Уникальный организм/подопытный/жертва. Предвестник мира/бог войны. Герой/Ходячий мертвец. Легенда

      Две с половиной недели Иван Львович провёл в кругу семьи, однако каждый день он думал про Ника и его родных, которые, как он лишь считал, всё это время живут в подвешенном состоянии над обеспокоенностью и ужасом за Джуди, Ника и себя. Также он думал и о худших вариантах, где Джуди всё-таки рассказала про их встречу, где она откровенно говорила про своих родных, которые, как он думал, никак ей не помогут, а будут лишь говорить банальности и учить терпению, которое ей самой надоело, но он больше рассчитывал на то, что она из-за эмоций, гнева, напряжения и злости будет просто запираться в себе и сторониться других, в чём он убеждался перед Новым годом, когда ему звонила Френки и говорила, что Джуди была крайне отстранённой. Он решил, что она держит всё втайне, поэтому и он сохранял молчание, говоря, что ей сейчас из-за эмоций и такой отстранённости нужно самой разобраться в себе, а им не вмешиваться, раз она не хочет никого видеть. С таким решением он перестал отвечать на звонки, поскольку краткие описания в сообщениях о том, что Джуди до сих пор не хочет ни с кем говорить и вообще избегает любых контактов, говорило ему о том, что она в прежнем состоянии и держит молчание о встрече с психологом, поскольку Френки не названивала ему несколько раз в день и не писала гневных сообщений о том, что Иван Львович скрыл от всех их встречу и её содержание, поэтому он был немного спокоен и в свободное время думал о Нике и его семье. В ходе рассуждений он решил, что сперва попробует поговорить с Джуди, но если она тоже будет его гнать, то он будет работать с другими членами семьи и с Ником, поскольку продолжение посещений дома является обязательным пунктом, а в новый визит он планирует устроить больше встреч с родными, если получится, но это зависело от поведения Ника, в плане которого Иван Львович рассчитывал на то, что тот всё-таки подумал над своим поведением и готов хоть немного измениться ради семьи и особенно ради Джуди, которая живёт в тяжком положении. Вскоре он объяснил близким про отъезд на работу и вернулся в комплекс, где его сразу же возле машины встретил майор, которого он был рад видеть. ((((((((Добавить запасной план Ивана Львовича. Он сворачивает всё общение Ника с семьёй и он только живёт у себя в комнате))))))) — Приветствую, Иван Львович. — Здравствуйте, — ответил психолог и пожал руку тигру. — Как поживаете? Вы вообще уезжали отсюда? — Не жалуюсь и да. Уезжал ненадолго. А теперь мы снова здесь. Жалеете, что вернулись? — А, сложно сказать. Вроде и не хочу тут вообще быть, а вроде как и хочу. Но неважно. Как Ник? Что было? — Хорошая новость. Вам не придётся изучать три недели записей. Он никак себя не проявлял. — Уверены? Могла быть какая-то мелочь? — Нет. Просмотрели все записи. Никто ничего не заметил. Он лишь сидел у себя и иногда просил шахматы. И всё. Хотя пару раз он говорил со мной. Спрашивал моё мнение обо всём этом и не понимал, почему я до сих пор здесь, если не обязан. — Ясно, спасибо. Тогда я пойду, — ответил Иван Львович и ушёл в свой кабинет под землёй, где ему на компьютере оставили разные записи с пометками, которые могли заинтересовать психолога, так как их помечали наблюдатели, которые уже давно работают с Иваном Львовичем и сами могут понимать, что его может заинтересовать в плане Ника. Он всё изучил, не нашёл ничего важного и начал проверять свои планы на ближайшее будкщее с Ником и его семьёй, после чего он пошёл с газетами к изолятору, где за открытой дверью он увидел сидящего за столом Ника, который с откинутой назад головой слушал музыку и играл с кубом, при этом не смотря на него. — Привет, Ник. — О-о-о-о! Это вы. Спустя столько лет, — ответил Ник и посмотрел с улыбкой на психолога. — Годы? — А, пардон. Сбился с мысли. Думал про другое временное пространство. — А… У себя в голове? — спросил Иван Львович и сел за стол, раскладывая газеты. — О да. Давненько у меня не было такого глубокого погружения в мою пропасть разума. Вот ведь дурь, да? Проживать годы за неделю. Короче, пофиг. Рад вас видеть, — ответил Ник и протянул психологу руку, а тот её пожал. — Дайте угадаю. Рады и не рады, потому что лучше уж свалить отсюда и не возвращаться, потому что к чёрту это проклятое место. — А… Да. Желательно, но увы. У нас всех работа, а она важна. — А вам с какого-то чёрта нужен я, потому что привязались. Не надо так. Ещё обвинят в непрофессионализме, предвзятости и личном вовлечении. Вам не надоело со мной возиться? — Сложный вопрос. Знаешь, уверен, что это также, как у тебя было в полиции. Это опасная работа и тебе на самом деле не хочется рисковать собой, но ты всё равно работаешь, потому что понимаешь, что вот такой мир, где происходят плохие вещи. — Интересно. А про меня можно так сказать? Я не хочу жить, но живу, потому что в этом мире я не могу сдохнуть. — А… Нет. Нет, а… В данной ситуации тебя лишают каких-то возможностей и выбора. — Верно. Так почему вы здесь? Вас ничего не лишают. — Да, но ведь мы уже давно остановились на том, что с другим психологом ты говорить не будешь, а если сейчас повторишь, что я всё равно не обязан, то вспомни, что я обещал себе, что мои пациенты умирать больше не будут. — Мать твою. Да вы действительно мазохист и псих. Вы полностью понимаете, почему я хочу сдохнуть, но ещё хотите отговорить меня от этого, а это лишь заставляет вас возвращаться в эту помойку в ущерб своим нервам и семейной жизни, потому что вы дали обещание, которое конфликтует с моими интересами, которые вы понимаете, но вы упорно продолжаете здесь работать, хотя сами понимаете, что не отговорите меня. Ёптыть. Вы сумасшедший. А психический анализ в плане вас ваши коллеги проводили? Мне кажется, что они должны это делать регулярно, чтобы понимать, отклоняетесь ли вы вы от каких-то задач. Например, вашего же обещания. К тому же. Имеет ли оно вообще здесь смысл, если мне тупо именно намеренно не дают сдохнуть? — снова вывалил Ник, от чего Иван Львович вздохнул, думая над ответом. — О боже. Ладно. Да, я всё понимаю, и да, я знаю, что противоречу сам себе и тебе, но так уж получилось. Так вот получилось, что у меня был такой случай и обещание. И… Мне сложно идти против него. К тому же это идёт против интересов твоей семьи. — Серьёзно? Даже после тех моих ночёвок вы думаете, что они ещё хотят меня видеть? — Тебя нет. А сына да. — Вы сейчас сказали одно и то же слово. Что пили утром? Или у вас снова дурь, которую вы мне логически объясните? — Это уже зависит от тебя. Ты сделал домашнее задание? — Ну, этот термин подразумевает работу дома, а что в моей ситуации подпадает под понятие дома? — Домашнее задание делают и на продлёнке после уроков в школе, поэтому хватит глупо сотрясать пространство своими звуками. Лучше найди другие звуки и сотрясай пространство с пользой для дела. Так ты сделал домашнее задание? — Засранец вы. Вот прямо знали, как я сейчас могу поболтать про воздух и прочее, но опередили меня. — Сейчас я это расцениваю уже, как твоё бесячие поведение, а не комплимент, поэтому хватит впустую болтать. Ты сделал домашнее задание? — спросил Иван Львович, а Ник решил не топить дальше, ровно сел и сцепил руки на столе, думая, что сказать. — Ты принимаешь серьёзный вид и молчишь, потому что делаешь вид, что ты очень серьёзен и думаешь, рассчитывая прямо сейчас поймать вдохновение, потому что ты вдруг за три недели ничего не понял и не решил почти также, как ты не можешь определить свою позицию насчёт отца, но вот сейчас можешь выдать целую поэму за две секунды? — Ёптыть. Вы точно одарённый. — Всё ещё не комплимент. — О-о… Ладно. Вы вдруг превратились в зануду. — Потому что хочу прогресса. — Вы или начальство? Уже мозги клюют из-за того, что результатов существенных нет? — Нет. Ничего так и не изменилось. Всем важно твоё спокойствие здесь и дома, что я и обеспечиваю. Твои отношения дома — конкретно моё дело, потому что вот я на что-то надеюсь. — Ага. Корыстно используете моё спокойствие именно дома для своих целей. — Да. И ты это отлично понимаешь. — Если вы про мою смерть, то нет. — Я про твоё поведение дома. Будто намеренно издеваешься над родными. — Нет, просто им надо привыкать, а меняться я не хочу, но да ладно. Пофиг. Снова по кругу идём. Так вот, короче. Я тут думал. Долго. Многие годы и годы, и годы. Столько мыслей, что прямо запутался. — Мне озвучить мой анализ насчёт того, почему ты сейчас меня маринуешь болтовнёй ни о чём, или ты сразу начнёшь говорить? — сразу высказался психолого, от чего Ник издал звук вздоха. — Это ты типа вздохнул? Зачем? — О боже. Какой вы теперь тошный и душный. — Потому что мне надоело, что ты не меняешь своё отношение. — Зачем тогда пытаетесь? — Потому что верю в хорошее, поэтому закрыли тему. — В прошлый раз вы тоже верили в хорошее, а в итоге вас чуть не испарили из этой вселенной за разглашение государственных тайн и обман правительства ради моего абонемента домой. — Так заставь меня думать, что я не зря рисковал. Делай хоть что-нибудь в лучшую сторону. Так ты сделал домашнее задание? — Да, сделал. Щас, — ответил Ник и придержал паузу просто так. — Ладно. Я понял. Я был говном. И заметьте. Я говорю, что был. Значит, я изменился. — Говори, что хочешь. Решать буду всё равно я и твои родные. Поэтому либо ты сейчас действительно меняешься, либо я пошёл отсюда. — Воу. И давно вы стали таким нервным? — Угадай сам и одновременно ответь, сделал ты домашнее задание или нет. Так я пошёл? — Чё? Нет. Нет, я… Так, нет. Я серьёзно всё понял. Но… Ну, вы сами понимаете. Я же весь прогнил. Я с трудом буду меняться. — Так потрудись. Или тебе ещё несколько лет в голове дать? — Нет! Не надо, пожалуйста. Мне и так было плохо все эти недели. Будто взаперти сидел. — По тебе незаметно, что тебе так плохо. — Так я же гнилая гнида с хрен знает какими мозгами. Могу скрывать свои эмоции и прочее. — Почему тогда ты лишь несколько раз выходил для шахмат? — Желания не было особого. Кстати, насчёт шахмат. Сыграем? — Нет. Я не хочу. Я хочу долгожданный прогресс в твоём поведении. И я до сих пор его жду. Так мне ждать или я пойду? — Не надо. Я понял всё. Я говно и гнида. Я вёл себя отвратительно и ужасно. Грубо, жестокого, отвратительно и… Так, погодите. А как мне ответить? Как обычно или мне строить из себя умного? Могу ответить, как отвечал сейчас, или заумно. Будто я не гнилая личность и не мразота. Могу ответить более вежливо, со стороны наигранно, учитывая всё у меня, заумно, но так, как вы могли ожидать на моей встрече с собранием. Какой вариант хотите? Честно или честно? — спросил Ник, специально сказав так, как ему говорил Иван Львович, а Иван Львович всё обдумал и понял смысл вопроса. — Ладно. Допустим. Я понял. Тогда второй вариант. — А вы в него поверите? — Мне любопытно послушать. Хотя нет. Я точно знаю, что ты тут умело сможешь высказаться. Вежливо и понимающе. Почему тогда тебе сложно также вежливо со всеми говорить? Скажешь, что не хочешь играть и притворяться? И потом ещё скажешь, что мы это обсуждали, а поэтому говорить об этом снова ты не хочешь? — Сколько вы работаете в этой сфере? — неожиданно спросил Ник. — А… Не понял. — Психологом. Просто интересно. Это у вас что работает в первую очередь? Опыт и ум или просто знание меня? — Почему не всё вместе? — Ну, чтобы вас тут записали, и этот фрагмент потом мог доказать работу именно вашего профессионализма, опыта и прочего, а не вашей личной заинтересованность, из-за которой вы, как сами сказали, принимаете какие-то решения. — Мы уже обсуждали это всё. Мою компетентность не ставят под вопрос. — Потому что безысходность из-за отсутствия выбора других адекватных вариантов влияния на меня? — Глупо это не учитывать, но в любом случае меня не критикуют за мои решения. Я их обсуждаю со своими коллегами, но с меня не требуют немедленных результатов. Тем более я и так всё правильно делаю. Ты спокоен и ничего не выкидываешь. И вообще. Хватит менять тему. Мы говорим про твою домашку. — Ладно. Тогда как мне говорить. Что будет для вас убедительнее? — Я уже не знаю. Серьёзно. Говори, что хочешь. Теперь давай будем читать друг друга наоборот. Ты читай и гадай, о чём я думаю, а я буду молчать. С тобой я хорошо справился, а теперь я хочу на тебя посмотреть. Заодно я хочу узнать, значу ли я для тебя хоть что-то. — Вот сейчас не понял. Что за намёки? — Я знаю, что тебе на всех в основном плевать, потому что ты хочешь умереть, но давай отстранимся от этой цели твоей жизни. Поговорим о другой части тебя, которая думает о других. Например, обо мне, раз ты был против всех рисков, на которые я пошёл ради тебя. Ты уже несколько раз просил выдать мне кучи денег, потому что вот я хоть чего-то добиваюсь в этом месте в отличии от остальных. Значит, тебе есть дело до меня. Тебе есть дело до своей семьи, которой ты с нашей первой встречи не хотел делать плохо от одного своего вида. Вспомни свои месяцы в городе и даже не смей называть это помутнением. Вспомни цветы и записку маме. Вспомни, как ты всё-таки пытался как-то более вежливо и адекватно с ними говорить. Вспомни это всё и подумай, действительно ли другой стороне тебя плевать на всех. Ты всё-таки думал о других, их чувствах и мыслях. И я уверен. Если ты действительно делал домашнее задание, то ты точно думал об этом, а если ты действительно достаточно хорошо знаешь и понимаешь меня, то ты должен был понять, что я заведу об речь, потому что ты знаешь, что это странная дурь, которую я могу произнести, а потом объяснить, и если ты сейчас скажешь, что у тебя тут какая-то неопределённость, как с отцом, то я не поверю, потому что только к отцу ты не проявлял особой активности. Вы толком не разговаривали с момента прихода военных. Это может говорить о недостатке информации у тебя. Раньше у тебя была сплошная ненависть, а когда ты успокоился, то даже сейчас ты ничего не решил, потому что вы друг друга и не знаете. Вы не говорили нормально. Но вот с другими ты говорил. Ты можешь построить какие-то отношения насчёт них. И если бы тебе было плевать на Джуди, то тебя бы вдруг не осенило и ты бы не стал предлагать те уступки. Ты довёл её до срыва, но это другое. Тебе всё-таки было дело до неё. И до остальных тебе было дело и в том числе ты думал обо мне. Ты сам можешь вспомнить эти моменты. А если тебе не плевать на меня, то ты всё-таки изменишь своё отношение к родным, потому что ты не дашь всем моим трудам пропасть зря. — Вы меня шантажируете? — Доказываю, что ты не так прогнил, как считаешь сам. А теперь всё. Я молчу. Работай, мой дорогой, — ответил Иван Львович и замолчал, а Ник думал и понимал, что психолог прав, поскольку в изоляторе он действительно думал обо всём, что сказал Иван Львович, о чём он размышлял довольно быстро и мало даже для своей головы, но сейчас он вернулся к этим мыслям и снова стал быстро думать. — Ладно. Выскажусь. Да, мне на вас наплевать. И раз вы самый понимающий среди всех, с кем я говорил, то вы поймёте моё новое откровение. Да, мне на вас не плевать, но я до сих пор не понимаю, на кой хрен вы так всем рисковали ради тупого смертника, который жить не хочет, и вот именно в моей дерьмовой ситуации вы могли и нарушить своё обещание, потому что я в дерьме и сам дерьмо, а не просто солдат с ПТСР после военного конфликта, но вы, как псих, продолжили заниматься этим бредом. Я до сих пор этого не понимаю, но вы, как самый понимающий, должны понять, что я всё-таки многое понимаю, а поэтому предлагаю вам тоже самое, что и остальным. Мы пропустим этот пункт. Я буду пропускать своё непонимание вас, но… Но при этом да. Мне не пофиг на вас. И не надо думать, что мне стало не плевать на вас только из-за той авантюру, на которую вы пошли. Нет. Я о вас думал и до этого. Не понимал, почему и зачем вам вообще всё это. Если вы не врали и вам изначально сказали, с чем вы будете работать, то зачем вам это? Это же был полный бред и дурь. Я понимаю, что вы хотели помочь, потому что грёбанные пришельцы, но зачем вам иметь дело с этим? Подписали бы нужные бумаги и продолжили бы спокойно жить, как и ребята из моего отделения, которые просто знают про существование пришельцев и всё. Если честно, то мне жалко вас. Ладно я, тупой дебил, полез на грузовик и оказался здесь. Но вы-то сами согласились на это. Ладно, пофиг. Этот пункт мы тоже пропустим, потому что мы долбимся в стену. Ладно. Дальше. И всё-таки мне не пофиг на вас. На вас это всё свалилось, а вы должны с этим работать, но мне всё-таки жалко вас, потому что вы застряли со мной. Так уж получилось, что мы вот так спелись, и хрен кто будет работать со мной хотя бы приблизительно на вашем уровне. В этом тоже проблема. Вы застряли со мной. И все это прекрасно знают. Точнее нет. Все мы застряли, если мы хотим избежать проблем со мной. Посадите сюда другого психолога, и он уже через неделю ежедневных встреч со мной сдуется. И да, вы могли бы сказать, что я мог бы спокойно с ним беседовать, но только я не хочу. С ним надо всё заново проходить и всё повторять. Мы с вами, конечно, тоже повторяемся, но это скорее повторение ради продвижения дела. Тем более мне просто приятно с вами беседовать и вы понимающий. Хотя вы всё-таки и псих, но понимающий, но всё равно псих. Может, мы оба сходим с ума от всей этой хрени? Если так, то уходите отсюда. Как бы вы себе психику не сломали со мной, и вас жена сама к психологу не записала. Хотя нет. Сейчас вы бы сказали, что горячий период кипения вашего мозга был в наши с вами первые недели, а потом после моей поимки, а раз я сейчас спокоен, то и вы спокойны за себя, потому что что может быть хуже? Но вы всё-таки подумайте. Геморрой со мной опасен. Вспомните, как вы говорили, что я буду запираться в себе и в итоге творить всякую хрень, если, например, я так и продолжу без конца сидеть здесь. Не утоните со мной. Это опасно для вас. Ладно я себе записал годы в башке. На сам мозг физически ничего не влияет. Поэтому задумайтесь о себе, — рассказал Ник, а Иван Львович внимательно слушал и уже сильнее думал, что Ник работал над собой. — Ладно. Идём дальше. Но только если вам не надоело просто слушать меня, — сказал Ник, а Иван Львович рисовал пальцем круги, намекая, чтобы он продолжал. — Понял. Скажу в целом. Да, мне не плевать на родных. Кроме отца. Вы охренеете, но я до сих пор не знаю, о чём и как о нём думать. Может, вы правы. Я с ним не имел никаких дел с нашей полноценной последней беседы год назад, поэтому, возможно, нам и надо поговорить, чтобы хоть что-то понять. Но давайте так. Пока не поговорили, мы не обсуждаем отца. Потому что это тупик. Можете считать меня дебилом или вообще притворщиком, но я действительно не понимаю, что о нём думать. Поэтому этот пункт мы пропустим. Насчёт остальных. Ладно, я дерьмо. Мне жаль, что я Джуди довёл до срыва и мата. А нет. Вы бы сейчас сказали про два срыва и мат. Короче, вы всё поняли. Говно я. Мне жаль, что я так поступил с ней. Я не думал тогда о последствиях. Точнее думал, но я рассчитывал на сковородку и просто крики и ругань, но не на такое. Поэтому мне действительно жаль. Я… Я не хотел этого. И я догадываюсь, что вы можете сказать. Я же сам говорил, чтобы никто не строил иллюзий насчёт меня, а притворяться я не хочу, но, возможно, здесь вы правы. Возможно, я охренел и переборщил. Возможно, я поступил слишком жёстко, — ответил Ник и увидел хмурый взгляд психолога и то, как он сразу начал стучать пальцами по столу, будто на что-то намекал, и Ник стал быстро прогонять варианты. — Ой, да пошли вы. Ладно. Я дерьмо. Я без всяких «возможно» поступил, как мудак и гнида. Ладно, сдаюсь. А, нет. Стоять. Вы чёртов манипулятор и засранец. Сейчас вы можете сказать, что я говорю неубедительно. Что я будто говорю то, что вы хотите услышать, потому что сами так говорили. Будто я не сам это всё понимаю. Идите нахрен. Я не знаю, как ещё говорить. Я уже сдался и признал, что вообще не прав. Серьёзно, я не знаю, что ещё сказать. Идите к чёрту. Мне действительно жаль её. Я… Я сам кучу раз говорил, что не хочу, чтобы у них были проблемы из-за меня, но в итоге сам их создавал, потому что я эгоистичный урод. И не надо думать, что я говорю это только вам, потому что вы хотите это услышать. Мне действительно жаль, что так случилось. Я дерьмо, потому что не думал о последствиях. Я не думал, что она может примерно так резко отреагировать. Я не знаю, почему не думал. Может, это какой-то эффект от наших отношений. Мы часто так по-своему спорили и часто спорили вслепую, не думая о последствиях, потому что мы давно поняли, что в итоге помиримся. Да и просто мы так делаем. Всё как-то само происходит у нас с этим. Ну, спорим и всё. Пофиг нам на последствия. Мы как-то по течению идём в этом плане. Так получилось, и я переборщил. Точнее нет. Она была под эффектом этого спора, была в целом зла на меня и раздражена, и я этого не учёл. Я не рассчитывал, что она сорвётся из-за моего резкого предложения. А потом из-за моего прихода к ней. И вообще. Откуда мне было знать, что она сорвётся? Ладно мой приход к ней в комнату. Тут согласен. Я действительно охренел и полез к ней, когда не надо было. Тут я дерьмо. Согласен. Но про первый срыв я догадываться не мог. Откуда мне было знать? Я не знал, что так получится. Мне действительно жаль, но… Я не знаю. Я извинюсь перед ней, но мы все знаем, что она пошлёт меня надолго и далеко. Если честно, то я не вижу смысла ей сейчас говорить. Она же чёртов пень. Она не будет со мной говорить, а мои извинения она тоже пошлёт. Поэтому… С ней я повременю. Вряд-ли сейчас с ней нужны ваши провокации меня и её. Поэтому… Чего. Всё. Я всё сказал. А, нет, стоп. Вы бы что-то ещё сказали. Вы бы снова спросили, изменю ли я отношение к ним всем. Да, могу. Я могу попытаться. Хотя даже здесь вы сказали бы, что хватит пытаться. Пора добиваться результатов, а в качестве примера привели бы себя, потому что вы использовали факты и расчёты, и благодаря этому и, хвала вселенной, хоть какой-то адекватности верхушки я оказался дома. Вы не ныли, а работали, поэтому мысленно вы сейчас просите меня не ныть, но всё-таки попробуйте и меня понять. Как мне не ныть? Ну, я же в полнейшем дерьме. Я же обречён на всё это. Я никуда не могу деться. Хотя… Пошли вы. Опять бы сказали, что это не оправдание моему поведению с родными, но ёптыть. Как на это не обращать внимание? Идите нахрен, — ответил Ник, будто действительно говорил с Иваном Львовичем, который снова что-то выдал и взбесил Ника, но сейчас он замолчал, хмуро смотря на психолога, а тот решил продолжить молчать и пристально следить за Ником, скрестив меню собой руки, так как он ожидал, что Ник будет делать дальше. — Ах, вы засранец. Уверен. Вы сейчас думаете над примером нытья. Так, молчать. Я манипулятор и провокатор. Что бы я вспомнил из прошлого высокомерной гниды, которая думает только о себе. Точно. Я бы вспомнил его службу, — ответил Ник, а Иван Львович даже усмехнулся. — Ага. Угадал. Так… Я… Эм. Мои ранения? Бумажная работа? Просто в целом работа? Тогда вы ошиблись. Я ныл. Нет, стоять. Молчать. Нытья мало. Вы засранец и ещё можете подразумевать мои действия, а не только нытьё. Тогда какой у вас пример? Или случай из жизни? Кто-то у вас ныл дома и плохо говорил с родными, потому что пережил какую-то травму, а от этого жалел себя? И что? Вы говорили, что нужно принять что-то и перестать ныть, потому что уже ничего не изменить? А, нет. Вы уже говорили это. Блин, тогда не знаю. Идите нахрен. Я сдаюсь. Серьёзно. Я сдаюсь. Значит, я ещё большее дерьмо, чем думал, раз я даже с моими мозгами не знаю, о чём вы скажите. Точнее, вариантов дохрена, но зачем о них говорить, если вы будете молчать, а я буду просто болтать? Заснёте. Так что всё. Я сдаюсь. Ведите лекцию дальше сами. Я не вы и придумать что-то не могу. Сдаюсь. Отомрите и перестаньте меня так донимать. — Но ведь ты же меня донимаешь, — заговорил Иван Львович. — Ой, ура. Спасибо. И да. Я донимаю. Но мне больше делать нечего. И так всё хреново. — И это разрешает тебе причинять боль другим? — Нет. — Что тогда происходит? Почему же ты жестоко ко всем относишься? — О боже. Мы опять повторяемся. — Тогда снова повторюсь. Найди для себя цель помимо смерти. Раз уж ты всё-таки думаешь о семье, тебе жаль, ты вообще не хотел им вред причинять и даже видеть их не хотел, чтобы они плохо не думали и им хуже не становилось, то измени своё отношение. Сделай это своей целью. Представь, что скоро ты умрёшь. Сделаешь что-то хорошее семье напоследок? Или опять спросишь, зачем тебе это лично нужно? — Например. — По доброте душевной. Вот просто так от себя чистосердечное желание сделать доброе дело ради других. Может, вспомним тебя в городе? — Ни за что. — Вот видишь? Ты опять отходишь от проблем. Хватит это делать. Иди навстречу вызовам себе. — Я и так в дерьме, а вы мне ещё проблем желаете? — Да. А ещё ты трус. — Возможно. — Ты… А… Стоп, что? Ты согласен? — Да. Возможно, я действительно трус. Ухожу от всего важного, ваших предложений и прочего. Я… Ещё думаю над этим. — Значит, хорошо. Молодец. Прогресс есть. И… Так, всё. Хватит, мой дорогой. Я пойду. — Чё? В смысле? Э-э-э, вы куда? — спросил Ник, когда Иван Львович встал со стула. — Я вижу, что тебе ещё работать и работать. И снова работать, потому что тебе ещё надо думать над всем происходящим. Ты поработал над домашним заданием и ты молодец, но тебе ещё надо поработать. Ключевые вопросы: можешь ли ты всё-таки пересилить себя ради не просто кого-то на случайного улице, а ради самых близких для тебя зверей? И пускай ты весь гнилой. Они до сих пор твои родные. И пускай между тобой и Джуди пропасть, но мы с этим разберёмся. Тебе надо это сделать, потому что просто надо. Они твоя семья, поэтому сделай им хоть что-то хорошее. Причём именно что-то. Потому что ты им пока ничего хорошего особо не сделал. Это они как-то учатся с тобой говорить и терпят тебя, а ты их намеренно гонишь от себя и разрушаешь отношения, которые они пытаются с тобой построить. Поэтому задумайся о своём поведении. Опять. Что ты скажешь, если я вдруг начну враждебно к тебе относиться? — Я понял. — Вот именно. И неужели ты не думал об этом? Не поверю сразу. — Думал. Я думал. Просто… — Ой, дай-ка я угадаю. Ты не хотел давать им строить иллюзии. — Ну, э… — Понятно. Короче, тебе ещё работать. — Но… Подождите. Вы уходите? — Конечно. Немного поработаю, а потом поеду к твоим родным, если разрешат. Нам всем ещё работать и работать. С Джуди и тобой ещё дольше. — Может, вам помощника найти? — А… Чт… Нет. Нет. Ты серьёзно? — Конечно. Я же говорю. Сваритесь здесь. А коллега облегчил бы вам работу. — Нет, не нужно. Мои коллеги хорошо работают со мной. Мы обсуждаем разные вещи, поэтому успокойся. Продолжай работать. — Но… А ваша молчанка? Я же хорошо справился? — Достаточно хорошо. Только ты мало к чему пришёл, поэтому работай. Договорились? — А-а, ладно. Идите к чёрту. — Вообще-то я от него ухожу. — Ха-ха. Спасибо. А за домашку нет. — А ты хотел всего добиться без труда? — В глубине души да. Всё-таки мне все обязаны. — А теперь ты обязан мне и своим родным, поэтому не подведи нас всех. Пожалуйста. А, кстати. Ты говорил про шведскую семью. Что ты имел ввиду? Что мы типа просто такая группа? Или у тебя для гюнас есть свои роли? — А они прежние. Два еблана, один понимающий, самый умный и один урод, потому что в семье не без урода. — Ясно. А почему шведская? — Потому что тупо и прикольно. — Ясно. В общем, помни и думай. Пока, — сказал Иван Львович, дождался открытия двери и ушёл к себе, а Ник с небольшим огорчением вернулся к кино и кубам и продолжил думать над всем и одновременно ни над чем.