Уникальный организм/подопытный/жертва. Предвестник мира/бог войны. Герой/Ходячий мертвец. Легенда

      Вечером в день приезда Ника с работы вернулась Джуди, которая была возмущена тем, что от неё скрыли то, что сегодня случилось, от чего она хотела позвонить Ивану Львовичу и высказаться ему о том, что так поступать нельзя, но её отговорили от этого и от желания подойти к Нику и также высказать ему своё недовольство. В итоге она просто успокоилась, но продолжила злиться, поскольку ничего другого она больше не чувствовала, от чего ей хотелось поскорее придти к Нику и высказать ему всё, что она думает, а уговоры родителей с указаниями от психолога по недопущению контактов с Ником лишь усиливали её злость на всё вокруг. Из-за чего ей с каждым днём становилось лишь сложнее быть рядом со всеми, кто не знает правду. Раньше она спокойно могла поговорить хотя бы со своими коллегами, которые знают, что было, но сейчас её бесил каждый день, потому что она не должна говорить даже Диме о том, что Ник живёт у них дома. Её это бесило уже больше месяца, однако иногда она себя успокаивала тем, что когда-нибудь она встретится с Ником и выскажет ему, а вечерний разговор про внезапного Ника дома её даже обнадёжил, поскольку в выходные придёт Иван Львович и устроит им беседу по душам, где Джуди будет рада его избить. И вскоре утром в субботу им позвонил Иван Львович, узнал, что на выходные ни у кого нет планов, а поэтому он может приехать к ним, и через несколько часов он приехал, позвонил в звонок и после открытия двери увидел всю семью. — Здравствуйте. — Здравствуйте, — ответили родители разом. — Иван Львович, можно к нему зайти? — сразу спросила Джуди. — А… Ага. Уже сразу хотите с этого начать? — Да. Только вас и жду. — Почему? Вы могли и сами к нему придти. — Ну, так вас же нет. Вдруг ещё по какой-то причине этого урода заберут, и я ничего не успею сделать. — Ладно, хорошо. Тогда немного с вами поговорим и пойдём. — Сразу вопрос. Можно на него орать и использовать сковородку? — Можно. — Что? Нет, — сразу высказалась Френки, надеясь, что психолог всё-таки не одобрит большую ругань и рукоприкладство. — Извините, но это необходимо. — Но так нельзя. Я не позволю им так ругаться. — Мам, ну, не начинай. Я хочу ему вломить, — ответила Джуди и пошла за психологом, который пошёл на кухню, а за ними пошли и родители. — Джуди, так нельзя. Он твой брат. — Да урод он, а не брат. Брат не стал бы такой тварью, как он. — Не говори так. Он… Он изменится. Он уже изменился. Нельзя так делать. — Да пошёл он нахрен. Я не собираюсь любезничать с ним после всего, что он натворил. — Не беспокойтесь, Френки. Я буду рядом. Мне кажется, что Нику с Джуди даже будет легче говорить, чем с вами. — Почему? — Потому что Джуди сразу скажет ему, что она о нём думает. Он тоже не будет сдерживаться. Поэтому сейчас об этом и поговорим. Садитесь, — сказал Иван Львович и сел вместе с Джуди за стол, а родители позади на диван, после чего они начали подготовительную беседу, где Джуди узнала, что ей будет нужно делать в каких-то ситуациях, а что не делать, и при этом сама рассказала, как крайне сильно злится на Ника и просто бесится от всей этой кошмарной ситуации, потому что она вынуждена молчать про Ника даже с Димой и своим начальством. В итоге Иван Львович понял важные подробности, наслушался уговоров от старших зверей, которые никого ни от чего так и не отговорили, после чего Джуди вместе со сковородкой пошла за барсуком, хотя против сковородки выступали родители, но они даже силой не стали останавливать дочь и психолога, поэтому они просто стали бояться грядущего. Когда же они пришли к двери, то Иван сразу постучался, а Джуди не терпелось сразу же ударить Ника в лицо. — Да? — Привет, Ник. Это я. У нас с тобой сегодня встреча. Надеюсь, ты нас сейчас примешь и не заставишь меня ехать домой? — Лучше бы заставил. Сколько вы возитесь со всеми нами? Домой не пора? А-то вы зачастили со всем этим. Как бы ваша жена не подумала, что вы куда-то от неё уходите в укромное место для чего-то. — Не волнуйся. Всё нормально. Как раз скоро в отпуск поеду. Так ты впустишь нас? — спросил Иван Львович, и тут же зазвучал звонок, после чего Ник открыл дверь и увидел всех в коридоре. — Ну, что? Кто сегодня наш страдалец? — Слабо догадаться, или глаза подводят? — спросила резко Джуди, ещё до этого демонстрируя сковородку перед дверью, а теперь она даже ей дёрнула, чтобы Ник всё увидел. — О-ох ты ж, бляха муха. Хера себе. Как я по тебе скучал, дорогая. Ну, что? Готова к новому раунду? — Впусти и сам узнай. — Ого. Да ты напрашиваешься. А говорят, что это я не меняюсь, — с усмешкой сказал Ник и отошёл дальше в комнату, впустив двух зверей, а когда он встал на полу, чтобы сесть, то повернулся к гостям и сразу же получил удар сковородкой по лицу. — Я тоже рад тебя видеть. — Чё? Ты так долбанулся, что теперь удары в лицо воспринимаешь, как приветствие? — По сравнению с гранатами перед лицом ты меня сейчас легонько чмокнула. — Ещё поцелуев уже захотел? — спросила Джуди и уже замахнулась, но вмешаться решил психолог. — Так, стоп. Подождите. Ещё успеете наругаться. Сядьте оба, пока я тут разбираюсь, — сказал Иван Львович, включил камеру на столе, попутно включил диктофон в ручке, настроил всё на планшете и дал его родителям в коридоре. — Всё. Можете смотреть. Только ничего не нажимайте. И не вмешивайтесь, пожалуйста. Хорошо? — А если что-нибудь случится? — Я разберусь. Всё в порядке. Идите, — ответил Иван Львович, закрыл дверь и сел на диван рядом с Джуди, смотря, как брат и сестра строго друг на друга смотрят, будто готовы в любой момент даже драку начать. — Ну? Начнём? — Ты урод тупой, ты в курсе? — сразу резко спросила Джуди. — Ой, опять. Ну, придумай что-нибудь другое. — А что ты тогда ещё заслужил? — Да там прекрасно и мат подойдёт, но это не твой формат. Но всё равно подумай лучше. Разнообразнее. — Совсем оборзел? Ты меня ещё и ругаться будешь учить? — Да легко. Я за это время так сильно развязал свой язык в голове и стал так ругаться, что ты охренеешь. — Ты уже ругался при мне. Чем ты ещё можешь меня удивить? — Ой, я даже не знаю. Моё отношение ты уже видела. Блин. То есть я всё-таки тебя разочаровал? Не удивил? — Будто ты был на это способен. — Так, а вот это уже оскорбление. Я на многое способен. — На что? Семье грубить и слать её нахрен, как тварь тупая? Для этого много мозгов не надо. — Именно. Потому что не факт, что они у меня ещё есть. — Как это отменяет то, что ты тупица, который не может нормально с родными говорить, будто они для тебя враги какие-то? Ты вроде не дебил или всё-таки дебил? Ты вообще себя контролируешь? Или у тебя такое в голове творится, что с твоими симптомами тебя надо запереть в самой охраняемой психушке строгого режима? — В принципе я на такое могу годиться. Всё-таки у меня голова разорвана давно. — А язык подвешен также, как раньше, и даже хлеще. — Напомнить, чего у меня нет? — У тебя и кое-чего другого тоже нет, но это не значит, что ты не можешь поступить, как взрослый мужик, а не тупой и отвратительный трус. — Ты сперва докажи, что я мужик, а уже потом говори, что я должен. — То есть ты настолько трус, что готов отрицать свою суть, а не только за свои слова не отвечать? Совсем охренел? — А ты иного ждала от своего тупого братца, который прошёл через дерьмо? — Заткнись! — крикнула Джуди от злости и от очередных слов про то, что Ник пережил. — Сюда сел, — сказала Джуди и указала перед собой на пол. — Чтобы ты меня спокойно била и тебе даже вставать не пришлось? Это ещё я охренел? — Ты другого и не заслужил. Живо сел! — А если я не хочу? — А если я тебе сейчас лицо оторву? — А убирать кто будет? — А чья комната? — А рука поднимется? — А у тебя пасть поднимется послать меня нахрен отсюда с концами? — А ты этого хочешь? — А ты уже напраситься хочешь? — спросила Джуди, и Иван Львович уже лично увидел такую связь между ними обоими в таком странном общении, что лишь сильнее заинтересовало его. — А ты думаешь, что я и до этого не напрашивался? — А ты в курсе, что ты напрашиваешься с нашей последней встречи в твоём подвале? — Тогда это была моя бурная молодость. Сейчас-то я немного другой. — О да. Ты теперь не просто урод. Ты тупой и умный урод. — Сама поняла, что сказала? — А кто из нас тут гений? Самому слабо подумать и понять? — Да, прикинь. У меня нет времени на мысли. Я постоянно нахожусь в плену собственных воспоминаний, поэтому у меня ничего не остаётся, кроме терпения этих воспоминаний. Ты хоть знаешь, какого чувствовать и при этом жить с мыслями, что это не кончится? — спросил Ник, от чего Джуди не выдержала, сорвалась, быстро подскочила к Нику и сильно ударила его по лицу сковородкой. — А ты знаешь, какого жить, как я, ублюдок ты сраный?! — громко спросила Джуди, так как её распирал гнев и ярость. — Ты хоть знаешь, какого жить, как я, урод? — спросила Джуди и сразу несколько раз ударила Ника сковородкой, Иван Львович продолжал с интересом наблюдать, а за дверью два зверя пугались того, что видят. — Жить… Жить после того, что мы все пережили. Ты… Ты бесчувственное говно. Ты не знаешь, как нам всем было плохо. Потерять столько друзей хрен знает где и хрен знает почему. — Понимаю. Так-то они и моими друзьями были. — Заткнись! — крикнула Джуди и снова ударила сковородкой. — Так-то я всё понимаю. Я их сам убивал. Знаешь, какого жить с этим? — А ты знаешь, какого было жить мне с тем, что я знала? Моего родного брата превратили в чудовище, наши друзья погибли от хрен знает чего, мы сами нашли хрен знает что и были втянуты в какой-то бред, где и погибли наши друзья неизвестно, за что и почему. А потом… Молчать об этом. Вообще никогда никому не говорить о том, что случилось. А потом пришли военные и сказали всем окончательно заткнуться, чтобы никто никогда не узнал, что там произошло. Знаешь, что это такое? — спросила Джуди и ещё раз от злости ударила Ника. — Быть на похоронах и видеть всех, кто не знает правду? Сочувствовать всем их близким, которые не знают, за что они погибли, а сказать ты им не можешь, потому что сказали заткнуться? — А что? Вы даже не придумали, что им сказать? — спросил Ник и снова получил удар в лицо. — Естественно, придумали, дебил. Просто кучка уродов с оружием, которые умудрились нас застать врасплох. И чё? — спросила Джуди, ударив в очередной раз. — Что это меняет, урод? Никто не знал, что случилось. С некоторыми мы прощались через гробы, потому что ты их так убил, а никто даже не знал, почему именно они погибли так. Всех заткнули. А потом ты сбежал, и наши капитан и полковник это знали, но даже мне они ничего не сказали, а потом ты бродил там, как кретин. Знаешь, что это такое, когда ты абсолютно ничего не знаешь и абсолютно ничего не можешь сделать? — Поверишь, если я скажу, что я это всё знаю? — Врёшь! — крикнула Джуди и снова ударила, от чего за дверью двум родителям становилось только хуже и тяжелее смотреть на этот кошмар между своими детьми, где ещё и Иван Львович ничего не делает. — Ты знаешь. Ты знаешь всё. Ты знал всё и нихрена не делал. Ты знал, что нам было тяжело, но нихрена не сделал, потому что повёл себя, как трус, которому не хватило духу посмотреть в глаза тем, кого ты выкинул в мусор, когда как твои родные тебя не кидали. Ты поступил, как настоящий урод. — Я поступил так ещё тогда, когда решил с концами уехать. Потом зимой ничего не изменилось. Я кинул вас всех ещё до этого. У тебя претензия к тому, что я кинул вас в декабре, когда я на самом деле кинул вас ещё в октябре? Ты отрываешь одно от другого. Там и там я был уродом по твоей логике. Что изменилось? Ничего. Как в прежнем состоянии я вас всех послал, так и потом я вас послал. Для меня ничего не изменилось. У тебя тогда что за проблема? После того, как ты нашла меня, я вдруг снова стал для тебя родным братишкой, который просто импульсивно решил уехать? Или ты думаешь, что я должен был и даже сейчас должен не обращать внимание на всплывшую правду о себе, а потом всё то дерьмо, что со мной случилось? И теперь ты умудряешься меня винить в том, что я вас всех послал, хотя сама знаешь, через что я прошёл? У тебя всё нормально с головой? — ёмко высказался Ник, поскольку у Джуди в этот раз не поднялась рука для удара, а Иван Львович внимательно выслушал это всё и решил узнать, как же ему ответить Джуди, поскольку он сам лично такие вопросы не задавал крольчихе, поскольку не додумался, и теперь ему стало крайне интересно, но потом Джуди с разочарованием и ударом напоследок в лицо Ника обернулась и со злобным вздохом села на диван, смотря на Ника и пытаясь понять, что он сказал. Пару минут висела тишина, поскольку Джуди думала над ответом, Ник молчал, а Иван Львович терпеливо ждал ход Джуди и при этом удивлялся вежливости Ника, который за это время не издал ни одного звука, будто хотел дать сестре спокойно подумать, пока та внезапно не вздохнула. — Ты… Ты хотел уйти. Нет… Ты будто почти ушёл от нас. Пока ты… Не пропал. Я… Мы искали тебя. А когда нашли, и шеф сказал нам, кто на нас напал… Я была в шоке. Не верила, что тогда ещё моего брата превратили в чудовище. А потом ты… Стал ненавидеть всех. Меня, капитана, папу. Ты ненавидел всех. Я не верила, что это говоришь ты. Я считала, что ты… Просто зол, но потом… Ну… Изменишься. Перестанешь так относиться к нам. Но… Ты всё уничтожил, когда меня пригласили к тебе. Ты… Ты был ужасен. Ты уничтожил всё, чем я жила после твоей пропажи и после того, как нас выгнали военные. Все надежды просто исчезли. Ты… Был… Жесток, ужасен, отвратителен, страшным, грубым и просто мерзким. Я не верила, что… Ты… Что этот тип является моим единственным братом, который был для меня ближе всех. Тогда ты уничтожил всё, на что я надеялась. Я… Я не знала, что делать. Я не верила в это. Я просто злилась на тебя. — И что? Хочешь сказать, что ты даже после той нашей встречи не поняла, почему я так себя веду? Я узнал, кто я, а потом узнал, что из-за своего происхождения я стал таким, и плюс я просто стал таким. Тебе этого мало? — Но ведь… Ты же мог понять нас. Ты должен был понять родителей. — Говорит та, кто не является результатом работы инкубатора в прачечной. — Да… Ты издеваешься? Они дали нам всем нормальную жизнь. — А потом они сами всё угробили, а потом я ещё и стал таким говном из-за того, что я таким родился. Тебе мало? И ты ещё говоришь, как вам было херово? — Да. Нам… Нам всем плохо без тебя. И как было плохо, когда ты стал таким. Ты мог… Попытаться изменить своё мнение, потому что ты нам ещё дорог. — Ясно. Мы опять возвращаемся к моему извечному вопросу. Зачем? Зачем мне это делать? Вот лично для меня какая в этом выгода? Никакой. Я узнал, кто я, а потом стал таким. Я убил собственных друзей, чуть не убил тебя и узнал, почему именно я остался жив и в итоге стал таким. Ты понимаешь, что я тогда просто самого себя ненавидел? Я всё ненавидел. Себя, свою память, вас всех, военных, отца, учёных. Я ненавидел всех и всё подряд, потому что это случилось со мной, а я просто злился на всё и даже ничего не разбирал. Я даже его какое-то время ненавидел, потому что ко мне притащили сраного мозгоправа после всей этой хрени. — Но ведь это было раньше. Это были эмоции. Ты был не в себе. — Так ничего не изменилось. Даже сейчас. Разве что вопросов «Зачем?» стало меньше. Я до сих пор ненавижу всю свою жизнь, и лучше бы я уже давно сдох, чтобы больше никогда это не терпеть, потому что мне надоело это терпеть, и я это всё ненавижу. Давай вот так договоримся. Наш мудрейший учитель жизни заметил, что у меня наметился прогресс, потому что я стал в чём-то уступать. Например, не стал говорить маме о том, что именно случилось, благодаря чему я оказался здесь. Как бы да. Это правда. Вот он — рисковый гребанат с поехавшей башкой, но он со всеми договорился. Договорились даже со мной, хотя все знали, какое я говно. Однако вот я здесь. Но тут вмешались мои наблюдатели из той помойки и сказали, что нельзя. Нельзя разглашать эту информацию. В итоге я решил не давить дальше на эту тему, хотя раньше я бы на всех плюнул и продолжил бы говорить. Тогда же после грубостей маме я пришёл сам, что тоже считается прогрессом. Потом я сказал, что мы можем пропускать вопрос о том, почему мама до сих пор относится ко мне, как к родному, хотя я натворил столько всего, что меня можно записывать во враги народа и даже международного преступника. Я пошёл навстречу и забил. Сказал, что мы можем обходить эту тему, если нашим отношениям нужен прогресс. Я решил пропускать этот вопрос, хотя я был против этого, потому что это было крайне важно, но вот прямо сейчас… Две секунды назад я понял, что вы и так это всё знаете, а поэтому нахера я это всё пересказываю, но ладно, а поэтому забили. Короче, я пошёл на уступки. Давай и мы с тобой договоримся и пойдём дальше. Пройдём всю эту тему, что ты не понимаешь, почему я был таким и даже остался таким же. Ты больше не будешь трогать эту тему, чтобы мы пошли дальше. Например, можем перейти к тому, что ты меня ненавидишь. Ты расскажешь, почему, что, как, когда, и мы наконец-то придём к настоящему времени, где ты, как я понял, злишься на меня ещё сильнее. Мы просто пропустим то, что мы друг друга никогда не поймём. Мы об этом будем говорить, но понимать не будем, потому что тупо не сможем, а поэтому не будем талдычить друг другу в то, что вы мы нихера друг друга не понимаем, из-за чего ты будешь лишь срываться, а я так и продолжу тебя провоцировать, а это будет лишь злить тебя, в результате чего ты в итоге пошлёшь меня, но вернёшься, а если мы так и продолжим так ругаться, то тебе будет от этого только больно и ужаснее, а поэтому давай пропускать пункт о том, что мы друг друга не поймём, и не будем упрекать в этом друг друга, чтобы избежать конфликтов в этом плане. Ты можешь ненавидеть меня за такое предложение, но вот, что я понял. Вот за всё это время, что я такой. Какое бы говно не встречалось, придётся что-то выбирать. Я шёл на уступки и договорённости в комплексе, потому что не хотел быть прикованным к столу и провести так неизвестно сколько времени. Я не хотел проходить все эти испытания на полигоне, где я взрывал сам себя, чтобы узнать, на какой стадии я превращаюсь в ту самую тварь. Я не хотел иметь дел с военными по всем возможным причинам и не хотел делать то, что мне говорят. Даже если всей нашей планете грозило вторжение пришельцев. Я не хотел иметь с ними никакого дела и до сих пор не хочу, однако я понял, что нужно выбирать меньшее из зол. Это трудно, но надо, иначе ничего не сдвинется с места. Я понял это, когда сам осознал, что меня запрут, если я попробую сбежать, но меня схватят. Я понял это, когда Иван Львович до всех донёс, что я сойду с ума, если так и продолжу жить в комплексе. Если ничего не менять, то я свихнусь и уже в своём уме превращусь в урода, которому плевать на всех, кого он убьёт. Поэтому… Вот. Мне надо было выбирать меньшее из зол. И я выбрал жизнь здесь. И отвечу наперёд. Это меньшее, потому что мне не нравится, что вы видите меня в таком виде, и мне в целом до сих пор не нравится просто жить, потому что я такой и всё остальное. Однако и выбрал. Поэтому и тебе советую выбрать наименьшее. Мы с тобой не будем упрекать друг друга тем, что мы друг друга никогда не поймём, а это не будет вызывать нашу ругань, которая никуда не приведёт. Спроси Ивана Львовича. Уверен, что он давно понял, что ругань со мной нужна, если она идёт на пользу и двигает прогресс в плане меня. Так он меня и расколол в самом начале со своими провокациями. Вот и предлагаю тебе. Договориться и забить на пункт с этим непониманием, чтобы больше не возникало ругани, которая никак нам не помогает, а лишь тормозит наш процесс и делает тебе лишь хуже. Договорились? — спросил Ник после долгого монолога, который Джули пыталась понять, однако она немного запуталась и посмотрела на психолога, который и сам не знал, что нужно здесь сказать, поскольку Ник снова его удивил таким почти что откровением, будто его снова осенило, и он начал думать о других, а не только себе. В итоге вся комната была тихой, пока Джуди не оставила сковородку на кровати и не ушла в коридор, чем поразила всех, но Иван Львович решил отвлечься и попробовать поговорить с Ником. — Слушай, ты что сделал? Ты психологию в интернете начал изучать? Что-то читать про семейные отношения? — Бывало и такое. Иногда проверял ваши методики работы со мной. Совпадения находил. — Тогда что с тобой происходит? Что это было? Тебя вдруг осенило посреди разговора? — Ну, бывает. В прошлый раз мне понадобилось десять секунд, чтобы всё понять. Прогресс? — Ага. Крайне непредсказуемый прогресс. Ты опять унижаешь меня и мои прогнозы. — Ну, погода тоже склонна меняться за несколько часов. — Только с тобой это всё будто спонтанно происходит. Меня это тревожит. — Почему? Я вру? — Не знаю. Поиграть со всеми ради забавы. В перерывах между изучением истории Руси и Монголии и показа разных непристойностей своим наблюдателям ради той же забавы. Кто тебя вообще уже знает? — Вы знаете. — Да, но ты меня ещё сильнее удивляешь. — Значит, вы правы, и жизнь дома только пошла мне на пользу. Я в интернете, а поэтому всё-таки эволюционирую, а не деградирую на одном месте в одном подвале, проматывая сотни раз кино, кино, кино и опять кино. Что, если это очередная аномалия, но уже положительная? — Так в этом тоже проблема. Я не понимаю эту аномалию. — Значит, поймёте. Не грянут же завтра пришельцы, чтобы превратить наш мир в мусор, потому что мы нашли их мусор. — Не знаю… Я… Так… Сиди. Никуда не выходи, — ответил Иван Львович и ушёл к Джуди, закрыв за собой дверь, попутно думая о том, что сейчас случилось. Его поразило такое поведение Ника и реакция Джуди, поэтому он решил сперва пойти к ней, чтобы понять крольчиху и увидеть общую картину. Он нашёл всех в комнате Джуди, где родители сидели по бокам и пытались поговорить с дочкой, которая просто сидела и молчала от шока. — Милая, поговори со мной, пожалуйста, — просила Френки, а Иван Львович стал внимательно наблюдать за крольчихой, пытаясь понять, что сейчас с ней произошло, и основным выводом он посчитал нервный срыв от непонимания внезапного предложения Ника, но его отвлёк сам Ник в коридоре. — Может, мне чай сварить? — спросил Ник, и психолог со вздохом повернулся к двери. — Я же… — Убирайся! — во весь голос прокричала Джуди и кинула в Ника подушку, чему удивились все присутствующие. — Так я… — Свали нахуй, сука! — неожиданно выругалась матом Джуди, чем обескуражила абсолютно всех так, что среагировать успел только Ник, который скрылся за углом. Она продолжала ещё несколько секунд смотреть в пустой коридор, но потом спокойно села, заныла и в итоге разрыдалась от эмоций, шока и огромного гнева, уперев лицо в руки и перестав обращать внимание на всё вокруг, а Френки автоматически обняла дочь и попыталась сама не заплакать после всего, что она увидела. Джон также обнял дочь, а Иван Львович стал изучать этот резкий срыв, который довёл Джуди до мата, которым она никогда не пользовалась, а сейчас сорвалась, и психолог стал накидывать теории и быстро пришёл к выводу о том, что в этом виноват он сам. Он быстро проанализировал свои планы и прогнозы и понял, что сам довёл Джуди до нервного срыва, поскольку недооценил её накопившийся гнев из-за того, что она вынуждена скрывать Ника у себя дома, из-за злости на самого Ника и его поведение и просто из-за всего того, что случилось с их семьёй, после чего он только сейчас вспомнил про Новый год и то, что к ним домой может кто-то приехать в гости, а с Ником ситуация может вылиться в неизвестно что, поэтому он решил отправить Ника на несколько недель в комплекс, чтобы Иван Львович дал всей семье отдохнуть и придти в себя и особенно Джуди, с которой он будет работать в дальнейшем, а пока он решил сразу же убрать Ника, чтобы из-за него больше не возникало проблем, как было сейчас поэтому он пошёл к Нику, чтобы через камеры наблюдатели в комплексе всё передали куратору и немедленно его увезли, и через несколько секунд он близко подошёл к Нику. — Быстро вы. — Так, Ник, сейчас ты немедленно возвращаешься в комплекс. А… Ребят, позовите к телефону Дмитрия Ивановича. Неотложный выезд Ника в комплекс по моему срочному распоряжению, — говорил вслух психолог, зная, что наблюдатели всё видят и слышат и обязаны доложить. — Почему? — У твоей сестры тяжёлый нервный срыв. С ней нужно поработать, а ты будешь только мешать, поэтому ты немедленно уходишь. — Но… — Нет, ты сейчас ни за что мне не перечишь и не споришь со мной. Сейчас ты просто слушаешься меня. Включи своё недавнее осенение, подумай о психическом состоянии родной сестры и пойми, что ты ей сейчас не нужен, потому что ты у неё вызвал такой нервный срыв, что она сматерилась, а поэтому ты слушаешь меня и уходишь отсюда. Понял? — спросил Иван Львович, и Ник всё-таки немного подумал о Джуди и решил подчиниться. — Ладно. Подожду в прихожей. — Отлично. Иди и жди. А… — говорил Иван Львович, пока ему не позвонил куратор. — Иван Львович, что происходит? — Вынужденная мера ради стабилизации обстановки в этой квартире. — Зачем, если Ник ничего не натворил и стабилен? — А его сестра нет, поэтому его надо убрать отсюда, пока я не разбирусь. — Нет. Протокол касается различных состояний и действий Ника, и в данной ситуации он спокоен. — Протокол также позволяет убрать его в случае угрозы или вреда окружающим. Он сейчас довёл свою сестру до крайне сильного нервного срыва, а если учесть, что она внезапно сматерилась, то возможен психоз, причиной которого стал диалог с Ником, а это подпадает под протокол и моё личное право требовать убрать его отсюда в случае вреда окружающим, поэтому немедленно увидите его отсюда, — объяснил Иван Львович и стал ждать ответ во время паузы. — У вас четыре минуты. После этого он покинет дом. Вас тоже забрать? — Нет. Я остаюсь. — Принято. — ответил Дмитрий Иванович и закончил разговор, а Иван Львович вышел в коридор, увидел Ника на ковре в прихожей и пошёл в комнату, где Джуди всё ещё плакала, но лежала на боку на кровати, Френки просто сидела и держала дочь за плечо, а Джон сидел рядом на кровати и смотрел на крольчиху, и тут родители услышали кряхтение Ивана Львовича, который звал их в коридор, и кролик решил пойти сам всё узнать, поэтому он встал и пошёл на кухню, закрыв дверь в комнату дочери и не заметив Ника в темноте прихожей. — А… Джон, планы меняются. Ник немедленно отправляется в комплекс. — Почему? — Из-за Джуди. Ник вызвал у неё нервный срыв, а я это допустил, поэтому они не будут встречаться, пока я не разрешу. Скорее всего, уже в следующем году. — Но… Что тогда сейчас случилось? Она никогда так не кричала… И… Никогда не материлась. Совершенно никогда. — Да, это и есть моя ошибка. Я не предполагал, что Ник внезапно уступит и… Видимо, таким образом он шокировал Джуди, и она не выдержала такой его выходки, поскольку вот только что они ругались, а теперь он предлагает мир. Возможно, она сорвалась из-за этого и из-за своей злости на Ника. Поэтому он отправляется в следующий год, а я буду работать с Джуди. Возможно, я недооценил… Так сказать, эмоциональное состояние вашей дочери. Она была на большей грани, чем мне казалось, и Ник в итоге довёл её до срыва. Даже двух. В первый раз она от шока ушла, а потом накричала на него. Это крайне серьёзно, поэтому Ник… Уже… Наверное, через минуту уходит. — Чт… Как через минуту? — По моему требованию его немедленно заберут отсюда, чтобы он больше никак не взаимодействовал с Джуди, пока я не решу иначе. — Нет, подождите. Сейчас что, ворвутся прямо в квартиру? — Нет. Они все адекватные, поэтому просто позвонят в звонок. — Но ведь… Так нельзя. Нас не предупреждали. — Вас не предупреждали и в прошлый, раз ничего страшного не случилось, а теперь страшное случилось, поэтому нужно избежать дальнейшего осложнения ситуации. У Джуди возможен психоз, поэтому нельзя допустить её нового срыва, когда она в таком состоянии. Она должна успокоиться и придти в себя, а Ник сейчас этому будет лишь мешать, и поэтому он… — не договорил Иван Львович, так как прозвучал звонок двери. — О, я открою, — крикнул Ник из коридора, и Джон сразу же побежал в коридор, где Ник открыл дверь, за которой стояли звери. — А я вас не знаю. Вы из группы захвата, да? Тогда захватите меня всего. — Нет! Ник, стой. Так нельзя. — Почему? Мудрейший сказал своё слово. — А как же мы? Ты даже ничего не хочешь сказать? — Что происходит? — спросила вышедшая из комнаты за спиной кролика Френки. — Пока, мам. Я себя плохо вёл, а поэтому Иван Львович шлёт меня мариноваться и думать над своим поведением. — Что? Нет. Иван Львович… — Всем пока. В темпе, ребят, пока не началась погоня, — сказал Ник зверям и сам к ним охотно вышел, захлопнув дверь, а родители пошли за ним, но в итоге остановились перед дверью, так как вместе поняли, что их не пустят к Нику. — Иван Львович, что произошло? — сразу спросила Френки. — Моё решение. Его увели по моему требованию ради вашей дочери. — Но… Почему? — У неё был сильный нервный срыв, хотя я бы сказал, что их было два. Это также похоже на психоз. Суть не меняется, и поэтому нужно убрать раздражающий фактор, то есть Ника, который довёл её до такого состояния, а мне нужно с ней поговорить, но после того, как она успокоится, поскольку я тоже совершил ошибку и недооценил её эмоциональное состояние. Оно оказалось хуже, чем я думал, и поэтому она не выдержала поведения Ника и сорвалась. — Но… Ведь… Это просто крик. Вы же сами говорили, что им можно кричать друг на друга. — Джуди сматерилась. Она не выдержала всего этого. Это сильный нервный срыв. Тоже самое было и у Ника год назад. Столько кошмара навалилось именно на него за несколько дней. Для нас это было полтора месяца, но для него неделя. Агрессия, отчаяние, страх, боль, шок. Всё это довело его до ругани и мата, который он никогда не использовал. У Джуди аналогичный случай, поэтому ей сейчас нужно успокоиться, а Нику на время уйти из её жизни, пока ситуация не улучшится и они не будут готовы говорить снова. Плюс… Я поздно обратил внимание. У всех на носу Новый год. К вам, скорее всего, приедут близкие звери, а Ник в схему праздника не вписывается, даже если в его комнату никто никогда не зайдёт. — Так… Какой уже праздник. Всё… Уже бесполезно. Сейчас ещё хуже, чем в прошлом. — Я понимаю, поэтому я хочу исправить свою ошибку и минимизировать ущерб вашей семье на этот период. Поэтому… Давайте. Обсудим… Наши планы. Просто я здесь и сам сильно ошибся. Слишком сильно был вовлечён всей этой работой, что совсем забыл про время. Поэтому… Идёмте. Всё обсудим, — попросил Иван Львович и указал на кухню, куда родители ушли для разговора, а Иван Львович пошёл за ними. В ходе беседы они поели и договорились отложить встречи с Ником, поскольку лучше всё продолжить уже в следующем году, чтобы ситуация в их семье немного стабилизировалась, а Ник и Джуди были лучше подготовлены для своей новой встречи. Было решено именно перенести всё на следующий год, поскольку сейчас Иван Львович хотел поговорить с Джуди и немного обрисовать ситуацию и оставить эту семью в покое на эти недели, чтобы они отошли немного от происходящего, а сам психолог вернётся к своей семье, чтобы отвлечься и понять, что он слишком сильно втянут во всю эту ситуацию с Ником из-за своего личного интереса решить весь конфликт этой семьи, но теперь он понимал, что и сам торопится, из-за чего возникали различные конфликты, как сегодня. Иван Львович объяснил, что обязан поговорить обо всём с Джуди, чтобы понять, как действовать дальше, поэтому он уйдёт сегодня из дома только после беседы с крольчихой, если она позволит с собой поговорить. Однако Джуди так и не вышла из комнаты, а Иван Львович терпеливо ждал, поскольку не хотел давить и приходить раньше времени, поэтому он остался и на ужин, на который Джуди неожиданно пришла. Она смирно и тихо с опущенными ушами зашла на кухню и налила себе стакан воды, безразлично не смотря на родителей и садясь на диван, родители не знали, что сказать, и даже немного боялись говорить, а Иван Львович из интереса смотрел, что будет делать Джуди, после чего решил прекратить эти эксперименты из интереса и решил попробовать поговорить. — Джуди, как вы себя чувствуете? — спросил психолог, но Джуди продолжила смотреть на телевизор, поскольку она не знала, что ответить из-за ещё оставшегося чувства ненависти на всё подряд. — Доченька, с тобой всё хорошо? — спросила Френки, и тут вдруг крольчиха решила всё-таки заговорить, поскольку у неё было желание выговориться. — Дерьмово я себя чувствую, — грубо выразилась крольчиха, чем удивила всех. — И… Мам, какое ещё хорошо? Издеваешься? — А, прости. Просто… Мы все беспокоимся за тебя. — Ага. То-то никто не пришёл ко мне. — Так мы не хотели тебя беспокоить. — Потому что Иван Львович так сказал? А что он ещё сказал? Даже не попробовать позвать меня на обед? — возмущённо и будто со злобой в голосе спросила Джуди. — А, Джуди, я просто хотел дать время на то, чтобы успокоиться, — высказался психолог. — Зачем? Чтобы потом поговорить и сказать, что вы снова ошиблись и больше не допустите того, что случилось? В очередной раз? Опять? Сколько можно уже? — А, да. Я сегодня ошибся. Я недооценил ваше эмоциональное состояние. — Опять? Что вы вечно что-то недооцениваете и переоцениваете? Сколько ещё это всё будет продолжаться? — Я… Я не знаю. — Да ладно? А вы вообще хоть что-нибудь ещё знаете? — неожиданно и злобно спросила Джуди. — А… Я… — Сплошные теории, «Я считаю», а через пять минут «Не считаю», а потом опять теория или ещё какая-то хрень, которая всё делает хуже. А у вас есть хоть что-нибудь, что нормально работает, а не делает ещё хуже? — А… Я… — Джуди, что ты такое говоришь? Иван Львович же пытается нам помочь. — Тогда где прогресс? Этот урод как был мудаком, так им и остался, и никакого обещанного изменения нет, а сегодня он вообще меня довёл, потому что вы опять в чём-то ошиблись? Вы достали меня уже своими ошибками. А, или это опять какая-то аномалия, которую вы как-то мутно можете объяснить? Опять какие-то внешние факторы заставляют его вести себя не так, как вы ожидали? Может, я вообще виновата во всём? И чего вы вообще ожидали, когда тащили его сюда? Нам и так было хреново, а теперь вы ещё сильнее решили нам поднасрать. — Джуди! — Что «Джуди»? Этот ублюдок никогда и нигде не изменился. Он лишь продолжил издеваться над всеми нами, а вы, как ребёнок, надеетесь на какой-то прогноз, который будто вообще ничем не подкреплён, будто у вас какая-то личная проблема. Будто вы просто на какой-то там своей вере в этого дебила действуете, а не на основе точных расчётов. Вы нахрена вообще притащили его сюда? Чтобы собой погордиться и на старости лет говорить внукам, как вы с психом работали? — Я… Пытаюсь помочь. Помочь ему и всем вам. Я хочу, чтобы вы снова стали семьёй. — Да нахера? — громко сказала Джуди и встала на пол. — Нахрена он здесь нам нужен? Маме он опять нагрубит, папа его до сих пор боится, я его ненавижу, а ему просто насрать на всех нас. — А как же Настя? — Ой, у неё всё прекрасно будет, даже если Ник завтра же себя шею свернёт и сдохнет, как он так мечтал. Она это легко переживёт. А вот я его ненавижу. Просто ненавижу. — Я понимаю, что… — Да нихера вы не понимаете. Я ненавижу всё вокруг просто из-за него, потому что я больше ни о чём думать не могу. Этот урод так и остался мразью, как в том году, а поэтому я так и продолжу его ненавидеть. — Но ведь он же ваш брат. — Да пошёл он нахрен. Чтоб он сдох уже и перестал сидеть у меня в голове! — Джуди! — уже строго сказала Френки. — Да чё тебе надо, мам? Нихрена я не успокоюсь, а вы вообще валите нахрен из нашего дома! — крикнула Джуди и пошла к своей комнате, не обращая внимание на просьбы родителей остановиться и успокоиться. — Оставьте нас в покое и оставьте этого ублюдка дохнуть там! — крикнула напоследок Джуди и с концами ушла к себе, громко хлопнув дверью. Родители до сих пор сидели и прибывали в шоке от таких слов и действий дочери, которых ещё не наблюдали, а Иван Львович обдумал её слова и решил, что он действительно слишком сильно именно лично заинтересован в этой работе и особенно успехе, из-за чего он спешил и совершал ошибки, и на это ещё могло повлиять и то, что он сам мог просто перегреться, поскольку часами напролёт изучает все возможные записи с диктофонов и камер, вспоминает прошлое, думает над всем подряд, беседует со своими коллегами в Москве и всё без особого отдыха, кроме выходных, хотя и даже тогда, когда он остаётся один, он думает над всем происходящим, в результате чего он решил, что им всем нужно сделать паузу и отдых для головы на будущие выходные дни, чтобы потом продолжить со свежей головой. — А… Иван Львович, я… Я не знаю. Я не знаю, что случилось, — сразу начала говорить Френки. — Нет, всё нормально. Я знаю, в чём дело. Я… Она права. Ошибка за ошибкой, конфликт за конфликтом, Ник не меняется, я спешу с результатами, Джуди сорвалась даже два раза. Я… Перегрелся. Мне нужно немного отойти от всего этого и подумать над всем этим. Тем более… Я и так планировал сказать вам, что не смогу быть здесь в ближайшее время. — А, ясно. Мы всё понимаем. К семье хотите вернуться? — Да. Я перегрелся, слишком сильно лично заинтересован в работе и поэтому совершаю разные ошибки. Поэтому… С учётом того, как себя сейчас повела Джуди, ей не нужно… Сейчас и в ближайшее время клевать мозг. Сейчас она должна сама всё обдумать и что-то решить. — То есть… Вы… Уходите? На следующий год? — Возможно. Я ещё… Где-то через полчаса попробую поговорить с Джуди. Если нет, то всё. Сомневаюсь, что она захочет говорить со мной даже через неделю. Поэтому… Подожду. Ник же останется в комплексе, пока я не решу иначе. Так что… Я ещё подожду, — ответил Иван Львович и сел спокойно за стол. Спустя час он пошёл к комнате Джуди, но там же получил отказ на любые разговоры, поэтому он не стал рисковать и настаивать, а пошёл на кухню, где всем сказал, что уходит, после чего он забрал все свои вещи и пошёл вместе с родителями в прихожую. — И… Что нам делать? — Во-первых, постараться понять. Я очень сожалею, что со всеми вами такое случилось. — Д… Бросьте. — Не брошу, поэтому… Нет. Мне правда очень жаль, что такое случилось со всеми вами. Поэтому я приношу свои извинения за все конфликты и ругани, которые здесь произошли. Я должен был предвидеть всё, но в итоге ошибался, а это приводило к проблемам, как сегодня. Поэтому… Нам всем нужен перерыв. Я… У меня дела, а вы будете в покое, пока… Ох… Я и Ник опять не вернёмся. — Понятно. Тогда… Спасибо вам. — За что? У вас дочь сматерилась из-за двух нервных срывов. — Это решаемо. Просто… Спасибо вам за всё. Несмотря на поведение Ника. Спасибо, — сказала Френки и обняла психолога, а тот обнял лису в ответ, после чего он обулся, собрал вещи и пожал руку кролику. — Спасибо за гостеприимство. И… Такой вот ещё вопрос к вам, Джон. Сложный, но если не хотите отвечать, то скажите. — Ладно. Что вы хотели? — Вот данный момент. Зная всё, что произошло. Чтобы вы сделали, когда вам пришла в голову идея о создании того вашего проекта, в котором появился Ник. Будь у вас возможность снова оказаться там и при этом со знаниями того, что произошло со всеми вами в прошлом году и в этом. Вы бы поступили иначе? Отказались бы от этой идеи? — спросил сложно Иван Львович, Джон стал думать, а Френки стала с интересом ждать ответ, поскольку она сама ещё не спрашивала его о таком. — А… Я… Не знаю. Честно… Я не знаю. Я правда не знаю. — Ладно, понял. Спасибо за честность. Тогда… До свидания. — До свидания, — вместе ответили звери, проводили зверя и в расстройстве ушли к себе в комнату, чтобы попытаться переварить всё, что произошло сегодня, от чего у них снова возник страх завтрашнего дня и просто будущего, в котором могло случиться абсолютно всё что угодно, что их и пугало, как когда они ничего не знали про Ника с самого начала года, но теперь они стали бояться за целостность своей семьи и за Джуди, которая их не переставала беспокоить, но они надеялись, что всё это когда-то нибудь всё-таки закончится.