Один раз ничего нет значит

Удары сильными, вспотевшими от нервов, кулаками, один за другим, сыпятся на мягкую обивку руля большой семейной машины Крейга Такера, пикапа, что стоит в его скромном гараже, настоящем мужском логове, берлоге, чья роль по праву давно принадлежала его пыльному кабинету, на втором этаже их небольшого частного дома. Голова смиренно прижатая к прохладному основанию руля, будто к иконостасу, та два раза мягко ударяется об него, отпружинивая от поролоновой прослойки, прежде чем оторваться, с громким выдохом, как выдыхают люди перед совершением небывалого безрассудства, для начала такой волнительной поездки. Резким движением правой руки, пристегнув длинный ремень, натирающий предплечье, пока мотор уставшей машины заводится с громким, животным ревем, будто заставляя машину выехать с заднего дворика. Щелкнув по панели передач двумя пальцами, автоматически включается тихое радио, затевая свои песни, уносящие мужчину далеко, от своих проблем, переживаний. Далеко-далеко от дома. - « Следующая песня, по заявкам: Bernadette Carroll – Laughing on the Outside!» - « Mmm,mmm…Mmm…» Когда твое счастье так близко к тебе, что к нему можно было бы прикоснуться, растаяв в неторопливых, медвежьих объятиях, казавшимися единственной радостью, панацеей, наградой за страдания, ты обязательно оступишься, потеряв все, так и знай. Они прожили вместе довольно много. Ровно столько, сколько распорядилась судьба. -«…Можно ли было все изменить?...» Этот вопрос он задавал себе на протяжении всех тех лет, когда они были не вместе. - «…Винил ли он себя?...» Да, это была его вина. Если бы тогда, 23 года назад, той злополучной ночью, когда сами звезды потухли, он бы пошел за ним на кухню, просто пошел, когда тот пожаловался на свое плохое самочувствие, пошатываясь, выходя из спальни, можно было все изменить. Наверняка. Он больше не засыпал крепко, никогда. Из головы, из памяти и подсознания невозможно вывести, очистить или удалить картину, что причиняла боль каждый раз, когда солнце садилось за горизонт. Утром, спускаясь на свою уютную кухню, со второго этажа семейного пентхауса, ты, обнаружив безжизненное тело своего любимого мужа, кричишь с такой силой, что казалось, барабанные перепонки запросто полопались, как простые мыльные пузыри. Дальше он ничего не помнил. Он умирал в полном одиночестве, окруженный лишь медицинским жгутом, крепко обвивавшем его безжизненное предплечье. Жгут, что был нарочито вытащен из безжалостно разобранной аптечки, чье содержимое было разбросано, из маленькой коробочки под раковиной, на кухне, и пластмассовым шприцом на 20 миллилитров. Крейг знал о его проблемах с «этим», еще далеко, в детстве. Лечение нового врача сделало ему только хуже. - «…Ему ничего не помогало?...» … Друзья пропали через полгода. Или нет, он попросту оттолкнул их от себя, сам, сбегая далеко от старой жизни, без вещей и денег, боясь обернуться, сфокусировав взгляд все на том же безжизненном лице, на кухне, что казалось, будет преследовать его целую вечность, не поддаваясь гонению из его светлой головы. Он пытался покончить с собой, столько раз, но в конечном итоге…. - «…Он сдался?» Его старым родителям оставалось совсем немного, он это знал. Они так радовались его новой, второй свадьбе, с женщиной, так же сильно, как и радовались внукам. Его первенцем оказалась девочка. Он не испытал ничего, когда ему наконец-то дали ее увидеть, заставив прижать к себе младенца, что тут же заснул. Ненавидя спорт, он преуспел в нем, став тренером. Жена была довольна. Он существовал для них столько лет, что уже забыл, какого это чувствовать себя живым. Но тот сон, тот дивный сон… Проснувшись, он понял, что жизнь прошла мимо. Со всеми своими радостями и горестями. Ему уже давно не 10, не 20…46… « My darling, can`t we make up? Ever since our breakup Make-believe is all I do…» Переступив через чугунную ограду с вензелями и пугающей надписью «Добро пожаловать», представляющую из себя литые ворота для въезда служебных машин, привозящих в это тихое и покинутое богом место бездыханные тела абсолютно разных людей, детей, омытых слезами своих неутешимых родных, каждый скривил бы свое лицо от этой атмосферы страха, боли жгучей горечи и обиды, пустив скупую слезу как только тяжелая нога пересекала бы забор, болезненно отдаляясь от выхода. Иные же, чудаки, наоборот, почувствовали бы себя в этом месте спокойно и непринужденно. Как в родном доме, теплой кровати в раннее утро, когда уже нужно идти. С упоением прогуливаясь часами по выложенным из тысяч разноцветных декоративных камешек и гравия тропках, что подводили к одинаково, робко стоящим не одно десятилетие надгробным камням. Как в музее, позволяя изучать надписи на них всем желающим. Многие делают так довольно часто, без стыда заглядывая в имена, даты и эпитафии безутешных родственников покойного, заглядывая словно в душу, как в открытую книгу, стараясь угадать, язвля и ехидничая, какой же была не долгая жизнь бедолаги, того или иного человека, что бренно лежит здесь, в земле. Наталкивало это и на безутешные мысли о безысходности, быстротечности жизни и конечно-же о том, что каждый твой томный шаг, по каменным тропкам, вдоль зеленых лужаек с аккуратными надгробиями, (какие сейчас совершал Крейг Такер своими новенькими, налакированными туфлями из кожи), твоим последним. Никто и никогда с точностью и не сказал бы вам о том, когда и где застанет вас кончина, даже если бы вы предложили достойную плату за это. Да и, на самом деле, никто бы и не хотел этого знать. Подступившись чуть ближе, наступая своими налакированными ботинками, что он готовил для их свидания, в рыхлую весеннюю землю, чуть проваливаясь в нее, намертво испачкав свою подошву толстым слоем грязи. Крейг, затаив прерывистое дыхание, подходит почти вплотную к одиноко стоящему могильному памятнику, широко вытянув обе руки перед собой. С бережным трепетом, как когда-то онн убирал выпавшую прядь блондинистых волос своего спутника за его красное от смущения ухо, он тотчас же возлагает свежий букет цветов, на самый верх могильного камня, будто поглаживая ими тот. Уже не в силах сдержать своих жгучих слез, пряча лицо за ладонями, что стоя комом в горле преследовали его каждый день его никчемной жизни, лишенной всякого смысла, что он проживал, стиснув зубы. Белые лилии, что были бесспорным фаворитом покойного. Теплый, свежий степной ветер, такой свободный, проносился, казалось, изниоткуда, заставляя зеленую траву приятно шелестить, прогибаясь вниз, будто приклоняясь при столь могущественном природном явлении. Этот ветер, что окутывал парня, будто мягкое одеяло, проносившийся, по его лицу как мягкие прикосновения дорогого для него человека, одновременно склонялся перед ним, магическим образом зазывая все дальше. Ветер все дует и дует, вместе с тем, как парень, что ощущает себя ребенком, снова, как в далеком детстве, совершает шаг за шагом, вперед, ведомый ветром. Ему казалось, что его сердце, стучит так сильно, что любой человек, готовый подойти к нему сейчас, непременно услышал бы то, как оно билось о его грудную клетку. Его сердце было слишком большим и теплым, для этого маленького тельца мальчика. Крейг, содрогаясь всем телом, от каждого дуновения ветра, стремительно движется вперед, безоговорочно следуя за призрачным ветром, что вел его за собой, будто зазывая, заставляя сердце парня сжиматься от страха, в то время как два здоровых глаза горели от животного интереса. Это зеленое, летнее поле, казалось, не имело ни начала, ни конца, простираясь, на многие стони и тысячи километров. Приятная, свежая трава приятно шелестела, игриво щекоча босые ноги парня, на которые капала холодная, кристально чистая роса, заставляя появляться новые мурашки на его теле. Наконец-то, поле закончилось, а пейзаж однородной травы под покровом голубого неба, без единого облака, сменился совсем иной картиной, стремительно раскрывшись перед ним, будто приглашая войти, заставив парня охнуть. Дерево. Массивная ива, с которой свисло множество разноцветных ленточек, что были с заботой закреплены на ее плакучих ветках, склонившихся к земле, закрывая за собой облик незнакомца, что ни капли не испугал Крейга, показавшись даже родным Он останавливается, крепко оставшись стоять на ногах, подойдя так близко, как только возможно, протягивая свою руку вперед, отодвигая ветви от лица парня, что сидел под ними. Горячая рука незнакомца, наконец-то ложиться на руку Крейга, сверху, будто стыдливо показывая свое таинственное лицо, что пряталось под ними все время, заставляя парня замереть от шока. Закрыв рот свободной рукой, глубоко вдохнув теплый воздух через нос, он оступился, сотрясая землю пронзительным криком. Воздух наполняется резким соленым запахом, запахом боли, что шел в разрез с этим райским местом, в то время, как гнетущая время от времени тишина, заполняется тихими всхлипываниями и хаотичными движениями руки парня, что смахивал свои горькие слезы. - « Привет, Крейг. Я скучал по тебе » Тело Крейга падает на колени, поджимая под себя онемевшие ноги, как жалкий щенок, подползая ближе к парню, расставляя руки в стороны, дрожа всем телом, не в силах собраться с мыслями для того, чтобы сделать первый шаг, крепко обняв того. - « М-ми-и-илый…» Голова пульсирует, будто набухая, пока зубы, сомкнутые до скрежета, сдерживают его крик внутри, что мог бы напугать Твика, что сидел перед ним, как ни в чем не бывало, улыбаясь перед тем, как расставить свои руки для объятий в ответ, будто приглашая Крейга слиться с ним воедино после стольких лет томящей разлуки. Он потратил всю свою жизнь совершенно не на то, что обещал Твику перед его смертью. Завел семью, не навещал на кладбище так часто как мог и давно позабыл телефон его ныне покойной семьи, что убивалась от горя в тот день, как его не стало. Забросил он и идею их семейного бизнеса. С позором вернулся в родной город. Смирился, но так и не смог отпустить его. - « М-милый, про-с-сти меня, я-я предал теб-я-я, я…» - « Все в порядке. Я люблю тебя» Прильнув к его груди, Крейг бережно обнимал того, будто тело Твика было из самого хрупкого хрусталя, будто боясь разбить, прервав мгновения безусловного счастья, пока по его щекам непрестанно текли жгучие слезы, заставляя того ежится, а ноги сокращаться, пока он, чуть ерзая, прислонился щекой к самому сердца парня, что ни издавало никаких звуков, отражая от себя лишь пульсацию его головной боли. «ОН МЕРТВ» Тот нежно, с любовью, гладит его по нежной щеке большим пальцем, проводя по губам, нежно усмехнувшись. Его улыбка… Такая живая сейчас. Парню казалось, что рядом с Твиком, его боль наконец-то утихала. Будто они никогда и не расставались в ту знойную школьную пору, будто вся эта несчастливая жизнь Крейга была обыкновенным ночным кошмаром, сном, сравнимо этому от которого лишь стоило проснуться. Будто Твик никогда и не умирал. Тот ждал его. Сам не до конца понимая этого, Крейг поддается вперед, слившись в страстном поцелуе с парнем, что крепко прижимал его к себе до самого реального утра, пока он не проснулся, в холодном поту в своем пыльном кабинете, прижимая к груди старый фотоальбом. В то злополучное утро, когда он был просто вынужден остаться монстром в глазах своей нелюбимой жены, несчастной дочери и испуганных внуков. « … They don`t know what I go through… I`m laughing on the outside Crying on the inside `Cause i`m… still in love… WITH YOU» Он плачет, навзрыд, заливаясь горькими слезами, что затекают в уши парня, чья голова обращена к пасмурному небу, будто в безсловной мольбе о помощи, в громком крике, исходящем из самого центра его грешной души. Он рыдает, наступая носками ботинок в начало мемориала, что воздвиг своими руками, заливаясь слезливым криком, прямо как младенец. Каждый раз, когда приходит сюда, вставая на это место, проходя по давно известному лишь одному ему маршруту, прямиком к полузабытой могиле, без ограждений и свежих цветов, чьим единственным посетителем по праву мог считаться лишь он сам, из всех людей, что насиляли этот давно прогнивший изнутри провинциальный городишко. Город и ветхое кладбище, в котором сам мертвец ни за что не хотел бы быть погребен, еще при своей недолгой жизни. Он тотчас задыхается, рвано хватая спертый воздух, что окружал его, ставший таким от сырой земли, снег с которой только сошел, заставив небольшие ростки новой травы, пучками, пробиваться сквозь мертвый грунт, приобретая новую жизнь. Сдавшись, от бессилия, он все же падает на колени перед надгробием, что давно покрылась плесенью и мхом, хватая то руками с длинными ногтями, что со скрипом скользят по нему. Планомерно спускаясь вниз, пока голова рыдающего парня не становится обращенный к его основанию, воткнувшись в холодную землю, лбом, в то время, как одна свободная рука подползает к холодному оружию, что он вез с собой на место, сегодня, зная, что оно непременно пригодится ему именно в это утро. На надгробии все так же красовались едва различимые инициалы ее владельца. ТВИК ТВИК 15.05.1987 – 10.02.2007 Как трудно подобрать слова, Чтоб им нашу боль измерить. Не можем в смерть Твою поверить. Ты с нами будешь навсегда! Гнетущую мертвую тишину городского кладбища, когда казалось, остановился даже ветер, нарушает пронзительный животный рев Крейга Такера. Рев, что состоял из чистой ненависти и глубочайшего отчаяния человека, исходящий из недр его хрупкой души, с последующим выстрелом из охотничьей винтовки, прислоненной к поседевшему виску, в упор, будто разбив ее вдребезги на миллион кровавых осколков, заставил его замолчать, уже раз и навсегда. Теперь, они были вместе. «Mmm,mmm…Mmm… I`m laughing on the outside Crying on the inside-…» Отойдя от непринужденного дневного сна, что не нес в себе практически никакой пользы для постаревшего организма так же, как и не нес ни единого сновидения, заставляя мужчину импульсивно вздернув затекшей рукой вверх, потряхивая. Пока сонное тело Леопольда Стотча неторопливо поворачивается со спины на живот, сладко потягиваясь на диване, будто кошка, расставив свои длинные тощие руки вперед, звонко зевнув. Едва открыв глаза, что часто моргали, свободная рука его тянется к пульту от телевизора, что лежал совсем не далеко от него, на спинке дивана, так, что дотянуться до него было совсем не сложно, практически не прилагая никаких усилий. Палец легко нажимает на черную резиновую кнопку телевизионного пульта, вдавливая ее внутрь ногтем, переключая наскучивший музыкальный радиоэфир, что шел по ТВ под аккомпанемент которого он и уснул, переключив, на другой, интересный, новостной. - «В эфире программа «Гамма-Прогноз» Мы говорим о погоде в нашем городке и освещаем громкие скандалы по всей стране. На часах 17:00, с вами я, Джимми Волмер и мы начинаем! Далее в программе: на территории Южного парка совершил суицид известный в узких кругах тренер местной футбольной команды …» - Баттерс вздыхает от удивления, томно прикрывая приоткрытый рот рукой - « Надо же, а мы ведь учились вместе…»