, через некоторое время к ним присоединилась Оливия, которая все-таки смогла уложить детей, сказав им, что мисс Перегрин куда-то улетела, и сегодня не вернётся. Она вообще больше не вернётся. Но такое девушка сказать не могла. Все плакали, никто не пытался уйти или что-то сказать. А что говорить? Нечего. Всё пытались понять что произошло, в головах не укладывалось. Казалось, что Мисс Перегрин вот-вот войдёт в комнату и спросит почему они не спят, зажжет трубку, как раньше, или… боже, да что угодно, главное что войдёт живая и будет все так же им улыбаться! Но к двери в комнату никто не подходил. Никто не пытался уложить их. Через пару часов громкого молчания и тихих рыданий Енох отправил младших спать — он прекрасно знал, что никто, спать, естественно, не будет, но так будет лучше. Им всем нужно прийти в себя, хоть немного унять горькие мысли. Он отправил всех кроме Горация. Тот так и сидел на диване, он сказал что должен что-то показать и вновь уронил голову на ладони, закрывая лицо. Через некоторое время мальчик собрался и, стирая слезы с лица, сел на свое обычное место, откуда он каждый вечер показывал им свои сны. Все сели на свои места. А затем Эмма вновь встала и выключила свет. Обычно это делала Алма. — Я видел её, — тихо пояснил Гораций. Всё молча смотрели в пол, морально готовясь увидеть проекцию сна. Мальчик вставил монокль и на стене стали появляться размытые силуэты, постепенно становясь чётче. Можно было услышать голоса. Большая комната, стеллажи, нет, не комната, зал этой злополучной библиотеки. Люди. Их немного, человек семь. Мужчины, склонившиеся над большим столом рассматривали карту, кто-то стоял позади со стопкой книг. И мисс Перегрин среди них. Да. Это была она! Она о чем-то говорила с мужчиной, который активно жестикулировал и все время тыкал в карту. Голоса начали прояснятся. — Вот, вот, она тут, я уверен. Имбрина подошла и обвела место на карте, в которое так активно указывал мужчина. — Да, похоже мы нашли ещё одну, — женщина улыбнулась и вновь отошла от стола к стеллажам. Услышав её голос дети вздрогнули, но продолжали смотреть, не отводя глаз. Алма вновь подошла к столу уже с парой книг в руках и передала их мужчине, который тут же принялся их пролистывать. Затем Имбрина посмотрела на часы. 9:10. Озвучила она. — Мне пора, с остальным разберёмся завтра. — Куда-то торопитесь, мисс Перегрин? — обратился к ней другой картограф, до этого стоявший над картой, чуть ли не сгибаясь пополам. — Да, мистер Андервуд, — ответила Алма, кинув на мужчину мимолетный взгляд, — домой, я обещала детям что буду в десять. Енох тяжело опустил голову на ладони, но продолжал смотреть на стену. Кто-то из картографов вновь отозвался из-за стеллажей. — Странные у вас приоритеты, — с улыбкой сказал он высовывая голову, чтобы увидеть имбрину, но продолжая копошиться в полках, — домой к детям важнее чем дела государственной важности, — он забавно вскинул указательный палец вверх и тряся рукой, чтобы в полной мере показать важность их нахождения в библиотеке. Это не было сказано с какой-то претензией или с усмешкой, скорее он просто подмечал странный для него факт. — Да, мистер Хоркас, — с улыбкой ответила Алма, — дети у меня всегда на первом месте по приоритетам, провести время с ними куда важнее, чем копаться в залежах книг. Мужчина лишь пожал плечами, улыбнулся и вновь скрылся за стеллажами. Алма снова взглянула на часы. 9:15. Она направилась к выходу из комнаты, но тут один из мужчин снова её окликнул. — Позвольте вас задержать на пару минут, у меня всего один вопрос. Алма вздохнула, но направилась к столу. Он что-то указал на карте и она внимательно туда посмотрела. — Вот, кажется здесь долж… Но договорить мужчина не успел, раздался оглушающий хлопок и грохот, картинка на стене тут же сменилась непонятными очертания ми, серыми развалинами и дымом. Взрыв. Последнее, что было во сне у Горация это часы. Её карманные часы, лежащие среди дымящихся и тлеющих обломков. 9:17. Секундная стрелка отсчитала ещё двадцать девять секунд и замерла. Сон оборвался. Но его уже никто и не смотрел, кто-то сидел с закрытыми глазами и уже не пытался стереть слезы, кто-то обессилено уронил голову на руки и тихонько вздрагивал. Гораций сразу же вынул монокль и закрыл лицо руками. Комната вновь погрузилась в тяжёлое, дрожащее молчание, прерываемое лишь всхлипами. Они даже не могли представить насколько тяжело им будет это видеть. Но было единственное, что добило абсолютно каждого ещё на моменте просматривая сна. Её последние слова. «Дети у меня всегда на первом месте по приоритетам». В последние минуты своей жизни, пусть даже она этого не знала, она думала о них. Она хотела вернуться домой. И возможно, так бы и было, если бы её не задержал своим злополучным вопросом тот чёртов картограф. Хотя все понимали, что тут не было его вины, он не знал, что их ждёт и точно так же… Как все те люди… Погибли. Гораций встал и вышел из комнаты. Мальчик все ещё надеялся, что это просто очередной кошмар, который просто затянулся и он вот-вот проснётся, и Алма его успокоит, как это делала всегда на протяжении многих лет. Остальные остались в гостиной. Они сидели там ещё минут десять, а может тридцать, никто не знал. А потом так же молча вышли из комнаты, разойдясь по своим спальням, и каждый остался наедине со своими мыслями. И лишь белый конверт так и остался лежать на тумбочке в зале. Они не смогли бы открыть его сегодня. Открыть его значило принять смерть имбрины, но они ещё не были к этому готовы. Дом погрузился в тишину.