Я вернусь в десять

Эмма сидела на кровати, обхватив колени руками. Абсолютно пустой взгляд был направлен в стену. Она прикрыла глаза и откинула голову назад. Мысли лезли в голову нескончаемым потоком, но они сейчас не имели никакого веса. Кроме некоторых. Перед ее глазами вновь и вновь всплывал до боли родной образ. Воспоминания. Они появлялись тихо и ненавязчиво. Эмма полностью отдалась их власти. Дождь с бешеной силой барабанил по крыше, изредка молния освещала небо яркими впышками. Эмма вжалась в кровать. Стук в дверь заставил её вздрогнуть. — Да, — тихо сказала девочка. Дверь распахнулась и в комнату вошла Алма. Эмма тут же сорвалась с места и бросилась в объятья имбрины. Женщина вздохнула, взяла малышку на руки и крепко обняла, прижимая к себе. — Ну, тише, Эмма, — мягко произнесла мисс Перегрин, — это всего лишь небольшая гроза. Но девочка ничего не ответила, лишь сильнее обняла её. Имбрина подошла к кровати и села на край, облокотилась на спинку, так и не выпуская Эмму из рук. Девочка очень боялась грозы. Она провела с Алмой уже около месяца и каждый раз, когда хоть что-то предвещало грозу, Имбрина приходила к ней и подолгу сидела, чтобы Эмме было не так страшно. Девочке едва исполнилось шесть, когда Алма её нашла, но даже в столь юном возрасте она уже прошла через многое. Её родной отец буквально вышвырнул её из дома, и она бродила по улице, пока не прибилась к бродячему цирку. Именно та ночь, которую Эмма провела в лесу под дождём, пытаясь спрятаться среди деревьев навсегда оставила свой отпечаток в виде паники при раскатах грома. — А если молния попадёт в дом? — тихо спросила Эмма, прерывая мысли Алмы, — он загорится? Женщина провела рукой по светлым вьющимся волосам девочки, — Нет. — Точно? — Эмма оторвалась от имбрины и посмотрела ей в глаза с неким недоверием. Алма не смогла сдержать улыбки. — Точно. Помнишь на крыше дома есть высокая антенна? , — Эмма лишь медленно и серьёзно кивнула. — Если молния и попадёт в дом, то только в эту антенну, она называется громоотвод. Ток уйдёт в землю и пожара не будет. Девочка на секунду будто бы задумалась, а потом снова прижалась к имбрине. Так она чувствовала себя спокойней. Она точно знала, пока Мисс Перегрин рядом, ей ничего не грозит. Это было одно из любимых воспоминаний Эммы, одно из первых и самых важных. Девушка даже слабо улыбнулась. Енох сидел в своей комнате. На полу. Взгляд парня блуждал по комнате, пока не остановился на зеркале. Взлохмаченные волосы, тёмные круги под заплаканными глазами. Енох отвернулся. Он старался вообще ни о чем не думать, но если честно, это плохо выходило. В голове все время раздавался её голос. «Я вернусь в десять, постарайтесь не разнести дом». Он в деталях вспоминал момент их прощания. Очень хотелось плакать, но было уже нечем, а глаза болели нещадно. Такое состояние было не свойственно для мальчика, он давно научился держать эмоции в себе. Так делала и Алма, возможно он перенял это от неё. На самом деле он знал её гораздо лучше, чем остальные дети, хотя был и не первым ребёнком, просто наблюдательным. Как бы Енох не скрывал свою любовь и заботу ко всем обитателям дома, иногда это все же проскальзывало. Именно от него Алма чаще всего слышала «все в порядке?», «Как прошёл совет?», «Я присмотрю за младшими». Возможно, она была чуть ли не единственным человеком, который видел мальчика насквозь. Возможно, только ей он открылся много лет назад, когда был ещё ребёнком. Сейчас все эти мысли душили Еноха, но он продолжал думать и вспоминать. До того как попасть в петлю он жил в семье гробовщиков. Похоронное бюро было семейным бизнесом, который процветал долгие годы, пока однажды «клиенты» родителей не стали пропадать. Никто сначала и не подумал на маленького странноватого мальчика, который сутками сидел в своей комнате и познавал «внутренний мир» животных, в прямом смысле этого слова. Отца — деспотичного мужчину с садистскими наклонностями, иногда это раздражало, он ругался, что тот занимается ерундой, и что ему немедленно стоит прекратить копошиться в тушках животных. Мать же была довольно слабонервной и истеричной женщиной, что было очень странно для человека, столько лет работающего в похоронном доме. Стоило ей застать Еноха за своим занятием, она тут же кричала, выбегала из комнаты и жаловалась мужу, который непременно устраивал мальчику очередную выволочку. Енох ко всему этому давно привык и относился к очередным крикам и истерикам с не свойственной для шестилетнего мальчика холодностью. Как и к родителям, он не то что бы их любил, просто привык. Единственное, что ему нравилось в этой семье — это еженедельные порывы отца познакомить ребёнка с семейным делом. Он брал его на работу и во всех деталях объяснял методы работы с телами. Не лучшее занятие для ребёнка, но Еноха это устраивало. И все было относительно неплохо, пока парень не открыл в себе способность на время «оживлять» мёртвых и даже разговаривать с ними. Это вышло абсолютно случайно. Енох шутки ради решил поменять сердца двух их посетителей местами. Он знал, что непременно за это получит, но ему очень хотелось посмотреть на недоумевающее лицо отца. В тот день Енох понял, что он не такой. Мать часто ему об этом говорила, причём не в лучшем контексте, но с того дня он сам убедился в этом раз и навсегда. Мальчик продолжал «экспериментировать», вставляя разные сердца в трупы и смотреть на их «реакцию», пока однажды его мать не увидела, как один из их посетителей, мёртвых посетителей, разговаривает с её сыном. Она кричала, громко и долго, а потом куда-то выбежала из дома и исчезла. Отец в тот же день вышвырнул мальчика на улицу, попутно проклиная тот день, когда он родился. После такого легко закрыться от всех, особенно когда тебе шесть и ты совершенно не такой как другие. Даже когда Мисс Перегрин забрала мальчика, он держался в стороне от неё и от Эммы. Не хотел повторения истории. Но со временем понял — его и не будет. Мисс Перегрин была совсем другой, не такой, как его мать. Абсолютно спокойная, добрая, внимательная. Енох много наблюдал за ней и Эммой, прежде чем стать более открытым, прежде чем довериться. Ещё, кстати, его удивляло, что Алма совершенно спокойно относится к его странным увлечениям — он мог спокойно извлечь при ней сердце какой-нибудь мыши и не услышать в ответ криков и истерик. Ей можно было доверять, Енох не знал, почему он сделал такой вывод, но точно знал что он верный. Он никогда не получал ни от кого так много заботы, как от неё. Алма успокаивала его во время кошмаров, обнимая и поглаживая по вечно взъерошенным вьющийся волосам, читала ему и Эмме какие-то странноватые сказки, помогала в чем-либо, если это требовалось. А Енох и не сопротивлялся. Он хорошо помнил — тогда имбрина казалась ему такой большой и сильной женщиной, с ней было не страшно, спокойно, уютно. А потом он вырос и перерос её на пол головы, она уже не казалась большой и сильной как в детстве, но с ней до сих пор было спокойно. Она до сих пор дарила ему и остальным детям любовь и заботу, которой так сильно им когда-то не хватило. И Енох искренне не понимал как у неё это получается. С возрастом он стал замечать, что и ей бывает тяжело и страшно, но она никогда этого не показывала. Он до сих пор помнил, как близка она была к смерти в тот день когда их нашёл Бэррон. Она добровольно с ним пошла, и улыбалась, улыбалась, чтобы им не было так страшно. Он тогда даже ничего не смог сказать, нормально попрощаться, просто подошёл и на несколько секунд сжал её руку, как бы стараясь успокоить. Как бы ему хотелось тогда обнять её, так же, как она обнимала его во время ночных кошмаров, сказать что все будет в порядке, но он не смог. В тот день он с неким удивлением осознал какой маленькой и хрупкой она была на самом деле. Но сильной, очень. Он знал что ей страшно, и знал что она этого не покажет. Тогда она лишь слегка улыбнулась ему в ответ и слегка кивнула, как бы прощаясь, потому что думала что не вернётся. Енох слегка улыбнулся своим мыслям. Но она вернулась, они тогда сделали все для этого. А вчера не смогли. Если бы он только знал чем закончится обычный совет! Он бы обнял её и не отпустил, несмотря на всю свою внешнюю закрытость, прижался бы как тогда, когда был совсем маленьким и едва доставал ей до пояса. Как когда ему снились страшные сны и она успокаивала его, раз за разом утешая и говоря что «это всего лишь сон, Енох, все в порядке, видишь? Я рядом». Как он хотел чтобы сейчас все было так же, чтобы она зашла и вновь сказала, что это просто кошмар, потрепала его и без того взъерошенные волосы и тепло улыбнулась, как она всегда это делала. Но этого уже не будет. Енох тяжело вздохнул, пытаясь отогнать вновь нахлынувшие тяжёлые мысли. Время было уже около четырёх утра. Многим сегодня не спалось. Оливия сидела на подоконнике и смотрела на уже выученный до мелочей вид. Всё было как и каждый день, но сегодня казалось каким-то не таким, не привычным, чужим, серым. Без неё все было не так. Странное горькое ощущение, как будто из мира выпала важная деталь. Впрочем, так ведь оно и было. Девушка сильно зажмурилась, пытаясь подумать о чем-то другом. Не вышло. Оливия всегда была очень эмоциональной внутри, но тихой и незаметной снаружи. И не скажешь что в ней заключалась большая сила. Оливия помнила как боялась сначала, боялась сама себя. Родители тоже боялись, считали её ребёнком сатаны, посланным им за какие-то грехи. Все вокруг её боялись, тогда, давно. А потом Мисс Перегрин её забрала. Она совершенно её не боялась, это удивляло девочку. Ведь тогда у неё даже не было огнеупорных перчаток, она одним движением могла подпалить что угодно. Но имбрина не обходила её стороной, как остальные. Когда Оливия попала в дом, там уже были Енох и Эмма, и мисс Перегрин относилась к ней так же как и к ним, без капли сомнения. Спокойно брала её на руки, сидела рядом, обнимала, держала за руку во время прогулки, хотя девочка могла обжечь её в любой момент, но Алма ей доверяла и Оливия это чувствовала. Она вообще была первым человеком, не считающим её исчадием ада. Для девочки это было странно, но это радовало. Кто-то любил ее, кто-то заботился! Этого было более чем достаточно. Девушка улыбнулась и провела рукой по уставшим, заплаканным глазам. В соседней комнате лежал Джейк. Парень пустым взглядом сверлил потолок. Он пришёл в дом совсем недавно по сравнению с другими детьми, за много лет до этого тут жил его дед, которому мисс Перегрин заменила мать. «Эйб ещё не знает» — пронеслось в голове у Джейка. В груди все сжалось, ему нужно было сказать, но как? Джейк видел как сильно все это ударило по его друзьям, видел и ничего не мог сделать. Это было страшно. Он ведь однажды уже помог им её спасти и был тогда безумно счастлив, потому что все были. Но сейчас он был бессилен, все уже произошло, ничего не изменить. Джейку тоже было тяжело, Алма в короткий срок буквально стала ему второй матерью и её смерть была большим ударом. Парню даже представить было страшно что сейчас чувствуют все остальные, проведшие с ней под одной крышей не один десяток лет. Он все время восхищался тем, как у неё все получается держать под контролем, при этом воспитывая двенадцать детей. Он был единственным ребёнком в семье и его мама далеко не всегда справлялась, а тут не один ребёнок и даже не пять. Он понимал что теперь все непременно рухнет, все то, что имбрина создавала годами дало трещину после её ухода. И от этого становилось ещё больнее. Тогда, когда она уходила с Берроном, он дал ей обещание, что присмотрит за остальными, и она в него верила, возможно, видела в нем Эйба, но верила. И он тогда защитил их, а сейчас, сейчас их не от чего защищать, видимой угрозы не было, каждого из детей убивали собственные мысли и тут Джейк ничего не мог сделать, мог только смотреть как все рушиться. — Простите, — тихо прошептал парень в пустоту, — пожалуйста, простите.