Один раз ничего нет значит

Тяжелая рука мужчины, что прерывисто вдыхает спертый воздух, с комом в горле, в стенах своего пыльного рабочего кабинета, что он, на удивление, посещал чаще любой другой комнаты в своем большом доме, где всегда горит тусклый свет, он проводит своими шершавыми от активно прожитой жизни и неизбежной старости пальцами, по бархатистой зеленой обложке фотоальбома. Альбом, обложку которого он с такой любовью обил сам когда-то в юности, теперь, бережливо смахивая с него пыль, перед тем, как захлопнуть, резко, с некой злобой, поморщившись, заставив легкий порыв воздуха, что смешался с пылью попасть в больные глаза, что только недавно пережили операцию по излечению катаракты, на оба глаза, заставив те слезиться. То ли от этой же самой пыли, то ли от жгучей грусти, поселившейся в его израненной душе уже так давно, что терпеть, казалось, уже не было сил. Взяв альбом в обе свои руки, он в последний раз рассматривает его, под лучами тусклого света приглушенной лампы, поднимая практически над своей головой, заставляя глаза, что раздражались от света каждый раз, слезиться все с большей силой, заставляя морщинистый нос подрагивать, хаотично всхлипывая, в окружающей его тиши. - «Доброе утро…» Губы его трепетно прикасаются к краю альбома, одаряя воздушным поцелуем. Выдвигая правой ногой самый нижний ящик своего рабочего стол, зацепив его носом своего налакированного ботинка, он, помедлив пару секунд, грузно роняет в него альбом. Шумно, с неприятным приглушенным звуком, что был призван напомнить ему то, с каким стуком обычно падает комья грязи на крышку гроба, заставив его губы дрогнуть в ухмылке, в последствие задвигая ящик пяткой игриво, с такой силой, что стол начал шататься, разливаясь ощутимой вибрацией по скрипучему полу. Он выпрямляется, выходя из-за стула, с характерным хрустом коленей, выпустив из носа горячий воздух с презренным вздохом. Старость не заставила ждать себя слишком долго, оставляя всю его жизнь позади, что сливалась в один большой кошмар. Шатаясь, медленно выходя в освещенный коридор, он щурится от ударившего в его глаза яркого солнечного света, изливавшегося по полу, заполняя каждый угол узкого коридора. За окном был теплый, солнечный весенний денек, один из тех, что были в преддверии пасхи, пока взрослые прохлаждались на работах, в ожидании долгих выходных, а Американские дети были на каникулах, в ожидании подарков, чаще всего навещая своих бабушек и дедушек, вместе с совсем взрослыми родителями, что когда-то тоже были совсем детьми. Откуда-то снизу приятно пахло, чем-то теплым и сладковатым, похожим на свежую выпечку, заставив его вдохнуть приятный запах полной грудью, наполняя легкие, вспоминая беззаботное детство. - « Дедушка Крейг, дедушка Крейг!» Повернув голову в сторону, казалось, совсем неприятного многим детского шума, все, что он успел заметить краем своего глаза, это то, как пара рыжих голов, что горели огнем, освещенные теплыми лучами солнца, расплывающимися вокруг, тут же неслась на него, громко болтая ни о чем, расставив свои руки в стороны, для объятий. Выбегая из гостевой просторной комнаты, дети, падают прямо в его скромные объятия, чуть не снеся с ног, заставив того непроизвольно улыбаться. Двойняшки, что добавляли в давно опустевший дом, без громкого, наивного смеха и чистой радости, хоть немного жизни, каждым своим приветствием, по видимости играли в догонялки, глупую беззаботную игру, не стесняясь шуметь, повреждая имущество, на всем втором этаже. В это время, из гостевой комнаты слышалось раздраженное перетаскивание мебели и звуки открывающихся чемоданов, вперемешку с уставшими вздохами самой старшей и единственной дочери Крейга. - « …А ну, БЫСТРО идите сюда!» Пара голов, чуть опешив, обернулась в сторону громкого шума, грозного голоса матери, проницательно заглядывая в глаза дедушки, что с любовью прижимал их к себе, чуть поглаживая по головам, раздраженно мотая головой из стороны в сторону. - «Ну-ну…» Поочередно поцеловав детей в лоб, он встает, с хрустом старых костей, поморщившись от стреляющей боли, отпуская детей из своих спасительных объятий. - «Вам уже нужно идти, не заставляйте вашу маму нервничать. Она, наверное, сильно устала в дороге…» Из комнаты послышался раздраженный удар чем-то об пол. Подобное всегда вызывало у нее раздражение, особенно сейчас У них никогда не было тех самых теплых, доверительных отношений между отцом и дочерью, о которых мечтают миллионы девочек из разных уголков света. Иногда она думала, что остаться без отца было бы гораздо лучше, чем иметь такого отца, каковым являлся Крейг. Он никогда не любил ни ее, ни мать. По крайней мере, наивному ребенку казалось так с ее самого раннего детства, когда лишь она была единственным свидетелем постоянных, непрекращающихся ссор родителей, заставивших ее рано покинуть семейное гнездо, рано выскочив замуж, впоследствии, будучи разведенной с отцом своих двоих детей. Ей всегда хотелось знать, что Крейг за человек, но понять его она так и не смогла. С рождением внуков изменилось многое, только вот их отношения уже не было возможности спасти. Она всей своей душой ненавидела его. Подергивая свисающий рукав свитера Крейга, девочка снова заглядывает в его уставшие глаза, нежно улыбаясь, пока ее брат покорно следует в комнату, к матери. - « Дедушка, а когда ты побудешь снами? Мы очень скучали… Расскажи нам еще пару своих историй из детства!» Сильнее одергивая Крейга за рукав вниз, тот наклоняется к ней, в то время, как она, прислонив свою ручку к его уху, тише шепчет в него свои нелепые, детские тайны. - « Мы с братом очень их любит, но мама всегда говорит, что это не правда… Ты же не можешь нам врать, правда же?» - « Ох…» Он мягко улыбается, выпрямляясь, поглаживая внучку по голове, чуть перебирая ее длинные волосы пальцами, будто с укором, покачивая головой из стороны в сторону. - « Я приду к вам, как только вернусь с работы, милая» Получив одобрительный ответ, что в целом устроил маленькую девочку, широко улыбаясь, она побежала к брату, через залитый светом коридор, на стенах которого были вывешены множество фотографий всех членов их большой семьи. Девочка тут же отправилась рассказывать брату сови детские секреты, в то время как сам Крейг, крепко удерживаясь рукой за деревянные лестничные перила, своими тяжелым шагами спускался вниз, на первый этаж. На кухню. Вместе с каждым его неторопливым шагом, нежная улыбка сползала, превращаясь в привычную для всех его домочадцев скованную физиономию, постоянно выражая лишь безразличие. Успешно спустившись, пройдя по деревянным скрипучим половицам паркета, он заворачивает на кухню, в то время, как его такая же не молодая, как и он сам жена хозяйничала на кухне, за приготовлением завтрака для всей их большой семьи, что сейчас собралась в их небольшом двухэтажном доме, будто наполняя его новой жизнью, утерянной совсем давно. Женщина со светлыми волосами, обычная домохозяйка, сквозь которые, протискивалась блестящая седина повернула голову в сторону шума, что издавал муж своей тучной фигурой, недовольно фыркнув, протиснувшись в дверной проем, со своим привычным для нее выражением морщинистого лица с потухшими глазами, что смотрели на нее все эти тяжелые годы. - « Доброе утро…» К его скверному характеру она привыкла уже давно, как только выходила за него замуж. Они не встречались в привычном понимании этого слова. Е было свиданий, цветов и красивых ухаживанием под ночным звездным небом. По началу, столь холодный и отрешенный характер приманивал юную девушку, которой казалось, что это лишь временно, и стоит ей растопить слой льда в его большом и горячем, но несчастном сердце, как со вступлением в брак с ее бывшим коллегой, по любимой работе, все обязательно изменится, лишь в самую лучшую сторону, так наивно и не заметив, как быстро пролетит ее целая, несчастная жизнь с мужчиной, которого она любила всем своим сердцем когда-то, всегда получая в ответ холод и равнодушие. Привычно не получив ответа от мужа, она ухмыльнулась, снимая с плиты разогретую «турку», разливая свежий кофе в свою неглубокую фарфоровую чашку белого цвета. - « Дочь попросила кофе к завтраку… Ты же помнишь, как она его любит? Как хорошо, когда в нашем доме так много народу, сразу так хор-…!» Пока в их маленьком домике, будто наступила глобальная, гробовая тишина, как музыкальным аккомпанементом постановки юного режиссера, сопровождаемая громким, трагичным вскриком испуга престарелой женщины, пока шум от разбившейся об пол белой фарфоровой чашки, что она так любила, не заставил выступить из ее голубых глаз слезы, вынуждая ту замолчать, пока тяжелая рука ее мужа держала ту за запястье, сжимая с приличной, недюжинной силой, в последствие, гарантируя той аккуратный браслет из слабых синяков, в качестве подарка. Губы Крейга были плотно сомкнуты и подрагивали, в то время как разъяренный взгляд и съехавшие к носу брови, не заставили жену пару раз вздрогнуть всем телом, в такт раздувающимся от тяжелых вдохов ноздрей мужчины. Он ведь ненавидит кофе, как она могла забыть? Выпуская еще не покрытое синевой запястье жены из своей сильной хватки, он тут же отшатывается назад, виновато, чуть пригнув свою голову, сочувственно вздыхая, с трепетом смотря в след женщине, что старательно стирала выступающие слезы со своих красных горящих щек, что никак не останавливались, дрожа, выбегая из кухни. - «Я… Постой!» Подальше от него. Бросая взгляд на дверной проем, словно чувствуя на себе чей-то взгляд, в нем тут же на доли секунды мелькают пара небольших рыжих голов, с громким топотом по скрипучему паркету взмывая вверх, по лестнице, убегая подальше от кухни, к матери.