Уникальный организм/подопытный/жертва. Предвестник мира/бог войны. Герой/Ходячий мертвец. Легенда

      Спустя два дня после получения информации о времени встречи Иван Львович стоял в комнате наблюдения, где он и майор ждали маршала с ноутбуком, и тот вскоре пришёл и установил связь с президентом. — Приветствую всех, товарищи, — сказал президент, а трое военные лишь подняли руки к головам, молча приветствую лидера страны. — Иван Львович, Виктор Алексеевич кратко сообщил мне о вашем докладе, который вы ему дали. Суть мне ясна, однако я хочу узнать всё подробно именно от вас. Поэтому берите ноутбук и идите в изолятор. У вас ведь всё готово? — Так точно. — Тогда идёмте, — сказал президент, и барсук взял ноутбук, молча прошёл к двери, также молча прошёл в изолятор и сел за стол, открыв на нём ноутбук. — Здравствуйте, Ник. — Привет всем. Не поверите, но я действительно уже сам считал секунды и думал, когда же мы снова встретимся. Порадуете меня или огорчите? — В смысле? — Ну, вряд ли вы всё ещё находитесь в неведении. Наверняка, Иван Львович по своему желанию или нет всё вам уже выложил. — Да. Выложил. И суть мне ясна. Однако я своё слово сдержал. Наш разговор будет продолжен, а доклад Ивана Львовича будет подробно рассмотрен. — То есть вы его ещё не видели? — Я решил подождать. Последовать его плану. Поэтому лучше продолжим. Что дальше, Иван Львович? Запись вашей второй встречи? — Да. Запись нашего телефонного разговора я пропущу. Мы там просто договорились о встрече, — ответил психолог, достал телефон и включил запись. «Здравствуйте, Джуди.» «Здрасьте. Так… Что? Сразу к делу?» «Ну, вообще да, но не настаиваю. Может, вы снова хотите перекусить.» «Я бы лучше выпила. Мне это после нашей встречи помогло. Хотя… Нам всем помогло. Ну, мы не спились, но мама выпила так, как на каком-нибудь корпоративе.» «Понятно. Тогда продолжим?» «Да. Что вы хотите узнать? Что мы думаем о Нике?» «Верно. Как… Прошёл ваш разговор? Вы ведь только с родителями говорили?» «Да. Ну, папа отреагировал ужасно, но… Как-то более спокойно. Мы все не верили, что такое могло случиться. Мы все знали, что Ник так поступить в поезде не мог, но я сказала им, что это правда. Если, конечно, вы не врали». «Не врал. Честно. Подтвердить не смогу, но не вру. Я действительно хочу помочь Нику, а ложь в вашем случае не является необходимым путём для разъяснения ситуации.» «Ладно. Ну, в общем, папа был в шоке. Хотя… Если честно, то я была дурой. Я как-то не подумала наперёд и не позаботилась о скорой помощи. Или просто помощи. Не знаю. Вдруг им обоим станет очень плохо. Инфаркт, например. А-то такие новости о родном сыне могут сильно ударить.» «Понятно. И что же было?» «Он просто сидел и осознавал. Сперва я сказала только папе, чтобы у него одновременно с мамой шока не было. Он… Ну, он знал больше. Он видел, что случилось в комплексе.» «Я понял. Я также и вас выбрал.» «В смысле?» «Я также выбрал вас для этой беседы, а не кого-то ещё из вашей семьи. Вы были более спокойны психически и более осведомлены о происходящем. Тем более вы встречались с Ником и знаете, каким он был. Так что вы были более логичным вариантом. Ваша мама была менее стабильной, потому что она мать, а ваша сестра менее доступна.» «А как же… А папа?» «Нет. Ник всё ещё не определился в его плане. Он будет лучше слушать рассказать с ваших слов, чем с его. Короче, вы просто подходили лучше других. И вы также выбрали отца, верно?» «Да. Подумала, что лучше сперва ему сказать, чтобы потом мы оба маме всё сказали.» «А он что говорил сразу?» «Он не верил. Не хотел верить, что Ник так мог поступить даже в таком своём состоянии. Он совершенно не понимал его. Но… В итоге он смирился. Хотя у нас и выбора не было. И… Он снова начал говорить, что он во всём виноват. Он и до этого долго винил себя в том, что случилось с Ником, ведь он понял, что Ник прав. Он ведь таким его сделал у себя на работе. И потом так воспитал с этим обещанием. В общем, он снова начал себя винить. Я ему говорила, что это уже абсурд, потому что мы раньше не раз это обсуждали, но он снова себя винит. И из-за этого он вчера много выпил.» «Ясно. Что-то ещё было?» «Ну, особо нет. Мы все ужасно переживали этот год из-за того, что случалось с Ником.» «Догадываюсь. Мы ещё об этом поговорим. А что сказала ваша мама?» «Ну, я сказала папе сразу, как только приехала. Потом он пошёл пить и там я уже маме рассказала. Она была в истерике. Плакала какое-то время, потому что не знала, как такое может быть с сыном. А потом пошла спать. Утром я проснулась, зашла к родителям и увидела, что они оба плачут. Видимо, тогда они как-то всё лучше освоили и поняли, в какой кошмар попал Ник и другие звери. Наревелись мы. А потом после обеда она зажгла мелкую свечку и снова начала плакать.» «Свечку?» «Да. Мама их стала зажигать и просто на них смотреть. На Новый год, на день рождения Ника. Потом просто так зажгла из-за скорби.» «Почему свечки?» «Да просто так. В память. Она… Ну, она не хоронила его или что-то такое. Просто скорбила. Она хотела снова его увидеть.» «Ясно. Вернёмся. И что было ещё сегодня после обеда?» «Ничего. Разговаривали и не понимали, как такое могло произойти. Я и сейчас не понимаю. Но одно я поняла точно. Они оба всё равно хотят вернуть его. Или хотя бы увидеть. Особенно мама и особенно после того букета. Что это было? Это правда было от Ника?» «Да. Мы к нему вернёмся. Что было потом?» «Да… Что потом? Я уже всё сказала. Просто отвратительно нам всем от этого. У нас всё паршиво с того года. Ника просто рядом нет, он стал монстром и убил кучу зверей, к нему не попасть, до вас не дозвониться, мы не знаем, что он делал в городе зимой. У нас всё ужасно и отвратительно. Из нашей семьи будто всю душу вырвали с корнями. И ведь… Нам ещё хуже от того, что он даже не умер. Я уверена, что в таком случае нам было бы легче, но нам хуже из-за того, что мы знаем. Что его превратили в чудовище, и он в таком виде убивал зверей. А теперь вы пришли с новостями о том, что и та трагедия случилась из-за Ника, а сам он плюнул на жизни гражданских. Что ещё у нас может быть?» «Ладно, хорошо. Простите. Просто мне нужно знать всё.» «Так, нет. Стоп. Я ещё на нервах. Вам это не надо, мне неприятно, поэтому пауза. Я… Я отойду в туалет.» — Ам… Я промотаю? Мы там сделали перерыв на перекус. — сразу сказал Иван Львович. — Можно, — ответил президент, после чего психолог промотал на нужное время. «Иван Львович, зачем вам это всё? Зачем вам такой допрос? Что за срочность?» «Работа. У меня… Приказ. Я должен всё узнать быстро.» «Тогда я не знаю, как могу сказать всё, что вам нужно. Я спросила у родителей, как они относятся к произошедшему. Им и так не понравилось, что я их чуть ли не допрашивала. Зачем это всё?» «Ник хочет узнать, что вы о нём думаете.» «А он разве сам не догадывается, что мы по нему скучаем?» «Он сомневается, что вы будете так к нему привязаны, если будете знать, что он на самом деле натворил. Он хочет узнать, как вы будете относиться к массовому убийце и монстру.» «Не говорите так. Он не такой.» «Так дело в том, что он сам так говорит. И за это он себя и ненавидит. Он сам о себе думает отрицательно. Он думает, что всем будет лучше, если он с концами умрёт.» «Почему? Что вы там с ним такого сделали?» «Нет. Дело не в нас. У него такая позиция с тех самых пор, как он впервые очнулся таким. Он ненавидел всё то, что случилось с ним и что случилось с окружающими как раз из-за него. Он с того года считал, что ему лучше умереть, чтобы больше не было проблем. Он по-прежнему так считает.» «Так… Ну… Даже если он действительно так хочет. Допустим, что он так считает, хотя я не верю в это.» «Придётся поверить.» «Нет. Не хочу. Так вот. Допустим, что он так хочет. И если он сейчас действительно жив, то почему он ещё не умер?» «А… Если честно, то ему не дают умереть.» «Почему?» «Потому что это невозможно. И это… Секретная информация. Вам достаточно знать лишь то, что ему не дают умереть намеренно, и из-за этого он не ненавидит тех, кто теперь за всё это отвечает.» «В смысле? Почему? Вы там информацию из него вытаскиваете?» «Да. Сказать больше не могу. И это ему тоже не нравится, потому что он вынужден жить. Вот и всё.» «Но… Но тогда почему он всё равно хочет умереть? Он разве не хочет вернуться к нам?» «Хочет, но здесь сложно. Он такое пережил и так всё осознал, что в итоге желание смерти перевешивает его желание вернуться к вам. И я его понимаю, но, как психолог, я против этого. Я против того, чтобы мой пациент умирал. Даже если я понимаю его желание. И с самого начала я хотел склонить Ника к семье. Я считал, что это поможет как-то улучшить наши отношения. Скажем так, раньше он был крайне агрессивен, импульсивен и апатичен ко всему. Он агрессивно вёл себя по-отношению к военным и был совершенно безразличен ко всем. Он хотел лишь смерти и всё. Его не волновали вы или кто-то ещё. Он предпочитал смерть, чем такую жизнь. Со временем он изменился. Я действительно стал склонять его к вам. Мы говорили о том, что вы все всё ещё любите его даже после того, что случилось с ним. Вы и сами с ним об этом говорили. Если вкратце, то он изменился. Он говорил, что всё-таки любит вас с сестрой и маму. Насчёт отца он так и не определился. И в принципе такая же позиция у него и сейчас. Он хочет вас увидеть, но он не видит смысла в этом, поскольку ему банально не разрешают вам даже позвонить.» «А… Как же букет?» «Это всё, что ему позволили сделать. После этого в целях безопасности ему запретили любые контакты с внешним миром. Он и вам букет на день рождения хотел прислать, но не смог.» «Почему? Что в этом такого?» «Безопасность. До сих пор не исключено повторное нападение тех зверей, которые приходили за этими технологиями. Была вероятность того, что вас отследят и используют, чтобы вытащить Ника.» «Какой-то бред. Чем мы отличаемся от любых случайных прохожих? И чем вы отличаетесь? Как вы сюда попали, раз безопасность?» «Я через нашу военную часть поехал. Но не важно. Это ограничение тоже озлобило Ника. В итоге он вынужден работать в том комплексе, чтобы помочь военным и учёным узнать всё возможное про те технологии, потому что это наша обязанность. Мы столкнулись с технологиями неизвестной цивилизации из космоса и мы должны узнать всё. Ник же боится, что если он окончательно пойдёт против военных, то его усыпят и продолжат держать в этой коме долгое время. Он не хочет проснуться где-нибудь через десять лет.» «Я поняла, но неужели всё это стоит его мучений? Нас к друг другу не подпускают, нашему начальству в департаменте они ничего не говорят, вы не отвечаете на мои звонки. Неужели всё это так важно?» «Да. И вы должны понимать, что нельзя пренебрегать возможными знаниями об этих технологиях. И Ник это тоже понимает, но… Но… Это для него не веская причина, чтобы жить дальше. Он просто не хочет жить и всё. Это его неизменная позиция. Я сомневаюсь, что он бы передумал, даже если бы он всё это время жил с вами.» «Думаете, что мы его не отговорим?» «Да. Видите-ли… Я провёл анализ Ника. Я выяснил, что он… Ну, скажем так, твёрдая личность. Он целеустремлённый. Его трудно как-то изменить или отговорить. Вы же знаете это?» «Да. Мы… Оба такие. С детства.» «Вот. Я это связал с его прошлым и с тем, что он делал в городе. Он не был безразличен к проблемам окружающих. Верно?» «Да. Сколько помню, он почти всегда многим помогал. И… При этом мало что просил взамен.» «Да. Это связано с его воспитанием и с тем, как он рос. И именно этим я могу объяснить то, что он делал в городе. Он бегал за сиренами и вмешивался в дела граждан, если считал нужным. И многим он помогал, хотя был не обязан. Тем более в своём состоянии, хотя он понимал, что такие действия его лишь выдадут. Даже встреча с кем-то из семьи могла его выдать. Ведь после побега он не хотел возвращаться в свой изолятор.» «Но… Тогда не клеится. Зачем он себя выдавал?» «А… Это связано с тем, какая у него личность. Наша личность формируется из всего. Убеждений, мыслей, воспоминаний и в том числе из подсознания. В подсознании как раз и хранятся какие-то корневые аспекты нашей личности. И… Также это зависит от самой нашей природы. Я не знаю, как это точно объяснить. Просто у нас сами по себе формируются наши предпочтения на основе того, что мы узнаём. И так получилось, что Ник просто сам по себе принимал то, что принимал, и становился таким, каким стал. Почему Ник был так озабочен тем своим обещанием в плане вас и Насти? Потому что он ответственно относился к своим обещаниям и просто был ответственным. Таким его воспитала в детстве вся ваша семья. То есть он очень ответственный и надёжный, потому что его так воспитали и он сам хотел быть таким хорошим. Это аспект его личности, и он укоренился в подсознании. Именно подсознание в глубине формирует нас, наши взгляды, принципы и остальное. Это наша психика и мировоззрение. И вот. Тоже самое случилось в городе с Ником. Вы оба говорили, что он не был безразличен к окружающим. Особенно к их проблемам. Он искренне хотел помогать другим, хотя даже не всегда получал что-то в ответ, но его это особо не волновало. Это… Ну, скажем так, не синдром спасателя, где зверь вопреки своим собственным интересам больше думает о других и делает больше для них, а не для себя. Это не синдром спасателя, но Ник к этому близок. Он больше думает о других, но не забывает думать и о себе. Поэтому он хочет умереть, чтобы больше никто не пострадал от его рук или просто вообще из-за него. Поэтому он в тот день в октябре прыгнул на тот грузовик, чтобы помочь полиции. Поэтому и его деятельность в городе я могу объяснить этим. Он не был безразличен к проблемам окружающих. Мы внимательно следили за ним и знали почти всё, что он делал. Я пришёл к выводу, что даже в таком своём состоянии он не был равнодушен к окружающим. Я объяснял ему всё это и доказывал, что это просто из-за того, что у него такая личность. Это его личная природа. Правда, он больше склоняется к тому, что у него случилось помутнение. Что он сошёл с ума.» «Но… Но ведь он же знал, что выдаст себя.» «Да. И как раз это он и считает своим сумасшествием. Я решил, что он просто так и не смог оставаться в стороне. И даже знание о слежке и возможной поимке его не остановило. Я позже говорил, что это доказательство того, что он так и не изменился. Что ему не всё равно на других, хотя он много раз говорил, что ему нет дела вообще до всех и даже до вас. Лишь бы его убили. Однако все мои аргументы он отвергал. Говорил, что это было помутнение рассудка.» «Но почему? Он… В чём дело? Он не хочет что-то признавать?» «Да. Ему не нравятся мои аргументы. Что у него такая личность и подсознание, что он такой из-за воспитания и в целом из-за своей жизни и убеждений. Что город был серьёзным испытанием и проверкой, где он в итоге доказал, что он не такой уж равнодушный ко всем, как утверждал ранее. Он это всё отвергает. Он отрицает всё это, потому что считает, что это мои выдумки для моих попыток отговорить его от смерти. Однако со временем он стал считать иначе, но он всё равно предпочитает смерть. Ну, если проще, то у Ника психическая неуравновешенность и психическая нестабильность. Он ненавидит военных, ненавидит то, что он вынужден просто жить и плюс жить в однообразных коридорах и своём изоляторе. Он тревожится того, что он будет жить так ещё долгие годы. Он винит себя почти во всём, что случилось. У него высокая агрессия к действиям военных. Просто очень часто в попытках узнать всё, что можно, его подключают к генератору, который причиняет ему боль. Отсюда и нестабильность. Ненависть к действиям военных, ненависть к жизни. И крайне сильно он ненавидит свою память, из которой он не может выкинуть разные кадры смертей от его рук или просто рядом с ним. Он говорил, что он пленник собственной памяти, потому что он не может никуда от неё деться. А ещё его бесит то, что он записывает всё, что видит. У него в голове за теми искусственными глазами есть камеры, которые видят, а мозг записывает всё. Таким образом он может легко и без проблем процитировать или показать всё, что услышал и увидел год назад и даже больше. Каким-то образом у него открылся доступ ко всей его памяти в жизни. Он отчётливо и точно помнит, что было лет 20 назад. Не знаю, как так получилось. В любом случае он ненавидит всего себя и всё, что связано с ним.» «Даже меня? Поэтому он так на меня кричал, когда я с ним встретилась по вашему приглашению?» «Нет. Нет, что вы. Вас всех он не ненавидит. В этом плане у него неопределённость. Ну, вроде как любит, но не видит смысла в том, чтобы с вами жить. " «Почему тогда он хотел с нами поговорить и даже встретиться?» «Потому что хотел. Но это раньше. Тогда он очень хотел с вами хотя бы поговорить. Просто хотел, потому что всё-таки был к вам привязан. Но потом ему во всём отказали. И сейчас он смирился с тем, что он вас не увидит и не услышит, потому что военные этого не допустят.» С новой паузой Ник стал быстро вспоминать все свои мысли за эти месяцы и стал понимать, что Иван Львович нигде не врёт, что лишь его порадовало, поскольку он не хотел, чтобы Джуди питала какие-то иллюзии к нему, что позволит ей точно и чётко сформировать свою позицию о Нике, а он сам сможет решить что-то для себя. «Нет. Не могу поверить, что он так может относиться к себе и к нам. Просто не верю.» «Однако придётся поверить. Он действительно вас всех любит, однако он не хочет продолжать жить даже ради вас, поскольку нынешняя жизнь причиняет ему лишь боль и страдания. Хотя виду он и не подаёт. Я понимаю, что он страдает, но он это почти не показывает. Ему надоело это всё, но иного пути у него просто нет. И это тоже его бесит. Однако суть не меняется. Во всём возможном он не видит смысла, потому что он упёрся в свою смерть и не хочет больше жить. Нет ничего такого, ради чего он мог бы жить. Я испробовал всё.» «Что? Даже обещание убить отца?» «Даже оно. Оно его даже в городе не замотивировало. Поэтому простите, но это факт. Он бесповоротно зациклен на смерти и только в ней он видит самый высокий смысл. Ничто больше не имеет для него большего веса, чем смерть.» «Так стоп. Нет, хватит. Снова перерыв. Потом… Потом уже потом. Ладно?» «Хорошо.» После новой паузу Иван Львович не услышал никаких слов, поэтому сам и без команды перемотал к продолжению разговора, предположив, что никто ничего не хочет сказать. — И что? Я так понял, что она не знала про запись? — спросил Ник. — Не знала. — Капец. Всё-таки психологи хитрые поганцы. Умеете вы дурачить. — Ну, если точнее и правильнее, то это просто работа. Действия на основе выводов. — Да я понял. Вы играете. Как играли со мной с помощью моих срывов, четности и прочего. — Ты так и не понял, что это было необходимо? — Возможно, понял, но меня всё равно парит тот факт, что вы со мной играли. Вот и здесь. Она думает, что вы всё запоминаете. Зачем эти игры? — Мне был нужен естественный разговор. Полная естественность и подлинность. Я решил, что не смогу этого добиться, если она будет знать, что я её записываю. — О, ясно. Это как вы хрен бы добились от меня откровений, если бы рассказали про мою внезапно всплывающую честность после взрыва криков. — Я даже уверен, что так и было бы. Поэтому все молчали. И ты обязан это понять. Как звери когда-то поняли, что Земля не плоская. — Хм. А если задуматься, то где доказательства? Может, все правительства в прошлом веке и сейчас просто врут про сферическую Землю. М? Что вы не договариваете? — спросил Ник у президента. — Уже давно практикуется космический туризм. Все эти туристы видели Землю сами. Думаете, что они врали бы, что планета плоская? — спросил президент. — А хрен вас всех знает. Может, Гитлера действительно похитители пришельцы, а Сталина на самом деле убили, а не он сам умер. Держите секретную лабораторию рядом с космическим мусором, чтобы создавать ходячие трупы, а вопрошающим говорите, что нифига и ничего вы не знали, что в вашей же стране рядом с крупным городом скрыли падение метеорита и отгрохали такое подземелье. Так что да. Хрен вас знает. — Вы решили о теориях заговора поговорить? — Нет. Просто. Мысли вслух. Поганцы вы все. Играете зверями в самые разные игры, а они об этом не знают. Ужас. — Будто какая-то правда была бы лучше необходимой лжи ради общего блага. — Какая правда? Что московское метро соединено с сетью секретного правительственного метро со всякими бункерами, лабораториями и прочим? — Всё, хватит. Иван Львович, включите запись, — скомандовал президент, и психолог перемотал на нужное время и включил запись. «Продолжим?» «А что продолжать? Я всё сказала. Вы всё сказали.» «Я да. Но я вас не спросил про этот год. Мне нужно знать всё, что у вас случилось в этом году. И особенно то, как вы жили с таким знанием о Нике.» «Так… А что говорить? Нам всем было ужасно. Отвратительно.» «Как именно? Что у вас было?» «Да боже. А-а-а… Чего. Вы и так всё знаете. Мама молчала целые сутки, стала ставить свечки в память о Нике.» «По порядку. Как отреагировала Настя? А бабушке вы говорили?» «Да. Я… Я не знаю, что говорить. Серьёзно. Я не знаю, как описать это. Да, говорили мы бабушке и её мужу. Обоим сразу дали успокоительное и рассказали. Оба в шоке. Её Андрею Владимировичу тоже было плохо и гадко от того, что случилось с Ником, пускай они и знакомы лишь несколько лет. Я не знаю, что ещё говорить. Нам просто было паршиво и всё. Что ещё я могу сказать?» «Подробнее. Как вы жили, как живёте сейчас. Не торопитесь. Повспоминайте и подумайте.» «Да…» «Давайте погуляем. Помолчим, подумаем, погуляем. Я не тороплю. Или у вас есть дела?» «Д… Нету у меня дел. Я ничего не планировала ради вас. И… Не знаю. Я… Я подумаю. Погуляем.» С ответом Джуди снова началась пауза, которую Иван Львович сразу промотал. «С чего начать. А о чём говорить? Мы все помрачнели. Стали… Спокойными, безрадостными. Стали ещё более серыми, чем тогда, когда мы искали Ника после тех грузовиков. Тогда мы все ещё надеялись, что он найдётся, но потом у нас вся надежда на хоть что-то пропала. У нас… У нас будто действительно всю душу вырвали из семьи. Нет больше… Не знаю. Какой-то радостной атмосферы в семье. И… Я до сих пор живу с родителями. Мы с Ником жили. Конечно, это неправильно. Взрослые, а до сих пор с родителями жили, но они не были против. А нам легче. Договорились себе на будущее копить. Раньше я всегда возвращалась домой с Ником с каким-то позитивом. Даже если день был тяжёлый и просто унылый и скучный. А после того кошмара мне стало тяжело на работе и дома. Из нашего с Димой кабинета будто тоже вырвали душу. Мы… Мы смирились с тем, что мы ничего не сможем сделать, потому что там военные. И… Я надеялась, что мы сможем вернуть Ника. Но… После моей встречи с ним всё будто померкло. Нам просто было плохо от знания о том, что он где-то там один в таком состоянии. Мне было жалко Ника всякий раз, когда я смотрела на его рабочее место в кабинете. Когда я заглядывала к нему в комнату. Всегда, когда я смотрела хоть на что-то, что с ним было связано. Мне… Стало неспокойно и плохо. Безрадостно и ужасно. Будто из меня самой позитив вытащили. Я теперь понимаю, как Ник меня дополнял. И какой важной частью меня он был. Я стала какой-то неуверенной. Я не знаю, как это объяснить. Просто… Не знаю. Но… Но потом всё немного изменилось. Я своего парня встретила. Точнее… Это сейчас он мой парень.» «Да? И кто же это?» «Миша. Он тоже кролик. Я познакомилась с ним после его звонка в полицию о каком-то агрессивном звере. Он напал на соседа Миши и пытался добраться до него, но он сбежал, когда услышал сирену. Короче, мы потом разобрались с этим зверем. Он оказался наркоманом и пьяницей. А… С Мишей я продолжила держать связь. Уже потом после кучу встреч мы стали общаться и с Димой. Мы как-то вместе гуляли. Не знаю. Как будто подростки какие-то. И вот как-то раз Дима пошутил. Сказал, что судьба сама поняла, что мне не до парней, а поэтому она сама свела меня с Мишей именно с помощью работы. Хе… Уверена, что Ник тоже бы так пошутил. И потом бы ещё продолжал меня дразнить. Я… Я теперь даже скучаю. По этому общению с ним. Остряк, который прямо может выбесить, чтобы мы потом в очередной раз помирились. Я… Очень скучаю по этому. Пускай бы дразнил или даже издевался в шутку, но… Но он был бы здесь. Был бы со мной. Всё равно ведь потом бы помирились.» «Понятно. И что у вас теперь?» «Ну, встречаемся. Он такой… Добрый, понимающий. А ещё он… Как Ник.» «В смысле?» «Такой же. Весёлый, жизнерадостный, обаятельный. Красивый.» «Прямо так?» «Да. Я и сама признаю, что Ник тот ещё красавчик. Такой большой, сильный, красивый и умный. Я бы и сама от него тащилась, если бы я не была ему родная. Хотя он и так это знает.» «Ясно. А что с Мишей?» «Я не знаю. Всё как-то само у нас получилось. Я как-то тоже сказала ему, что он похож на моего брата. Только… Сказала лишь то, что он уехал из-за ссоры в семье. И мне просто плохо от того, что я не знаю, как он живёт. Что не знаю, где он вообще находится. На звонки и сообщения не отвечает, а он сам не сказал, куда поедет. По правде у меня так и было. Я не знаю, что с Ником происходит сейчас. И тогда не понимала. Он был в городе, но я не понимала, почему я его не видела и почему он сам не пришёл к нам. Даже хоть какого-то знака о себе никому из нас не оставил. А после его исчезновения я просто не знала, что с ним. Жив ли он вообще. В каком он состоянии, что и о чём думает. Я ничего не знаю. Миша со мной говорил об этом. Говорил, что главное то, что я всё равно его люблю. И… Я с ним согласна, но всё равно. Он там под землёй, а я попасть к нему не могу. Это же… Ужасно. Он совсем недалеко от своей семьи, но даже позвонить ему нельзя. Вот от этого нам тоже было отвратительно. Он рядом, а сделать ничего не можем. И причём мы знаем, что он не заслужил весь этот кошмар.» «Я понимаю. Что ещё можете сказать? Как Настя отреагировала?» «Да также. Отвратительно всё. Но… Мне кажется, что она это всё переносит лучше, чем мы. Она большую часть времени в рейсах. Она привыкла быть так далеко от нас. Плюс её второй пилот является её парнем и у неё там хороший экипаж. Она и сама говорила, что вся эта её компания помогает справиться с болью. Она тоже сказала, что Ник просто уехал, неизвестно куда. В общем… У неё всё стабильнее, чем у нас.» «Ясно. И на всякий случай. Вы уверены, что она никому не рассказала правду?» «Уверена. А я Мише ничего не говорила. Не волнуйтесь. Вся эта информация никуда не ушла за пределы нашей семьи. Поэтому всё нормально.» «Хорошо, спасибо. А… Что ваши родители? Что было с ними?» «А… Ну… Маме было тяжелее. Ну, она же мама. Он её ребёнок. Она всё-таки мама и более эмоциональна. Она тяжело переносила пропажу Ника, а потом правду о нём. Она зажгла несколько свечек в память о нём, просто смотря, как они горят и тают. Она… Она больше потускнела. Она была подавлена, безутешна, безрадостна. Зимой она вроде как немного взбодрилась, потому что видела Ника в новостях и в интернете, но потом он пропал. Она надежду не теряла, но посерела, а тот букет её шокировал. Она была просто шокирована такому букету от Ника и его записки с изменениями за то, что не поздравил её в день рождения и что так и не осмелился придти к нам. Ей это помогло немного. Она стала ждать новые посылки от него, однако они не приходили. Она снова померкла, и в какой-то момент меня и папу это всё достало. Мы все втроём взяли отпуск в августе и вместе с Настей на её самолёте полетели в Карелию. Просто на отдых. Погулять, поплавать на пляжах, просто отдохнуть от всего этого. Мама была против, потому что вот вдруг вы мне позвоните и попросите придти. Посылка от Ника придёт или еще что-нибудь, но мы её уговорили. Потом мы полетели в Швецию также с Настей. Она же за один весь свой лётный период летает в разные места. Вот мы так просто спонтанно вместе с ней и путешествовали. Куда ей прикажут, туда и полетим. Нам такое и раньше понравилось два раза. Когда… Когда мы впятером летали. Вот и в этот раз мы от всего отошли. И в итоге отошли. Мы стали как-то более радостно жить. Более жизнерадостно и оптимистично. Всё-таки мы надеялись, что Ник вернётся. И… Даже таким, каким он был раньше. До всего этого кошмара. В общем, мы просто слепо надеялись на это. Хотя вот папа и я всё-таки сомневались в этом. Мы же видели, как туда пришли военные и всех нас выгнали. Мы видели, как там всё серьёзно.» «Ясно. А что же ваш отец? Как он жил?» «Да… Спокойно. Он учёный. Чего… Он всё понимал. Он больше меня был уверен, что Ник уже не станет прежним.» «Но ведь он пообещал, что сделает Ника прежним.» «Он потом сказал мне, что это он слепо высказался. Бездумно. Он потом понял, что это невозможно, потому что ему просто не с чем работать. Он генетик, а не какой-нибудь кибернетик. Это не его профиль работы. А даже если бы и был его профиль, то ему не с чем работать. Он не смог ничего взять из комплекса. Он просто ничего не успел скопировать, чтобы взять с собой. Поэтому… Он, можно сказать, смирился с тем, что он бессилен. Даже если бы он продолжил работать в комплексе. Поэтому он просто вернулся на работу. Хотя мы так и не поняли, почему он продолжает работать, если ему уже пора на пенсию.» «Он и сейчас работает?» «Да. Говорил лишь то, что он просто хочет приносить какую-то пользу для своих коллег. Чем-то им помогать в их работах, поскольку работу своей мечты с этими детьми от разных зверей он выполнил. А… В плане Ника. Он был в отчаянии. Он до сих пор считает, что именно он виноват в случившемся, потому что он вспоминал тот последний разговор с Ником, где он говорил про своё обещание, про полицию и прочее. Папа стал с ним соглашаться. В общем… Всё-таки это чувство вины у него есть, и оно его не отпускает. Вот вообще не отпускает. Даже после отпуска и кучи объяснений о том, что он не виноват, он всё равно считает себя виноватым. Он только и утверждает, что именно вот его действия привели к тому, что Ник таким вырос и в итоге стал монстром. А всё идёт именно с его работы, где было допущено то отклонение в развитии Ника. В общем… Не изменился он до сих пор. Он… Он подавлен тем, что случилось с Ником. И подавлен тем, что он прямо понимает, что он к этому точно причастен. В общем… У папы сложно всё. Ему даже отпуск и куча разговоров на эту тему вины не помогли.» «Понятно.» «Да. Ну, вот и всё. Я не знаю, что ещё сказать.» «Большое спасибо. Но должен ещё раз спросить. Что у вас сейчас после нашего вчерашнего разговора? О чём думаете вы? О чём думают родители?» «О боже. Что вам сказать? Я уже не знаю. Мы все в отчаянии, нихрена не понимаем, как такое могло случиться, не верим и не хотим признавать. Что ещё я могу вам сказать?» «Ладно, хорошо. Я понял. Спасибо.» «Отлично. Теперь моя очередь вопросы задавать.» «Какие?» «Когда мы хотя бы поговорим с Ником? Когда он пришлёт новую посылку? Когда его отпустят к нам? Что там с ним творят? Почему ему не дают умереть? Что вы точно скрываете от меня насчёт того, что там творят военные? Я хочу всё знать.» «К сожалению, не могу сказать. Это засекречено.» «Что может быть ещё такого важного оставаться в секрете, если вы мне рассказали правду про поезд? Куда ещё хуже можно пойти? Его там действительно пытают?» «Нет. Не пытают. Он… Он содействует в получении информации об этих технологиях, но ему в любом случае не нравится, что он вынужден жить, потому что ему не нравится жить. А когда вы сможете с ним хотя бы поговорить, я не знаю. Это не от меня зависит.» «Но… Можно просто оттуда позвонить и дать нам поговорить?» «Невозможно. Весь объект на три километра закрыт. Никакой сигнал туда не попадёт и никакой сигнал оттуда не выйдет. Там работают лишь рации на специальных частотах. Это место полностью изолировано от внешнего мира. Поэтому невозможно. Извините, но никак. «А лично встретиться?» «Нет. Строгий приказ. Никаких посторонних.» «А тогда почему вы меня туда привели?» «Это было до нападения тех зверей на поезде. И это было д… А… Это было до приказа о повышении мер безопасности.» «Стоять. О чём вы хотели сказать?» «О чём? «О чём? Вы не договорили. Сказали про приказ. Вы хотели сказать другое. О чём речь?» «Так о… О том же. О приказе.» «Нет. Я слышала. О чём вы хотели сказать?» «Я не могу сказать.» «Ага. Значит, что-то есть.» «Да, есть. Но сказать я не могу. Поэтому даже не продолжайте спрашивать.» При паузе все стали ждать ответ Джуди, а Ник даже улыбнулся от ошибки психолога, на которой его поймала крольчиха. «Ладно. Когда-нибудь я всё узнаю.» «Не факт. Так продолжим. Приказ о безопасности. Тем более до побега Ника. Никто не ожидал, что он сбежит со связанными руками. Тем более мы до того дня проверили Ника. У него в голове есть рабочий телефон. Он действительно может позвонить и принять звонок. Не знаю, как именно он это делает. Как-то своими мыслями. Он просто сказал, что видит это у себя в голове. И по этому тоже были предприняты такие меры. Вся эта защита была нужна, чтобы ещё и Ник никуда не мог позвонить. К тому же… После побега у него не меняется статус. Он агрессивный и опасный индивид, склонный к побегу. Он даже признался, что давно хочет сбежать и даже разработал какой-то план. Поэтому там всё строго. А даже если бы его не было, то суть не меняется. В любом случае речь идёт о технологиях внеземной цивилизации, поэтому безопасность превыше всего. Так было и с предыдущими хозяевами этого комплекса. Там была такая безопасность источника всего этой деятельности, что даже у обычной охраны в личных делах не было указана дата и место рождения. Даже место жительства и гражданство. У них там даже имён не было. Поэтому и у нас там высший приоритет к безопасности.» «Ясно. Но… Может, хоть записку от него дадут? Букет же маме дали.» «Это было исключение. Ради более стабильных отношений с Ником.» «То есть сейчас эти отношения уже не нужны?» «Нужны, но на посылки в ущерб безопасности там никто не пойдёт.» «Ладно. А передать что-нибудь ему что-нибудь можно? Записку?» «Могу запись передать. Вот и диктофон.» «Ручка?» «Да. Хорошая штука. Уже много лет с ними работаю.» «Ладно. Спасибо. Так… Куда нажать?» «Сюда». «Спасибо. А, ладно. Так… Надеюсь, пишет. А… Привет, Ник. Мне тут разрешили сделать запись для тебя. А… Я… Я не знаю, что сказать. Мне Иван Львович рассказал, что случилось в поезде и с тобой. Пожалуйста, не делай этого. Я понимаю, что тебе очень плохо, но пожалуйста. Не надо из-за этого отталкивать своих родных и умирать. Пожалуйста. Нам… Нам тебя очень не хватает. Я… Иван Львович рассказал мне правду про поезд и про тебя, а я сказала родителям. Настя пока только не знает. Она ещё не прилетела. А… Ник, пожалуйста, не сдавайся. Я же тебя знаю. Ты никогда не сдаёшься просто так. Я знаю, что тебе больно от всего этого, но пожалуйста. Не бросай свою семью просто так. Мы же всё ещё любим тебя. Пускай и нам тяжело от того, что с тобой случилось и что ты сделал. Правда… Я и мама с папой всё равно не верят, что ты так просто и легко… Сорвался в поезде. В общем… Пожалуйста, вернись к нам. Тебя очень не хватает дома. Будто… Будто у нас из дома всю душу вырвали. С работы тоже. Дима… Хе, он всё тот же чайный мастер, но нам без тебя всё равно… Не знаю… Весь этот год для нас всех был серым и тяжёлым. Я знаю, что ты вряд-ли станешь прежним. Ну, в плане просто себя. Мне очень нужен мой любимый и лучший брат на свете. Мне кажется, что даже в этой ситуации мы бы с тобой остались прежними. Также бы спорили, болтали и ругались, а потом бы помирились уже через десять минут. Ну, ты понимаешь. Умоляю тебя, Ник, вернись к нам. Нам очень тебя не хватает. Ты же наша семья. Я уверена, что ты всё ещё любишь нас и уже не винишь во всём отца. Он и сам себя винит в случившемся. Но я точно знаю, что вы оба ошибаетесь. Просто пойми, что мы всё ещё хотим, чтобы ты вернулся. К нам домой. Мама очень по тебе скучает. Она очень сильно тоскует по тебе и до сих пор не верит, что всё это случилось с тобой. Ты всем нам нужен. Ты же наша семья. Ты душа и опора для всей нашей семьи. И особенно для меня. Я всего равно люблю тебя и хочу помочь тебе справиться со всем этим. Я всё равно жду тебя. Как и все мы. Вернись к нам, пожалуйста. Я люблю тебя.» Во время паузы Ник всё продолжал думать о словах сестры, понимая, как сильно она ошибается в плане своего брата, который по своей воле превратился в чудовище и специально отстранился от всего. «Спасибо большое. Вы точно её передадите?» «Да, точно. Обещаю.» «Спасибо. А… Что ещё вы хотите узнать?» «Ну, я бы ещё спросил, что обо всём случившемся думает ваша бабушка и её муж, но лучше не буду. Я получил то, что мне нужно.» «То есть… На этом всё?» «Да. Спасибо и простите за неудобства.» «Ладно. А… Подождите. Мы ещё встретимся? Я дозвонюсь до вас?» «Да, но вряд ли я отвечу. Тем более не всё от меня зависит. Поэтому надеемся на положительный исход.» «И всё? Просто надеемся?» «Да. Потому что мы с вами лично мало что изменим. Но ладно. Мне пора идти.» «А… Можете как-нибудь позвонить и сказать, как всё прошло, если что-то там случится?» «Не обещаю. Простите.» «Ладно. Э… Ладно, спасибо. Спасибо, что позвонили и спасибо за встречу. И… Что рассказали правду. Хоть… Я и не верю до сих пор.» «Я тоже сначала не верил. Но придётся. Успехов вам всем. До свидания.» «До свидания. Позвоните потом, пожалуйста.» «Посмотрим.» Спустя несколько секунд запись остановилась, и в изоляторе возникла тишина, в которой Ник и президент думали о том, что услышали. — Как же они все разочаруются, — внезапно сказал Ник. — В чём? О чём ты? — спросил психолог. — Душу у них вырвали. У меня её тоже вырвали здесь. А в поезде я её вообще сжёг. Так что вряд ли они будут рады, если точно узнают, кто я такой и что со мной случилось, — ответил Ник, а Иван Львович не верил, что Ник всё равно такое говорит. — Ты издеваешься? Я рассказал ей всё, а она сказала твоим родителям. Ты же всё слышал. Ты слышал печаль в её голосе. Она же тебя любит. — Пускай. Только суть опять же не меняется. Даже она не поймёт, как мне хреново от такой жизни. Поэтому она не знает, что говорит, думая, что я ещё могу вернуться к ним. — О боже мой. Ты издеваешься надо мной. Ты только недавно говорил, что хочешь их увидеть. — И всё ещё хочу, однако не вижу в этом смысла, если я всё равно останусь здесь, и никто меня не убьёт. Никто же меня не выпустит, не нарушит безопасность и не будет убивать такой важный ресурс. Ведь я же огромную пользу принёс, верно, Дмитрий Алексеевич? Такую резню несколько раз здесь устроил, что я уверен, что здесь каждый сантиметр обрабатывали разной химией, чтобы избавиться от всего это гнилья и прочих потрохов. Что я ещё сделал? Весь этот якобы теракт, который случился как раз из-за меня. А потом я свалил и чуть ли не прогремел на весь мир, после чего я абсолютно ничего не сказал ни про генератор, ни про корабль, ни про тот источник, который вдруг включил обиженку и спрятался от меня или от вас сразу же, как перед ним появился я. Я же такой уникальный, полезный и очень важный ресурс. Прямо одна польза от меня. Верно, Дмитрий Алексеевич? — спросил Ник у президента, который продолжал молчать и думать над тем, что услышал в этом изоляторе сегодня. — Итоги вашей деятельности в этом комплексе пока что не подведены. Предварительная оценка такова, что никакая информация об этих технологиях и их создателях нам неизвестна, кроме той информации, которую добыли предыдущие владельцы этого места. — То есть я зря страдаю? — Нет. Каков бы ни был путь, эта информация должна стать нам известна. Мы столкнулись с неизвестной цивилизацией из космоса. Даже если они не агрессивны, мы обязаны всё узнать, если хотим обеспечить нашу безопасность. Поэтому во всём этом есть смысл, не смотря на ваши слова о том, что наше стремление к знаниям лишь обесценивает весь наш труд, потому что мы не добиваемся результата. — Оу, вы слышали тот наш разговор? — Я видел все ваши беседы. И в чём-то вы действительно правы. Мне жаль, что вам приходится жить с таким грузом, однако я, военное командование и всё наше правительство отвечает за всю нашу страну. И наша обязанность — обеспечить нашу безопасность. Поэтому безопасность — высший приоритет. Но взгляните с другой стороны. Всё это могло проходить ещё хуже. — Нет. Не хочу об этом говорить с вами. Какой-то там худший сценарий я обсуждал с Иваном Львовичем. По сути ни к чему не пришли. Я просто понял, что всё могло быть хуже. Только мне легче не стало. Это эгоистично, но мне плевать. Именно здесь я понял, что больше жил ради других, а не ради себя. Что там у меня, Иван Львович? Синдром спасателя? — Почти. Не полный. Но только не возводи всё в абсолют. Ты действительно всё-таки часто действовал и в своих интересах. Ты думал о других, но не забывал и про себя. Поэтому ты даже сейчас готов умереть лишь ради того, чтобы никого не убить. В любом своём состоянии не убить. — Если бы меня это волновало, то я сидел бы в глухом лесу прямо в земле и ждал бы смерти, а не попёрся бы в город, где я рисковал всеми вокруг. — Нет. Это показатель твоей воли. — Какая воля? Я слабак. Я не сдержался перед каким-то бредом, который мне навязало моё подсознание. — Нет. Это именно показатель твоей воли. Показатель того, что ты в любой ситуации хочешь помогать другим. Как ты делал это много раз на работе. — На работе я от резкой случайности не превращался в дикаря. Поэтому не важно это уже. Сейчас у меня всё твёрдо. Я эгоист. Меня больше волнует моя личная выгода. — А встреча с родными входит в твои личные интересы? — Да, но это желание теряет смысл ввиду того, что обстоятельства не позволят этому случиться. — Ты их любишь? — Да, но мне сложно это точно сказать и я сам не уверен, так это или нет. — Ты ненавидишь военных? — Не всех. Что за быстрый опрос? К чему клоните? — Ненавидишь меня за то, что я с тобой играл и использовал твои эмоции? — Нет. — Кто я для тебя? — Хороший психолог, который вправил мне то, что мы все называем ещё моими мозгами. — Сколько тебе лет? — Если бы был жив, то было бы 28. — Любишь шахматы и головоломки? — Да. — Что ты знаешь о об этом мусоре? — Ничего, — сразу ответил Ник, после чего почувствовал паузу и продолжил смотреть на пристальный взгляд психолога, который в какой-то момент улыбнулся, от чего Ник понял, что его всё-таки подловили, поскольку он быстро и точно отвечал на вопросы, которые быстро обдумывал в голове, после чего Иван Львович посмотрел на президента и на камеру в углу. — Ещё доказательства нужны? — Вопрос слишком короткий и не точный, — сразу высказался маршал. — Ой, да бросьте. Я уже всё доказал. Хватит его мучить, а меня нагружать. Я уже всё доказал кучу раз. Ну, не врёт он. — Есть мотивы для вранья. — Аккуратнее, маршал. Вы сейчас разжигаете во мне интерес к продолжению жизни. Я могу захотеть продолжить жить лишь для того, чтобы вас превратить в выпотрошенный отброс, — снова с угрозами начал говорить Ник. — Всем остановиться, — высказался президент, поскольку не хотел допустить очередную перепалку. — Да что? Этот кусок говно игнорирует сраные факты, как кретин, который думает, что Земля плоская. — Я сказал, остановиться. Не устраивайте очередную перепалку. Я и так понял, какие между вами отношения. Иван Львович, вы готовы предоставить свой доклад? Он готов? — Да. Всё готово. — Хорошо. Тогда ждите ответ. До встречи, — сказал президент и сразу же отключился. — И что это было? Он решил что-то? — спросил Ник. — Я не знаю. Может, решил. Но ладно. Его дело. Поговорим о том, что ты услышал во всех этих записях? — Не хочу. — Что? Почему? — Не хочу. У меня период осознания и размышлений. Мне лень говорить. Мне лень даже объяснять, почему я сейчас не настроен на беседу с вами. Я вас не шлю, но просто не хочу говорить. Я… Хочу подумать. — А… Ладно. Хорошо. — Спасибо. Только можно мне записи ваших встреч? — Без проблем, — ответил Иван Львович и дал Нику ручку со всеми записями. — Так… А… Это что? Это та, что вы ей дали? — Нет. Это вторая. Она записала всё. Просто связь с ноутбуком установи и слушай. — Я знаю. Сам такую хотел купить. Только не успел. — Ясно. Тогда… Я пойду. — До свидания. И спасибо, — ответил Ник, проводил взглядом психолога, скопировал с ручки все записи и стал повторно и раз за разом проигрывать на ноутбуке, забивая свою память этими повторами, как он её забивал кино, кубами и шахматами, и всё время слушая голос Джуди, который он сейчас хотел именно слушать, а не вспоминать.